Стихи разных лет

XXX

Когда восход выхватывает горы
на грани замутненной горизонта,
хребет покрытый снегом, словно оловом,
голубизну прокалывает гордо.

Вот так и слово редкое, искомое
способно прояснить туманность мысли
и стать в пути опорою, с которой
начнется постиженье смысла жизни.

XXX

Я задержать пытаюсь лето
хотя бы в комнате своей
и у окна, где больше света,
осенней вопреки поре,
на зло синоптиков прогнозам,
что обещают холода,
цветут гортензия и роза,
вечнозеленый рядом лавр,
алоэ, перистая пальма.
Они скрывают за собой
пейзаж поблеклый и печальный
в оконной раме голубой.
Оазис внутреннего мира
похож на этот зимний сад
расположившийся в квартире,
где незаметен листопад,
где сны и дивные виденья,
которым сбыться не дано,
порой реальней, тем не менее,
чем мир суровый за окном.
Там в этом мире свищет ветер
и жгут опавшую листву,
и оголившиеся ветви
деревьев зябнут на ветру,
и обрываются там сказки,
когда еще никто не ждет
внезапной, роковой развязки.
Всему свой час и свор черед.
Вот так закончилось и лето
недолговечное уже.
Пытаюсь, не смотря на это,
я задержать его в душе.

ХХХ

Предметы в сумерках теряют цвет.
Хотя еще их четки очертанья
чуть-чуть терпения, тьма размоет грани.
Границы сьето-тени больше нет.

Таинственен и мрачен старый парк.
Как призраки писатели из гипса.
Нависли ветви. Шелест слышен листьев.
Прохожего негромкий, быстрый шаг.

И в смутный час, когда всего сильней
души и тела вечное борение,
гнетет печаль мучительных сомнений
и страшно быть с собой наедине.

Куда идти? Кого остановить?
Повсюду напряженное молчание
и люди, ускользая от отчаянья,
торопятся на свет под фонари.

ХХХ

У вас не вымолить любви,
а потому молчу - ни слова.
Приняв невозмутимый вид,
как неприменное условье
случайных встречъ наедине,
мы говорим о чем попало.
О том, что дефицитом стало
и что повысилось в цене,
о переменчивой погоде,
знакомых общих, странной моде
на иностранные слова.
Вы так со мной всегда любезны.
Мы в отношениях чудесных,
но кто тогда в том виноват,
что вместе нам бывать тревожно,
что мы в глаза смотреть не можем
друг другу как сестра и брат
или хотя бы как соседи,
или как давние друзья.
Нельзя иначе нам, нельзя.
Все объяснимо словом этим.
И потому мы говорим
о планах, о своей работе,
но не о нас, не о любви
и нe о вашей несвободе.

XXX

Похожие на снегирей
в лучах холодного заката
спешат, не ведая путей,
по небу облака куда-то.

Темнеет выси синева.
Полоска солнечная уже.
Нагие стынут дерева
и замерзают к ночи лужи.

Короче день. Короче жизнь.
Все убывает незаметно.
Лишь лет прошедших миражи
мы удержать стремимся тщетно.

Но гонит, как и облака,
перед неведомая сила
через восход, через закат
сквозь свет и тьму неумолимо.

Куда, зачем,и почему?
Придется биться над ответом
до часа смертного тому
кто вдруг задумался об этом.

ХХХ

Пальму выращу в кувшине.
За окном метет метель.
Разбирусь в своих ошибках.
К празднику украшу ель.

Елка в новеньких гирляндах,
а у пальмы три листа.
Отправляюсь безоглядно
в незнакомые места.

Все что раньше обводилось,
исключалось, не влекло
может быть мне станет мило,
как в морозный день тепло.

Может быть оттает сердце
и забрезжит свет в глазах,
Я в еду добавлю перца,
Я вернусь назад к азам

в мир вовеки неделимый
полный тайны и чудес.
Этот мир необходим нам,
как и к жизни интерес.

Как из косточки заморской
к солнцу зимнему росток
пробиваюсь я с упорством.
Был бы только в этом толк.

