Призрак дома на Серпуховской

                Если вы думаете, что майская ночь музеев в Петербурге начинается в музеях и там же заканчивается, то наверняка ошибаетесь. Впрочем, я и сам так же прежде думал. Все началось с того, что в тот вечер мы поехали в музей Александра Васильевича Суворова. Все хорошо знают это необычное здание возле Таврического сада, построенное в виде крепостного башенного укрепления. Украшенное по крыльям своего фасада величественными мозаичными батальными полотнами, оно не дает усомниться в значимости военного гения полководца для России. Генералиссимус был у нас первым человеком, в честь которого возвели такой мемориальный музей.
                Интересной получилась экскурсия по залам музея, в которой рассказывалось о метаморфозах портрета Суворова. Здесь можно было отследить весь путь создания образа полководца в изобразительном искусстве, увидеть его посмертную маску. Потом продолжили знакомство с военно-исторической реконструкций солдатского быта времен Великой Отечественной войны уже на улице. Быта наших советских солдат мы почти не увидели, зато костюмированные представители фашистского воинства с нашивками СС выглядели очень натурально. Они с удовольствием показывали посетителям свою форму и вооружение, предлагали их для фотографирования. Наибольший интерес все это вызывало у пришедших туда мальчишек. В какой-то момент, увидев, как один из этих молодых людей, участников исторического клуба, стал прогуливаться в форме гитлеровского солдата по улице, мне показалось, что немцы таки взяли наш Город герой Ленинград, не тогда, а сейчас.
                Впечатление от музея получилось окончательно смазанным, и мы отправились за новыми приключениями. Промчавшись мимо Обводного канала по ночному городу, оказались рядом с Загородным проспектом, на Серпуховской улице, 2. Это доходный дом купца Николая Федоровича Целибеева, представлявший собой важный градостроительный объект эпохи модерна. Перестроенный в 1904 году по проекту гражданского инженера П. И. Ширшова, он теперь пустовал и уже несколько лет медленно разрушался. Вокруг тихо и пустынно…
                Перед нами был пятиэтажный дом с пустыми провалами черных окон без рам в зеленом саване строительной сетки и очень похожий на мертвеца. Окна нижнего этажа заложены кирпичом или забиты досками. Теперь они словно заклеенные пластырем рты. Когда-то дом был красив фасадом, с богатыми наличниками, фигурными подоконниками, арками, пилястрами и лепными гирляндами. Все это уже давно было в самом плачевном состоянии. Угловой подъем здания придавал ему очертания огромного пассажирского судна, шедшего в сторону проспекта. Мы обошли вокруг всего комплекса зданий со стороны Загородного проспекта и Подольской улицы. Здесь получались соединенными три дома, из которых два были еще благополучно живы. У них один общий двор колодец.
                Вошли в ближайший подъезд со стороны Подольской улицы. Широкие лестницы, рядом тяжелая дверь в крохотную старую лифтовую кабину. С трудом поместились там вдвоем, двери закрыли сами, никакой автоматики. Нажали кнопку верхнего пятого этажа. Кабину лифта начало трясти как спускаемый космический аппарат в плотных слоях атмосферы. Мы-то собирались подниматься наверх, совсем в другую точку Вселенной. А может быть этот аппарат тоже не мог летать  без “гравицапы”? Этого мы точно пока не знали. Еще секунд пять кабина лифта чихала и вздрагивала, а потом медленно, со скрипом поползла вверх. Высота в ней ощущалась очень хорошо, словно мы болтались под куполом цирка. Наконец она замерла на самом верху, что-то под нами внушительно громыхнуло, но не упало.
