Байки Хромого Осетра. Часть-2

Глава 1.

Какая прелесть – лесной запах!
Под гомон птичьих голосов
В облаках, набитых ватой,
Вязнет солнца колесо.
Проворный, юркий ветерочек
Меня вспугнёт, потом хохочет!
Шумит в кустах, как кто – не знаю....
Правой рукой топор сжимаю –
Так велит моё нутро –
В лесу держи ухо востро!
С тропою вскоре я простился
И на покосе очутился!
Прислушался – шуршит река...
Ослабла с топором рука.
Вижу, как дятел, не спеша
В метрах пяти от шалаша,
Долбит берёзу клювом птица,
И деда вовсе не боится!

Глава 2.

От прежде жаркого костра
Остался пепел, жару малость.
И то, что нет здесь Осетра,
Выдаёт дымк; усталость.
Пока ребят я провожал,
Хозяин шалаша сбежал!
Не одобряя игру в прятки,
Из штанов достал рогатку,
Дятла наглого вспугнул.
Не в шалаше ли дед уснул?
Заглянув вовнутрь, я понял –
Осётр к лености не склонен.
Без правил не люблю игры.
И кровь воруют комары …
Оставил бы какой сигнал!
День, как костёрчик,  угасал ...
Веткой сломленной машу,
Глазами дедушку ищу.

Глава 3.

Катилось солнце на закат
В порозовевший горизонт,
По-осетровски,  в “солносяд”,
Но только сам не больно он
Спешит к оставленному гостю.
Я перемыл ему все кости!
Берег проверен... Лодки нет…
Значит, на ней рыбачит дед!
Видно, у радости и горя
На двоих один лишь корень,
Одна любезная причина –
Два плода с общей пуповиной –
Питает счастье и беду ...
Я здесь от скуки пропаду!
Всё, что радость вызывало,
Теперь немилым, горьким стало.
Клеем опутала досада,
Как паутина шелкопряда.
В раздумье стал определяться ...
Догнать ребят? Дождаться деда?
Чтоб пополам не разорваться,
Стал готовиться к ночлегу,
Угомонив в груди слова,
Пошёл искать окрест дрова,
Сушняк, с оглядкой поминутной
На гладь реки. Урчит в желудке
(Не жравши с самого утра!).
Увлёкшись песней топора,
Сухостоину свалил,
Костёр не сразу, но ожил.
Повеселело всё  вокруг,
И стал варить грибной я суп.
Мои грибы тоже пригодны,
И дед, как я, поди, голодный,
Вернётся же когда-нибудь!
Мне без него ведь не уснуть...

Глава 4.

Время бежит, коль занят делом!
Труд быта прост и немудрён,
А солнышко уж дыней спелой
Зубастый дразнит горизонт.
Тот проглотить приноровился,
Слюною красною залился...
Ещё чуть-чуть своё возьмёт!
Я раньше это как-то всё …
Не замечая,  жить умел,
И вот, нечаянно прозрел!
Дневные птахи присмирели,
А в крону старой тёмной ели
Бесшумно юркнула сова.
Её кошачья голова
То влево, вправо ... До спины!
Стога закатом зажжены ....
Тот крайний ... розовой свечой ….
“Петруньча, как твоё плечо?”
Владелец очага явился!
Я обернулся   погодя...
“А я тут в плаванье пустился,
Не дождавшись, друг, тебя...
Ну, ты, я вижу, не скучал!
А я на станцию сгонял …
По речке – ближняя дорога,
Вот отоварился немного!
Да и какой с меня ходок?
С чем у тебя там котелок?!”
Сняв с плеч рюкзак, туго набитый,
Над ним склонился деловито.
Извлёк махорку, чай и рожки,
Хлеб, спички, соль и даже ложку,
Газету “Правда” для чего-то ….
Банку сливового компота!
Ух! Целый кладезь витаминов!
Видно, что  всё из магазина ....
“Держи-ка, Петька, подсластись!
Ну, хватит губы надувать ...
Ты, паря, на меня не злись:
Не стал бы поезд нас-то ждать:
Расписание – закон!
Позже пришёл – пустой перрон!
Мои припасы на исходе ...
Пойди, сорви их в огороде!
Спички не растут на грядках!
Ты задержался сам порядком...
Ждал я тебя... , зря время съел....
В лодке потом, как мышь потел
Против теченья выгребая …
Зато улов отдал играя!
Варёных раков, особливо,
Сидят сейчас, поди, за пивом
Под перестук колёс вагонных,
И путь не будет монотонным.