ХХХ

Под новый год растаял снег
Смолк во дворе ребячий смех
Ни санок, ни снеговиков
попрятались все по домам.
И это русская зима?!
До полночи недалеко.
Молочный за окном туман
рассеял города огни
и мы с тобою в этот час
сидим в домах своих одни.
Горит в подсвечнике свеча,
ель источает аромат.
Что мимолетный нам роман?
Ведь мы мечтаем о любви.
Мы ждем ее не первый год.
Часы же, знай ceбe, идут.
Курантов раздается бой.
Вдруг наконец-то повезет
И в наступающем году
мы познакомимся с тобой.
ХХХ

Ну зачем мне снится снова
дальний город Барселона
с синим небом, с синим морем,
с желтой, теплою луной?
Город с глянцевых открыток
светом солнечным залитый,
где ищи - не сыщешь горе
и не встретишься с бедой.

Необычно все и чудно:
экзотические блюда,
экзотические танцы,
фейерверк живых цветов.
Здесь легко в мечтах забыться
или до смерти влюбиться,
экспансивные испанцы
чувст не держат на потом.

Этот сон такой же дивный,
как Веласкеса картины
и такой же бесконечный,
как над гаванью закат.
И пока мне снится снова
дальний город Барселона,
можно спать себе беспечно
детским сном в его руках.

XXX

Царство солнечных грез.
Импульсивный фламенко
ритм лучшее от слез
средство. Терять момента
не будем. С головой
бросимся в волны юга,
чтобы слушать прибой
и любить друг друга.

Тело теряет вес.
Вот-вот вырастут крылья.
От далеких небес
отделяют не мили,
а только испуг
пред потерей опоры.
Но встревоженный слух
чутко ловит аккорды.

Играй же гитарист,
не жалей свои пальцы.
Пламя возможно из
сердца не только испанца
извлечь. Пусть не всерьез
все, не на самом деле.
Во что угодно поверю
в царстве солнечных грез.

ХХХ

На страх и риск, себе в угоду
его я выдумаю вновь,
чтобы, как реки в непогоду,
не застывала в венах кровь.

Придумаю ему походку,
улыбку, жесты и глаза.
Он будет сразу Дон-Кихотом,
Ромео, Казановой, а

когда же все-таки наскучит
мне эта милая игра,
я позвоню на всякий случай тебе.
Быть может будешь рад.

Быть может самому охота
стать Казановой, Дон-Кихотом,
Ромео и влюбиться вновь,
чтобы, как реки в непогоду,
не застывала в жилах кровь.

ХХХ

Мне для счастья немного надо.
Тихий дом без замков и ограды
окруженный раздольем лугов.
Пса бесстрашного верная лапа.
Над столом горящая лампа,
да раскатистый крик петухов,
да дыхание ровное рядом
нареченного ненаглядным
разудалого молодца.
Самым лучшим моим творениям,
обожающим мед и варение,
не подъищешь завидней отца.

Только нет у меня той собаки,
Друга нет. Сына нет. Одинаков
звон будильника и жесток.
Оттого так похожи на клетку
двадцать восемь квадратных метров
с окнами на восток.

ХХХ
Понурившись виновато
Уходит все дальше изгой.
Холодная снежная вата
Поскрипывает под ногой.

Поземка, сметая поспешно
Пунктир одиноких следов,
О чем-то шумит безутешно.
Вокруг ни друзей, ни врагов.

Вокруг только белое поле,
Да неба морозного муть.
Он вырвался все-же на волю.
Он может теперь отдохнуть.

Навечно исчезнув в тумане
Всех тех, кем был прежде судим,
Он больше тревожить не станет.
Он молча замерзнет один.

ХХХ

Непохожим быть опасно.
Словно плащ тореодора,
для быков кроваво-красный,
что притягивает взоры,
чье-то броское обличье,
смелость мыслей, превосходство
и в стремлениях отличие.
Примиряет только сходство
 меж бесчисленных созданий
будто миг неповторимых.
Лишь любовь, беда, страдания,
смерть роднят непримиримых.
В столкновениях трагичных
чуждый мир понять не просто.
Мы едины и различны
как земля, вода и воздух.

XXХ

Блеск фольги под ногой.
На обочине елок обломки.
Хвоя в луже всплыла.
Город серый и блеклый.
Снег не выпавший вовремя
где-то стелется верстами,
Новый лист начинается
черновыми набросками.

XХХ

Размыты замки на песке.
Потрачены впустую силы.
По лучшим временам в тоске,
о как я стала некрасива.

Как будто я уже не я,
а только страх и сгусток нервов
среди фантазий и вранья,
где то что истинно - неверно.
Вот так же и моя страна,
очнувшись, видит, прозревая,
как обескровлена она
мечтою о всемирном рае.

