Maestro, ou vous etes?

             
                I
По радио кто-то кого-то любит, сгорает от страсти, сходит с ума,
ползут с работы усталые люди, людей глотают пустые дома,
трамваи кромсают асфальт перекрестка, визжанием вспарывают эфир,
и мраморный ангел с лицом подростка глядит удивленно на взрослый мир.
И я — поперек городского моря с букетом ландышей в бледных руках
бреду, с равнодушным классиком споря, поскольку Вас не нашла пока.
Maestro, donde Usted? Какое Вы пьете в эту пору вино?
Я Вам не стану желать покоя, поскольку и мне его — не дано.
Я сделалась старше, а все без толку, все так же листаю цветные сны...
Пора бы поставить роман на полку, ведь перед веком мы все равны!
Но нет... Какой-то упрямый голос все точит сердце: "дождись, дождись..."
В проборе моем — первый лунный колос, а над Москвой — обложные дожди...
Но я опять выхожу навстречу тому, который меня забыл:
быть может, нынче тот самый вечер, что стоит целой пустой судьбы?
Верна начертанной мне орбите, моей последней струны не рву.
Maestro, ou Vous etes? Маргарите без Вас не исполниться наяву...
   
                II

Взойди на Воробьевы горы, смотри, какой отсюда вид…
Но где же Мастер твой, который, признайся, так и не забыт?
Он перерезал пуповину, что столько зим тянула вниз,
забыл вторую половину, шагнул за облачный карниз…
А, может, бродит, неприкаян, по тем же улочкам Москвы,
где шаг твой помнит каждый камень, где в прошлом веке жили вы?
Вот здесь ты бросила мимозы живую ветку в колею,
а он сказал: «Не надо прозы. Прочтите лучше жизнь мою...»
И ты прочла, и ты хранила закладку в старом дневнике,
хотя могла — не изменила ни слова в ломаной строке.
Ждала его. Не шел — ни мимо он, ни навстречу в ясный день,
и лишь была с тобой незримо его неласковая тень.
Когда протягивала руку — сжималась истина до сна,
впадала в долгую разлуку твоя короткая весна...
И вот сидишь у Патриарших и крошишь птицам черствый хлеб,
а мимо — траурные марши, и в тон весне — твой черный креп…

(Из цикла "Канцоны")