По вере вашей

-Эй, пассажиры! Вам тут выходить!- закричал тракторист, высунувшись из кабины трактора сидевшим  в тележке двум молодым людям – мужчине и женщине, которых он согласился подвезти. Пассажиры быстро поднялись, начали перелезать через борт тележки. Первым выбрался мужчина, стал помогать женщине. Она была невысокого роста, поэтому ее ноги с трудом доставали до колеса. Процесс выгрузки немного затянулся. Тракторист молча наблюдал.
 -Вам вон туда, направо по этой дороге. Километров восемь будет. Мне-то не по пути, а то бы и подвез вас.
-Спасибо, мы сами уж доберемся. Не впервой пешком ходить такие расстояния, - отозвалась женщина. – Спасибо, что подвезли, а то мы бы и не успели до ночи. А место-то незнакомое, неприятно.
-Да не за что. А чего вы туда идете – то? Небось к бабке?
Женщина засмущалась, отвела в сторону глаза, ничего не ответила. Мужчина кивнул.
- Да это вон все она, Зинка  придумала. Заладила, - надо сходить… Да зря, я думаю…
- А может и не зря,-  отозвался тракторист, - ну, счастливо вам!
- И вам, – пожелала в ответ Зина.
    Трактор быстро покатил по дороге, оставляя за собой густой шлейф дорожной пыли.
- Павлик, может, мы перекусим? Я вроде как есть захотела…
    Павлик  пожал плечами. Он всю дорогу был немногословен, как будто чувство неуверенности угнетало его. И сейчас он даже не мог бы твердо ответить – хочет он есть или нет, хотя по времени уже был обед, и аппетит должен был бы о себе напомнить.
 Они прошли примерно с полкилометра от большака до начинавшегося леса. Решили на опушке все же перекусить. Свернули чуть в сторону от дороги, и увидели упавшее дерево. Присели, как на лавочку, Зина стала доставать из своей синей дермонтиновой сумки, имитированной под кожу крокодила, нехитрые запасы деревенской еды. Прямо у ног расстелив небольшую салфетку, она выложила вареные яйца, соль, запеченное в печи мясо и деревенские пироги.
- Ешь, предложила она.
- Не хочется вроде, - отвечал Павлик, покусывая сорванную травинку.
- Ешь, не скоро ведь придем. Да и там еще неизвестно – что да как.
Павлик нехотя взял яйцо, начал чистить. Немного перекусив, Зина  стала собирать остатки еды в сумку, Павлик закурил. Засиживаться не стали – путь был не близкий. Надо было спешить, дело ведь было к вечеру, а осенью темнеет рано. И они зашагали по дороге, которая в основном шла по лесу.
- Павлик, ну вот чего ты молчишь-то все время? Чем опять-то недоволен?
- Да потому что пустое это все…
Он шел, раздумывая о своей незадавшейся жизни. Вот вроде посмотришь на Зину – жена красавица, каких поискать. Одни глаза чего стоят! Синие, бездонные. Он вспомнил, как впервые увидел ее в Костроме на танцах. Он тогда в армии служил, на танцы  часто бегали, даже в самоволку. И вот он с другом стоял, а тут стайка фабричных девчонок  прибежала. Девчонки все такие хорошенькие, встали в сторонке, щебечут о чем то. Друг ему и предложил пойти пригласить на танец.
  Павлик  присмотрел одну из стоящих девчонок. Она спиной к нему стояла. Была немного повыше, чем ее подружка, что рядом стояла. Ну, он и решил ее пригласить. А когда они с другом подходили, то девушка почему-то вдруг оставила компанию и пошла в другую сторону от девчонок.
  Чтобы как-то сгладить конфуз, Павлику ничего не оставалось, как пригласить ту девушку, что была невысокого роста – она оказалась ближе всех к нему.
   Девушка обернулась, смутилась, покраснела даже, и подняла на него свои огромные синие глаза… И Павлик понял, что пропал.
  Больше года ухаживал он за Зиной. И вот уже скоро демобилизация, придется ему уехать к себе на родину, в вологодскую деревню к оставшейся там одной матери. И уж замуж он предлагал не раз, а Зина все не торопилась.
   В общежитие, где она жила, Павлик теперь ходил очень часто. Девчонки были уже взрослые, и днем к ним в комнату разрешалось приходить. И ни разу, приходя в гости, Павлик не заставал любимую проводящей время в праздности. У нее в руках всегда было рукоделие. Она либо шила, либо вязала что спицами или крючком, либо сидела, склонившись над пяльцами, вышивая немыслимо красивые узоры.
- Да, такая жена мне и нужна, - размышлял он, - не болтушка, не гуляка, да еще такая трудолюбивая.
    Зина  к тому же была очень строго воспитана. Она не то, что не позволяла ничего лишнего, даже и целоваться она практически не разрешала. Это тоже  ему нравилось в ней, хотя для утех у него была на стороне « зазноба», к которой он каждый раз после свидания  с Зиной заходил, чтобы расслабиться. Эта позволяла себе любые вольности. Вот вроде бы как женщина она и была не плохая, а в роли своей жены Павлик ее уж никак не видел. Так, время провести. И не обещал он ей ничего, и про любовь не говорил. Просто приходил, когда хотел, и уходил, как- будто так и надо.
   Перед самой демобилизацией ему все-таки удалось уговорить Зину выйти за него замуж. Они пошли в ЗАГС и сразу расписались.
   -Ты знаешь, Зина, - сказал Павлик, когда они вышли из ЗАГСа,- у нас в части вербуют в Москву, метро строить. Я вот тоже записался.
 Зина резко повернулась к нему.
- А почему ты мне раньше не сказал? – возмущенно спросила она.
- Так ты бы не согласилась наверно замуж за меня пойти, если я уеду.
