О блокадном Ленинграде из первых уст...

В нашем доме жила женщина, пережившая блокаду... Когда она уже перестала выходить из дома, мы с мамой навещали её, приносили продукты. Как-то она подарила мне тетрадь со своими стихами... Два из них о блокадном Ленинграде я печатала уже в своей группе в Путь к Истоку... Теперь решила выложить их и сюда... Пусть они живут... В память о войне и Турнеевой Татьяны Николаевны, которая писала эти произведения...

ЗИМА 41го -42го года
Суровая зима... сорокоградусный мороз...
Дома не отопляются давно, канализация, водопровод замёрз...
И стены дома промёрзшие, покрыты инеем насквозь,
И заткнуты чем только можно,разбитые взрывной волной
Бомб сброшенных из вражьих самолётов и артобстрелов,
Стекла окон.
И ночь глубокая, налётов нет. Предупреждая об опасности
Не гремит, не воет за окном...
Лишь методично, успокаивая пощёлкивает метроном.
И это уж хорошо...
Не раздеваясь, одетые в пальто,
Укутанные чем только можно,
Прилечь возможно нам и погрузиться в сон
И хоть на краткий миг забыть нам обо всём,
Что так жестоко мучает, тревожит сердце...
Мой муж уснул... А я услышала вдруг слабый стон,
Донёсшийся из комнаты соседней.
Там находились свекровушка моя и наш боксёр,
Такой уж умница, любимец семьи нашей, Райдер.
Согнав с себя расслабивший и налетевший было сон,
Превозмогая слабость, полная тревоги, я поднялась с постели
И пошла туда, откуда доносился стон.
Зажгла коптилку, огляделась и увидела, что это стонет Райдер,
Безсильно растянувшись на своей постели, где обычно спал.
Увидела тогда я, что подняться сам от слабости уж он не может,
Лишь голову свою прекрасную с трудом он приподнял
И потянулся мне навстречу.
Я подошла к нему и опустившись с ним рядом на колени,
Увидела, как из огромных карих глаз его,
Медленно в них скапливаясь, катились слёзы.
И в них была такая боль, тоска...
Как-будто это плакал человек, а не собака...
Боже мой, как горько сжалось сердце у меня
И глядя на него, вот точно так же, заплакала и я.
Ведь поняла, что погибал от голода наш верный, преданный нам друг
Но, что могла я?
Ведь у нас самих давно есть было нечего.
Однако, давеча свекровушка овса немного раздобыла,
Его в ступе легонько истолкла, потом водою размешала,
Лепёшки из него на маленькой времянке испекла
И поровну меж нами разделила...
А я, на счастье, свою долю сохранила,
Ещё не съела, хоть тоже очень голодна была.
И вот теперь, стараясь никого не разбудить,
Достала я свои лепёшки и стала Райдика кормить.
А Райдик, глядя на меня, стонать уж перестал,
С трудом куски лепёшки, что я ему давала, почти что не жуя глотал,
И благодарно с моего лица своих печальных глаз он не спускал.
Но вот устала очень я, ведь я сама от истощения совсем слаба была,
Да и подумала, что может помогла ему хотя б немного, чем могла,
И погасив коптилку, в спальню на свою кровать пошла.
Забылась сном я. А на утро мой муж разбудил меня,
Сказал:" Ты,Тусенька,крепись, держи себя в руках. Увы, я должен огорчить тебя, наш Райдер умер. Пока ты не проснулась,
Я, тебя жалея, чтоб ты не видела уже его останки, завернув,
Зарыл их глубоко в сугробе снежном на набережной Невы"
Меня сам утешает, а между тем, глаза его
Полны были печали, тревоги и тоски.
То была наша первая утрата и жертва первая войны.
Ах, как бы мне хотелось ,
Всех их, ушедших из земного бытия,
Всех их, таких до боли в сердце близких и любимых
Всех их вернуть, увидеть хоть на полчаса...
Я буду вечно чтить их память пока живу,
Любить, скорбя о их утрате.

p.s. То, что я здесь написала, подлинно, без прикрас.
Эта страшная ночь и многие-многие другие подобные этой, дни и ночи во время блокады моего родного города, не только незабываемы, это незаживающая рана сердца моего...
Турнеева (подпись)

Как рассказывала Татьяна Николаевна, лепешки готовились на олифе... Слов нет... Сколько раз читала эти строки, но и сейчас печатала и слёзы наворачивались на глаза...