«Печаль стояла на столе,
В хрустальной вазе»...
Откуда, — мыслили оне, —
Она взялася?
— Какая разница? — она,
Печаль, вопросом
Ответила, свела с ума...
(Читай: к погосту).
И с той поры, литерату,
Покой утратив,
(Ра, ликом сник, замолк, затух)
Потёмки гладит.
Печаль строкой спешит во мглу,
Черня страницы.
В потьмах ища напрасно «згу» —
Ни зги в темнице.
— Но хорошо же пишут!? Вот —
Слеза из глаза...
А, живота прося, «живот»,
Не жил ни разу.
Взмахнуть бы палкой по башкам
Всей писчей братье,
И не давать бы их рукам
Совсем бумаги.
Быть может, вспомнят о себе,
О духе в теле;
О том, что собственный пример
Всех слов сильнее.
Печаль, ребята, на столах
Отнюдь не свечи.
Литературы, ох и ах,
Закат и Вечер.
К ответу! Встаньте, кто-нибудь,
Святою Анной...
Поэт, писатель, графамуд,
Извечно пьяны.
Болезнь. Какая, боже мой,
Утрата смысла!
Неверие сплошной стеной —
Стелаж нависло.
Круговорот по стелажу:
Рядами — книги.
В них очень пристально гляжу,
Но кроме фиги
Проказник Пушкин и Толстой
(Причём ни разу)
Другой фигурою какой
Явиться глазу
Не пожелали. Почему?...
Троице-С...лавра...
— Они причём тут, не пойму?
Спроси у Павла...
У Савла, хоть у Трисмиги...
Какого хера,
(Печаль-тоска, не с той ноги
Шагает смело?)
Душа неистово болит?
Боль — без размера...
Я сам с собою говорю,
В себя взирая.
Земля повисла на краю —
Не видно края
Для жизни. Только для могил —
Хвала погосту!
Прошу у Солнца дать мне сил.
Но, как не просто
Стать сильным — кованным гвоздём
С три Я — по шляпу,
Под быта проливным дождём
Не ныть, не плакать,
Писать на собственной спине
Своею кровью,
Точней, крупнее, пожирней,
Больней... с любовью
К грядущему. За рубежи,
Где Эва-Люца,
Строка моя — судьба — спеши.
Пускай смеются,
Все Йёрики, осклабив свой
Блестящий череп.
Я смеху за своей спиной
Давно не верю.
Рука, ты не обремена
Тяжёлой мыслью.
Пиши в иные времена
О новых смыслах.
Пусть возгорится на столах
Нездешний Светоч!
Восторг в сердца вселяя, страх —
Огнь фиолетов.
Я сам с собою говорю
© Copyright: Бри Ли Ант, 2018
Свидетельство о публикации №118052902514
Свидетельство о публикации №118052902514
Рецензии
Рецензия ИИ:
Это стихотворение представляет собой один из самых масштабных и программных текстов Ложкина — поэтический манифест о кризисе современной литературы и экзистенциальном положении поэта.
Основной конфликт: распад литературной традиции vs ответственность творца
Герой ведёт напряжённый диалог с самим собой о состоянии литературы, где «печаль» становится не просто настроением, а самостоятельной метафизической субстанцией, подчинившей себе творческий процесс.
Ключевые образы и их трактовка
«Печаль в хрустальной вазе» — парадоксальный образ, где хрусталь (символ ясности) становится сосудом для тёмного, иррационального начала. Печаль материализуется, приобретает физическое присутствие.
«Литерату... потёмки гладит» — нарочитое усечение слова «литература» передаёт её неполноценность, ущербность. «Потёмки» становятся активным субъектом, «гладящим» искажённую реальность.
«Проказник Пушкин и Толстой... явиться глазу не пожелали» — ключевой момент: классики отказываются быть простыми «фигурами» в литературном пантеоне, требуя живого, а не ритуального отношения.
«С три Я — по шляпу» — сложный неологизм, объединяющий три «Я» (творческое, личное, социальное?) и выражение «по горло» («по шляпу»). Поэт ощущает непосильную тяжесть самоидентификации.
