Ночью события совсем другие

В два ночи события совсем другие, нежели днём. Что-то загадочное окутывает уже не бледную от солнца весеннюю улицу, просыпается другая, вполне изящная, притягивающая и вместе с тем отталкивающая сила, - темнота, - ей свойственно говорить в это время, когда другие молчат, погрузившись в свою маленькую ночь, - уютную или съемную квартиру. Я подошёл к окну, открыл его и закурил сигарету. Пристально посмотрел в небо. Луна сияла так ярко, что облизывала своими лучами подоконники, крыши домов, крошечные ветки деревьев, утверждая свое непосредственное присутствие в это время суток. Улыбнулся. Напел песню «Это наша ночь» и затянул сигарету. Меня окружали хрущевские пятиэтажки, два перекрестка с выходом на проспект советского революционера, десятки светофоров и еще столько же проехавших машин в одну и другую сторону, на секунду соприкасающихся прожекторами фар, как бы напоминая друг другу, что движение есть, что на месте невозможно остановиться. Это было так быстро, так невыносимо ошибочно и приятно. Затянулся еще раз. Напел вторую строчку из песни, - «Мы опасны». Хотя кто эти мы? Мы, что спят или не спят ночью, смотрят телевизор, отдыхают в субботу, напиваются пивом, ходят в спортзал, верят в силу любви, тумбочку, памятник Пушкину, верят в что угодно, потому что движение все, потому что верить хоть как-то, но надо. «Мы опасны». А под окнами разворачивалась настоящая драма. Две собаки, вцепившись в палку, разыгрывали сцену сильнейшего, того, кому достанется все. В эти секунды мир превратился в огромную палку, что отрицает существование других вещей, все стало будто прикованным к ней, все будто подчиняется этому закону. Эта ветка - центр Вселенной, дешевое платье на распродаже, последняя десятирублевая монета на двоих, все золото ацтеков и римлян и прочее за что обычно цепляются люди, произнося пронзительные крики, оплевывая соперника, скуля ему в лицо, пока бесстрашие одного не повергнет другого. Наверное, так становится понятным весь притягательный ужас происходящего. Собаки скулили.  Встать третьим в этот спор, значило - сразу найти врагов с двух, казалось бы, только что враждующих сторон, поэтому я только наблюдал. А может быть, просто человек привык к зрелищу, где количество крика и боли вызывает большую радость и теплоту. Теплоту? - ну и бред! Собаки бросили палку. Пустились в танец. Начертив небольшой мысленный круг, по которому, точно в огромном колесе, один пес догонял второго, стараясь успеть, лапой или зубами ухватить хвост. Господи, их ценности меняются за доли секунды. В этом такая правда, необъяснимая-точная правда. Моя сигарета истлела, Я даже не успел ее толком выкурить. Зрелище привлекает. Достал вторую, чиркнул спичками, тоненький стройный огонек обхватил сигарету, и она задымилась. Я затянулся.
