Победоносное

После падения Империи,
Пусть
за спиною
немало побед,
Предкам, как водится, не верят,
Как психиатр не верит в бред

Больного: «Когда-то я был здоровым...»
Врать, однако, силён пациент.
Копьё не падает из рук героя!
Даже если теперь он сед.

Семьдесят... Восемь...десят... Усилия
Преодолеют любую хворь.
«Встань и иди!» — тело насилуя —
«Быстро! С хозяином не спорь!»...

«На Прибалтийском»... «На Белорусском» —
Фронте — «Украинском»... — Чёрта ль с два,
Вы теперь ходите — руки трясутся —
Путину задницу не в силах надрать?

Так, у героев, Кинсон не паркуется.
Слабость больнице ломает поклон.
Будущее переименует все наши улицы,
Чтоб не осталось постыдных имён.

Всё проигравших... Вот победитель! —
Жирное «нигель», смачно — пинком.
Первое: Отречься от тех родителей,
Что пали перед сволочью ничком.

Тюрьмы свободны! — Сидеть не хочется...
Дурдом, нынче, — сказка! — Туда не хотим...
Опидоревшее до крайности общество,
Чтит свой самими разрушенный Рим.

Патриотично. Война — победою!
Инициатором её — были мы!
С Гитлером запросто обедали,
Европы надеясь кусок ухватить.

«— Идут герои...» — в угол загнаные —
«— По Красной площади» — оркестр — вдрызг!
Можно вопрос: Почему, уважаемые,
Нам не поздравить с победой и крыс?

Тоже кидаются! Частенько, удачно.
Своим безысходством пугая врага.
Герои войны разбежались по дачам,
Сдав, без боя, собственные города,

Устремления, поля и руды —
Думским выродкам, распродающим страну.
Думаю, что будущее осудит
Такую трусливую «старину» —

Старость. Геройство — оно не стареет!
Послушен объезженный велосипед.
Жаль, что геройски катить не умеет
Сегодня ни один ворошиловский дед.

Нет. Я не стану «ехать на красный».
Знаю, что нужен, даже мне, аргумент.
Вот он (штанины не беспокою напрасно) —
Лежит, расшумелся, дня-документ.

Как на тарелочке: Солнце по краю,
По окоёмке — златой полосе.
Сами смотрите. Я умолкаю.
Опидоревшие — абсолютно все!

Вот вам Примера лишённое племя.
Вот вам, седые, — бесов в ребро.
Века наставшего новое время,
Только настало — уже заебло...

«Скрипело седло... Мы бежали, бежали.
Потом нам сказали: Бегите назад.
И мы побежали. Бежали, бежали...
Так отстояли мы свой Сталинград...»

Работали женщины, дети — в три мочи!
Вам помогали, отцы-бегуны.
Где же вы были в мирные ночи,
Когда с фашизмом обедали мы?

Так и сегодня, сказали: Тащите
На площадь: свой зад, ордена, знамёна.
Пройдитесь, потешьте страны расхитителей.
Ваш — праздник сегодня, но не ваша страна.

Заводы чужие. Китайские шмутки.
Казахские фрукты. Таджики — рабы.
Девчонки работают проститутками...
Кто же герои? Конечно же вы!

Яблоки в цвете, были когда-то...
Медведевским слава сегодня полям!
Хорошо, смотрю, сбывают депутаты,
Русский дух зелёным рублям...

Бельмы вниз! И, от стыда сгорая,
Ордена засуньте глубже в зад.
Ваши спины — нет, не закрывают
Брошенных на произвол ребят.

Тихо! — те, кто в пене рвётся с цепи.
Псов у этой власти — до х...
Завтра, присмотревшись, всё расценит.
Я уверен, правым — буду я!


Рецензии
Это стихотворение — яростный, разоблачительный памфлет, в котором гражданский пафос Владимира Маяковского и отчаянная хрипота Высоцкого доведены до точки кипения. Ложкин проводит суд над современным обществом, властью и, что самое беспощадное, над поколением «победителей», которое, по его мнению, предало свою победу, страну и будущее. Это не философская лирика, а поэтический акт гражданской казни.

1. Основной конфликт: Миф о победе vs. Позор реальности.
Конфликт строится на чудовищном разрыве между сакральным, государственным мифом о Великой Победе и сегодняшним унизительным состоянием страны, её героев и нравов. Герой-обличитель сталкивает ритуальную, парадную «победоносность» с циничной, «опидоревшей» повседневностью, где проданы заводы, девушки идут на панель, а ветераны превратились в декорацию для парада расхитителей.