                Мы открыли дверь и увидели в лестничном окне двор-колодец. Теперь он был под нами, рядом уже знакомый дом-призрак на фоне бледного северного неба с редкими мерцающими звездами. Открытый космос оказался немного выше. В оконном стекле все это искривлялось и смешивалось, было чем-то одним, бесконечным и бесформенным. Спускались обратно уже веселее. Наверное, такие тесные кабины лифтов были специально созданы в Петербурге для влюбленных. Это не могло им не нравиться…
                В гости к дому-призраку я все же попал. Правда, пошел туда уже один, отыскав достаточную щель среди кованых прутьев ворот под арочным входом. Здесь было темно и фонарик под рукой совсем бы не помешал. В какой-то самый критический момент мне хватило мобильника. Под ногами постоянно хрустели какие-то обломки. Постепенное разрушение здесь началось уже давно. Лестницы оказались без балюстрад, они были кем-то срезаны. Подниматься вверх было безопаснее ближе к стене. Об этой пропаже уже сообщали. Знаменитые балюстрады с цветами и драконами, “объекты исторического культурного наследия”, при живом охраннике попросту ушли куда-то в скупку как металлолом. Даже стихи в одном блоге написали:
 
                Улетели драконы под свист урагана.
                Полоснуло крыло по открытой душе.
                Кровоточит на лестнице старая рана.
                Не вставай на крыло – не вернутся уже.

                Вот так, под шорох крыльев стая драконов двинулась с насиженных мест и скрылась “в ледяном заоконье”. Но и без них парадные дома Целибеевых все еще выглядели роскошными, сохранились резные исторические двери. Это совсем не "коммунальный советский быт". В полутьме на входе обозначился камин, потолки холла были сильно декорированы: цветы, разные ленты. В пустых помещениях этого странного дома следы чужого мне, наспех покинутого человеческого жилья, мертвая зона для сталкеров. Видеть все это здесь, в самом центре густонаселенного города, было немного страшно. Это похоже на применение в доме какого-то неизвестного людям оружия массового поражения. Когда-то в этих стенах был совершенно другой мир. Об этом говорили отделанные художественной плиткой печи, сохранившаяся местами лепнина на высоких потолках. Ведь были же здесь люди, которые жили интересно и работали с увлечением...
                У очередных новых хозяев сегодня часто не хватало фантазии дальше создания ресторанов, отелей или стеклянных безликих бизнес центров. Каждый раз они старались доводить такие здания до обрушения. Так с ними чаще всего и случалось после длительного отключения отопления. Нужно было только выдержать дом в таком "зачехленном" виде, создававшем для окружающих видимость начала какой-то работы. Производить настоящую реконструкцию исторического здания сложно и дорого, а как хотелось получить быструю отдачу от вложенных средств. Краеведы рассказывали, что по этим улицам когда-то любил прогуливаться, служивший в Семеновском полку Суворов, здесь снимали свои квартиры Белинский, Достоевский и Блок, а рядом, на Подольской улице, родился Шостакович. Может быть, теперь все это имеет уже совсем другую цену?
                Прислонился спиной к холодной стене и начал слышать какие-то приглушенные голоса. Один, в совершенно пустой комнате, но это уже не важно. Эти стены оказались свидетелями неизвестной мне человеческой жизни, им было о чем рассказать. Это было так явно, что даже мороз пробежал по позвоночнику. Да, так иногда люди общались с призраками. Что мы, собственно, знали сегодня об этом доме? Он имел две даты постройки - 1847 и 1904 годы. Первая дата говорила, что это здание было одной из самых старых местных каменных построек. Возвел ее архитектор В.Е. Мортен, и это было его единственным известным творением в городе. Принадлежал дом наследникам купца Егора Комарова. В 1904 году участок, где уже стоял дом с флигелем, сменил своего очередного владельца. Его приобрел купец Николай Федорович Целибеев, о деятельности которого сегодня уже ничего не известно. Потом владельцем дома стала баронесса Елена Розен. Наверное, не в его владельцах заключалось главное дело. 
                Конечно же, большие дома, обычно, сдавали внаем. С этого времени они становились доходными. Так, впоследствии, дом на углу Загородного и Серпуховской получил свою особую известность. 28 января 1906 года здесь открылись Женские политехнические курсы - первое в России высшее техническое учебное заведение.
