Достоевскому

  1.               
1881 год
Летит на крыльях весть: "Царя убили!
Ликуйте в кабаках, восставшие рабы!"
Давя людей копытами, вся в мыле,
Несётся тройка прямо на столбы.

А вслед за ней проносятся уроды,
Убийцы, потрясатели основ.
Я знаю, март такое время года,
Когда покоя нет от страшных снов.

Весь лёд в крови, кровь натекает в лужи,
И падает на землю пистолет.
Стучание зубов от этой стужи
Слышна в подвале через много лет.

Вся боль во мне, и поделиться не с кем.
Оскал зверья в разбитых зеркалах.
И снова умирает Достоевский
В проклятый год, проклятого числа.

О вечная любовь - сердец основа -
Никак не защитит тех, кто любим.
Прибитая к кресту, она ни слова
Сказать не может палачам своим.

Бесовский хор пронзительно и тонко
Поёт в ночи, но в темноте светясь,
Грустят глаза убитого ребёнка,
Толпой безумной втоптанные в грязь.

  2.
Лебядкинская слободка!
Дешёвая водка!
Кто там бредёт по дороге?
Может Ставрогин?
Нет, утопая в лужах -
Бес помельче.
Кажется Лужин.

Пропивай Россию!
Пой! Гуляй!
Гни подкову!
Да постой! Дай
На чай Смердякову.
Кто тут в лакейском звании
С оксфодским образованием?

Вот идёт Рогожин, полупьян.
Толь кого зарезать,
Толи в храм.
Вот и дожили мы до поры
Слезою ребёнка моем топоры.
С пустым взглядом вдоль Невского
В поисках Достоевского...

  3.
В свою Россию веря до конца,
Я шла по снегу, не спросив дороги.
Стучала в двери, души и сердца,
Но не нашла друзей и стёрла ноги.

Раскольников стоял, сжимал топор,
А может пистолет или гранату.
Но не была старуха виновата,
Что жизнь не состоялась до сих пор.

Рогожин возвратился, весь в крови,
Больной с похмелья, с синяком под глазом.
И всё грустил Алёша Карамазов,
Что все мы позабыли о любви.

Что все мы полу-люди, полу-звери,
Живём, своих грехов не осознав.
Прости, Алёша, я в Россию верю,
И знаю точно: Достоевский прав.

За то, чтобы из грязи нас поднять,
Заплачено чистейшими слезами.
Моя Россия смотрит на меня
Алёшиными ясными глазами.

  4.
                Моей самарской бабушке Иде Янкелевне посвящаю
Дом на Предтеченской. Тазик. И свечи.
Не для романтики. Просто беда -
Свет отключили в рождественский вечер,
Капает с крыши дырявой вода.

С бабушкой вслух мы читаем друг другу
Поочерёдно любимый роман.
И постепенно сквозь зимнюю вьюгу
Входит в наш дом петербургский туман.

"Роденька, родненький!" - плачут страницы,
Чей-то горячечный бред оживив.
Будет всю ночь мне Раскольников сниться
Воспоминаньем о первой любви.

Бабушка бережно книгу отложит,
Вспомнит, вздыхая, минувшие дни.
Всё, что смешалось, по полкам разложит,
Всё непонятное мне объяснит.

Всю свою жизнь, как роман, перескажет.
Ночь убаюкает старый наш дом.
Лишь золотистая лунная пряжа
Будет струиться всю ночь под окном.

Те времена унеслись без возврата,
Сердце тисками сжимает печаль.
Бабушка, милая, я виновата,
Не сохранила родимый очаг.

Сгнили давно на помойке альбомы,
Те, что о прошлом могли рассказать.
Окна родного забытого дома
Смотрят с упрёком мне прямо в глаза.

Дом на Предтеченской. Улица детства.
К лесу над Волгой летят журавли.
Во глубине одинокого сердца
Та незакрытая рана болит.