День Раисы

"Тебя, Россия,
вконец опутывали,
но не для рабства ты родилась —
Россию Разина,
Россию Пушкина,
Россию Герцена
не втопчут в грязь!"
Евгений Евтушенко, "Братская ГЭС"

Я жизни другой и не видел с пелёнок, я видел пустыни и пустыри, но мне написать не хватает силёнок, и злится на площади хмурый старик. Увяз, как и все, в киселе Кисилёвых, порос бурьяном, забрёл во мглу, в доходный бизнес делишек плёвых, теперь ни о чём написать не могу, как будто самый Трусливый Львёнок, иду к надуманным идолам-Гудвинам, обгажен жизнью, оплёван блёвом, душу, дышу и жгу вином. Смолкли кукушки и вышли сроки, а у кормушек трещат сороки. В ладонях тонут ножи осоки, ныряешь в морок - и прочь мороки. Толкучка-отмель, кругом мальки, гудёж и окрики барахолок. Дворцы стояли - теперь ларьки, и гаснет солнца далёкий всполох. С вершины снежной сбежал комок - базар повсюду и черкизон, табачных дымок и поволок туман в бараках махновских зон; здесь сразу в зубы, хоть конь дарён, плюют в болото с макушек кочек, а будут бабки - так за кордон, без всяких проволок и проволочек. Друг друга кроют и вместе грабят, погон и смокинг, скуфья и галстук, и набивают ушедшим рабьим пиньяту кладбища-государства. Куда-то господа бога дели, продали, наверное, как и всё. И прячут в тюрьмы и богадельни, не зная, что вытерпим, перенесём. На русском поле экспериментов в толпище плевел росток живой. Они проездом живут, моментом, и завтра ихнее - перегной. Выглядят будто закоренелы - верьте, на деле позорно слабы. Что они могут? Верёвки, расстрелы. Станет бояться зерно молотьбы? Нет! И для вас уж сложили костёр, зарубцевались у Лазаря язвы. Однажды и мы, наконец, прорастём и выдернем с корнем вашу заразу. Тот, кто живет лишь своею шкурой, палач, обливает всю землю плачем. Если сломаюсь - зовите курвой, зовите курвой и не иначе. Пока что делаю, вроде несложно, разнодушием бить равнодушия мглу. Все мы, наверное, это можем. Можешь и ты. И я могу.