Глава 5.

Ну, вот и ужин, бросай вожжи!
А с ним – обед мой заодно...
Нас примирили звуки ложек
И полусгнившее бревно;
На нём уселись мы в рядок,
Меж нами с супом котелок.
Ныряют ложки-непоседы ...
Моя ловчее, чем у деда:
Его едва на полпути ...
“Ты ешь, ты ешь ... тебе расти... “
Я тут же вспомнил про компот,
Как уместить мне всё в живот?
А вечер, как бы, между прочим,
Уже дорожку стелет ночи,
Скоро косматая придёт…
Но рыба ночью ведь клюёт,
Не вся уходит на покой.
Вот лишь расправимся с едой ….

Глава 6.

Чем темней в небесной кровле,
Тем ярче пламя у костра!
И разговор о рыбной ловле
Начать, я думаю, пора!
В жизнь воплотить свою затею....
“Эх,  грамотеи, грамотеи...  –
Осётр бубнит за чаем хмуро, –
Где же плоды литературы?”
Насупил брови, дышит гневно...
Далёк старик от нужной темы.
Как про рыбалку начинать?
Ещё придётся обождать!
“Когда улов я распродал,–
Меж тем Осётр продолжал. –
Пошёл в дежурный магазин ...
Я ведь с деньгами господин!
Он за станцией, прям  рядом,
За привокзальным палисадом.
А в палисаднике том драка!
Из-за пустой пивной бутылки:
Два инвалида, как собаки,
За кость сомкнулись в поединке!
Друг друга кроют крепким слогом...
Громче старший — одноногий!
Рычит как зверь, в крови сопатка,
Протез бутылкой ..., деревяшка 
Вязнет горлышком в земле.
Срамно глядеть на двух калек!
Второй-то был с одной рукой –
В кармане спал рукав пустой...
На пиджачке звенят медали,
Не зря его, знать, награждали!
Стал недруга одолевать
И зычным голосом вещать:
“Здесь территория моя!
Я тут три года собираю!
Придёшь ещё — убью, свинья!
Вторую ногу поломаю!”
Ушёл противник с поля боя,
Надо сказать, совсем не гордо,
А на груди военный орден!
Оба, видать, фронтовики ….
Три ноги и три руки!”
Я слушал Осетра рассказ,
А день темнел, менял окрас...
Угли костра стали краснее,
А комары с мошкой наглее.
И что так дед рассвирепел?
Жаль, что хромой не одолел?
Мне не понять его натуру!
Причём плоды литературы?
А он опять мусолит вожжи:
“ Меня чем случай разозлил?
Никто, поверь мне, из прохожих
Даже их не пристыдил!
Разнять вражду их не пытался.
Лишь я один, дурак, вмешался.”
И потерев свою щеку:
“ Гадёныш! Скорый на руку!
Но на него — ни-ни обиду.
Другое, паря, я увидел ….
Добрался, значит, до дежурки,
Деньги при мне, в кармане куртки.
У крыльца сидит цыганка,
Возле ног с грошами банка,
В старушку грязь, как клещ, вцепилась...
От своих, видать, отбилась …
И тут они, цыгане то есть,
Ушёл без них, я видел, поезд,
Ещё торчавши на перроне ...
Их из вагонов выгоняли
Четыре крепеньких мильтона,
Чтоб в области не досаждали ...
Весь табор роем летит к ней,
Как мотыльки на свет огней!
Скитальцы вечные …Бездомны,
Со старой, понял, не знакомы,
Но по-свойски с ней гудят,
И ты бы видел  как любя!
С земли подняли и умыли,
Что Бог послал, тем накормили!
Из магазина выходил,
А их уже и след простыл.
Так всё и было, верь не верь,
Вот и кумекаю теперь –
Зачем читают люди книжки?
И где они, к добру подвижки?
Литературы дивный храм
Какой же люд в себя вмещает?
Куда ни глянь — бардак, бедлам!
Повсюду пьянство процветает!
В селенье каждом,  без прикраса –
Пушкин, Горький и Некрасов
С нами в улицах живут!
Напрасен, был их  что ли, труд?!
Читал я, чтобы лучше стать.
И не могу никак понять:
Читать цыгане не умеют,
А достоинством владеют!
И милосердие в порядке …
У нас лоск сверху – внутри гадко!
Невоспитуемые мы!
И мудрость золотой сумы
Сердцами не воспринимаем,
Владеем чем – не понимаем!


