Аркад

Когда кровью давился разбитый отряд,
Надо мною склонился с ухмылкой победной
Кровосос, прошептав: "Мое имя Аркад",
Приподняв за грудки над землей заповедной.

Я почти умирал, но казалось легко
Богу душу отдать, несмотря на живущих.
И прикрыв створки век я летал высоко,
Наблюдая за горем пожизненно ждущих.

Но Аркад прислонил меня к дубу вдали,
Омывая в фонтане текущие раны,
Мы и думать с неделю назад не могли,
Что вампирские дети по крови гурманы.

Он был статен, но стар. И безжизненный взгляд
Все терялся в сединах и шелесте слова.
Я был беден и глуп, он - умен и богат.
И я дух испускал у чужого покрова.

"Люди, вы так странны, - тихо он говорил,
Все пытаясь держать мои вялые плечи, -
Кто из вас, вот скажи, хоть до сотни дожил?
А кричали в просторы бессмертные речи.

Сущим злом называя клыкастый мой род,
Вы ножи прилагали к Святому Распятью,
Жаждая истребить клан своих же господ,
Вы просили у бога небесное счастье.

Мы тиранили вас? Только лишь как пастух,
Что хранит, бережет свое глупое стадо,
Но желудок к любви беспорядочно глух,
Мяса требовал он. Много ли ему надо?

Я за вами следил, выбирая в толпе
Обделенных судьбой и обиженных миром.
И сей акт, проведенный в беседной мольбе
Малодушно вы звали разбойничьим пиром.

Вот скажи, командир, разве тронул тебя
Или мать, или дочь, или славно живущих?
Тех, кто жил во труде, всех вокруг возлюбя?
Я убогих спасал. Не касался лишь пьющих.

Вы ж ворвались в мой дом, разогнав стаи птиц,
Что парадные входы мои украшали.
Сколько лет охранял я покои границ...
Вы ж в дары принесли праздник боли и стали.

Очень просто найти абсолютное зло,
Прикрываясь под маской творца-добровольца.
А коль горе случится, сказать: "не свезло,
Ничего, кровь тех гадов когда-то прольется!"

Я уже сотни лет, как навечно не молод,
Но всегда был в фаворе у кланов, родов.
Только больше не стану я сдерживать голод,
Злость и ярость бушующих кровных врагов.

Синем пламенем чертовы люди горите!
Мое слово лишь звук, только время придет,
Когда горем наполнится вой "помогите",
Когда племя людское навеки падет".

Он укачивал плавно, и вдруг показалось,
Что знакомы мы вечно: не друг он, не враг,
Просто высшая правда, что в жизни случалась,
Ну я просто гордый и слабый дурак.