Ночные прогулки

Если свет в окне распался на тысячи лезвий, на цилиндрики пустотелые от шприцов - выйди ночью во двор, лизни языком железо, может чёрные пальцы деревьев в глаза залезут, может повесть начнёт писаться, в конце концов.

Ночью самое время забыть свою осторожность и порвать её, как старый полиэтилен, ночью прошлое часто режет острее ножниц, королевы шлейфом сметают песок с песочниц и сбивают с ног, и прохаживаются по тебе.

По ковровым дорожкам трав маршируй сквозь вату, получай свой «Оскар» на сцене пустой скамьи, из раскрытых окон слетают обрывки мата, аромат поедаемых курочек и салатов, и шлепки оплеух, и слова неземной любви.

Уходи всё дальше, медленно, тихо, тайно, будто тонким шурупом ввинчиваешься во мглу, и она поддаётся, становится мягче талька, и прохожий, кем-то слепленный из асфальта, вырастает у детского сада на самом углу.

Ты сейчас, как оставшийся в зале последний зритель, астронавт, на орбиту вышедший покурить, майский ветер, срываясь с балок и перекрытий, обнимает тебя, как будто давно не видел, так давно, что забыл, о чём с тобой говорить.

Наблюдай потаённый сумрак живых растений, и при свете фар, присмирев и окостенев, наблюдай, как пишут сценарии для мистерий, как чернильная клякса корявой древесной тени на глазах твоих расползается по стене.

Резкий газ, из под шин полетели комья, и ещё минуту дымок висит, как туман, каждый миг заморожен, вымедлен, остановлен, за язык ухвачен, на полуслове пойман, и цветным полароидом всунут тебе в карман.

Каждый шаг отдаётся в ушах, стопы льнут к дороге, как Ромео к Джульетте, как юный Давид к праще, как голодные льнут к земле, подбирая крохи, и ты смотришь опять и опять на свои же ноги, будто только вчера научился ходить вообще.

Тишина такая, что впору слиться с газоном, тополей верхушки замерли, не дыша, и всё кажется миг - и лопнет она со звоном, и большой овал безлюдного стадиона на посадку примет сиреневый жаркий шар.

Вытри пот со лба прохладными облаками, поднимись из травы, ни слова не говоря, продолжай свой путь, не споткнись о случайный камень, не спугни миры, что слетаются мотыльками под родное брюшко усталого фонаря.

У кирпичного дома ряды длинношеих горок, будто стая жирафов, пришедших на водопой, и чуть-чуть приоткрыв завесу цветочных шторок на секунду зачем-то выглянет та, которой не дано сойтись ни в одной Вселенной с тобой.

Она манит волков, драконов и идиотов, почему-то пытаясь за это себя проклясть, у неё в руках оживают страницы блокнота, и носами тычутся, слепо ища кого-то, и пушистые, лижут и лижут ей пальцы всласть.

И ты смотришь вверх, ты пьян, невесом, возвышен, ты готов расплавить стекло обгорелым лбом, каждой клеткой разума стать к ней желая ближе, каждый шорох и каждый вздох её еле слышный отдаются в тебе, как взрывы глубинных бомб.

И сейчас – предел, сейчас за спиной плотина, зверь давно скребётся, нащупывая слабину, давит тушей стотонной, и ему бы вполне хватило даже лёгкого взмаха (легче лишь паутина), чтобы вырваться с рёвом и всё протащить по дну.

Далеко до рассвета и нет больше тайных знаков, и мелодия тает, подрагивая и кружа, путь домой усеян звёздами, как козинаком, и портал откроется между мусорным баком и засиканной стенкой ближайшего гаража,

и блокнот закрыт, и сонно страницы слиплись, где-то там, за окном, сбились в горочку и сопят, и прогулка оставит во рту металлический привкус, ты поймёшь, что детство кончилось, ты уже вырос, когда сказок захочешь отчаянно
про себя.