Глава 7.

Слушал Осётра болтовню,
В смысл речи сильно не вникая,
Себя отчаянно виню:
Лучше бы с Ванькой на “Чапая”
Пошёл смотреть ещё разок!
А слушать бредни  какой прок?
Не про рыбалку ведь толкует!
Меня нисколько не волнует
Кто,  кого, за что побил ...
Да и цыган я не любил!
Пугали в детстве постоянно:
«Не слушаешься, окаянный!
В мешок цыгане заберут
И злым черкесам продадут!»
Какая, к чёрту, здесь любовь...
Чую,  Осётр заходит вновь
Туда, где только что следил,
Но я его опередил!
О чём подумал — ляпнул вслух,
Не скрыв досады и обиды.
Он стушевался и потух,
Как костёр водой залитый,
Разве  что не зашипел,
Но долго на меня смотрел ...
И тусклым голосом промолвил:
“Ещё кина не видел, что ли!?”
Говорю: « Раз пять, кажись,
Но в этот раз он мог спастись!
В него стреляли …,  он нырнул!
И белых гадов обманул!
Не мог он просто так на дно!»
“ Петруньча, это так в кино!
Василь Иванович Чепаев,
Доподлинно я, паря, знаю,
Погиб на площади станицы,
К реке никто не смог пробиться –
Орудовали казаки!
В два эшелона окружили
Станицу. Две версты там до реки...
К обеду пленных порешили.
В аэроплан комдива тело,
Под вечер пырх,... и в ставку к белым!
С документами штабными
Улетел за наградными!
За сколько продал он Чепая?
Поди, узнай теперь, кто знает?
Про штаб вдали от главных сил
Лётчик-иуда сообщил!
Бросал записки сверху белым!
Те по степи шли бодро, смело...
Пилот при штабе ел и пил,
Но золотой калач прельстил!
О том поведал мне, Петруньча,
Беляк в конце войны. Был случай…»
Невозмутимости пример
Являл собой мой собеседник,
Как в бронзе революционер,
Как в шалаше в грозу намедни!
Вот это да! Во-о, замутил!
Но я не видел, чтоб он пил....
Не дружил он с алкоголем!
Я не учуял запах, что ли?!
Осётр снова забубнил:
“Войны огарочек коптил ….
Его я раненым нашёл ….
Кто-то из наших, палашом!
Набрёл на Павла после боя ...
Двух Братьев сопка... Проклял обоих!
Обильно кровью высота
Была полита неспроста ...
Хабаровск мы освободили,
Но путь вперёд нам преградили...
Хехцирский нас держал отрог,
Оттуда плотненько стреляли,
Дорогу на Владивосток
Нам эти «братья» преграждали!
Месяц март. Снега по пояс...
Мы шли вперёд, кровью умоясь!
Валились люди, как снопы ...
Будь проклят урожай войны!
Вот там и встретил земляка …
Шинель в крови, лицо, рука!
Такой вот случай, между прочим…
Он был потомственным рабочим
Из Нерчинских рудников
И уважал большевиков.
Не терпел несправедливость...
Оказала судьба милость!
Ты мне напомнил ненароком...
А память всё-таки жестока!
Под ним был снег, краснея знамя,
Рукой здоровой к себе манит.
Я подошёл. “Солдат, добей!
Ну, что стоишь  как остолоп!
Найдёшь в кисете, дуралей,
За упокой России чтоб...”
Его по голосу узнал ….
Голос вечен, чтоб ты знал.
Вернул назад предохранитель,
Винтовку за плечо. Проситель
Красным пальцем грудь пинает...
“Там адрес есть … ты, паря, знаешь.
Жинке скажи — мамке  ни-ни …
Давай, Федотка, не тяни!”
Голос хриплый, но не злой...
“Увлёкся я … Наган пустой...”
И растянул в улыбке рот:
“Ну, что застыл? Смелей, Федот!”
Всё было, вроде, как вчера,
Надёжно в памяти осталось...»
Золотая прядь костра
В ночи безмолвно колыхалась...
Осётр, сгорбившись, молчал.
Газетой купленной шуршал.
Нарезал из неё листочков
И без всякой проволочки
Цигарку бережно скрутил,
Чиркнув спичкой, закурил.
Вонючий едкий дым махорки
Рваной беленькой скатёркой
Мимо меня проплыв, растаял.
Осётр же дальше байку ваял
Нарушив леса тишину:
«Дрались мы за одну страну,
А правда только лишь одна,
И не всегда она видна…
Но социальный всё ж прорыв
Мы в мире первыми свершили!
Вскрыли вековой нарыв!
Как надобно? Нас не учили!
Всё вышло больно уж кроваво
И, не менее, коряво!
Кому же было нас учить
Как революцию творить!?
А Павел, названный мой брат...
Вот и сейчас в груди набат!
На мне его нательный крестик,
Мой у него... –  из медной жести.
В отрочестве с ним побратались,
С германцем вместе, паря, дрались!
Богатых власть нехороша,
Вместе пошли же сокрушать!
В своём полку с ним Зимний брали,
Конец войны нам обещали...
Напрямки ворон летает,
Понятно дело, крылья... птица,
Да не всегда дома бывает –
В полёте всякое случится!
А революция — зараза...
Хотелось воли много, сразу!
Хромало счастье неуклюже...
Было плохо – стало хуже!
У Павла вздыбилась тревога,
И разошлись наши дороги...
Он из полка ушёл весной,
В восемнадцатом, ...домой…
Я не пошёл с ним в старый мир,
И вот в конце войны – Хехцир!
Серьёзно ранен был мой Павел,
Но выслушать себя заставил.
Непримиримыми расстались,
Лучше бы и не встречались!»