Повсюду столько стертых лиц,
повсюду столько обделенных
со взглядами самоубийц
злой силою заговоренных.

Но от небес исходит свет
и музыка над миром льется,
а впереди отрезок лет
покуда сердце бьется.

XXX

Он пел о дальних островах,
о том, что счастье улыбнется.
Он дружен был с Луной и Солнцем
и чувства вкладывал в слова.

Он был не беден, не богат,
умел смеяться над собою
и бредил истинной любовью,
ее вкушая суррогат.

В нем искра Высшего Творца
во всем гармонию искала,
хоть было поводов немало
 искать духовного конца.

Заложник сцены и газет
он дом любил и постоянство
Но выпал путь ему цыганский,
путь кочевой в кругу друзей.

И часто глядя за окно
на проносящиеся мимо
пейзажи из автомобиля,
он забывался чутким сном.

В том сне порой, возникнув вдруг
из непроглядного тумана,
плеча касалась молча мама,
на свете нет нежнее рук.

А после снова полный зал
и как всегда аплодисменты.
И ради этого момента
уж не свернуть с пути назад.

Пусть заколдован этот круг.
Пусть так нелепо жизнь проходит.
Он пел о белом пароходе,
плывущем с севера на юг.

Он пел о дальних островах,
о том, что счастье улыбнется.
Он дружен был с Луной и Солнцем
и чувства вкладывал в слова.

ХХХ

Под стук колес, под стук колес
в вагоне затемненном
притих народ под стук колес,
дорогой утомленный.

Лишь вздохи, шорох, гуд и стук
сливаются в симфонию.
В себя вбираешь каждый звук,
как ухо микрофонное.

И шопотом, чтоб не будить,
слова мешаешь разные
Лишь пустяки. Но связи нить
душа пускает праздная.

Все говорят, все говорят
два голоса, два голоса.
Успеть бы им пока заря
зажгет на небе полосу.

ХХХ

Закончен день. Обычный долгий день
с угрюмым утром от недосыпанья
и как бы не было в него вживаться лень
был выпит кофе с кем-то за компанию
и принят надлежащий бодрый вид.
Обычный день без трепета любви.

Обычный день. Подобных дней не счесть.
В них все расписано, в них все по протоколу:
долг, дело, творчество, знакомства, честь,
застолья, сплетни, с юмором подколы
и перечень претензий и обид.
Обычный день без трепета любви.

Ох этот день! в нем все как и всегда
и все вокруг как будто неизменно,
а если жизнь не в радость иногда,
то до того кому какое дело
и без толку об этом говорить.
Обычный день без трепета любви.

Закончен день. Совсем его не жаль,
не хочется продлить, хоть не был плох он.
Ведь некуда и незачем бежать
в час поздний мне. И вновь молю я бога
о том, чтоб налонец-то одарил
обычный день мой трепетом любви.

X X Х

За километром километр
меня трясет на колесе
попутный,
                старенький автобус,
скрипящий тихо,
                по шоссе.
А за окном покрытом пылью,
где примечательностей нет:
туман,
           распаханное поле
и поверх комьев мокрый снег.
Потом,
            как блеклые обои,
возник сквозной,
                промерзший лес
и серо-бело-желтоватый
минуты через три исчез.
За лесом следом потянулись
вновь полуспящие поля.
Безлюдье.
                Галки.
                И нагие
по краю трассы тополя.
Дорога дрянь,
                дорога скука.
Но вскоре всходы и листва
наполнят мир великой музыкой
с простым названием -
                Весна.


Eщe февраль не кончился. Весну
предчувствуя, под окнами завыли
дождавшись тишины и темноты,
бездомные, подвальные коты,
как дикие Шерханы и Багиры,
мешая поскорее нам уснуть
и позабыть на время о заботах.
Ведь завтра снова надо на работу,
а значит подниматься до зари.
Мы заперты в дела свои, как в клетку,
закованы в законы и запреты,
повязаны условием пари
когда-то заключенным с небесами.
Тому виной, конечно же, мы сами.
Всем невозможно разом угодить:
ни господу, ни дьяволу, ни людям,
еще труднее угодить себе.
И в этой изнурительной борьбе
с собою, с миром долго ль мы пребудем
и кто в конечном счете победит?
А хочется так жизни без раздоров,
нелепых страхов, слез, обид и споров
о том кто прав и том кто виноват.
Молчим, печаль упрятав глубже в душу,
и в раздраженьи вынужденно слушаем
все несмолкающий кошачий гвалт,
который предвещает приближение
поры весенней и преображение.
Природы зов для всех неумолим.
Не спится. Полночь. Гасят фонари.