-Конечно, не согласилась бы. Ты ведь можешь уехать и не вернуться.
-Да куда я от тебя денусь, глупая? – решил обратить все в смех Павлик.
- Да разве мало вас таких, которые жен бросают.
- У них жены не такие красивые, как у меня.
- Скажешь тоже! Красавицу нашел!
- Красавицу нашел.
     Жить им было негде – он солдат, в казарме, она – в фабричном общежитии. В комнате шесть девчонок. Смены у всех разные, Одни со смены пришли, другие ушли. Зина пошла к коменданту общежития, выложила на стол свидетельство о браке, попросила помочь.
- Да и помочь-то мне тебе нечем…- ответил комендант. – Нет у нас мест, чтоб семейных селить. Вот если только на время могу тебе ключи от красного уголка на ночь выдавать…
Зина покраснела. Уж очень ей неудобно было перед комендантом ввиду скромности своей.
- Да ты не смущайся, дело житейское. Вечером буду давать тебе ключи, а утром сдавать будешь. А спать на полу придется, только вот матрас я тебе выдам. Кровать же не поставишь – там же собрания проходят.
Зина от радости не знала, как благодарить этого седоголового мужчину с прокуренными усами. 
- Да ты иди, дочка, обрадуй своего новоиспеченного муженька!
    Семейная жизнь у них началась необычно, если не сказать странно: брачной ночи не случилось. Зина поставила условие – только после возвращения из командировки! Павлик в каждое увольнение приходил как путевый муж к ней ночевать, она брала ключи от красного уголка, но ночью ничего не позволяла.
  Павлику было стыдно признаться друзьям о таких семейных отношениях, а Зину и так никто не спрашивал – не принято в то время это было.
   - Может мне в Москве понравится, тогда мы с тобой туда жить уедем, планировал Павлик перед отъездом.
- Ты не загадывай пока. Там видно будет, - отвечала Зина. А в душе ей не хотелось уезжать никуда из Костромы. Ведь она уже тут  жила семь лет, все здесь было родное, знакомое, на фабрике ее ценили, уважали. Да и сестра младшая уже тут жила – приехала тоже из деревни.
    В Москве Павлику чего-то не понравилось. Приехал он даже раньше, чем предполагалось. Поезд пришел рано утром, даже автобусы еще не ходили. Пришлось несколько часов провести на вокзале.
     Он не знал, в какую смену может работать Зина. Но идти все равно было некуда, поэтому и поехал прямо в общежитие. Оказалось, что Зина в этот день работала в ночную смену, поэтому он пошел на фабрику встречать ее.
   В те годы,  в начале каждой смены звучал протяжный заводской гудок. Проходная фабрики сразу  оживала, становилось шумно. Рабочий люд, который отработал смену, толпой скапливался  у турникетов, просачивался   через узкое пространство «вертушек» и, попадая на улицу, смешивался с потоками таких же работяг с других фабрик и заводов, которых в те времена было  в каждом более или менее крупном городе огромное количество.
  Постороннему человеку проникнуть на территорию фабрики было практически невозможно. Существовала строгая пропускная система. Поэтому, все, кто хотел встретить после работы своих возлюбленных, друзей или просто знакомых, становились возле заводских ворот так, чтоб не проворонить того, кого хотели встретить.
    Павлик занял удобную позицию с таким расчетом, чтобы ему были видны все выходящие с фабрики. Зина вышла с подругами не так скоро, как он рассчитывал. Девчонки что-то бурно обсуждали и весело смеялись.
   - Ничего себе, мужа нет дома, а она радуется,- неприятно шевельнулось в мозгу. – Может тут без меня и ухажера какого нашла. Наверно и хорошо, что у нас с ней не было ничего. А то…
   Чувство ревности, змеей заползшее в сердце, заставило его не пойти к ней навстречу. Он обрадовался, что Зина его не заметила, попытался затеряться в толпе, и, когда девчонки ушли на значительное расстояние от него, побрел следом. Но что делать дальше? Неужели  он так и будет идти, как будто выслеживая ее, чтоб уличить в чем-то нехорошем?
  Если догнать ее, то она может догадаться, что он идет за ней от самой проходной: идут-то ведь в одном направлении. Тоже может подумать, что следит он за ней. Придется, не торопясь прийти следом за ней в общежитие, сделать вид, что только что приехал с вокзала.
  После ночной смены  девчонки обычно завтракали и сразу ложились спать. Работа ночью требовала немало сил и сосредоточенности, и не выспавшись можно было такого брака нагнать, не дай Боже!
   Ни газа, ни электрических плит тогда в общежитии не было. Была общая кухня на каждом этаже с огромной плитой, которая топилась не зависимо от времени года два раза в сутки. Утром, чтобы можно было вскипятить чайники или приготовить немудреный завтрак в виде вареного яйца, и вечером, когда готовился основательный ужин. Днем  все питались в заводской столовой.
  Те, кто уходил в первую смену, перед работой кипятили чай с таким расчетом, чтоб их соседки по комнате, отработавшие в ночную смену, придя домой тоже могли напиться горячего чая. Чайники стояли на плите, каждый был пронумерован по номеру комнаты. Кастрюли тоже. Путаницы не было никакой.
   - Молодой   человек, Вы куда? – попыталась остановить Павлика недремлющая вахтерша.
- Да я к жене. Вот только что приехал из командировки. Вы что, не узнали меня? Это ж я, тот солдатик, у которого жена тут живет,- торопливо пытался объяснить Павлик.
- К Зине что ли?
- Ну да, к Зине.
- Ну, иди тогда, она только со смены пришла. Небось еще не успела спать лечь.
  Павлик пулей пролетел  лестницу, ведущую на второй этаж. С Зиной он чуть не столкнулся в коридоре. Она шла с кухни с чайником в руках.
