Аврора Бореалис

Я третий месяц лета пробираюсь по пыльной, непроветренной квартире,
пытаясь тщетно отыскать ответы к вопросам, что мы сами породили.
Не вижу окон; здесь никто не дышит. Комфортный вакуум иль миазм фосгена –
на выбор юнгам синим и зеленым. Австрийский «Герман» в штиль плывет по Вене.
Хочу темнее, чем вчера; и громче. Что б граммафон бронхитом влажным кашлял,
а на балконе, в окруженье старцев, что б плакса Джонни наиграл свой Кашмир,
подмигивая вольному гарему, квохтающему за стеклопакетом:
он поведет с собою двух наложниц и оглушится ночь любви дуплетом.
К чему коснусь я – первооткрыватель. Что тронется меня, как будто Зелиг,
копирует черты мои дотошно. Как горная газель в депо газелек,
скачу по люстрам, деревянным стенкам, коврам невыхлопанным да по койкам -
в который раз игриво притворяясь дворовым бардом неземной попойки.
За коридором коридор и дальше - под плинтус, в комнаты, где озверею
от горьких пузырьков в любой пластмассе, ворвавшихся в меня лечебным спреем.
Узоры на полу, а я за ними! Пока никто не видит – прикарманю.
И вновь за коридором коридоры, заманикюренный предмет поманит
залечь под пол, играть в большие страсти, но мне ей не помочь – ещё стаканы
отплясывают! разве не смешнее, когда являешься, как гость незваный,
ты сам себе в рефлексии фужера? А стены гаснут, светятся обои
аквамариновым густым неоном, героя побуждая на такое,
что в силах только он осилить, я же, узнавший в трубке мира ингалятор,
найду себя готовым к приключеньям. Седлайте сонных жеребцов, ребята!
Подзорная труба преуменьшает пространство, но наш путь уже намечен.
- Далече ль, хлопцы, собрались, ответьте? - Далече, друг мой, собрались, далече.
Обрядовые маски обезличат персон в спиритуальном хороводе.
Здесь черти, кыш, и волки за лисою языческий обряд в костях проводят.
Клыки бок о бок с плотью, Кали-Юга: окутан тьмой веков небесный ирий.
А я сменяю облик – не согласен на Ваню-Машу. Мне б хвосты рептилий,
клюв коршуна да лисью шерсть и слово, что первым прозвучит отныне,
и внемлет мне всяк слабый и могучий жилец пустой трехкомнатной пустыни.
Как в эту пору я явлюсь поэту не Серафимом падшим – Велиалом,
под маской скрывшим шерсть, клыки упрятав, предстану опьянившим идеалом.
Зеницы я окутаю вуалью, а в уши нашепчу зверей заклятья,
язык его я околдую ложью, но сердцу яро прикажу пылать я.
Ступени – коридор за коридором, какой песок? В груди тепло и жженья.
Сближенья, пораженья, наважденья,
сужения, сновиденья, ликованье.
Мне не хватает слов для объясненья,
мне не хватает снов для толкованья.
Как выбежать из этого забвенья?
Вернуться в коридор за коридором!
Вернуться в коридор где я! В котором
я коридор и сам под коридором.
Сужение пространства коридора
до слов,
до выкриков.
Но я очнулся.
И
слово за
слово я собираю
свой путь по непроветренной
квартире, пытаясь тщетно отыскать осколки
персоны, что на части разделили.
Не помню ни клыков, ни коридоров – но злой, потрескавшийся кафель в ванной,
где я очнулся, явно не забудет постыдной процедуры кафедральной.
С позором изгнанный и отлученный, незыблемую веру не утратив,
прижмусь к любой нейлоновой подстилке в пентхаусе двухъярусной кровати. 
В пурпурном таинстве, сиянии теплом, как сказочный Аврора Бореалис,
во льдах написанный, мы в одеялах намеренно с тобою потерялись.
Кто что-то шепчет? Неизвестно! Ну же, толкуй на диалекте междометий
своё кабалистическое знанье, о, таинство! О, только б не заметил
в процессе медитации нас Шива! Я – ледокол, но ты – ты полна соли!
Как скучно! Скучно! Вот я меч хватаю – полетелененный пульт Панасоник –
и снова в ночь живым мегалодоном - глотать мальков – беззубых кашалотов!
Выпрыгиваю из консервной банки, голодной, юркой барракудой шотов,
ныряю в зазеркалие сервантов, смакуя каждый лакомый глоточек
отвара древнего. Назло друидам! Они галдят теперь со мною, впрочем!
Ватага оборванцев! "хватит" Я расскажу, как пахнет на девятом
той свечки этаже мой честер синий, как красную сиропили девятку -
я расскажу, хоть вы и не просили! О том, как мы ходили за Дагоном
и Лавкрафт в умилении захныкал! "не ври" И свет привиделся такой нам,
что клад мой друг невесть куда заныкал. Коль всё мне описать, так выйдет сонник -
трактат неандертальцев, где за каждой страницей еженочно кто-то стонет.
Как мы, алхимики, во ртути с серой морали руки на пляжах златистых!
Но изгоняли точно демона и скверну любого, к нам зашедшего, статиста.
Сверяясь с картой внутренних тропинок, себя рождали из пространств эфира,
мы пили, звали, знали и стонали на обезумивших вершинах мира.
И лава обжигала наши пальцы, а руки наши были облаками.
Да! Нимфы стлали нам из роз перины, и мы богатством вечным обладали
среди садов и рек в любви живущих. Как быстро двигалось другое время,
бушуя в первородном жерле жизни - мы преклоним ему своё колено! 
Глотали голубую кровь титанов, и воспевали чудо светлым хором
небесных ангелов! Друзья внимите! Я встретил
коридор за коридором.
Один из них здесь был.
Но на котором?
Кто помнит, что в пространстве коридора?
Помимо жженья и суженья. Ликованье?
Я выбираю снова разделенье.
За ним прибудет сразу толкование.
Припоминаю, коридор в котором. "опять" Кто здесь? "твои друзья" Какие?
Постой, где все? "мы все, кто тебе нужен". Но разве я один в пустой квартире?
"всегда пуста. ещё по рюмке будем". В ней пусто. "но когда тебя смущало?
не хочешь прогуляться в коридоре?" А коридоры тоже истощали?
"неважно, нет ответов на вопросы”.  Я знаю, все равно наступит завтра.
«но это не поможет». Не наступит. Любой росток погибнет после жатвы.
Останься здесь. Остаться. Без возврата.
Оставь себя как ненапоминанье.
Оставь себя в квартире бездыханной,
прими это таблеткой забыванья.
Иду вперед по смазанной квартире - в меня глядят со стен мои же лица.
Закрыв глаза, уснув, я выбираю - остановиться.
Не остановиться.