Рад я, что довелось мне дознаться...

Рад я, что довелось мне дознаться,
я от радости чуть не реву:
среди множества реинкарнаций
я сейчас – человеком живу.

Был я камнем, травой, черепахой,
волю вкладывал в волчий набег,
был коровой, гусем и собакой,
а теперь я уже человек.

Среди тысячи реинкарнаций,
среди тысяч удач и потерь,
кем мне быть не пришлось только, братцы,
чтоб явиться таким, как теперь!

От себя я отнюдь не в восторге,
если вспомнить далекую даль.
Там с дубиной крадется двуногий –
это я, волосатый дикарь.

Всем живым я был страшен, опасен,
трудно соображал головой,
всех подряд той дубиной дубасил,
а потом все крушил булавой.

Проходя по истории вехам,
я трудился, пыхтел и потел.
Все ходил, там поплыл и поехал,
а потом уж, гляжу, полетел.

Сколько сил я на это потратил,
выполняя завет неземной.
Миллиарды земных моих братьев
тот же путь совершили со мной.

Нас на бойни толкали дебилы,
дипломатии лгал этикет.
И теперь уже силу дубины
заменяют нам тыщи ракет.

Лишь на кнопки нажать остается
аккуратно подтертым ногтям.
Все сгорит, станет пеплом, взорвется –
полземли, вся планета – к чертям.

Нет воды, нет и воздуха, света,
тьма и холод, и хаос вовек.
И когда я представлю все это,
я не рад уж, что я человек.

Это что ж получается, братцы,
мы страшнее себя – дикарей.
Мне б с земли этой дикой убраться,
улететь бы куда поскорей.

Стал дикарь просвещенным злодеем
с кровожадным звериным нутром?..
Нет, не зря Бог все с нами затеял, –
да закручено больно мудро!

Сколько ж нам жечь, губить и сражаться,
кровью братьев своих торговать?
Не пора ли нам  разоружаться,
чтоб друг друга уж не убивать?

Люди мира, народы и страны,
горы, реки, леса и поля, –
гуманоид быть должен гуманным,
чтобы мертвой не стала земля!

Наши годы – священные сроки,
чтоб живое вконец не сгубить.
Разве люди настолько жестоки,
чтоб себя на земле не любить?

Как ничтожны мои интересы
и служенья парламентов, месс,
если это мешает прогрессу,
убивает земли интерес!

Мы живем в новом тысячелетьи,
новый век на земле возвещен.
И за то всею жизнью в ответе,
что в грядущее мы понесем.

Я готов умирать, возрождаться –
только б мне не безумствовать в зле,
только б мне человеком остаться,
и землею остаться земле.