2 часть. Мадмуазель Фифи. По рассказу Ги де Мопасс

2часть. «Мадмуазель  Фифи». По рассказу Ги де Мопассана.

Третья часть.

В седьмом часу, барон заявит.
Об отдалённом звуке там,
Шуму  колёс. Все подбежали,
К окну. Чтоб посмотреть, что там?

Вскоре фургон влетел огромный,
Во двор, с четвёркой лошадей.
Забрызганы все были ж грязью,
В поту парились, храп стоял.

И на крыльцо вошли пять женщин,
Красивых девушек. Для них,
Отобранных, тщательно к «балу»,
«Слушаюсь» выполнил заказ.

Те, не заставили ждать долго,
Зная наперёд, что им тут,
Заплатят хорошо.  Узнали,
За три месяца пруссаков.

И примирились уже с ними,
Как с положением вещей.
«Требует ремесло, то, наше» -
Себе внушали по пути.

Быстро в столовую те входят,
При свете показалась та,
Ещё ж мрачнее, в том разгроме,
Но стол, зато – украшен был.

Посуда в серебре сияла,
То, в тайнике замка нашли.
А капитан там, весь сияя,
Девушками вмиг завладел.

Осматривал их, обнимая,
Обнюхивал, определял,
Их ценность, словно жрец веселья,
Решив, всех из распределить.

Когда три младших офицера,
Выбрать себе их захотят,
Капитан властно остановит,
Сам выбрать каждому хотел.

Во избежание там споров,
Он выстроил в ряд тех девиц.
По росту. И тут обратился,
К самой высокой даме, с них.

«Имя твоё?» Она: «Памела»
Стараясь громче говорить.
И капитан провозглашает:
«Номер один – ваш, командир!»

Затем он обнял там вторую,
Блондинку, пухлую, на вид,
Отто предложит – лейтенанту,
Амандой,  там, звалась она.

Младшему лейтенанту Фрицу,
Еву – по прозвищу «Томат»,
Самую маленькую с женщин,
Маркизу хрупкому «Фифи».

Евреечкой,  Рашель та, будет,
Брюнетка. Чёрные глаза.
Вздёрнутый носик, не с горбинкой,
Бывает у евреев что.

Все женщины полны, красивы,
И мало отличались те,
Лицом. Ибо на их работе,
В публичном доме – вид един.

То, по причине, ежедневных,
Занятий – проститутками,               
Манерами, и цветом кожи,
Похожи были все они.

И трое этих офицеров,
Хотели ж сразу увести,
Наверх скорее своих женщин,
Мол, под предлогом – мыться им.

Но, капитан, поступит мудро,
Он заявил: «Опрятны все,
Готовы все за стол садиться!» -
Опытность тут одержит верх.

Рашель, вдруг, чуть не задохнулась,
Закашлявши почти до слёз.
Дым из ноздрей там выпуская,
В руке же, сигареты нет.

Маркиз «Фифи», той, под предлогом,
Там поцелуя, в рот впустил,
Струю табачного там дыма,
Не рассердилась, правда, та.

Ни слова ему не сказала,
Пристально ж взглянув на того,
Но в глубине глаз её ж чёрных,
Вспыхнул необъяснимый гнев.

Сели за стол. Майор - в восторге.
Помелу рядом посадил,
Направо от себя. Налево,
Блондинку, и всем объявил:

«Вам, капитан, пришла удачно,
Мысль восхитительная тут!»
Отто и Фриц, те лейтенанты,
Себя вежливо тут вели.

Словно с ними сидели «дамы»,
Светские тут. По существу,
Стесняли тем, своих соседок,
Там, обращением своим.

Барон же был там в своей сфере,
Сиял, острил. Копна волос,
Рыжих его, огнём сияла,
Словно был пламенем объят.

А через два выбитых зуба.
С этой уже большой дыры,
Кабацкие вёл комплименты.
На девушек вместе с слюной.

Те, ничего не понимали,
Но оживились там тогда,
Когда похабными словами,
Он начал сыпать уж вокруг.

Начали хохотать те дамы,
Заваливаясь уже там,
Уж на соседей, повторяя,
Сальности те, вокруг себя.

С первых бутылок, опьяневши,
Снова самими, став, собой,
Войдя в привычные их роли,
Стали всех целовать вокруг.

Усы мужчин, те целовали,
Щипали руки, и крича,
Пили уже из всех стаканов,
На двух языках пели уж.