Если из этого сюжета убрать существующую в эту ночь логику повествования, а после полностью вычленить мое описание, то получится, что я просто курил, тем более довольно часто. Черт возьми, я даже второй абзац начал со второй сигареты. Да, литература нынче не та. А может и та. Но не об этом. В данный момент меня интересовали эти два пса. Я уже наполовину провис с окна, а это было довольно рискованно. Потому что четвертый этаж и потому что можно спугнуть картину мелодраматичной ночи, хотя скорее эти две собаки, поглощенные в свои страсти, узнав о моем присутствии, найдут меня, заберутся в квартиру и протестующим лаем обругают того, кто так нагло и пристально смотрит на них сверху. Это неприлично. И если вы заметили, то я не испугался, а лишь стараюсь придать собакам облик человека - во всех его красках и ликующих образах, что-то возвышенное и точное, как в искусстве периода Барокко. Тем временем, пес уже запрыгивал на суку, запрокинув передние лапы на спину, а его задние конечности нервно дергались в такт собачьего приступа любви. Это тоже неприлично? Нет! Это как раз-таки то, что надо. Сука вскричала настолько сильно, что в ее собачьей молитве был слышен настоящий разговор признания, признания в том, что всем уже давно знакомо. Пес сверху дрыгался все сильнее и каждое последовательное движение приближало эту ночь к кульминации, к кульминации весны. Весна именно такая. Чистая и порочная. Кобель, казалось, вцепился в шерсть своей любовницы и вот-вот сорвет с нее шкуру. И это было так обыденно. Вот они причинно-следственные связи на бумаге. Я мешаю любовь с дерьмом, с животными? Нет! Вы делаете это сами! Так почему не могу сделать этого и я. Сука вырвалась из-под натиска кобеля и стремительным движением, скуля и завывая, убежала в соседний переулок, где ее ожидал советский революционер, - проспект с выходом на центр. Пес проделал несколько шагов, нервно поворачивая взад-вперед, остановился, заскулил на луну, присел у подъезда. Его крик продолжался, что где-то в соседних домах проснулись люди, включили на кухне свет, выпили стакан ледяной воды или сока, посмотрели в окно и отправились дальше спать. Собака выла. Это продолжалось громко и пронзительно. В ее глазах отсвечивала луна, звезды, и если бы она заплакала, то начался бы дождь, или просто я так хотел. Все закончилось. Как сказал один поэт, - «отрезок времени, всего лишь выстрел». Собака заткнулась. Непроизвольными движениями начала вычесывать за ухом, возле живота и возле задних конечностей. Встала, подошла к ближайшему дереву и закинув одну лапу к верху, насколько она могла это сделать, обмочила, скорчившийся от своих долгих лет жизни, тополь. Направилась к помойке в поиске еды. Так оно и бывает, когда убегает любовь в соседний переулок, в другой город, да хоть куда. Нам остается только чесать блох, ходить в туалет, искать еды, деньги, чтобы покрыть долги, решать проблемы и не расстилать кровать на двоих. Все это так и было. Ночь продолжала блистать луной. Собака под утро вернулась к подъезду. Засипела. Верно, ей хотелось кричать. Кричать от холода и любви. И я тоже хотел кричать вместе с ней. Но я не мог. Если она сильна, то и человеку это подавно полагается. А может и нет. Что касается моей сигареты, то она закончилась на втором предложении в третьем слове на первой букве этого же абзаца. Остальное время я просто стоял у окна. Под утро сел и записал. Записал как мог. И это было так честно, как убегающая в подворотню сука.
Через неделю этого пса я больше не увижу. Его выловили или приютили.  Мы знаем, что скорее, - первое правда, но наивно хочется верить во второе. Поэтому пускай будет так. Наступит новая ночь. Весна будет чуточку ближе, где все захотят кричать от холода и любви. Я закурил. К дому подошли трое парней. Иногда, Я чувствую себя злой консьержкой, что наблюдает за своим рабочим местом, - домом номер 68. Но нет. Я просто живу. Парни кинули в окно на второй этаж пару камней и через десять минут вышли девчонки. Ровно трое девчонок в халате и домашних тапочках. Они что-то кричали про измены и недоверие. Удары, пощечины, гул и крики на луну. Я не знаю какую они делили палку и как бегали друг за другом. Картина собачьей игры была приятней, хотя бы логичней в преданной по-своему любви. Я докурил. Закрыл окно. Крики перестали. В подъезде были слышны шаги. Один, два, три…десять. Женские просьбы про «прости и «заново». Оборот ключей. Хлопок дверью. Ненавижу хрущевские дома, в которых на время холодной ночи спряталась любовь, такая чистая и порочная. Это была весна. Именно весна. Вот ее я и обожаю. Включил на кухне свет, попил ледяной воды и лег в кровать, забывшись глубоким сном. 

29.04.2018.