Рождество во Фландрии

Свое первое католическое Рождество я провел во фламандской семье недалеко от Антверпена. Рождество в Бельгии - праздник сугубо семейный. Правда, это было тогда, а сейчас - не знаю точно. Пригласил меня мой тогдашний товарищ Поль (условно), и вообще-то удивил. Фламандцы не очень-то быстро сходятся, или там друзьями становятся, а уж тем более Рождество. Они собираются семьями, в семейных домах, стараются этот праздник провести вмести в любом случае, где бы кто ни находился. Даже если ты в Саудовской Аравии работаешь, как-нибудь найди время и денег и посети свой дом и свою семью на Рождество. Ну, так вот, с Полем мы действительно были в хороших отношениях, он мне помогал в Брюсселе по многим вопросам, да и Союзом он интересовался, так что, много времени я проводил с ним и его друзьями. Были занятные моменты, которые сближают, но, вообще, у них такого нет, типа, сел в поезд и рассказал первому встречному-поперечному всю свою жизнь, да теперь и у нас уже такого нет.  А тогда, он встретил меня на вокзале в Антверпене, и мы поехали в его дом. Дом стоял прямо на берегу океана, но это я чуть позже понял и оценил. А пока Поль познакомил меня со своей матерью, очень симпатичной пожилой женщиной. Вообще, у них принято по ходу менять комнаты пребывания: аперитив на веранде, обед – в гостиной и т.д. Мы посидели, и я ответил на традиционные вопросы: как там в Москве? Что хорошего и есть ли медведи на улицах? Учтите, это были времена, когда все носились на Западе с Горби и отношение к советским было очень доброжелательное. Так что мы обо всем этом и говорили, дама тогда очень интересную вещь сказала, даже две: первое, что в культурном плане Европа оказалась между СССР и Америкой, но культурно она ближе к России. И  второе, что Россия или Союз – это в культурном плане охранная территория, хранилище, там еще что-то сохранилось, что можно называть культурой. Я тогда вообще от этих тем очень далек был, но сейчас думаю, что она была права. Только мы с треском все разметелили, и в культурном, и в бескультурном отношении.
      Пока суть, да дело,  вышли в сад с Полем. Было не холодно, кое-где зеленела трава, снега, конечно, никакого не было. Вообще, за всю зиму снег я видел один раз, но он растаял к обеду. А тогда, было еще не темно, море было серое и сливалось с небом. Шли мы себе так по дорожке, и вдруг я понял, что мы на краю пропасти, это была дамба, высоты,  наверное,  с 9-этажный дом, никак не меньше. Внизу все бурлило, стонало и перекатывалось. Да, живут же!
      Рождество в Бельгии было очень красочным, веселым и шумным, но главное, это, конечно, что-то необычное и непередаваемое в отношениях между людьми в это время: полное согласие и внимательность. Конечно, почувствовать это можно только находясь в семье. После аперитива  мы сели за суп. Это был суп, который мать Поля приготовила по старинному фламандскому рецепту, подавался он в больших тарелках, типа, как наши. Суп оказался очень похожим на хорошо приготовленные русские щи. Мадам смотрела на мою реакцию очень внимательно, но какая же могла быть реакция? Точно такие же щи моя мать готовила, так что мне, конечно, понравилось, и она очень обрадовалась. Это понятно, женщинам нравится, когда их еду хвалят.  Потом выпили по стопке с кепкой женивы (женевер, можжевеловка). Это у них традиция занятная, но, на мой взгляд, это отдельная тема. Как-нибудь расскажу. 
       В основном мы говорили про Бельгию и культурные традиции. Ничего-то я не знал, даже почему  Собор в Антверпене (Собор Антверпенской Богоматери) с разными по высоте башнями не знал. Фото я сделал еще летом, а тогда как-то не до этого было. Оказалось, денег не хватило, а голландцы перебросили через Шельду (фр. Эско) железную цепь, а торговля и значение Антверпена сильно пострадали. На другой берег сейчас можно перейти по подземному переходу, ужасно длинному. Утром мы это и проделали. Столько воды утекло, а вот фламандцы помнят, что их от голландцев отличает, а вроде бы один народ. Религия, конечно, важная штука, и жизненный уклад. Но вот что мне тогда особенно запомнилось, и что унёс я с того вечера на всю жизнь, так это особое отношение к прошлому своего народа. Понимаете, ведь эта история с нидерландской революцией весь мир изменила, и именно отсюда пошли демократические и экономические идеи нашего времени.  И толком ничего я тогда не понимал, да и не помнил ничего, кроме как карту из школьного учебника по истории Нового времени. Главное из того вечера – это чувство, что упорство народа ничем побороть нельзя. А нидерландцы тогда здорово упёрлись, не желали они уступать права «Великой Хартии»,  подчиняться испанцам и свои новые религиозные взгляды менять. И вот тут интересно: ведь бургеры нидерландские не очень-то воевать умели, и в профессиональном отношении испанский солдат был на две головы выше защитников городов Нидерландов. Я потом уже ознакомился во всех подробностях:  Провинции не без оснований считали своих врагов сверхестественными, почти неприкосновенными существами. Иначе, как бы они  могли объяснить все эти победы. Как они могли бы еще объяснить поражение тысяч людей, падающих под испанским мечом. При Эленгине Альба потерял не больше 7 солдат (семи!), убивши 7 тысяч неприятелей. При испанском бешенстве в Антверпене пало не более 200 осаждавших, тогда как перерезано было более 8 тысяч бюргеров и солдат осажденных. Наконец, при Жамблю 10 тысяч патриотов было изрублено в куски, а между ними лежало лишь два испанца! Конечно, основа – в превосходстве испанского солдата. Самая опытная и самая дисциплинированная в мире испанская армия (того времени), была невообразимо храбра, быстра и яростна. И вот, при таком раскладе, благодаря терпению и уму принца Оранского и настойчивости и упёртости нидерландцев (фламандцев, валлонов, голландцев и т.д.) революция победила, заметьте, первая буржуазная революция, она же – религиозная война, и она же -  национально-освободительная война. И что только с ними не делали: головы рубили, топили в бочках по двое, вешали и сжигали: ничего сделать было нельзя. Я-то тогда подумал, что наш народ победил фашизм только благодаря тому, что упёрлись как следует, и себя люди не щадили.
    Сидели долго,  потом Поль меня проводил до какой-то промежуточной станции, и я поехал себе в Брюссель. Вот такое было Рождество.
    
На фото: вид с крыши Собора Антверпенской Богоматери. Снято в 1988 году.