ХХХ

Усмехается судьба,
скалит острые мне зубы:
мол, теперь твоя борьба
все равно пойдет на убыль.
Много не воображай,
не такие мне дерзили,
но заставила дрожать
измотав и обессилив.

Знаю я наоборот
 ты, судьба, всегда иначешь,
только манит поворот,
только верится в удачу.
Наяву, а не во сне
вопреки ищу рассудку
на асфальтовой тропе
голубые незабудки.

XXX

То сыплет снег остервенело,
взгляд застилая пеленой,
то вдруг из-под покрова белого
проглянет солнце и иной
тотчас становится картина:
стихает ветер, небо сине,
ни облачка и тает снег,
чтобы исчезнув выпасть снова.
Так борется зима с весною.
Сменяет слезы так же смех
на лицах детворы поспешно.
И от отчаянья к надежде
порой ведет один лишь шаг.
О до чего ж моя душа
на дни похожа эти вешние!

ХХХ

Какое счастье вновь увидеть солнце
и впитывать энергию огня
сквозь мутное, больничное оконце,
и снова слушать щебет воробья,
и любоваться кустиком герани
как будто бы диковиной какой,
а после, выпив воду из стакана,
к стеклу прижаться теплою щекой
и ощущать, что двигаются ноги,
послушны руки, ясно в голове.
Какое счастье быть одним из многих
рожденных и живущих на Земле.

ХХХ

Жимолости аромат.
Свист пугливый свиристеля
Все должно пойти на лад
наконец-то, в самом деле.

Все должно пойти на лад.
Не испортят настроенье
из-под лобья чей-то взгляд
или чье-то нетерпенье.

Ну их, злющие глаза
и нытье не слышат уши.
Уж утоплена в слезах
наша память о минувшем.

Сколько можно унывать,
хмурить брови, в самом деле?
Все должно пойти на лад
Только б, Господи, скорее.

ХХХ

Любовь, как жизнь, всегда неповторима.
Она - смешенье радости и муки.
Ты не дарил кольца с аквамарином
и не просил о верности в разлуке.

И я тебе ни клятв, ни обещаний
ждать бесконечно тоже не давала.
Судьба нас разлучила беспощадно.
Мы знали, что увидимся едва ли.

Нас разделили страны, люди, годы.
Осталось мне надеяться на чудо,
что обрету от чар твоих свободу
и может быть тогда тебя забуду.

Забуду взгляд печальный, тихий голос.
Твои черты в других искать не стану.
Мне все равно женат ты или холост,
хранил бы Бог тебя лишь неустанно.

Живя вдали люби и будь любимым,
себя ни в чем не чувствуй виноватым.
Ты не дарил кольца с аквамарином,
да делать это было и не надо.

ХХХ

Ангелы, как ласточки летают.
Демоны как вороны кружат.
В свой черед к какой прибьется стае
к небесам вспорхнувшая душа?

Высота, стремительность полета,
свет любви и ненависти мрак,
ничего не знача для кого-то,
у иного вызывают страх.

А кому-то кажется нормальным,
что сочтет другой за чудеса.
Кто с тревогой смотрит, кто с печалью,
кто с надеждой вечности в глаза.

XXI

Дышат занавески у раскрытых окон.
Голубой на розовый поменяла комната.
Топится бессоница в переливах света,
а во сне вопросом: был ты или не был?
Был ли в моей жизни или снился только
голос позабытый, что на старой пленке
пленником навечно заключен в кассету?
Снимок - без морщинок сохраненный слепок.
Стал ли ты солидным? Стал ли ты спокойным?
Для меня ты море в беспрестанном шторме.
Для меня ты мука сладостнее радости.
Для меня ты утро полное загадочности.
Снова в сон пробрался призраком весенним,
Дышат занавески запахом сирени.

ХХХ

Не надо говорить о чем попало.
Уж лучше помолчим с тобой вдвоем.
Банальностей известно нам немало,
молчание дороже мне твое.

Не надо говорить, лишь только руку
на плечи положи мне невзначай.
Молчание не означает скуку,
когда двоим приятно помолчать.

Не надо говорить, когда есть кроме
родного языка язык без слов.
Твои глаза, как ласковое море,
твоя рука нежнее чем песок.

