О войне

Что я знаю и помню о войне? "Обрубков" "дядю Колю" и "дядю Васю", побиравшихся на своих деревянных напольных тележках в электричках, а потом неизвестно куда неожиданно пропавших, отца, лечившего туберкулёз всю оставшуюся жизнь и пьющего деда, по-детски плакавшего над стаканом самогона 9 мая. Моряки не плачут, скажете вы. Плачут, я сама это видела. Дед нашёл работу в котельной, а отец - на заводе железобетонных конструкций, так как разведшколу и воинскую часть, где он служил и что находилась в монастыре, расформировали. Ещё я помню амнистированных уголовников и продолжавших сидеть героев войны. Это были наши соседи в маленьком пыльном городе, где все друг друга знали. Ещё я помню девушку Любу, которая в 16 лет работала медсестрой в палате сифилитиков, а их было очень много, так как на войне отличались не только героизмом, но и изнасилованиями, иногда целыми батальонами. Так и лечились все вместе. Ещё я помню одноклассницу Милу Губину, у которой дом был забит "трофеями", привезёнными её дядей с войны. Больше всего мне запомнился роскошный фотоаппарат (у меня-то была обычная "Смена), так как коврами, картинами и вазочками, тем более, золотишком, я тогда не интересовалась. У Милы даже скрипка была "трофейная", какого-то известного мастера. Она очень ею гордилась, но первой ученицей школы всё равно была я со своей фабричной "фанерой". Ещё помню старый рынок, где дядька, увешанный орденами и медалями, звякал ими под гармошку и орал какую-то горестную песню, бросая её в лица прохожим. Потом говорили, что его отправили на сто первый километр, так как он плохо отзывался и о войне, и о военачальниках, и о многом другом, включая свою поганую жизнь. Многие тогда говорили, что на войне было легче, мол, убьют, так убьют, а теперь - ни кола, ни двора, ни работы. Помню пленных немцев, работавших на стройках по восстановлению домов. Теперь эти бараки сносят, правда, не все, а в то время это были аккуратные тёплые жилища с деревянными лестницами, жить в таком почиталось за счастье. Моя бабушка купила дом после войны, уехав из Москвы, так как её мать вернулась полупарализованная из лагеря (не пионерского) и ей нельзя было жить в столице. Да что я, собственно, маленькая была совсем, наверное, что-то перепутала. А потом, не может такого быть, чтобы у всех сегодня радость несказанная, а у меня - горе. Пойду что ли выпью за упокой души обрубков, деда своего Кузьмы, свёкра, воевавшего в штрафбате, моих дядьёв, погибших на Курской дуге в воздушных боях и всех, кто лежит на "полях победы" забытый и непогребённый. За остальных пить не стану, вдруг они в загранотрядах служили и стреляли в пацанов, которые своими телами разминировали минные поля, или они жили припеваючи со своими ППЖ в сытости и не выходили из блиндажей, или они насиловали немецких девочек и женщин? Нет, не стану я пить за всех, а тем более, вливаться в толпы, ходящие с портретами, зачастую чужими, или с портретами своих героев, но отсидевших в ГУЛАГе, знаменуя новую победу над разумом и совестью. Да простит меня Господь за мою правду. А врать я не обучена и никому ничего не должна.