Мужчины тоже опьянели ж,
Доступным женским телом там,
И обезумели там тоже,
Реветь стали, посуду бить.

Четвёртая часть.

За каждым стулом же стояли,
Солдаты. Что бесстрастно там,
Прислуживали тем гулящим,
Начальникам. То, как всегда.

Один майор хранил там только.
Известную сдержанность, там.
«Фифи» Рашель взял на колени,
И в возбуждение пришёл.

Хоть он остался и холодным,
Безумно ж начал целовать,
Завиток волос у затылка,
Вдыхая запах той Рашель.

То, вдруг, охвачен был звериным,
Неистовством, всё разрушать.
Щипал Рашель там сквозь одежду,
Та, даже вскрикивала ж там.

Держа её в своих объятьях,
Словно стремился слиться с ней.
В свежий рот её, он впивался,
И целовал изо – всех сил.

В одну из таких минут «страсти».
Глубоко укусил Рашель…
Что струйка крови побежала,
По подбородку там её.

Ещё ж, та, раз, в глаза взглянула,
«Фифи»,  рот вытерев с крови,
И тут негромко заявила ж:
«За, то – расплачиваются!»

На то, маркиз расхохотался ж,
Жестоким смехом, и сказал:
«Я заплачу!» - он ей ехидно,
А тут уж подали десерт.

Шампанское уж разливали,
Командир поднялся, сказав:
«За наших дам!» Пошли тут тосты,
Пьяниц, и солдафонов тут.

Один вставал там, друг за другом,
Чтоб, остроумием блеснуть.
Пьяные женщины, вдруг, стали,
Отчаянно себя вести.

Взоры, блуждающими были,
Губы, отвисшими уже.
Став аплодировать уж сильно.
Каждый раз после тоста там.

А капитан, придать желая ж,
Оргии той, праздничный вид,
Так же, галантный там характер,
Снова бокал там свой поднял.

Воскликнув: «За победы наши,
Над сердцами милых тут дам!»
Лейтенант Отто, возбуждённый,
Крикнул, за Францию, свой тост:

«За наши победы над Францией!»

Какими б пьяными не стали,
Умолкли разом дамы те.
А Рашель, дрожа, обернулась,
И громко крикнула уже:

«Знаешь, я видела французов,
В присутствии, которых ты,
Не посмел этого б сказать им»,
И злым лицо стало её.

Но, маленький маркиз в то время,
Рашель ту, продолжал держать,
Там на коленях. И смеялся,
Развеселившись от вина.

«Ха – ха! Таких не видывал я,
Стоит лишь появиться нам,
Как улепётывают быстро,
Они. Уже там со всех ног!».

Взбешённая, девушка крикнет,
Смело, прямо ему в глаза:
«Лжёшь, негодяй!» Маркиз, на это:
Пристально поглядел на ту.

Своими светлыми глазами,
Как на картины он смотрел,
В которые стрелял всё время,
И рассмеявшись, тут сказал:

«Вот как. Ну, давай потолкуем,
Красавица, теперь о том,
Да разве  были б мы тут с вами,
Будь похрабрее все они?»

Он оживившись, громко крикнул:
«Мы господа их! Франция наша!
И соскользнула тут Рашель,
С его колен. На стул там сев.

« Нам Франция принадлежит – вновь крикнул:
И все французы, все леса,
Поля и все дома – всё наше!
Франция вся – принадлежит!»

Пьяные же, все остальные,
С энтузиазмом там своим,
Военным, и к тому же, скотским,
С рёвом тосты начнут кричать.

«Да здравствует Пруссия!» - крикнут,
А девушки, решив молчать,
Они уж не протестовали,
Перепуганы были ж все.

Молчала и Рашель там тоже,
Ответить не имела сил.
Маркиз, на голову еврейки,
Поставил там бокал с вином.

«Принадлежат нам – громко крикнул,
И все женщины Франции!»
Рашель вскочила тут же быстро,
Что опрокинулся бокал.

Вино на волосы разлилось,
Бокал разбился уж о пол.
Её ж губы сильно дрожали,
Зло на «Фифи» смотрела та.

Который продолжал смеяться.
От гнева задыхаясь, та.
С вызовом там пролепетала,
Глядя маркизу же в глаза:

«Нет, врёшь, это уж нет; женщины Франции
никогда не будут вашими!»

Он сел, чтоб вдоволь посмеяться,
Произношенье их приняв:
Она прелестна, да, прелестна!
Но для чего ты крошка здесь?»