Глава 8.

«А что ещё беляк сказал?
Он был участником событий?
Поди не врал, коль умирал ....
И вы, пожалуйста, не врите.»
«Я, паря, никогда не вру,
Ни днём, ни в ночь, ни поутру!
Скорее свистнет с горы рак,
На том стою, хоть и рыбак.
А ты вот сам, немного стоя,
Переврал имя героя!»
Мне с дедом спорить не резон –
Я докажу, что прав, а он
Потом обидится, как пить дать,
И мне рыбалки не видать.
Не верьте, когда говорится,
Мол «в споре истина родится ».
В споре рождается всегда 
Обида, зависть и вражда!
К примеру, победил ты в споре,
Призвав на помощь аргументы,
И потеряешь друга вскоре,
Коль был твоим он оппонентом.
Ну, кто же хочет слыть глупее?
И что родится здесь скорее?
Чапаев, или там Чепаев,
Пусть дальше басни продолжает....
Из-за буквы… «че» иль «ча» –
Ни к чему здесь верещать!
А он уже забыл про это,
Носит память его где-то ….
Не по дорожке, слышу, ровной:
« Был одно время я бездомным,
Двенадцать было мне едва ли,
А все в семье поумирали».
Журчал Осётр: «Враз чума
Опустошила все дома.
Летом в Нерчинск пришла хвороба
Исполнить чёрные дела,
Мать хоронили ещё с гробом:
Она ведь первой умерла.
Брата с сестрой в одной могиле,
А дальше уж не хоронили –
Не нашлось здоровых рук...
Повсюду кашля мерзкий звук.
К нам зашла беда три раза,
Меня не тронула зараза!
Какой-то был у ней расчёт ….
Уж плакать нечем — она ж ещё!
Свой норов гиблый проявляет,
Родных навечно усыпляет!
Вскоре тятя не смог встать,
Кровью харкал, как брат и мать.
Он был ещё совсем живой,
А смерть во двор к нам с кочергой!
Вся в белом с головы до пят,
На морде хобот, вроде рыла,
Из-под кровати видел я,
В извёстке у неё бахилы!
Её сперва в окно узрил,
И страх меня насквозь пронзил.
Нырнул под братову я койку,
И видел, как она спокойно
Тятю крюком зацепила,
К открытой двери потащила!
А там гляжу, уж у порога
Спешит вторая на подмогу.
Вдвоём его уволокли ….
Отец кричал мне издали:
«Беги, сынок, когда стемнеет!»
Страх до сих пор мною владеет.
Зря рисуют Смерть с косой...
Крюк метра три у ней длиной!
Рядом была, как ты сейчас.»
Я оглянулся ненароком,
Костёрчик наш почти угас …
Рыбалка вышла другим боком.
Коль позовёт, я не пойду
В темноте искать беду.
Что бы там не говорили,
Но суеверья всегда в силе,
Здесь неуместны прибаутки.
Я деду верю, и мне жутко.
Вдруг захотелось мне домой,
Где мамка, брат, отец живой.
Я больше не сержусь на братца –
Не дал мне в;лик покататься.
Как хорошо, что они живы!
И чувствовал себя счастливым ...
Я любопытством не грешу,
Но деда всё же попрошу
Рассказать, потом что было?
Как ему выжить удалось?
Чтоб ночь совсем нас не накрыла,
Подбросить что в костёр – нашлось!
Я заготовил дров немало!
Пламя их тут же облизало,
От речки слабый ветерок
Дым от костра вмиг уволок
В сторону угрюмой ёлки.
Дедуля курит втихомолку
Глядя на аппетит костра,
Я потревожил Осетра
Своею просьбой осторожно.
Ответил он: «Ну, что же, можно,
Пройтись по тропкам пережитым,
Где не всегда бывал я сытым,
Брань – вечный спутник сироты,
Всегда виновен только ты.


Глава 9.

