Небо наощупь

Падко, старательно, невозможно,
больно, малиново, молчаливо
приходясь спозаранку друг во друге
или просвистывая насквозь
на детском облачном полустанке,
в кружевах из сна и домашней сказки,
у непрочитанных голубых экранов,
в торопливых кафе среди дождей,
так запальчиво не замечать,
не заниматься живучим пламенем,
не чуять, не зачерпывать, не касаться,
любить-не любить, нести-не вынести –
ни друг друга, ни дня обязательства,
ни ночи-луны, ни тигра болезни,
ни летней реки, ни стены из гипса,
ни ощупи вожделения, ни врага.

Я вижу твои утверждающие губы,
очередные глаза, принуждённые просьбы,
корни ромашек на выбритом пляже,
резкий скелет под нерукотворным тестом.
Я страшно не знаю, что это такое –
стать тобою, чувствовать как ты,
быть уверенным в разлагающем безумии,
опираться на воздух, освещаться тенью.
Я забыл бесприютный яблочный запах
канувшего в траву насекомого детства,
хлебный мякиш родных поручений,
молочные стада в безвозвратном небе.
Трудно слыть отцом понимания,
матерью-совестью, лисой обстоятельств,
волчихой, загрызшей книжную рысь,
голышом-младенцем, стрельнувшим семенем.

Когда человек вырастает в дерево
и вспоминает свою сердцевину,
бывшую прежней и до рождения,
до зерна в мензурке, до чернозёма,
бог в отставке, он знает свой мозг,
припасённое добро, укоряющие звёзды,
червивые извилины святого забвения,
полыхнувшую по глазам последнюю правду.

Голый безоблачный андрогин,
неотёсанное полено во чреве ствола,
робкий осколок несовпадения,
неостывающее хотение чужого тела,
на свершённую бездну – обрывистый край,
скользкое хождение, эхо в пустоту,
молчаливый ответ того, кто сильнее,
гуще, пружинистей и кромешней.
За оконной вспышкой дохнувшей улицы,
за бесстыжим горизонтом залётных мыслей,
за кручинным пеплом безответных желаний,
у заёмного брега сверхновой земли –
жалко, холодно, фиолетово,
вечно, честно и не по имени
о душевной тишине в саду некошеном
твой силуэт,
твоё звучание.