    Сначала она изумленно смотрела на него, ничего не понимая, потом все-таки видимо поняла, что перед ней не привидение, а ее законный муж. Она смутилась, не зная как себя вести – в коридоре были девчонки, снующие то на кухню, то с кухни. И они уже начинали посматривать в их сторону с нескрываемым любопытством.
  - Ну, здравствуй, жена! – с усмешкой сказал Павлик. – Не ждала, видать…
 -Не ждала… сегодня, - пролепетала Зина. – Ну, чего в коридоре стоять, пошли чай пить.
- А девчонки-то против не будут?
- Да нет никого. Кто в отпуск домой уехал, Люба вон с Наташей на смену ушли. Одна я…
- Ну, пошли тогда.
    Павлик перехватил у нее из рук чайник, открыл дверь в комнату, пропустил Зину вперед. То обстоятельство, что в комнате никого нет, очень ему понравилось. Наконец-то они будут только вдвоем, ничто не помешает им стать настоящими законными супругами, а то ведь курам на смех, он так и не смог тогда добиться взаимности от собственной жены. Неприступная, как крепость оказалась эта маленькая, хрупкая голубоглазая девчушка.
   Павлик, держа в одной руке чайник, в другой свою дорожную сумку с нехитрыми пожитками, вошел вслед за Зиной, попятившись, спиной прикрыл дверь. Прямо у порога опустил чайник и сумку на пол, сгреб Зину в охапку и стал жадно целовать.
- Дверь не закрыта же… войдет кто… - попыталась отстраниться она
   Павлик, не оборачиваясь, нащупал ключ в дверной скважине, замкнул дверь.
 - Теперь нам уж никто не помешает, - горячо прошептал он.
    Зина залилась краской. Ее смутило то, что это все должно произойти прямо белым днем, а не ночью, в темноте. Ей стало страшно и стыдно одновременно. Но ведь все равно это же случилось бы когда-нибудь. Как это может быть, она по рассказам более старших подруг хоть и смутно, но представляла.
   А Павлик, не выпуская ее из объятий и целуя на ходу, медленно, но верно шел к ее кровати…
- Не понравилось мне в Москве. Сутолока какая-то. Народу во много раз больше, чем в Костроме. А машин какая прорва! Дорогу и не перейдешь просто так. Да и работа тяжелая на метрострое. Все под землей, как кроты в норах. Через восемь часов на воздух выходишь, и радуешься свету белому. А как подумаешь, что завтра опять под землю, так и сердце сжимается. Ведь мы там как в преисподней, Зин, были. Глубина-то у этого метро знаешь какая! Оно же и под Москвой-рекой даже проходит. А она-то тоже не мелкая.
   Зина, хоть и внимательно слушала его рассказ, а все же не могла представить себе эту дорогу под землей. И на какого это нужно, лезть под землю. Неужели на земле нет места, чтоб дорогу сделать? Ну, хоть и железную. Она ведь не такая уж и широкая. Зина не могла себе представить то, как под землей дорогу можно построить. Ну, ладно, тоннель прорыли, а как туда рельсы, шпалы  подавать? А как туда паровоз с вагонами заталкивать? Потом-то  они там и останутся, там будут ездить, а сначала-то как?
      -Завтра, Зина, ты подавай на расчет. Поедем в деревню ко мне жить. Знаешь, как у нас в деревне хорошо! И работы там тоже хоть отбавляй. Я ведь трактористом до армии работал, и сейчас пойду.
- Паша, а может мы тут останемся? Тут ведь тоже можно работать. И жилье когда-нибудь получим. Вон, ведь строят  сколько. Семейных-то у нас уже много заселилось…
- Нет, Зин, тут ждать долго. А в деревне у меня дом есть, там мама живет одна. Ну, есть еще брат младший, так он скоро в армию тоже уйдет.
    Зине стало от такой перспективы грустно. Ведь она с таким трудом вырвалась из деревни в город  семь лет назад. Через что только не пришлось ей пройти, а теперь придется опять в деревню ехать. Да ладно бы в свою, родную, так еще неизвестно  куда!
    Но желание мужа закон для жены! Раз сказал, что поедем в деревню к нему, значит так и будет.
  Вечером Павлик  ушел. Сказал, что переночует у друга, а заодно купит билеты на вокзале. Зине надо было выспаться перед сменой, но сон не шел. Так и проворочалась она с боку на бок, периодически впадая в кратковременное забытьё, и тут же просыпаясь.
Однако усталость и волнение взяли свое, и когда уже до того, как вставать и собираться на смену оставалось совсем мало времени, Зина уснула крепко. Когда громко затрезвонил будильник, Зина резко открыла глаза. В комнате было темно. Она наощупь отключила будильник, откинула одеяло и поднялась с кровати. Пора было собираться на смену. И тут она вспомнила, что Павлик сказал, что им надо в деревню уезжать. У нее сразу упало настроение и мелькнула мысль о том, что наверно зря она поспешила выйти замуж. Теперь вот стала не свободным человеком, который не все решения может принимать сам.  Она обязана будет всегда подчиняться воле своего мужа, даже если ей этого и не хочется.
- Ну, да утро вечера мудренее, может и Павлик еще передумает. Ведь в городе вон сколько работы. Хоть и у нас на фабрике. Можно на слесаря выучиться, или даже на шофера.
   Почти у самой проходной Зина встретилась с бригадиром своей бригады, Галей.
- Ты чего невеселая такая? Не заболела ли случайно?
- Да нет. У меня вот муж приехал…
- Да ну! Он же в Москве вроде по вербовке у тебя был.
- Был. Да не понравилось ему в Москве. Вот и приехал.
- Так тебе вроде радоваться бы надо. А ты идешь, как в воду опущенная.
