Блаженны, блаженны...

Блаженны неприкаянные,
ибо они никогда не станут Каинами
и не будут побивать каменьями
всех не согласных с их собственным мнением,
всех кто невольно зарос на обочине,
потому что они такие же конченные,
то есть не имеют ничего общего
с меркантильными членами общества,
стоящими в очереди
за ошмётками китайского пирога -
ты слышишь меня, дорогая?

Ты слышишь меня, дорогая -
блаженные нелюбимые,
пусть об этом даже промолчала Библия,
но именно над ними кружатся нимбы -
жёлтые загадочные механизмы,
что позволяют людям воспарить над жизнью,
над своей бедностью, своей обыденностью,
над своим положением быдла
и всё это благодаря двигателю,
работающем на глубокой половой обиде.

Блаженны одинокие,
что живут в своём неустойчивом коконе,
которых ещё не доконали,
которых ещё не кокнули,
ибо их одиночество трудное,
это одиночество далеко не трутней,
а ежедневная работа на износ
до крови капающей из носа
в пику планам всех обидчивых барбаросс
и всех навуходоносеров,
что настаивают на своё сугубо бинарном уделе:
смехе детей и скрипе постели.

В конце концов, блаженны неудачники,
да, неудачники с мышцами ненакачанными
с бледною икрою вялых ляшек
под которых краля ни одна не ляжет,
да и что толку под такими лежать,
коли у них не водится возлюбленных деньжат,
коли из всего китайского пирога
бурного, многопудового
им достанется одна только фольга
и надкушенный Евой огрызок слова.

Вот такие вот заповеди блаженства,
вот такая вот нагорная проповедь.
Что ты скажешь мне на это,
премудрая женщина,
всё равно живущая где - хоть в Константинополе?

Надеюсь, свинья не съест, а Иисус не обидется
на меня за эти мои сентенции,
за эти мои "нісенітниці",
что вьются, словно тоненькие ниточки -
нет, они не синтетические -
из мягкого шерстяного клубка
моей тонкорунной личности.