«Ушёл я из пустого дома.
Не мог ослушаться я тятю,
В котомку сунул и икону,
Ту, что висела над кроватью,
Мне Богородица поможет,–
На мать она была похожа!
Наш пёс Кучум со мной просился,
С ним в неизвестность я пустился ...
Дней сорок по лесам скитались,
Что добывали, тем питались.
Я не болел, хоть голодал.
Деревни днём не посещал –
Меня однажды так прогнали!
Пару раз собак спускали!
Защитил Кучум отважный,
Я был для всех — изгой, заразный!
Знали, что в Нерчинске худо,
Догадливы — «варнак» оттуда!
Жить хотелось, не сдавался,
Ночам шастал в огороды,
Днём  рыбачил. Так снабжался
И балаган слепил пригодный:
Какое ни на есть — жильё.
Покрыл, как этот вот, корьём. –
Рукой, махнувши на шалаш.–
Почал скитальческий я стаж...
У нас там рано холодает
И заимки убирают.
Долго бы так не протянул,
Но смерть я всё же обманул!
До сих пор в Нерчинске рыщет,
А там мою лишь память сыщет,
Восьмой десяток там топчусь....
Вниз однажды по ключу
Ушёл бродяжить с острогой,
День хмурый, пасмурный такой.
Заколов бычков с пяток,
Решил немного подкрепиться,
Развёл костёр, и казанок
С ухой стал весело вариться.
Предметы, нужные в походе,
Я добывал не в огороде…
В местах других плохо лежали,
Не там, где надо, ночевали.
Огонь я разводил без спичек.
Отец привил много привычек,
Как обходиться самым малым.
Возьмёт в тайгу с братом, бывало,
Без припасов каких-либо,
Учил ловить нас птицу, рыбу,
Как обустроить свой ночлег.
Лес — друг и брат из века в век!
Тошно смотреть, как год от года
Слабеет наша связь с природой!
Цивилизации плоды
Отрыгнутся нам, однако...
В космос махнули … Вон куды!
Чтоб землю променять на вакуум».
Как быстро дед меняет темы…
Пришлось напомнить ему, где мы,
И о его прискорбной доле:
«Уху, наверно, ел без соли?» –
Житейским простеньким вопросом.
«Пришлось тикать оттуда босым!
Пробитый пулей казанок,
В костёр упал — я наутёк,
Сквозь тальник проворней кошки,
Ведь только-только снял сапожки,
У огня чтоб просушить,
А из кустов стали палить.
Берданка ухала пять раз,
Кривой имел охотник глаз.
Я тоже был плохой мишенью –
Такого задал стрекача!
Петлял и падал, пули пеньем
Не давали мне скучать.
Скакал резвее я гурана,
Не выбегая на поляны,
Меня бы ветер не догнал,
Но неудачно я упал,
Подножку дал мне чёрт под вечер,
Споткнувшись, ногу изувечил!
Бежать не мог, а лишь плестись,
Приходилось и ползти,
Пока не выбился из сил,
Передохнуть тогда решил.
Прислушался — погони нет,
Не зря запутывал свой след!
Позднее стал трясти озноб,
Согреться всё никак не мог.
Мхом сухим укутал ноги,
Подмышки спрятав кисти рук,
Стал согреваться понемногу,
Ловя в округе каждый звук.
В кронах деревьев мерный гул ...
И не заметил, как уснул.
Мне хорошо, тепло, уютно…
Мамка целует поминутно
Слёзы с обеих моих щёк,
И мне хотелось, чтоб ещё …
Сестра в ладошку сахарочек
Суёт мне: «На, возьми, браточек,
Бери, бери ...», а я реву ...
Веришь? Всё, как наяву.
Но тут отец толкать давай,
Настырно так: «Дотя, вставай!
Тебе нельзя! Никак иначе!»
Открыл глаза – морда собачья
Передо мною в лунном свете,
Взвизгнув, нос мне облизал
Кучум! Не чаял его встретить,
Я без него себя спасал –
Ведь он ещё до тех событий
Умчался дичь в лесу копытить.
С ним рядом Пашка на коленях –
Ратовник мой и добрый гений.
«Ну, наконец-то добудился!
Кучум твой крепко отличился,
Мы тут на дедовской заимке ... –
Тараторит без запинки, –