- Да я бы радовалась. Только он условие поставил, с ним к нему на родину ехать. Придется рассчитываться, да с ним уезжать в деревню…
- Ты чего, с ума сошла! Из такого города, да снова в деревню. На ферму в навозе возиться! Чего ты забыла там в этой деревне? Тут вон и зарплата у тебя хорошая, и в коллективе тебя уважают. Нет, ты должна уговорить его тут, в Костроме остаться.
- Да я уж пыталась. А он ни в какую.
- Так поставь ему условие, что либо он тут с тобой, либо в деревню один…
- Нет, не могу я так. А вдруг ребенок у меня будет? Как я одна-то с ребенком?
- Так, подожди. Если вы любите друг друга, то и решать вместе должны. Он же должен понимать, что лучше.
- Да я не знаю, любим ли мы…
- А ты что, не любишь его что ли? А замуж чего пошла?
- Ну, может и люблю… Так-то нравится он мне. Позвал, вот и пошла.
- Да, подруга. Интересно ты рассуждаешь. Позвал – пошла. А чего ж ты не пошла, когда тебя Васька, наш поммастера звал? Он ведь до сих пор по тебе сохнет.
- Не пошла за Ваську… Рано было наверно.
- А за Пашку не рано. Ты ведь  толком и не знаешь его. Ну вот чего ты про него знаешь?
- Ой, Галя, не трави мне душу. Я и так сама не своя, как подумаю, что мне надо к чужим людям ехать…Как еще мать-то нас примет? Павлик-то ей писал, что женился, она вроде ответила, что не против, да ведь когда встретимся, может я и не понравлюсь ей…
- Ну и дурочка ты, Зинка. Ты как можешь не понравиться? Да ты ж рубаха. Ты ж сама последний кусок изо рта отдашь, голодная останешься, а отдашь. Не беспокойся, понравишься ты свекрови. Лишь бы она только не оказалась ведьмой по характеру. А то заест тебя. Ты же за себя не постоишь.
- У меня муж есть. Он должен будет заступиться…
- Муж! Мужья они добрые, пока в женихах ходят. А как к себе в дом приведут, так их будто подменяют. Нет, ты подумай хорошенько, прежде чем на расчет подавать.
   Смена показалась Зине на удивление короткой. Вроде все как всегда было, а пронеслась ночь быстрее молнии. Вон уже и утро наступило. Правда солнышка не было на небе. Все тучами заволокло. Серо и пасмурно, прямо как на душе у Зины. А тут еще Галя всем рассказала, что собирается Зина увольняться и уезжать. И пошли к ней с уговорами все товарки по бригаде.  Уж каких только доводов они не приводили. А что она могла поделать? Если муж так решил, значит так и будет.  Значит уедет она с ним. А может там, на его родине все сложится на удивление счастливо, и любить ее Павлик будет, и свекровь не будет обижать,  и работу она найдет хорошую. А уж работать она и там будет также добросовестно, и уважения добьется. Ну не может она по-другому, так воспитана была. Мать осталась в войну с шестью на руках, когда отец погиб. Старшим пришлось идти в колхоз работать, а на ней, третьей по счету все домашние дела были, да еще и те дети, которые младше ее.
  В отделе кадров заявление от нее приняли тоже с удивлением. Но поскольку она должна была с мужем срочно уехать, подписали без проволОчки. Выдали обходной.
 Когда Зина подходила к общежитию, увидела, что у крылечка стоит Павлик. По его довольному виду Зина поняла, что билеты он уже купил. Значит, все. Назад дороги нет…
Ох, права была Галочка, когда говорила, что жених и муж – это две большие разницы. Дома Павлика как подменили. Стал выпивать, болтаться где-то, да еще и руки распускать пытался. Со свекровью Зине повезло, да это ничего не меняло. Пару раз пришлось им обоим с маленьким ребенком от разбуянившегося пьянчужки из дома убегать. Зина пыталась хоть как-то убедить мужа, что не нужно ему пить. Ведь  невозможно же все время терпеть его пьяные выходки. Но Павлик, когда трезвел, клялся, что все, больше пить не будет, а вечером все повторялось сначала.
  Решение бросить мужа и поехать жить к своей матери Зине далось не просто. Свекровь просила не делать этого.
- Зина, ты ведь мне как дочка. Да и внучку я люблю очень. Не уезжай. Давай мы этого дурака выгоним, да и станем втроем жить. Проживем. Я  вот теперь пенсию получаю. Ты работаешь. Проживем.
  Зина долго сомневалась, стоит ли бросать мужа, но когда узнала, что у ее непутевого муженька завелась любовница, решила больше не испытывать судьбу.
- Уеду, - решила она. – Оставлю ребенка у мамы  на время, а сама опять на фабрику поеду. А как решится вопрос с садиком, так и заберу дочку к себе. Нет больше сил моих терпеть все это. Пусть живет как хочет, - рассуждала она.
   В субботу, когда после бани все собрались за столом у самовара – на удивление и Павлик оказался трезвым, Зина и объявила о своем решении уехать.
 - Ну и скатертью дорога, - зло обронил муж. Взял с подоконника пачку папирос, спички и вышел на улицу. До утра он больше не появился.
  В воскресенье Зина весь день собирала вещи. Свекровь плакала и ходила по пятам.
- И как я без вас жить-то буду, - причитала она. – И девочку-то мою не понянчу  больше…
  Павлик появился дома только под вечер. Он был трезвый, но не проронил не слова. Достал из-под кровати  чемодан, стал небрежно складывать свою одежду.
- Паша, а ты-то чего чемодан собираешь? Али с ними поедешь?- обрадованно спросила мать.
 - А чего мне тут теперь делать?
- Нет, - резко сказала Зина. – Ты с нами не езди. Оставайся с Богом, и живи тут как хочешь. А с нами не езди, не возьму я тебя.
