Одежда все та же, не истлела на его плечах

Одежда все та же,
не истлела на его плечах..
Думал, узнаю по запаху,
прошибет его сигаретная вонь.
Так банально, пришел, когда я засыпал
в темном плацкарте.
Когда превозмог свою боль.

Этот, с крыльями перевязанными,
с глазом подбитым, с песнями под гитару.
Чокнутый доходяга, презревший свою стать.
Больше не было света, нимба
и взгляда яростного,
только потасканный старикан.

Помню, впервые увидел,
когда жаждал огня, будто сам - порох.
Когда по утрам болит голова
и блюешь перегаром.
Лба коснулась холодная старческая ладонь,
и, кажется, я ребенком был, -
разрыдался..

Щелчок пО носу, морщусь, в груди мерзко тяжелеет.
Эта его манера /вспарывать теплотою/
однажды растащит меня по углам, по кускам.
Смелеет.
Крадет мой чай, рассказывает про звезды,
говорит, что был и великаном, что чай мой приторный,
грозится позвонить матери, рассказать ей в каком я городе...

Мне не холодно больше, ощущаю себя мальчишкой
на коленях таких угловатых, как этот поезд.

Унеси меня прочь с этих станций, из этой вечности,
здесь таких, как я, ведь до жути, до тошноты.
Он смеется, его крылья тяжелеют,
веду носом, привычно ищу запах сигарет.

Его нет пару лет, а может и пару десятков,
его облик стирается из моих предисловий.
Я скучаю, я правда скучаю,
твой внук - развалина.
Это - занудная аксиома.