Не надо говорить. И так понятно,
что нам с тобой быть вместе хорошо.
И потому друг к другу мы обратно
не раз вернемся, может быть, еще.

Не надо говорить. Блаженство это
мне очень трудно с чем-нибудь сравнить.
Чтоб поделиться с ближним тем заветным,
что есть в тебе, не надо говорить.

В твоих глазах читаю я надежду
и верю, что воспряну духом вновь.
Ты смотришь так, как будто знали прежде
давным-давно мы счастье и любовь
и узнаем опять теперь друг друга,
не веря, что промчалось столько лет.
И каждый оттого чуть-чуть испуган
и скрыться вновь готов в любой момент.

Но держат нас невидимые нити
и не дают по жизни разойтись.
Участники неведомых событий
мы снова для чего-то собрались.
В нас зреют созидательные силы,
любое дело ныне по плечу.
Становимся мы лучше и красивей,
осуществляя вечную мечту.

В твоих глазах читаю я надежду,
а ты в моих надежду для себя.
И потому препятствия что мекжду
 тобой и мной минуем мы шутя.
Не надо наблюдений и проверок,
подробных объяснений, страшных клятв.
Хочу хоть раз не думая поверить
в то что открыл мне первой встречи взгляд.

X X Х

Как коротки ночи июня.
Как сон беспокойный недолог.
Лишь только под утро уснули
в кустах соловьи. Темный полог
тем временем неумолимо,
бесшумно и мало-помалу
у края земли отодвинув
светило свои лик показало.
Проникнув под своды чертога,
взглянуло любовно и нежно
на дымку тумана, дорогу,
на крыши, деревья, скворечни.
А после, припав осторожно
к росою усыпанным травам,
припомнило, видно, о прошлых,
недавних любовных забавах,
о том, как томилось в разлуке,
считая часы ожиданья.
Покончено ныне со скукой,
да здравствует радость свидания!
С лица отдохнувшей округи
согнали и бледность, и тени
небесные, страстные губы,
целуя умытую землю.

XXX

Я слушаю музыку плеска,
устав от тревог и печали,
как слушают добрые вести,
не смея им верить сначала.
 
Весло ударяет о воду
и лодка скользит торопливо,
и мы, обретая свободу,
о чем-то бормочем счастливо.

Какое чудесное место!
Повсюду покой и прохлада.
Быть так изумительно вместе,
когда все пронизано ладом

и кажется, будто бы властны
продлить до скончания века
час редкого с миром согласья
и близость с другим человеком.

ХХХ

Как хорошо, забыв былое,
в глаза любимые смотреть
и замирать на каждом слове,
и неминуемо добреть.

Так, глядя в небо иль на море,
утратив над собою власть,
 в их растворяются просторе
без опасения пропасть.

И мир становится прекрасным,
как просветленное лицо.
Нет, жизнь дается не напрасно
в конце концов.

XXX

Я до сих пор еще в плену
своих надежд, своих желаний.
Смотрю с тоскою на Луну –
источник разочарований.

Ее холодный, слабый свет,
непостоянство ее лика
таят в себе начало бед
совсем ничтожных и великих,

И так беспомощны пред ней
попытки самообороны.
Напустит армию теней
несущих шорох, вздохи, стоны

и оторопь берет, и дух -
крылатый Серафим слабеет.
Врагом становится в миг друг,
никто друг друга не жалеет.

Вскипает варево страстей,
безумство правит балом ночи
и среди скопища гостей
быть фаворитом каждый хочет.

Луна - ты ведьма, твоя влась
сильна, но все же не всесильна.
Не всех к себе заманишь в пасть,
готовясь к трапезе обильной.

Расправит крылья Серафим,
чтоб к Солнцу устремиться снова.
О Господи, придай мне сил
и укрепи души основу.

XXX

Маячит яркая звезда
и вновь зовет бежать из дома
в простор без стен и потолков,
в объятья ветра и прохлады
от жизни суетной уклада,
который жутко бестолков,
к чему-то вечному, простому,
путь обещая указать.
О не смущай покой звезда,
не пробуждай воспоминаний
о жизни давней праотцов,
о зарожденьи мирозданья
усильем огненным Творца.
И мы ведь плод его сознанья
из пыли звездной и тепла,
и нам даны свои орбиты,
которые от нас сокрыты
до срока, как бесценный клад.
Расскажешь разве ты об этом
своим пульсирующим светом
из прошлого, издалека,
соединив в одном мгновенье
порыв души, стихотворенье,
безмерным Космос и века?