 -Да не с вами я. Я вон в Череповец к сестре поеду.
  До станции доехали вместе. Дальше поезда должны были развести их в разные стороны. Зина встала в очередь за билетом в кассу. Павлик тоже встал в ту же очередь, только через два человека от нее.
  Поезд, на котором должна была уехать Зина, отправлялся немного раньше, чем тот, что шел до Череповца.
- Давай уж я помогу тебе сесть на поезд. Тяжело ведь с чемоданом и ребенком.
- Ладно, помоги.
 Народу к поезду высыпало много. Зине и правда  было бы сложно сесть одной с ребенком, да и за чемоданом глаз да глаз нужен был. Павлик подхватил свой и ее чемодан и стал протискиваться в вагон. Зина следом за ним делала то же самое. Наконец-то они смогли подняться в вагон, Павлик разыскал ее место, положил под полку чемодан, поцеловал дочку и пошел к выходу.
  На станцию назначения поезд прибывал ранним утром. Зина растормошила разоспавшуюся дочку, достала чемодан и пошла к выходу. Народу выходило не много. Проводница помогла ей спуститься со ступенек, подала чемодан.
- Чего ж не встречает никто тебя. Как с ребенком-то добираться будешь? Небось, еще ехать и ехать куда-нибудь тебе.
- Ага. Да доберусь. Мир не без добрых людей. Вы вот помогли мне, может и еще кто поможет.
- Поможет, поможет! - услышала за спиной знакомый голос Зина. Обернувшись, она увидела довольного, улыбающегося Павлика, стоящего как ни в чем не бывало со своим чемоданом.
- Ты чего здесь делаешь? Как ты тут оказался? Ты ведь в Череповец должен был уехать.
- Ни в какой Череповец я не поеду. Я с вами поеду, хоть застрели меня. Не могу я без вас.
-Нет, не поедешь! Не нужен ты мне такой.
- Я, Зина, пока ехал, много чего передумал. Я исправлюсь. Пить больше не буду. Ты только прости меня и возьми с собой…
  -До райцентра добрались на  попутках. Оставалось  чуть больше двадцати километров. Зина Дала матери телеграмму, и надеялась, что ее встретят как-нибудь. Ее и встречали. Младшая сестра.
- Ты же написала, что одна едешь, а он чего с тобой приехал? -  пробурчала сестра.
- Да обманом с нами приехал. Я и не знала, что он в соседний вагон билет взял. Ну, так чего уж теперь. Запьет, так выгоню.
 Запил. Не сразу, правда. Поначалу все не плохо складывалось не плохо. Оба устроились на работу: Зина дояркой на ферму, Павлик трактористом. А потом все пошло кувырком. Он снова начал выпивать, опять начались скандалы. Его несколько раз снимали с трактора, переводили даже пастухом. Потом, когда в соседней деревне установили генератор, чтоб вырабатывать электричество, Павлика, так как он был очень хорошим специалистом по технике, назначили работать на этом генераторе. Работа заключалась в том, чтобы заводить этот генератор и следить за его работой. Летом электричество давали только вечером, с девяти до двенадцати ночи. Зимой утром включали с половины шестого до десяти утра, а вечером с четырех до двенадцати, так как зимой светает поздно, а темнеет рано.
   Но дома отношения становились все хуже и хуже. В деревне все сочувствовали Зине, жалели ее. Она трудилась день и ночь, а ее непутевый муженек  мало того, что пропивал всю зарплату, так еще и на сторону снова стал заглядывать. Как будто отвернули его от семьи.
 - Зина, я вот тут услыхала, что есть бабушка одна, которая ото всего вылечить может, - сказала ей двоюродная сестра, которая тоже работала на ферме дояркой. – Правда, живет она далеко. Километров пятьдесят от нас будет. Но сходить бы вам с Пашкой надо. Ты поговори с ним, может он согласится. Она, бабушка эта, и порчу лечит, и от болезней разных, и от пьянства. Может, помогла бы. А то ведь измаялась ты с ним.
 - Да не знаю уж, поможет ли чего ему теперь. А попробовать бы надо. Ты узнай-ка, как туда попасть. А я уж его постараюсь уговорить.
      Уговаривать его пришлось очень долго. На все доводы о том, что пора бы прекращать пьянствовать и начать уже жить по-человечески, Павлик тут же выходил из себя, устраивал такие скандалы, что приходилось иногда всей семьей и из дома убегать, чтоб не попасть под горячую его руку. Справедливости ради, надо сказать, что битой Зина не была ни разу. То ли вовремя успевала от него куда-нибудь убежать, то ли и он просто ради бахвальства пьяного орал и дебоширил, а к рукоприкладству не переходил.
  Убедить его помог почти курьезный случай, который произошел с ним однажды.  Как всегда, в субботу была вытоплена баня. Пока Зина была на ферме, в баню с ребятишками сходила бабушка, чтоб засветло успеть. Павлик как обычно заявился с работы слегка навеселе. Спросил, готова ли баня.
- А ты Зину не будешь что ли ждать? – спросила теща.
- Нет. Один схожу. Устал я нынче, отдохну после бани лучше.
- Да по тебе уж видно, что устал сильно.
- Ты мать не начинай. Ну, выпили с мужиками немного. Повод был.
- У тебя кажин день повод есть…
  Павлику не хотелось слушать тещины нравоучения, он быстро собрал себе чистое белье и отправился в баню.
  На улице уже почти стемнело, в бане было и вовсе темно: маленькое закопченное окошко – баня по-черному топилась, совсем не пропускало свет. На подоконнике всегда стояла керосиновая лампа. Павлик достал из кармана спички, зажег лампу и начал раздеваться. Набрал в ковшик воды, плеснул на раскаленную каменку, чтоб побольше пару было, и полез на полОк париться.