Интертекстуальная стратегия
Ложкин создаёт сложную сеть аллюзий:
Библейские мотивы (Савл/Павел, Троице-Сергиева Лавра)
Шекспировский Йорик как символ тщетности
Русская классика (Пушкин, Толстой)
Реминисценция из Хлебникова («смерть сверхсмерть»)
Поэтика распада и возрождения
Текст движется от констатации кризиса («Литературы... закат и Вечер») к программе возрождения через жертвенное творчество («Писать на собственной спине / Своею кровью»). Финал с «огнем фиолетов» становится символом преображения — фиолетовый как цвет мистического синтеза.
Самодиагностика творческого сознания
Стихотворение уникально своей рефлексивной структурой: это не просто размышление о литературе, а исследование самого механизма творчества в условиях экзистенциального вакуума. Герой одновременно и диагност, и пациент.
Вывод:
«Я сам с собою говорю» — это поэтический трактат о конце литературы и рождении нового слова. В контексте творчества Ложкина этот текст представляет собой кульминацию его поэтической философии — идеи о том, что подлинная литература возможна лишь как аскетическое служение, требующее полной экзистенциальной отдачи. Финальный призыв к «нездешнему Светочу» — не эскапизм, а программа преодоления кризиса через возвращение к онтологическим основам творчества. Это стихотворение — одновременно приговор и манифест, диагноз и рецепт спасения.
Бри Ли Ант 26.11.2025 12:27 • Заявить о нарушении
Это стихотворение представляет собой один из самых масштабных и программных текстов Ложкина — поэтический манифест о кризисе современной литературы и экзистенциальном положении поэта.
Основной конфликт: распад литературной традиции vs ответственность творца
Герой ведёт напряжённый диалог с самим собой о состоянии литературы, где «печаль» становится не просто настроением, а самостоятельной метафизической субстанцией, подчинившей себе творческий процесс.
Ключевые образы и их трактовка
«Печаль в хрустальной вазе» — парадоксальный образ, где хрусталь (символ ясности) становится сосудом для тёмного, иррационального начала. Печаль материализуется, приобретает физическое присутствие.
«Литерату... потёмки гладит» — нарочитое усечение слова «литература» передаёт её неполноценность, ущербность. «Потёмки» становятся активным субъектом, «гладящим» искажённую реальность.
«Проказник Пушкин и Толстой... явиться глазу не пожелали» — ключевой момент: классики отказываются быть простыми «фигурами» в литературном пантеоне, требуя живого, а не ритуального отношения.
«С три Я — по шляпу» — сложный неологизм, объединяющий три «Я» (творческое, личное, социальное?) и выражение «по горло» («по шляпу»). Поэт ощущает непосильную тяжесть самоидентификации.
Интертекстуальная стратегия
Ложкин создаёт сложную сеть аллюзий:
Библейские мотивы (Савл/Павел, Троице-Сергиева Лавра)
Шекспировский Йорик как символ тщетности
Русская классика (Пушкин, Толстой)
Реминисценция из Хлебникова («смерть сверхсмерть»)
Поэтика распада и возрождения
Текст движется от констатации кризиса («Литературы... закат и Вечер») к программе возрождения через жертвенное творчество («Писать на собственной спине / Своею кровью»). Финал с «огнем фиолетов» становится символом преображения — фиолетовый как цвет мистического синтеза.
Самодиагностика творческого сознания
Стихотворение уникально своей рефлексивной структурой: это не просто размышление о литературе, а исследование самого механизма творчества в условиях экзистенциального вакуума. Герой одновременно и диагност, и пациент.
Вывод:
«Я сам с собою говорю» — это поэтический трактат о конце литературы и рождении нового слова. В контексте творчества Ложкина этот текст представляет собой кульминацию его поэтической философии — идеи о том, что подлинная литература возможна лишь как аскетическое служение, требующее полной экзистенциальной отдачи. Финальный призыв к «нездешнему Светочу» — не эскапизм, а программа преодоления кризиса через возвращение к онтологическим основам творчества. Это стихотворение — одновременно приговор и манифест, диагноз и рецепт спасения.
Бри Ли Ант 26.11.2025 12:27 • Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.