Валаамский тупик

Своевольна память-то, возвращает в прошлое:
Поле солнцем за́лито, клевера не cкошены.
Задувает с севера, знать, погода сменится,
По траве, по клеверу, свежий ветер стелется.

За кустом ольшаника, затаив дыхание,
Бинтовала раны мне санитарка Танечка,
Да наткнулась на свинец и упала замертво —
Угодило сердце в сеть перекрестья снайпера.

Нет пощады у войны, а и нам она на кой?
Все мы были пленены санитаркой Танечкой.

Толк да толк... Помалу хоть, но бежит тележечка.
Надо только смазывать, чтобы шла без скрежета.
Толк, да толк, да толк ещё... От угла до ящика
Жизнь бесцветная течёт, как слеза незрячего.

Чуть забудусь — и опять: "За Москву! За Сталина!",
Не даёт ночами спать мне молитва Танина:
"Помоги, не дай пропасть, ни ему, ни вместе нам..."
Да молитва прервалась хлёстким перекрестием.

Ноги не шевелятся, а без них — ни встать ни сесть.
Выползай, коль можешь, сам — добивают пленных здесь.
На локтях по клеверу, на руках по чуточке,
От куста до дерева, от полудня — в сумерки.

А потом резвилась сталь, и сестрички ахали.
Две культяшки за медаль — не дороговато ли?
На вокзалах подают скупо да немного —
Атеисты, мать твою, запретили Бога!

Мне бы девок провожать в эти ночи летние,
Раньше срока выполнять планы пятилетние,
Выступать за партактив монолитным фронтом
Да уверенно идти к светлым горизонтам...

По дороге в райский сад убирают лишних, и
Проржавевшие трещат шарикоподшипники.
Пилят грешников в ада́х пилами двуручными,
Свято место завсегда заполняют душами.

Толк, да толк, да толк опять... Брызжет грязь осенняя.
Надо было умирать, не искать спасения.

Свято место для чужих тяжелей острога.
Мы теперь из стен святых умоляем Бога:
"В перелётный клин прими журавлями-душами,
Помоги взлететь с земли, подтолкни толкушами!"

Не пускает в небо грязь, липкая да вязкая.
Жизнь по кругу поплелась, кляча валаамская!

Толк да толк, да толку что? Заживо обрублены,
Копошимся у око́н, с байками да с руганью.
Непривычны к ке́лиям, не нужны обители,
Как кресты нательные на парадном кителе.