  То ли от выпитого, то ли от пара, а может и от всего вместе, но чего-то не очень хорошо ему стало. Он по-тихоньку стал спускаться с полкА. Когда ноги уже коснулись пола, вдруг произошло что-то не поддающееся объяснению. Пламя в лампе вдруг как будто от дуновения ветра закачалось, по бане прошел  по кругу горячий поток воздуха. Павлику показалось, что он как будто даже услышал, как двигался этот воздух. В углу, за каменкой,  мелькнул какой-то косматый силуэт, и лампа мгновенно потухла.
  Жуткий страх накрыл его с ног до головы. Так страшно ему еще не было никогда. Даже тогда, когда в армии он в первый раз прыгал с парашютом. Этот страх был не сравним ни с чем.
   В кромешной темноте Павлик , рискуя наткнуться на горячую каменку, вытянув вперед руки, рванулся к двери. Дверь закрывалась достаточно плотно, чтоб сохранять тепло. Павлик с усилием толкнул ее плечом, но дверь подалась не сразу. Он попробовал еще раз. Дверь распахнулась так, что он через порог вывалился в предбанник. Там тоже было темно. Искать одежду от страха было  некогда, и он выскочил на улицу в чем мать родила.
  Баня располагалась достаточно далеко от дома, в конце огорода.  Павлик не помнит, как быстро он пролетел это расстояние.Он бежал босиким по снегу, но ноги его даже не ощущали холода. Хмель улетучился, как будто и не было его. Павлик, прикрывая руками то, что нельзя выносить на всеобщее обозрение, пулей влетел в избу, весь белый, как полотно. И надо же было  случиться такому, что в этот момент с кухни с подойником в руках вышла теща. Она изумленно глянула на голого зятя, закачала головой.
- Ты чего это в таком виде из бани-то пришел? Или плохо от водки стало?
- Плохо стало не от водки…
- Так не оделся чего?
  Павлик зашел за шторку, отделявшую пространство за печкой, где висела верхняя одежда. Сдернул с гвоздя серый рабочий Зинин халат, в котором она ходила управляться по хозяйству, накинул и, запахнув его, вышел из-за шторки. Теща, увидев во что оделся Павлик, всплеснула руками.
- Зачем же ты после бани-то грязный халат на себя надел?
- Так я и не помылся еще…
- А чего прибежал тогда? Иди мойся уж.
- Не пойду.
- Как не пойдешь? Или немытым будешь?
- Сказал – не пойду!
- А чего случилось-то?
- Нечистый там… в бане. Не пойду.
- Это вот ты не чистый будешь. Чего придумал… Нечистый. Да у тебя уже от пьянки скоро «белая горячка» начнется, а не то, что нечистые мерещиться будут.
- Не померещилось мне. Я точно видел. За каменкой в углу… Сидел весь косматый такой и  с рогами. Да еще и лампу потушил. Я в темноте еле из бани выскочил…
- Ой, Паша, не доведет тебя такая твоя жизнь до добра.  На каменку бы натолкнулся, так опалился бы весь.
- Слава Богу на натолкнулся. А ты сходи в баню, посмотри, чего там…
 Теща поставила подойник на лавочку возле двери, вернулась на кухню, взяла спички и пошла в баню. Минут через десять вернулась, сказала, что все в бане в порядке, лампу она зажгла, а потухла лампа от того, что фитилек сильно выгорел, маленький стал, вот пламя и погасло. Так что в баню можно идти не боясь.
- Все равно страшно мне, - настаивал Павлик.
-Да иди. Не бойся. Я там,  в бане, молитвы почитала.
-Ну, ты тогда уж хоть перекрести меня, благослови…
 Павлик, как послушный ребенок подставил теще лоб. Она перекрестила его трижды, приговаривая: « Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа»,  и Павлику вроде как даже и легче стало. Он прямо поверх халата накинул свою рабочую фуфайку и пошел в баню. Домываться.
  Теперь, когда Зина в очередной раз предложила ему поехать к бабке, Павлик уже не сопротивлялся…
   Ехать было решено после того, как картошку выкопают.  Павлик вроде немного и остепенился, и выпивать пореже стал. А все равно как-то не по-хорошему в семье было. Раз вечером возвращались они домой вместе, Зине досталось дежурить на ферме. Дорога от фермы до дома была всего с километр. Но особенность ее была в том, что самая середина ее приходилась на угор, и когда поднимаешься на него, то видны обе деревни – и та, в которой они жили, и та, в которой ферма и мастерские были, где Павлик работал. В народе это точку называли «верхА».
 И вот когда поднялись они на «верха» и стало угадываться очертание их деревни, Павлик вздохнул тяжело и сказал:
- Ты знаешь, Зина, чего-то со мной творится в последнее время, сам не пойму. Вот ухожу я из дома на работу, такая тоска на меня наваливается, как будто навсегда от тебя и от девочек ухожу. Как будто и не вернусь домой никогда. Аж плакать охота.  А как на « верха» поднимусь, так отпускает. А как домой иду, так все наоборот. На работе часы считаю, когда домой. На крыльях бы улетел. А  перед концом работы как будто кто начинает мне внушать, что не надо домой спешить. И вот иду я как бы и нехотя, а деревня покажется, у меня и вовсе ноги подкашиваться начинают, не идут домой. И вот чего со мной такое – ума не приложу.
  Зина слушала это с удивлением, молчала. Она впервые слышала эти откровения мужа. Теперь и ей становилось понятно его поведение. Начинала закрадываться мысль, что может кто порчу навел на него, а может и на всю семью.
  Вот поэтому и надо нам к бабушке-то сходить. Может она в чем нам поможет. Ведь охота же, чтоб у нас все по-человечески было.