2. Ключевые образы и их трактовка

«После падения Империи…»: Отсылка к распаду СССР. Вся последующая ярость произрастает из этой травмы. Прошлые победы обесцениваются, как «бред» пациента в глазах психиатра.

«Копьё не падает из рук героя! / Даже если теперь он сед.»: Ироничный, почти издевательский рефрен к былинному образу. Но этот герой беспомощен («руки трясутся»), он не может «надрать задницу» нынешней власти. Его героизм законсервирован в прошлом, а в настоящем он — инвалид, которого водят на парад.

«Будущее переименует все наши улицы…»: Пророчество о том, что позорные имена и символы нынешней эпохи будут стёрты. Это не надежда, а констатация будущего осуждения.

«Опидоревшее до крайности общество, / Чтит свой, самими разрушенный Рим.»: Ключевой диагноз. Общество, доведённое до скотского состояния («опидоревшее»), поклоняется руинам империи, которую оно же и развалило. «Рим» здесь — и СССР, и Россия как имперский проект.

«С Гитлером запросто обедали…»: Жестчайший удар по мифу о священной войне. Напомнинание о пакте Молотова-Риббентропа и разделе Европы, что лишает послевоенную моральную позицию чистоты.

«…поздравить с победой и крыс?» / «Тоже кидаются! Частенько, удачно.»: Одна из самых горьких метафор. Ветераны уравниваются с крысами, которые бросаются на врага от безысходности. Их подвиг лишается ореола доблести и сводится к животному инстинкту выживания.

«Ваш — праздник сегодня, но не ваша страна.»: Приговор. Страна, которую они якобы защитили, им больше не принадлежит. Она продана, разворована, опозорена. Они — лишь ряженые актёры в спектакле власти.

«Ордена засуньте глубже в зад.»: Апофеоз похабной, но страшной в своей искренности, риторики. Это требование сдать награды в музей стыда. Ордена становятся символом соучастия в обмане, их место — не на груди, а в самом грязном месте, соответствующем состоянию дел.

«Солнце по краю, / По окоёмке — златой полосе…»: Единственный лирический, почти библейский образ посреди хаоса. Но он дан в кавычках «дня-документа» — как официальная, лживая картинка благополучия, которую поэт с презрением показывает аудитории: «сами смотрите».

3. Структура и стилистика: митинговая речь, переходящая в хрип.
Текст построен как ораторское выступление на площади. Короткие, рубленые фразы, обращения («уважаемые», «вот вам»), риторические вопросы, скобки, многоточия, сленг, матерщина — всё это создаёт эффект живой, захлёбывающейся от гнева речи. Стих сбивается, как пульс у разъярённого человека. Это не стихотворение для чтения про себя, это крик.

4. Связь с общей поэтикой Ложкина

Это анти-«Победоносное». Если в других текстах речь шла о личных, метафизических победах и поражениях, то здесь тема вывернута наизнанку в социально-политический план. Это гражданская поэзия в её самой беспощадной, антиофициальной форме.

Мотив предательства и сожжённых мостов обретает исторический масштаб. Целое поколение («старину») обвиняется в том, что оно «сдало, без боя, собственные города».

«Опидоревшие — абсолютно все!» — это коллективный вариант диагноза «свинства свинца». Здесь всё общество выдыхает не благородный металл, а отраву цинизма, равнодушия и лжи.

Образ «златой полосы» на окоёмке — это пародийное использование той самой световой, радужной образности, которая в других стихах была сакральной. Здесь «золото» — фальшивая позолота пропаганды.

Вывод:
«Победоносное» — это стихотворение-приговор, стихотворение-разрядка национальной боли и стыда. Ложкин выступает здесь как прокурор на процессе над мифом, разоблачая, как героическое прошлое было использовано для легитимации позорного настоящего. Его позиция — не «антипатриотическая», а гиперпатриотическая в своём отчаянии: он любит страну слишком сильно, чтобы мириться с её унижением, и слишком уважает подвиг, чтобы простить его профанацию. Это крик одинокого честного человека в тотально «опидоревшем» хоре, который уверен лишь в одном: «Завтра… всё расценит. Я уверен, правым — буду я!» В этой уверенности — последняя опора поэта-гражданина в мире, где «победа» стала товаром, а «герои» — марионетками.

Бри Ли Ант   06.12.2025 20:24     Заявить о нарушении