За сеном с мамкой приезжали,
Ну вот, поди же, оплошали.
Стемнело — надо ночевать,
Дров побёг сухих набрать,
А там Кучум, чуть с ног не сбил,
И к тебе вот притащил!
С весны не виделись! Ну как ты?!
Вставай, пошли! Держи руку!»
Я жить хотел, но всё же факты
Поведал все, как на духу.
Не утаил, скрывать не стал,
Как наш Нерчинск кашель рвал ...
Но он и слушать не хотел,
Веришь – нет, рассвирепел!
«Штаны, гляди, взялись уж коркой!
Мастись на спину! На закорках
Тебя я, паря, потартаню,
Отдохну, если устану.
Будем вместе теперь жить
И крепче прежнего дружить!
Давай, залазь! Что ждёшь, Федотка?
Путь до заимки не короткий ….
Там мать, однако, с ума сходит,
Не ведая, что происходит».
Он был меня чуток постарше,
А я порядком отощал,
Упругим шагом, как на марше,
Пашка с грузом зашагал.
Встречать нас вышла тётя Фрося,
Меня узнала, смотрит косо.
А сыну вдруг сказала сухо:
«Назад его неси, Павлуха,
Истребит нас всех чума....
Хватило же тебе ума
Самому смерть притащить!»
Ма, он будет с нами жить!
Куда ж ему? Федот мой друг!
И спрячь подальше свой испуг ….
Был бы заразный он, чумной –
Давно б уже … Видишь, живой!
Он дайче вывихнул ногу,
Вправишь её – я с ним уйду,
Ну, что нам остаётся делать?»
«Я-те уйду! Ещё мне вякни!
Ишь, рассупонил свою смелость!
В тепляк снеси, пусть там отмякнет».
Мать Павлика из каторжан,
А тятька, как и мой, — гуран,
Забайкальцы коренные,
В Сибирь никем не привозные.
Дядя Иван с моим отцом
Добывал серебрецо
Для государевой казны,
Жаль погиб в водах весны.
Утонул в Нерче герой,
Спасал детей ... троих … со мной...
Несло теченьем нас на льдине,
Нас извлёк, а сам вот сгинул...
Мы жили с ними по соседству,
Так что дружил я с Павлом с детства.
Вдову с детьми свёкор в деревню
Забрал — там легче выживать,
Старик в здоровье был плачевном,
Сошлись друг другу пособлять.
Гуртом в любой беде не скучно.
Поможет тот, кому сподручней.
Мне тоже помощь оказали,
Приютили, не прогнали.
Была сведущей тётя Фрося
Прилично в знахарском вопросе,
Могла людей, скот врачевать.
В тепляке мне на кровать
Велела лечь и мяла хватко
Больную ногу: «Прочь кацапки!»
Сказала мне, сверкнув глазами,
Когда толкнул её руками.
Поправив сбившийся платок,
Взяла за пятку и ... рывок!
Моя нога! Искры из глаз
Посыпались от острой боли,
Кричал, вцепившись за матрац,
А тётя Фрося: «Больно, чё ли?
Теперича полный порядок,
Отдохни здесь сколько надо».
Когда позвали чаевать,
На ногу мог уж наступать,
И до сего дня не болит,
С другой ногой я инвалид...».
Себя похлопав по бедру,
Я с ним со скуки не помру:
Общаюсь ведь с былой эпохой,
Пацаном был дед Антоха!
Мне на зависть – очень смелым,
Но почему-то то и дело
Себя Федотом называет,
Он же Антон! Тут всякий знает.
Потом, при случае спрошу,
Зачем сбивать с волны рассказа,
И кто стрелял, и почему,
И хорошо, что, гад, промазал.
Стрелять в людей – грех, преступленье!
Прервал мои дед рассужденья:
«Сижу я, значится, снедаю,
Что будет далее, не знаю,
А хотелось очень знать.
Пашка, нет-нет, да зырк на мать,
С мясом слегка дрожит рука:
«Ты, ма, кака-то не така ...»
Тёть Фрося хмыкнув: «Эко, браво,
Припёр на сердце ты отраву,
Федоса не возьмём в станицу,
И неча тут на мать косится!
Куда ни глянь — везде всё гадко,
Так и дала бы по сопатке!»
Посмотрев на Пашку злобно:
«А ты, Федот, не обижайся,
С тобой нам будет неудобно...