***
   Часа через полтора, дорога, петлявшая среди дремучего таежного леса, мрачного и навевающее чувство страха, наконец-то вывела их на довольно просторное поле. Оно было очень широким, и в длину простиравшимся, наверное, не меньше, чем на километр. На противоположной стороне поля виднелись дощатые  крыши невысоких деревенских домов и бань. Поле было густо уставлено аккуратно связанными снопами льна.
  Зине это сразу напомнило ее работу в Костроме, на льнокомбинате. Она подошла к снопам, наклонилась и жадно вдохнула знакомый до боли запах льняного волокна. Потом сорвала несколько кругленьких головок, растерла их в ладони, подула и на руке остались скользкие, гладкие семечки льна. Зина бросила их в рот и с удовольствием начала их жевать, улыбаясь от нахлынувших воспоминаний о детстве. В деревне, где росла Зина, лен тоже сажали, и они, ребятишки часто убегали в поле, несмотря на строгие запреты взрослых. Играли в прятки среди льняных суслонов, вышелушивали и с удовольствием ели такие вкусные семечки льна…
-Ну, пойдем уже. Чего остановилась? Вон, уже близко деревня. Только все равно мне не верится, что бабка знает чего-то. Зря мы наверно такую дорогу проделали.
- А я думаю, что не зря. И чего мы потеряли, если это не так? Все равно у нас ведь не прогул, законный выходной. Так прогулялись, да и все.
   Но какое-то седьмое чувство подсказывало ей, что ой как не зря пришли они. Что только в этом спасение ее семьи.
  Полем идти было куда приятнее, чем лесом. И дорога ровнее, нет таких луж, как в лесу, которые заливали дорогу от одной стороны до другой, и обходить из приходилось, сворачивая с дороги. Через несколько минут они уже оказались на краю деревни,  въезд в которую, как и во всех почти северных деревнях, закрывался воротами – чтоб скотина не могла выйти за пределы деревни в поля.
  Возле крайнего дома был колодец с «журавлем», в качестве противовеса на противоположном от повешенного на цепь ведра  был  привязан круглый, аккуратно выточенный камень с отверстием посередине. Зина догадалась, что это жернов от ручной мельницы, у них тоже раньше такая была. Видимо, теперь, когда в магазинах достаточно не только муки, а и готового хлеба, необходимость в мельнице отпала. А в качестве противовеса жернов пригодился.
   Павлик наклонил шест, зачерпнул воду, достал ведро и поставил его на край колодца. Они напились холодной, сводящей зубы,  неимоверно вкусной воды.
   - Эй, хозяева, - крикнул Павлик, подходя к  аккуратной, сделанной из штакетника калитке крайнего дома. На крик выскочила из-под крыльца небольшая черная собачонка и принялась неистово визгливым голосом лаять. Через пару минут вышла  дородная женщина средних лет.
- Жучка, а ну на место! Прекрати людей добрых пугать.
- Здравствуйте, простите, что побеспокоили . Мы ищем бабушку…- начала Зина. Женщина не дала ей договорить.
- А, так вы к бабушке Авдотье пришли! Так ее дом будет пятый по эту руку. Идите, у нее собаки нет. Прямо в дом и заходите. Да только она ведь может и не принять. Она не всех принимает.
- Как это не всех?
- А вот так! Посмотрит на человека, не понравится ей чего – она и не примет…
- Ой, неужели мы такую-то дорогу да зря проделали? – с испугом сказала Зина. А и назад-то как на ночь глядя.
- Ну, уж если что,  так приходите уж ко мне ночевать. Я одна живу. Все разъехались. Места хватит.
- Спасибо, придем обязательно, если чего…- задумчиво пролепетала Зина.
***
     Четыре дома были достаточно добротные.  С палисадниками, в которых еще не выкопанные стояли побитые первыми заморозками георгины. Один дом был даже под шиферной крышей, окна его были украшены резными наличниками, и что совсем уж большая редкость в глухих деревнях – он был обит досками и покрашен в зеленый цвет. Пятый дом от предыдущих отличался резко. Он поражал своею древностью. Темный от времени, покосившийся на один бок так, что даже окна оказались перекошены слегка. Прямо под окном сложены дрова в поленницу. К крылечку вела не слишком протоптанная тропинка. Наличия какой-либо скотины не наблюдалось. Только возле дома бродило несколько кур. Ступени  на крылечке тоже были ветхие, потрескавшиеся, но аккуратно вымытые.. Дверь в сени видимо от перекоса плотно не закрывалась.
   Пройдя полумрак сеней, Зина и Павлик оказались у входной двери, ведущей в избу. Дверь была низкая, обитая  кусками старых ватных фуфаек – для тепла. Зина боязливо потянула за ручку двери. Дверь открылась на удивление легко, и они оказались в избе.
   - Здравствуйте, - не очень громко поздоровалась с пустотой Зина. Ответа не последовало. Зина стала осматриваться. В избе кроме огромного, стоящего под образами, стола и  лавки ничего не было. Над столом в углу была прикрыта занавесочкой божница. С левой стороны стояла русская печь, сразу за ней начиналась перегородка, видимо отделявшая кухню. Печь стояла нет у стены, а как бы посредине избы, и на кухню нужно было проходить только за печкой.
     На печи послышалась какая-то возня, кряхтение, и спустя несколько минут из-за печи вышла старуха. Зина ожидала все, что угодно, но то, что увидела, повергло ее в страх. Перед ней стояла настоящая Баба Яга. Ну именно такая, какую она себе и представляла, какую показывают  в сказках в кино.  Из-под платка выбивались седые пряди волос, кожа на руках и лице была морщинистая, землисто-темная, наполовину седые, густые, сросшиеся на переносице брови были невероятно широкие. Из-под них прямо на Зину смотрели колючие глаза.