ХХХ

Море вовек не заморится
мерной вздыматься волной.
Может быть, море молится
вместе со мной.

Те жe соленые слезы,
та же соленая кровь
и отражение звездное
в бездне зрачков.

Лунной тропы гипнотической
манит мерцающий блеск,
и увлекает ритмический
дальше от берега плеск.

Что там за зыбким разделом
неба с зеркальной водой?
Что между духом и телом?
Что между миром и мной?

Вечной повязаны тайной
кровного крепче родства
в этом пространстве бескрайнем
море и звезды и я.

XХX

Зияет пропастью бездонной
колодец ночи за окном
и в этой бездне, став безмолвной,
округа спит глубоким сном.

Но с ней бессонница в час поздний
не позволяет слиться мне,
и я ищу на небе звезды
едва заметные во мгле.

От их мерцающего света
как-будто легчь на душе,
как-будто кто-то незаметно
за мной стоит настороже.

И мне не страшно, мне не больно,
не одиноко в этот час.
И в бездну я смотрю спокойно,
как в глубь бездонных, мудрых глаз

Я помню все свои ошибки.
Я знаю в чем моя беда.
Мир грез обманчивый и зыбкий
меня притягивал всегда.

Живя то будущим, то прошлым,
пренебрегая каждым днем,
я от плохого и хорошего
убежища искала в нем.

Надеялась, в мечтах витая,
не замечая хода лет,
что день придет и станут явью
виденья сладостные. Нет.

ХХХ

Лишь холостые обороты
свершает жизни маховик
Как тяжело признать банкротом
себя пред Богом и людьми.

Заветных слов и оправданий
уж, видно, близится черед,
а после счастье иль страдания
никто не знает наперед.

Все это лишь предощущение
того, чего не миновать.
Пора молиться о прощении
и к божьей милости взывать.


ХХХ

Славлю силу твою, красоту
символ чувства и мысли, ты чудо,
заполняешь собой пустоту
человеческих душ-сосудов.

Власть твоя не имеет границ,
ты караешь, жалеешь и учишь,
с уст срываешься, со страниц,
превращая тщедушных в могучих.

Легковесным бываешь порой
и затертым монета словно.
Жизнь была бы совсем иной,
если б в нас не вселилось слово.

ХХХ

Полночь. Гасят фонари.
Усыпает вся округа.
Лишь прожектором горит
полнолунья лик округлый.
Все утихло до зари.
Сон лишил тела движенья,
заменив воображеньем
незатейливую явь.
Ночь хранит покой жилья.
Тикают часы под ухом.
Тишину пронзив, до слуха
вдруг донесся пьяный крик
Не преграда этажи.
Кто-то пел внизу с натугой:
нам не жить, ах, нам не жить,
нам не жить друг без друга.
Точно, что не говори,
этот вопль гнездиться в каждом,
вырываясь лишь однажды
Полночь. Гасят фонари.

XXX

Буду снова плакать, плакать,
словно дождик капать, капать,
словно речка литься, литься,
чтоб забыться, чтоб забыться.

Только где же мои слезы?
Мои слезы, как занозы.
Колят сердце, колят душу
и невидимые душат.

Я стараюсь, улыбаюсь.
Ошибаюсь, но не каюсь.
Все слежу за облаками
даль какая, высь какая.

Может я в мечтах витаю?
Но мне кажется летаю.
Только близость заземленья,
как паденье, как паденье.

Все меня чему-то учат,
то ли учат, то ли мучат.
Ну, а я, все понимая,
не такая и такая.

О зачем же так бездонно
это небо и бездомно.
Горизонт бегущий лентой
не приблизить ни на метр.

Не притронуться рукою
ни к разлуке, ни к покою.
Я как час перед грозою,
не притронуться рукою.

XXX

Рассмеяться б - не смешно.
Разрыдаться бы - не больно.
Жизнь корить за то грешно,
что всегда ей недовольны.

То дождливо день за днем,
то жара устроит пытку,
то подолгу не уснем
заблудившись в грезах зыбких.

То опять забудет друг
в бытовых своих заботах.
То ужалит память вдруг
прямо в сердце отчего-то.

То упущен звездный час,
и утихла дрожь восторга.
И уже так мало нас
перешедших поле торга.

