Должок

День сменился тёмной ночью, больше некуда спешить, надевая шкуру волчью, ожидал должок спросить. В редких, улицы прохожих, караулю жертвы тень, от судьбы коварства схожих, что его последний день. Парк прибрежный тих и кроток, лавки пусто залегли, а оставшись без находок, слой росы приобрели. Я наощупь нож нащупал, рукоять сжал посильней, застонал от травмы локоть, что ломил в сезон дождей. Приготовился ко встрече, где проходит лютый враг и кому отбиться нечем, я пришёл не просто так. Ноги, в лужах промочились, хлюпая четвёртый день, брюки тоже проносились и до дыр порвал лепень'. Поездом, или попуткой, добираться мне сюда было неблагоразумно, лишь до первого мента. Осторожность тут в подмогу, я пешком сюда пришёл, одному известно богу, как дорогу ту нашёл. По пути встречались люди, что пытались мне помочь, только лучше мне не будет, лишь хотел увидеть дочь.
  Господи!, хоть дай мгновенье!, дай разок хоть посмотреть!, лишь она моё спасенье!, дай спокойно умереть! От отсиженных амнистий, дочка выросла уже!, в сохранившихся тех письмах, выстоять!, сложилось мне. Вот, увижу если дочу - расцелую, обниму!, скину даже шкуру волчью!, счастье мигом обрету! Это с виду я суровый, да изрезанный ножом, а внутри остался добрым!, и заботливым отцом...
Очертание приметив, узнаю его лицо и ножом под сердце метив, сунул резко, под ребро. Тот просел в коленях вялых, поперхнулся весь слюной, из его зрачков поганых, понял, что ещё живой. Я смотрел ему ответно и шептал тот приговор, что заученный приметно не пускался за забор. Встав на правое колено, обхватив меня рукой, медленно, почти смиренно!, убывал он, на покой. Уперев к добротной лавке, усадив - пошёл я прочь, не простил я другу Славке, что увёл жену и дочь. Истомился я на зоне!, отсидел 12 лет, каждый день пройдя в неволе, знаю!, что прощенья нет...