Политический подтекст в стихотворении Юрия Лобанце

В. Н. Капленко, Екатеринбург
      Политический подтекст в стихотворении Юрия Лобанцева «Николай Кузнецов»

Первая публикация: РИТОРИКА И ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЯ: материалы межвузовской конференции, посвящённой юбилею Уральского государственного университета, Екатеринбург, 2005, 25-26 ноября 2005 г./ Урал. гос. пед. ун-т. – Екатеринбург, 2005, с. 42-44
     Размещение этой статьи на сайте «СТИХИ.РУ» продиктовано тем, что какой-то лихач выложил её в «Моём мире» без имени автора и прочих выходных данных, да ещё умудрился привязать к ней рекламу холодильников.

      Юрий Лобанцев — уральский поэт (1939-1997), в творчестве которого тема мысли, науки, разума — ведущая: упование на силу разума в человеке и обществе — центральная идея всей его поэзии. Отчасти это делает содержательную сторону стихотворений предсказуемой, и особый интерес приобретают способы донесения идеи. Она, как и другие элементы содержания, может быть сформулирована прямо или дана намёком, может подразумеваться, вытекать из пресуппозиций или опираться на контекст творчества данного автора.
      В заголовке стихотворения «Николай Кузнецов» — имя советского разведчика. Во всём дальнейшем тексте его подлинное имя не встречается ни разу: Выше правую, Пауль Зиберт, / в деревянно-помпезном «хайль!». Три первых четверостишия передают тему притворства, в котором вынужден жить разведчик; далее перемежаются мотивы: родина (Москва, Урал) — желание быть собою, усталость души, необходимость «примелькаться и стать своим» — готовность к активному действию. Достоверно переданы атрибуты военного времени, состояние души разведчика, обстоятельства вражеской оккупации. На первый взгляд перед нами типичное стихотворение о войне, отдающее дань памяти герою и его подвигу. Так и есть, но это не всё. В 7-й строфе (из десяти — то есть близко к точке золотого сечения, одной из сильных позиций текста, где обычно располагается кульминация) говорится: «В беспощадной игре без правил/ мысль важнее, чем пулемёт./ Тупость мнит, что ей вечно править./ Разум ведает,/ чья возьмёт».
      Эти строки варьируют основную идею лобанцевского творчества. Благодаря включённости в сюжет они звучат отнюдь не резонёрски, поддерживают напряжённость мысли и действия. Но если первая половина строфы содержит реалию войны — пулемёт, — то вторая по своей обобщённости ближе к афоризму, она не привязана к конкретному историческому моменту, к изображаемой ситуации. Конфликт интерпретируется как столкновение «тупости» и «разума», а не нацизма и гуманизма, не оккупантов и патриота (эти коллизии присутствуют в широком контексте стихотворения, но здесь отступают на второй план). Это должно означать, что в любой момент истории тупость, если она правит, и оппонирующий ей разум неизбежно находятся в состоянии войны.
      8-я строфа возвращает нас к сюжету: «Скоро центр просигналит: «Надо»./ И тогда, чертыхнувшись всласть,/ псевдо-Зиберт/ рванёт гранатой / узколобую псевдовласть!»
      Последние два слова — перифраза "тупости". Так подчёркивается неслучайность предыдущей мысли, которая выводит конфликт за пределы ситуации оккупированного Киева, Ровно или Львова в более обобщённый план, а прежде всего — связывает его с моментом написания стихотворения (1982 г. — застой, канун Перестройки). При этом в роли «узколобой псевдовласти» выступают реальные власти той поры, в роли разведчика — сам поэт, а стихотворение становится «гранатой» — орудием борьбы против тупости.
      Правда, автор сам постарался, чтобы политическая острота стихотворения не была заметна. Крамольная мысль погружена в сюжет, который и держит внимание читателя. Дальнейший текст продолжает развивать ту же ситуацию: «В этом логове сердцу душно...» и т.д.
      Именно это ускользание мысли из центра внимания, привязанность её к изображаемой ситуации помещают её в подтекст. Чтобы осознать обобщенность и злободневность мысли, требуется изъять её из ситуации и применить к современности.
      Кроме тупости, у разведчика, олицетворяющего разум, есть ещё один «враг» — душа. Тема души обрамляет 7-ю и 8-ю строфы. В 6-й: «Пусть душа возражает глухо, — / ей не дай взять себя врасплох./ Сила духа —/ в уменьи духа / притвориться, что он убог». В 9-й — однокоренное прилагательное: «Гибель может быть прямодушна,/ но победе нужней — расчёт». В 10-й: «Ну а если душа устала — / ей пришлют потайные сны / золотые леса Урала / и спокойный гранит Москвы». Душа подвержена эмоциональным крайностям, неожиданностям, срывам, она — элемент неразумия в самом носителе разума (или духа), но её нельзя «рвануть гранатой». Мотив души также имеет подтекст: возражение против того, чтобы душу возводили на пьедестал. Эта мысль относится уже не к политике, а к эстетике и адресована собратьям по перу.
                Источник
Лобанцев Ю. Вещий камень: Стихи и поэмы. Свердловск: Ср.-Уральск. кн. изд-во, 1989.- С. 18-19
©Капленко В.Н.,2005