Я не знаю как тут быть.
Не изменишь ни на йоту
переменчивой судьбы
поэтапных перелетов.

Рассмеяться б - не смешно.
Разрыдаться бы - не больно.
Только б после не пришлось
быть всегда и всем довольным.

XXX

Мы с тобой два встречных поезда
Вышли разные пути.
Друг без друга очень боязно,
как друг друга нам найти?

Мы торопимся, мы движемся,
сокращая дни разлук.
С каждым перегоном ближе я
слышу дальний перестук.

И вперед на полной скорости,
не смотря по сторонам...
От неистовой упорности
быть не узнанными нам.

На забытой богом станции,
простоявши к боку бок,
все равно, увы, расстаться
выпадает снова срок.

Ни чудачество, ни каверза
направлений не менять.
Переводим годы на версты,
начиная все опять.

И хранят от столкновения
наперед, до седины
светофоры и крепления.
Стрелки переведены.

МЕТАМОРФОЗЫ
I.
В самую долгую ночь
прорве трудяг пропотелых
стало терпеть невмочь
смирно лежать в постелях.
Лопнул мучительный страх.
Нынче сомнениям крах.

"Ахайте господа!
Трахнем мы дружно из ружей.
Утром кольцо барикад
ваши кварталы окружит.
Что может нам помешать?
Ну-ка давай, поспешай."

Память собрала в кулак
боли свои и обиды.
Алый дразнящий флаг
в улиц проёмах виден.
Властен борьбы азарт.
Не повернуть назад.

"Божий оставим завет.
Спину показывать будет.
Слушай Московский Совет.
Будущее рассудит.
Время, товарищ, посметь
смертью ответить на смерть".

Скованы бурым льдом
камни хлебнувшие крови.
Каждый изранен дом.
В горле застыло слово.
"Наша пора впереди.
Мы победим."

2.
Побеждая беды,
рвётся сквозь запреты
наш недальний предок
прадед или дед.
Молод он и весел,
но не стал повесой,
не хотел повеситься
в восемнадцать лет.

Месяцы дерзаний
молодой державы
дух не истязали,
а придали сил.
Новые понятия,
новые занятия,
новые заклятия
мчатся по Руси.

"Эй, ты что филонишь!
К выгнившему клонишь?
Разве так построишь,
парень, коммунизм.
Если ты рабочий
не бреди обочиной.
Званья непорочного
ленью не унизь.

Ты теперь не сирый.
Ты теперь не смирный.
Смиришь сам не мирных
вставших на пути.
Что осточертело,
непригодно к делу
бодро, быстро, смело
сносим на утиль."

В сумашедшем ритме
митинги и битвы.
Личное забыто.
Разве до него?
Но строптиво сердце.
Красным горьким перцем
колится и сердится
по ночам оно.

"Отчего не рад я?
Не забыть утраты.
Старшего я брата,
знаешь, сам убил.
Он был хлопец смелый,
но подался к "белым".
Предал наше дело,
душу погубил.

Выпало нам драться
за людское братство.
Стоит ли пугаться
что теперь один?..
Пусть хотя бы дети
сыты и одеты
не узнают эти
муки до седин."

Побеждая беды,
рвётся сквозь запреты
наш недальний предок
в переделке дней.
По часам взрослеет
молодая смена,
и растут посевы
праведных идей.

3.
Что-то много вожаков.
Слишком вольны речи.
Не боятся тумаков,
споря и переча.
Полчище бурлит борцов.
Каждый третий гений.
Управлять страной творцов
хватит ли умений?
А не то опять буза
и врагу лазейка.
Может прочная узда
не всегда злодейка.

Только тише, тише...
Стены тоже слышат.

Злой соперникам удел.
Несогласным кара.
Ветераны не у дел
хоть совсем не стары.
В неудачах козни их.
Ни к чему разброды.
Воплощенье перспектив
в образцах работы.
На глазах у всех отлит
-как им не гордится? –
грандиозный монолит
грозного единства;

Только тише, тише...
Кто-то рядом дышит.

Зорким снайпером с высот
сотен пьедесталов
метит каждому в висок
человек из стали.
В цепком взгляде всяк увяз,
Как один народы,
замирая и дивясь,
повторяют оды.
Кто он воин, государь,
волевой мессия?
Не укрыться никуда
от давящей силы.

Только тише, тише...
Не тебя ли ищут.