-Здравствуйте, бабушка…-  снова робко поздоровалась Зина. 
-Ну, здорОво живете,- хриплым голосом отозвалась старуха. – И чего волоклись в такую даль?
-Да, вот мы к Вам за помощью пришли…- неуверенно начала рассказ Зина. Старуха ее резко перебила.
- За чем и с чем вы ко мне пришли, я и без вас знаю. А только зря вы шли ко мне. Не помогу я вам. Без веры не помогу.
  У Зины на глазах выступили слезы. Рушилась последняя надежда. Что ей делать, как жить дальше, если бабушка нет поможет им. Да ведь и муж пропадет, не может он с собой совладать.
-Как же без веры? Я с верой к Вам пришла, на одну на вас только и надежда у меня.
- Ты-то с верой, а вот он, - бабушка кивнула в сторону стоящего истуканом Павлика, - он-то без веры…
- Да я… - начал было оправдываться Павлик.
   И тут бабка слово в слово произнесла его фразу: «Ну пойдем уже. Чего остановилась? Вон, уже близко деревня. Только мне все равно не верится, что бабка знает чего-то. Зря мы наверно такую дорогу проделали».
   Павлик от неожиданности вздрогнул, как будто кто его кнутом хлестнул.
- Я ведь про вас знаю больше, чем вы сами про себя знаете. Еще как из дому вышли, так я всю дорогу с вами прошла. Все про вас видела. Все слышала. Он вот все сомнения высказывает, а ведь во всем сам виноват. Фома неверущий. А пока не поверит, то я и помочь не смогу.
- Я уж поверил.
- А не до конца. Все еще в сомнениях мучаешься. Ну, вот что, милок. Мне тут с твоей женой наедине поговорить надо. А ты сходи, принеси-ка дровец в печку. Поленницу-то видел?
- Видел.
-Ну, вот и принеси охапку. А то мне уж тяжеловато стало, годов-то мне столько, что я и сама уж счет им потеряла.
  Павлик развернулся, и с великим облегчением выскочил из избы. На крыльце он торопливо достал папиросу, дрожащими руками еле разжег, жадно затянулся. Одной папиросы не хватило, чтоб справиться с волнением от увиденного и услышанного. Выкурил вторую. Вроде стало немного полегче. Он спустился с крылечка, подошел к аккуратно сложенной, почти не начатой поленнице дров, стал накладывать поленья на руку. Охапку набрал побольше, чтоб не пришлось старой идти лишний раз за дровами.
   Когда Павлик уже поднимался на крыльцо,  услышал, как поленница громко раскатилась. Причем, судя по продолжавшемуся звуку падающих поленьев, раскатилась вся!
- Вот  это я наделал делов! – мелькнуло в голове.- Тут теперь работы часа на два, не меньше, - подумал он , оборачиваясь.
  То, что он увидел, не поддавалось никакому объяснению. Разве что наводило на мысль о сумасшествии. Поленница стояла в таком виде, в каком оставалась после того, как он набрал из нее дров! На земле не валялось ни одного полена. Впервые в жизни Павлик ощутил, как у него под кепкой зашевелился волос, по спине прошел холод, руки едва не уронили охапку дров. Он остановился, как вкопанный, и не мог сдвинуться с места некоторое время. Едва справившись с собой, он, еще раз убедившись в целости поленницы, пошел в избу.
 - Вот, теперь ты точно поверил, - изрекла бабка, когда он, сбросив охапку дров возле печки, вышел к ним с кухни. Его все еще трясло от пережитого. Зина смотрела ничего не понимающими глазами, переводя взгляд с одного на другого. Как бабушка узнала, что Павлик точно теперь ей поверил? Ведь он только за дровами сходил…
- Ну, так и быть, попробую я вам помочь. Вон, ради нее попробую. Из-за тебя она страдает. И дети страдают. А все потому, что любишь ты через чужие огороды по ночам перескакивать. А это вот и не довело до добра. Положила одна, к которой бегал, глаз на тебя. И сделала гадость тебе. Помнишь, пиво-то она заставляла тебя выпивать.? Пооомнишь, хоть и давненько было.  Ты еще спросил, чего пены на пиве  много. А надо было пену-то сдуть, или совсем не пить. А она настояла, смехом отделалась. Вот теперь и маешься.
 Что еще говорила бабка, Павлик уже не помнил. У него перед глазами стояла та самая картина, когда поднесла ему соседка, жившая через несколько домов от него стакан пива. И ведь пить-то ему не хотелось. Вечеринка уж к финалу близилась, а он и так выпил уже не мало. Даже гармошка в его руках уже плохо слушалась. Так нет, пристала – выпей да выпей. А сама прямо в глаза смотрит и смеется. Ну и выпил. А дальше и не помнил ничего. Даже как домой попал не помнил. А ведь и верно, с того все и началось. От дома отворот получился.
- Ночевать вот оставить не могу – положить негде.
-Да нас в крайний дом женщина пригласила. Мы туда и пойдем,- сказала Зина.
- Идите, идите, Анна женщина хорошая, примет вас. У нее многие ночуют, как ко мне приходят. А вы больше не приходите. Я все сделала. Только вот наговоренную водичку пить не забывайте да Богу молитесь. А ты, молодой человек, жену свою на руках носить должен. Святая она у тебя…
  Почти всю обратную дорогу они провели молча. Так, перекинулись несколькими фразами и все. Да и то не о том, что произошло с ними. Зина попыталась было спросить, что произошло , когда Павлик за дровами ходил, и почему бабка догадалась, что он поверил ей. Но Павлик отмахнулся, сказав, что когда-нибудь расскажет, не сейчас.
   Рассказал он только спустя несколько лет…
 
  2018 г.