Здесь, на заимке оставайся.
Чума — серьёзная болезнь,
Ползимы побудешь здесь,
А дальше, паря, как даст Бог!
Молиться буду, чтобы помог.
На коз сегодня Пашка сбегал –
Кормилец, не дождавшись снега
Дед в дорогу дал бердану,
Своротил Пашка гурана.
Подфартило! Нынче с мясом!
И неча больше точить лясы.
Чтобы ты не отощал,
Пашка будет навещать.
Что Бог пошлёт — будем делиться,
Спать пора, пойду стелиться.»
Осётр смолкнув, закурил
Из ноздрей дым выпуская:
«Башку тебе не задурил?
Плесни-ка в кружку ещё чая.
Пересохло в горле что-то»,
«Может, сливового компота?»
Предложил я ему несмело,
Махнул рукой: «Пустое дело.
К компотам, паря, не приучен,
Тебе купил, ты пей, Петруньча».
Лишь первый он глоток отпил,
Я тут же деда попросил
Пояснить на счёт гуранов:
Неясность, полная тумана.
То ли люди, то ли звери,
Чем непонятное измерить?
Он объяснил мне, наконец,
Гуран — косуля, но самец,
И козёл этот не прост —
Заботливый хозяин стада,
Оповещает криком коз,
Когда опасность бродит рядом.
При этом морду вскинет вверх
И рявкнет: «Гу!» – сигнал для всех.
Примерно также поступает,
Хоть с кем беседу начиная,
Забайкальский самородок:
«Гу!» – подбросив подбородок.
Кто кого из них учил,
Осётр мне не пояснил,
Я ж зарубил себе навек,
Гуран — козёл и человек!
В тот вечер не хотелось спать,
Хотелось прошлому внимать.
Свет костра и запах речки,
И дед сегодня без уздечки.
Ведёт себя со мной на равных,
Без превосходства возрастного,
Без поучительной отравы
Всегда всезнающего слова.
И я прошу его опять,
Рассказ свой дальше продолжать,
И объяснить, если охота,
С какой он стати был Федотом?
Может, прозвище такое?
Мне темень не даёт покоя,
На вопрос бы свет пролил.
Зачем он имя изменил?
Давай, колись, Федот-Антон!
Ответил мне с улыбкой он:
«Пришлось два раза мне родиться
И по новой окреститься.
Не по своей, конечно, воле…
С небес команда была, что ли?
Я от рождения везучий,
О том поведаю попозже ….
Был на Том Свете я, Петруньча,
А  ты забудь, паря, про вожжи,
Не подхлёстывай, не надо,
Не понукай – берёт досада.
Лучше про Пашку доскажу,
Потом ещё,  мож, поброжу
По тропкам памяти своей...
Ты комара на лбу убей,
Напился крови, ишь, пузатый,
Не улетел … пришла расплата.
С тобой пойдём в моё кино...
Утром проснулся, глядь в окно,
А там зима, белым бело...
И на душе, паря, светло.
Как будто всё, что жизнь гнобило,
Ночью зима похоронила.
Жизнь теперь пойдёт, как надо!
Я сыт, здоров, я у друзей!
Прочь ушла с души прохлада,
Тоска и боль недавних дней.
Ничто не дёргало меня,
А Павел впряг уже коня
В гружённую сенцом телегу,
Хиус гонятся стал за снегом,
Смеялось солнца личико,
А я с утра уж в ичигах!
В Пашкиных ..., заставил взять,
Чтобы «не смел я простывать»,
Сам он босым уезжал,
Мне на прощание сказал:
«На возу домой доеду,
Обживайся, вернусь следом!
С куфайкой, шапкой и едой,
Не скучай, Кучум с тобой».
Он сделал всё, как обещал,
Помогал зимой усердно,
Я не болел, не голодал
И до весны прожил безбедно
В тайге, в добротном тепляке,
От станицы вдалеке.
В май только лишь нырнул апрель,
Дед Павла нас отвёз в артель,
Пристроил золотишко брать,
Тачки с породою катать.
Вот там мы с ним и побратались
И почти не расставались
Свела судьба нас с ним надолго,
Я, вроде, нитка — он иголка.
В Нерчинск же больше ни ногой,
Но он всегда вот здесь со мной... –
Себя похлопав по груди, –
Паря, костёр пошеруди...»