                Немного из истории этого вопроса. Россия была в чем-то передовой, а в чем-то все еще очень отсталой и “патриархальной” страной. Женщина традиционно считалась в империи “рабыней кухни” или украшением света. Женское образование дальше успешной жены, фрейлины или в лучшем случае учительницы не поощрялось. Это устраивало не всех, многие женщины уже давно с завистью поглядывали на мужчин, которым было позволено гораздо больше. Не заметить такой стремительно растущей потребности в образовании у женщин было уже нельзя. Наконец, во второй половине XIX века дело сдвинулось с мертвой точки. Одними из первых, в 1869 году, по инициативе И.И. Паульсона открылись Аларчинские высшие женские курсы в Петербурге и Лубянские в Москве. В 1872 году приняли первых слушательниц Высшие женские медицинские курсы при Медико-хирургической академии в Петербурге. Они создавались по инициативе и на средства общественности. Для помощи женскому образованию организовывались специальные общества содействия. Наконец, в 1878 году в Петербурге были созданы знаменитые Бестужевские курсы. А дальше, после них, эти учебные заведения стали возникать в самых разных городах. Но общество все еще продолжало волноваться. Бестужевок часто обзывали “бесстыжевками”. В 1883 году известный художник-передвижник Николай Ярошенко представил обществу свою новую картину “Курсистка”. Его скромная девушка с книгами под мышкой вызвала шквал гневных мужских отзывов.
                Одна из таких бестужевок, Прасковья Наумовна Ариян, выпускница физико-математического факультета, выступила во “Взаимном благотворительном обществе” с предложением по устройству чертежных курсов для женщин. Некоторые видные архитекторы тогда откровенно смеялись. “Особенно дикой казалась мысль о женщинах-архитекторах, потому что взбираться по лестнице трудно при длинных юбках, которые носили в то время”, – недоумевал в своих воспоминаниях историк искусств В.Я. Курбатов. “Женщины никогда не бывают архитекторами, – “добавил масла в огонь» писатель, граф Владимир Соллогуб. – Им недоступно усвоение начал симметрии и разнообразия в единстве, которые так поразительны в природе, этом прототипе художественного творчества”. 
                Женщины взяли на себя смелость опровергнуть такое мнение. Ариян создала инициативную группу из нескольких десятков энтузиасток. В 1906 году девушки добились желаемого. Они вошли в дом Целибеева победительницами, и впоследствии сам дом стали называть “памятником русскому феминизму”. В этом доме был снят целый этаж, содержавший четыре отдельных квартиры. Все эти квартиры соединялись в одно общее, довольно обширное помещение и были приспособлены для учебных занятий. В популярном русском журнале Нива № 10 за 1906 год была опубликована заметка, которая так и называлась: “Первый в мире женский политехнический институт”.
                “В начале нынешнего года Петербург обогатился еще одним высшим женским учебным заведение: 15 января состоялось открытие “женского политехнического института”. Женское техническое образование - предмет совершенно новый не только в России, но и в Европе. До сих пор женщинам удавалось проникнуть лишь в сферу педагогики и медицины; юриспруденция и область прикладной техники оставались для них закрытыми. Но если женщин-адвокатов всё ещё нет и теперь, то женщины-технологи, женщины-архитекторы, несомненно, в скором времени у нас будут”...