4.
На неправду есть управа,
а на смерть управы нет.
Колосятся дружно травы
на могилах прежних лет.
Скольких сила погасила?
Век живи и век тужи.
Глубоки следы насилья
у земли и у души.
Как себя переиначить,
стать способным на разбег,
не запутаться в задачах
и поверить вновь в успех?
Мудрых, честных, смелых мало
пощадил огонь борьбы.
И идут вперёд утало
осторожные ряды.
Осторожные затеи.
Осторожные слова.
Отшумели не затем ли,
чтобы шеи не ломать?

Только глотку рвёт чудак,
багровея от надсады:
"Нет ребята, всё не так,
всё не так, как надо."

XXX

Ромашки смахнули слезинки.
Корзинки подставили свету.
И в знойных глазах отразилось
румянцем залитое небо.

С лица отдохнувшей округи
согнали и бледность и тени
небесные, страстные губы,
целуя умытую землю.

XXX

Вкус хлеба.
Вкус мысли.
Вкус жизни.
Его бы не потерять.
На всех переходах времени,
на всех переломах времени
и даже в пору безвременья
не разучиться желать.

Желать света в конце туннеля,
желать пощады врагу,
и чтоб никогда не тускнели
блеск глаз и цвет губ.

Я повторяю снова.
Я повторила сто раз.
Я повторю бесконечно –
наше спасение в нас.

XXX

               В.Маяковскому
Тяжелые веки,
смотреть больно.
Горячий лоб
прижимает как пресс.
И каждая ночь
осторожно, но верно
и волю, и силы
берёт под арест.

Сейчас бы чудо
совсем простое:
из свежих фруктов
глоточек компота,
на лоб
прохладную, нежную руку,
и "спи спокойно" –
по-доброму кто-то.

Напротив в окнах
давно огней нет.
Стеною тёмной
осело небо.
И некому слова сказать,
осталось
попробовать душу открыть
Вселенной.

И в тишине этажа
за дверью
слышны шаги
тяжелы и усталы.
Вселенной огромной
для человека,
когда человек одинок,
очень мало.

XXX

Сколько нам осталось?
Сыплется листва.
Сколько нам осталось
вырубать леса.
Сколько нам осталось
видеть белый снег.
Сколько нам осталось
этого на всех.

А потом появятся
новые миры.
А потом раздуются
яркие костры.
Страстные, прекрасные
душу пламеня,
только не такие
как моя Земля.

Сколько нам осталось?
Барабанит дождь.
Сколько нам осталось
путать с правдой ложь.
Сколько нам осталось
слушать детский смех.
Сколько нам осталось
этого на всех.

XXX

О, сколько тайн сокрытых до поры
таит столетье каждое. Однажды
они всплывут, как в реках мертвецы,
и онемеют миллионы граждан.
Когда порок окажется лишь правдой
безжалостно оболганной и слабой,
а истина простым самообманом
ниспосланным как высшая награда,
оплачет человечество загубленных,
обиженных, обманутых, забытых,
плутая в мирозданье словно путник
средь миражей и истин не открытых.

XXX

Из бесконечного гама,
хаоса, чепухи,
перебирая слогами,
карабкаются стихи.

Чей-то невнятный шопот.
Чей-то отрывистый смех..
Чей-то оборванный ропот.
Чей-то гнетущий грех.

Здесь даже звёзды тленны.
Строки рифмованных слов
словно туман эфемерный
взмывший до облаков.

Эта подъёмная сила.
Этот свободный полёт.
Глупый восторг счастливый!
Что-то произойдёт.

И почему поётся
року наперекор?
Тянется, да не рвётся
тонкая нить времён.

Я улыбаюсь утру.
Я улыбаюсь тебе.
Всё проясняет мудрый
солнечный свет в окне.

А на клочке бумаги
мыслей бессонных бред.
Лёгким, скользящим шагом
зашелестел сонет.

XXX

Наступило время астр.
Не гадаю по ромашке.
А в провале надо мною
улетают облака.

Улетают стаи листьев.
Улетают самолёты.
И не скроешь за улыбкой
глаз задумчивых печаль.

Не догнать, не воротиться.
Удержать не в силах ветви.
Удержать не в силах руки.
Удержать не в силах Бог.

Будто о тебе забыли
в одиночестве оставив.
И вот-вот подхватит ветер,
и завертит листопад.

Время таинства в природе
и внезапных прояснений.
И летят, летят куда-то
невесомые слова.