Виктор Ардов. гл. 3

3
Семья ютилась в коммуналке,
Потом писательский стал дом;
У многих был в ту пору жалким,
Как по России всей кругом.

Соседи – Мандельштам, Булгаков,
Ахматова – их частый гость,
Тогда ещё не зная страха,
На власть обрушивали злость.

Жизнь улучшалась постепенно,
И вот уж новое жильё,
В нём, как обычай, непременно –
Всё современное «жнивьё».

В его квартире легендарной,
По сути дела – это клуб,
Всегда к «жнивью» столь благодарной,
Всегда стоял «искусства дуб».

Олеша, Зощенко, Булгаков,
Раневская и Ильф, Петров:
«Жнивья плеяда чудных злаков»,
Ещё свободных от оков.

И Мандельштам, и Мате Залка,
И Шостакович, Пастернак,
У Ардова была их «Ставка»,
Культуры нынешней очаг.

Подстать характеру общенья
Гостеприимным слыл тот дом,
Собравшихся любые мненья
Все обсуждались за столом.

В любоё время привечали,
В поддержке, помощи для всех,
С радушьем, с теплотой встречали
И вдохновляли на успех.

Весь люд эстрадно-театральный,
Литературная Москва,
И даже боле, люд опальный,
Где в душах страх и лишь тоска.

В нём находили пониманье,
Давали некоторым кров,
Пример – Ахматовой изгнанье
В стихах за резкий смысл-норов.

Она жила у них подолгу,
Ей комната отведена.
Считал наш Ардов даже долгом,
Коль ей объявлена война.

К нему ж Русланова явилась,
Отбыв в застенках десять лет,
Явившись, даже прослезилась,
«Родившись заново на свет».

 

Всегда был всеми обожаем,
Остряк, добрейший балагур,
Везде и всюду узнаваем
За яркий в языке сумбур;

За кров, еду, слова поддержки,
За смелый, острый анекдот,
За жизни меткие усмешки,
За звучность юмора всех нот.