Ошеломлённой, та умолкла,
Сначала слов не осознав.
Затем поняв, с негодованьем,
Бросила яростно ему:

«Я! Я! Да я не женщина, я – шлюха,
А это, то – что нужно вам!
Всем пруссакам, сюда пришедшим» -
Яростно крикнула она.

Договорить та не успела,
Он, ей пощёчину, влепил.
Когда же он занёс вновь руку,
Ударить. Нож схватила, та.

От ярости, та обезумев,
Схватила ножик со стола.
С лезвием с серебра. Десертный,
Что был в тот миг там под рукой.

И она тут так быстро очень,
Что не заметил там никто,
Всадила офицеру в шею
У впадинки, где шла уж грудь.

И недосказанное слово,
Застряло в горле у него.
С разинутым  ртом, он остался,
И с страшным выраженьем глаз.

У всех тут рёв вырвался ж сразу,
В смятении вскочили ж все.
Рашель швырнувши стул под ноги,
Там лейтенанту – побежит.

А тот, во весь рост растянулся,
Рашель же, подбежав к окну,
Выпрыгнула, то распахнувши,
Прежде чем, ту, смогли догнать.

Маркиз же через две минуты,
Был мёртв. А Фриц и Отто, там,
Сабли свои там обнажили,
Хотели женщин зарубить.

А те, в ногах у них валялись,
Майору, едва удалось,
Помешать этой страшной бойне.
Велел тех женщин запереть.

И обезумевших тех женщин.
Закрыли в комнате другой.
И двух солдат рядом поставят.
Чтоб охраняли уже тех.

Затем майор организует.
Погоню за беглянкой той.
С уверенностью. Что поймают.
Целый отряд бросит на то.

Полсотни солдат в парк послали,
Двести других, пошли в леса…
И чтобы обыскать в долине,
Так же дома, что были там.

А стол, с которого убрали,
Всё что там было от еды,
Служил теперь там смертным ложем.
«Мадмуазель Фифи» - на нём.

А четверо, уж протрезвевших,
Тех офицеров, были что,
Стояли у окна сурово,
Взгляд, устремивши свой, во мрак.

А страшный ливень продолжался.
И вдруг, раздался выстрел там,
Затем другой. Часа четыре,
Пальба и крики слышны там.

К утру же, все уже вернулись,
Двое солдат, убито с них.
А трое, ранены там были.
Своими же в пылу погонь.

Рашель ту, не нашли, конечно,
Решили пруссаки тогда,
На жителей нагнать там страху,
Перевернули ж всё вверх дном.

О том, доложат генералу,
Велел тот, дело потушить.
Примера, чтоб не дать дурного.
Армии. А майору – взыск.

А тот, взгрел своих подчинённых.
«Воюют же не для того,
Чтоб развлекаться, ласкать девок,
Публичных!» - сказал генерал.

Майор фон Фальсберг уже после,
Решил выместить злобу всю,
На жителях этой округи.
И он предлог к тому нашёл.

К репрессиям, чтоб приступили,
Там без стеснения уже.
Кюре срочно он там прикажет,
Звонить в колокол срочно там.

На похоронах, чтоб, маркиза,
Звонили в колокол во всю.
Кюре теперь, вдруг, стал послушным,
Даже, покорным, пред врагом.

Когда ж тело несли  солдаты.
«Мадмуазель Фифи», тогда ж,
Раздался звоном похоронным.
Но, как – то весело совсем.

Звонил он вечером и утром.
И ежедневно стал звонить.
Ритмами разными звон лился,
И в разное время теперь.

Крестьяне местные решили,
Что, заколдован колокол.
Никто к нему не приближался.
Кроме кюре, пономаря.

А наверху, на колокольне,
В тоске и одиночестве,
Девушка тихо проживала,
Несчастная, плача порой.

А пищу она принимала,
От этих только двух людей.
Жила там, до ухода немцев,
Только тогда спустилась, та.

Потом кюре на шарабане.
До ворот пленницу довёз.
Руана. Её поцелует,
И вышла с экипажа, та.

И пешком быстро, та, добралась,
Там до обители своей,
«Дома публичного», откуда,
Они были привезены.

Хозяйка про Рашель решила,
Что та давно уж умерла.
Через некоторое время,
Нашёлся один патриот.

Тот был там, чуждый предрассудков,
И полюбил эту Рашель,
За тот поступок беспримерный,
Потом влюбился и в саму.

И на Рашели он женился,
И сделал даму из неё.
Не хуже, чем другие были,
Что обходили этот «дом».