Рядовой заградотряда

Воспоминание о 25-летии Победы

Сейчас столько всего, порой совершенно противоположного наворочено и накручено о той страшной войне и великой победе. И о заградотрядах. Вплоть до того, что они, в основном, "помогали раненым добраться до госпиталя". Это стихотворение написано потому, что меня, тогдашнего без пяти минут выпускника исторического факультета, потрясли случайная встреча на одной из наших северных железнодорожных станций и разговор с конкретным человеком, только что "откинувшимся от хозяина" - из Вятлага. Став мудрее, изучив немало документов и публикаций на эту тему, всё равно не думаю, что он врал. Ну может, присочинил малость. Каясь и не веря тому, что всё это перенёс и выжил. Ибо попал в самый страшный начальный период войны в самое её пекло...
Я так и не стал профессиональным историком. Потому что живым свидетельствам участников и очевидцев верю больше, чем официальным документам с казёнными печатями.
 
«Про войну не спрашивай – не надо,
так обрыдли прежние дела!..»
Рядовой боец заградотряда
водку пьёт со мною из горла.
Я, верней, присутствую при этом,
молодость хмелит и без вина.
День Победы – а теплынь, как летом,
и кругом такая тишина.
За районным заспанным вокзалом,
посредине кладбища дрезин
что мне делать с этим странным малым -
прицепился: «Не могу один!»
Сам себе растравливая душу,
он трясёт облезлой головой:
«Ладно уж, земеля, ты послушай,
ты – студент, и ты ещё не злой…
Не молчали наши пулеметы,
и какую ложь ни городи,
позади с блокнотами сексоты,
бритые затылки впереди.
Сколько было разного начальства -
рвали мои рапорты без слов.
Невозможно, как ты ни старайся,
чтоб суметь всегда поверх голов.
Видно, быть не каждому героем.
Совесть, словно крестик в кулаке.
Одного мы сами перед строем,
а двоих в момент на штрафняке.
Пуля-дура не в меня летела,
как ни призывал я лазарет…
Пофартило – после самострела
отмотал всего двенадцать лет…»
А кругом ни здания без флага,
а кругом родная наша власть.
Вдруг пойму я:
«Ты, ведь, доходяга,
мог и в батю моего попасть.
Я тебя…
А, впрочем, взятки гладки –
высох, словно лагерный репей…»
Он протянет молча мне остатки,
умоляя взглядом: «На – допей!»
Под плакатом с очень круглой датой
(вот уж и Победе четвертак!)
он сидит ни трезвый – ни поддатый,
я стою ни умный – ни дурак.
Познакомил нас всего лишь случай,
так бывает, если путь далёк.
«Ты себя-то этим хоть не мучай,
лучше спой Есенина, сынок».
И звучит в нестройном нашем хоре
в странной невокзальной тишине:
«Никогда я не был на Босфоре…»
Никогда я не был на войне...