Глава 10.

Огонь костра не воскресал,
Хворост лишь дымил усердно,
Рассказчик тоже замолчал,
Отдав себя привычке вредной –
Цигарку новую мусолил ...
Он отравиться решил, что ли?
Курильщик больно уж он рьяный!
Никогда курить не стану,
Когда вырасту большим!
Сплошная вонь табачный дым!
Костёр меж тем визжал, пыхтел,
Вроде сказать что-то хотел,
Да только дымом лишь давился...
Вдруг охнул и воспламенился!
Озарилось враз вокруг,
И без каких-либо потуг
Осётр тихо проворчал:
«Мне про Чепаева вещал,
Готов был вылезть из шинели!
Мол, опознал меня он там,
Среди убитых … Пустомеля!
Время съел по пустякам...
С раной нешуточной в плече,
Про тот случай на ключе ...
За что убить меня хотел
Рассказать уж не успел!
О самом главном был лишь шёпот,
Не военных шеренг топот...
Не побоялся осрамиться,
Душу свою, как рукавицу,
Вывернул он наизнанку ...
Признался Павел, из берданки
Он в меня пять раз палил!
Чем он себе мозги затмил?!
Досель не знаю я, за что…
Мой друг внезапно отошёл,
Не раскрыв гнева причину!
Рассказать ему бы сразу...
Преждевременно он сгинул!
Улыбался, что промазал...
Мне всё нутро разворотил...
Ношу с собой его «Прости»,
Не находя в поступке смысла...»
Над лесом в вышине повисла
Усечённая луна.
В лесу разулась тишина.

Продолжение следует.