                Первые в мире женские курсы, имевшие статус вуза, открылись с блеском. Только в первый год было подано свыше 700 заявлений. Учеба была платной, брали за нее дорого: 100 рублей и еще 10 за пользование чертежными принадлежностями. Девушек это уже не останавливало. Им была интересна новая обстановка. Профессорами института состояли  преподаватели почти всех столичных специальных учебных заведений. Каждое имя здесь можно было произносить стоя и приветствовать аплодисментами. Среди них оказались Л. Н. Бенуа, М. С. Лялевич, Ф. И. Лидваль и многие другие. Директорствовал на курсах Н. Л. Щукин, “отец русского паровозостроения”, проектировщик и создатель пассажирских и грузовых вагонов, отечественных паровозов серии "Щ". За такое учебное заведение действительно очень многое можно было бы отдать…
                Институт сразу привлек максимальное количество учащихся. "В настоящее время в институте занимаются 209 “политехничек”, и нужно отдать справедливость – работают они на редкость усердно. Приходится даже умерять их усердие, так как они готовы сидеть за работой до поздней ночи, что слишком тяжело отзывается на прислуге. Работы предоставляются всегда вовремя, чертежи отличаются блестящим исполнением. Характерно то, что в настоящее время политехнический институт является единственным высшим учебным заведением, где идут занятия”.
                На курсах было четыре отделения, впоследствии переименованных в факультеты: архитектурное, инженерно-строительное, химическое и электромеханическое. Архитектурное отделение оказалось самым популярным. Вначале срок обучения составлял пять лет, однако вскоре курсы уже предполагали семилетнее обучение. В 1911 году законом “Об испытаниях лиц женского пола в знании курса учебных заведений и о порядке приобретения ими ученых степеней и звания учительниц” высшие женские курсы, программы которых могли быть признаны “равными университетским”, получали статус вузов, и их выпускницы допускались к экзаменам в комиссиях “для лиц мужского пола”. К 1912 году здесь было 800 слушательниц. Первый выпуск состоялся в мае 1912 года. Защититься и получить дипломы смогли только три девушки. Несмотря на высокий уровень подготовки, выпускницы не имели никаких прав, им даже нельзя было преподавать в школе, им не присвоили никаких званий.
                Любопытна судьба одной из них, Соколовой-Марениной. Получив диплом, она не смогла устроиться на работу в России и решила уехать для этого в США. С большими трудностями ей удалось добраться до Америки. Но и там она везде получала отказ. Тогда она загримировалась под мужчину, переоделась в мужское платье. Соколова воспоминала: “Огромных трудов стоило, чтобы войти в эту необычную роль. Надо было постоянно следить за собой, чтобы вести себя так, как положено мужчине: уступать женщине место в общественных местах, ходить по краю тротуара, не стараться поддерживать сзади воображаемую юбку при спуске с лестницы”. В результате ей предложили работу по специальности в мастерской по ремонту электрооборудования. Соколова проработала в мастерской несколько месяцев. Затем она под видом молодого русского электрика-эмигранта поступила на электротехнический завод в Буффало, где она проработала около трех лет.
                После возвращения в Россию Соколова работала преподавателем в Женском политехническом институте, в Технологическом институте, заведовала лабораторией технологии электрических измерений в палате мер и весов. В 1937 году она защитила кандидатскую диссертацию и подала заявление в медицинский институт. Была врачом в эвакогоспитале, а после войны работала в институте физиологии имени И.П. Павлова, где разработала серию приборов для исследования высшей нервной деятельности человека. 
                В 1915 году курсы переименовали в Женский политехнический институт. Учеба могла бы идти и дальше по такой накатанной колее, но второго выпуска уже не состоялась: грянула революция. Большевики, активно активно выступавшие за равноправие и раскрепощение женщин, к идее их образования относились хорошо. С 1918 года женские курсы стали Вторым Петроградским политехническим институтом. Правда, туда сразу же начали принимать и мужчин. Похоже,что мужчины тоже захотели учиться у столь замечательных преподавателей. Возможно, именно по этой причине уже в 1924 году этот институт был упразднен. Новые власти шли по пути оптимизации и экономии государственных средств. К этому времени женщинам стали доступны многие другие учебные заведения. Переделывать в коммуналки подготовленные учебные аудитории тогда не стали. После закрытия курсов в бывшем доме Целибеева разместился рабфак Технологического института, потом к нему присоединилось студенческое общежитие. Впоследствии комнаты студенческого общежития все же переделали в коммуналки. Так тогда диктовало новое время, но это была уже совсем другая история…