Композитор и виолончелистка. Ломаный ритм

Льется рваная, как сознание умалишенного,
Но нежная, как правда  не предавшего души, музыка,
Тихой праною, как нитью шовною,
Левью сцеживая, чтоб показную боль зашить узко.

Но расширены зрачками ужаснувшегося
Диссонирующие созвучия, поперек гаммы глядящие,
А дорога прежняя,  когтями диезов встав на уши вся,
Блестит щебенкой стакатто, как чешуей-ящерица.

И отлетают камни призвуков в заезжих поломников-композиторов,
Мол, раздень классическую форму, чтоб показались Шнитке и кластеры,
Что муза – дешевка, коли и рви, а если не хочет позировать,
Выбей зубы нот, заклеив пробелы бесцветным, как белый шум, пластырем.

Прорыт сквозь октавные поля тракт, но в яму обрывка тона
Взлетает дирижерская палочка, описывая качели,
Хлеще, чем кофе и коньяк, бьет мелодия оная,
То рухнув, то оказавшись на падающей каланче.

И не ведают овцы-исполнители, где в груде звуков шели искать,
И падают вслед за пастырем.
Но не иди туда рукой, милая виолончелистка,
Пусть спят подушки пальцев под липким одеялом пластыря.

Ведь проснутся они и ты, ежели я сам что-то напишу
В старой форме классической,
Сметая, как снег, оттаявший белый шум,
Чтобы лишне вычесть.

Но… не могу на скрижаль нотного листа звук перенести сразу,
Ржавчину-робость практикой в музицировании вытравив.
Спотыкается, получив щепотку диссонирующего песка, зоркий творческий разум,
И, как поводыря, просит руки твоей.