В войну. 14 глава

       14 глава.
Расположившись в небольшом, с одним окном кабинете, закрылись изнутри на ключ от лишних глаз. Горин ножом открыл две банки тушёнки, не очищая, порезал две луковицы, на четыре части. Выложил на стол несколько картошин, сваренных в мундире и шоколадку. Ковылёв, получив от него солдатскую фляжку, принялся разливать по кружкам содержимое. Васильев с Лапшиным, сидя у окна, о чём-то в полголоса беседовали.
– Ну что, нормально. Подходи, пехота, приступим к доброй трапезе, – закончив накрывать, предложил Евдоким. – Эй, степняки, хватит шушукаться, больше двух говорят вслух.
– Идём, идём, – отозвался Анисим, поднимаясь и переставляя табурет к столу. Григорий последовал его примеру.
– Что, казачки, с какой стороны степи тосты погоним? – спросил у подошедших Горин.
– Думаю, в первую очередь, за встречу, – вместо них предложил Ковылёв, – Сколько вы не виделись, если тот мартовский полдень не считать?
-С начала прошлого июля, – оглаживая усы, ответил Лапшин, – Как до города дошагали, тут нас и начали дербанить, кого – куда. Меня тогда с двумя твоими племяшами, Стёпкой и Олегом, помнишь ведь, Анисим, первых от вас отобрали. Краткосрочные курсы по минному делу и на фронт. Там и потерялись тоже. Есть ли вести от них, что Ульяна прописывала? – глянул он на Васильева с надеждой.
– Олег погиб, ещё в начале, а Сёмка где-то воюет, – ответил он, поднимая свою кружку. – Давайте, гвардейцы, выпьем за победу, но не просто, а за то, что, когда бы наша страна, её не одержала, нам посчастливилось также, как сейчас, стоя на своих двоих, поднять и выпить, за это долгожданное свершение наши фронтовые сто грамм.
– И не по одному разу, – досказал за друга Горин.
– Поддерживаю, всегда удивляюсь я тебе, Емельяныч, – чокаясь, продолжал старший лейтенант, – Умеешь ты, вроде бы и коротко сказать, но донести самую суть.
– Будем живы, не помрём, – подытожил общий тост Лапшин. Все, поднявшись, выпили.
– А чьи это роскошные апартаменты, диванчик такой добротный, старорежимный ещё, – закусывая, поинтересовался Евдоким, – Кто этот славный малый, подогнавший нам, это уютное гнёздышко? А, Григорий?
– Да есть тут один санитар, – за Лапшина начал отвечать Анисим, – Ты, кстати, видел его недавно в коридоре. Так это с его благословения, мы здесь и пируем.
– Неужто, эко у вас санитары квартируют, позавидуешь, – удивляясь, продолжал Евдоким, – но увидев улыбки на лицах остальных, осёкся, – Разыгрываете, чего лыбитесь?
– Беда с тобой, братец, обидел такого хорошего дядечку, светилу. Профессора в санитары разжаловал. Вот допусти такого к власти, со скольких плеч погоны-то полетят, страшно подумать, да Володь.
– Профессора? – закашлялся Горин, – Да ладно, поди брешете? Он профессор?
– Самый, что ни на есть, с мировым именем, – подтвердил Лапшин.
– Эх, Горин, Горин, опять ты влип со своим языком, – держась за раненый бок, хохотал Ковылёв, – Прикусишь ты его когда-нибудь.
– Во дела, – опустился, вскочивший было Евдоким, на диван. – И впрямь влип.
– Да, конфуз, ладно не дрейфь, он хоть и в чинах, но простой малый, забыл уже, наверное, про тебя и тот случай. – успокоил его старлей. – Что, братцы, по второй?
– Можно, – все дружно согласились. Снова выпили. Через полчаса застолья Горин уговорил Ковылёва, помочь ему разыскать главврача, чтобы извиниться. И они, поняв, что земляки хотят остаться одни, ушли на поиски.
– Анисим, обскажи, что про Антонину ведаешь? Родила ли парня?
– Как обещала, в конце февраля, будто. Георгием, в честь отца твоего нарекла. Прими, Гриш, мои поздравления. Ждут тебя, всё хорошо. Ты лучше, братец, поведай, как в герои попал, что за генерала добыл? Они закурили.
– Э, кум, это целая история, трагическая, надо сказать. Почти месяц назад, до свету ещё подняли, значит, наше войско бесправное, вооружили. Так-то после каждого сражения у нас вплоть до ножей всё изымали. Так вот, похлебали мы травяной похлёбки, и поднялись в указанном направлении. Молчком, без стрельбы, скрытно будто. И вдруг, то рядом, то поблизости, взрывы, один за другим. Ничего не поймём по началу, темень ещё не свернулась. Бежим дальше. Начали нас из пулемётов косить, отвечаем. Смяли оборону в десять минут, две окопных полосы. В этом месте, нас и не ждали особо, целое поле минами утыкали и всё. Сказано было закрепиться и не уступать высотку, стоять до последнего. Стоим. Расцвело. Стаскали своих убитых в одну яму, немчуру в другую, окопались, ждём. Почитай от пятисот человек пара сотен и уцелела. Ни спереди, ни сзади, никакого движения, тишина смертная. Дело к обеду, вот они, полезли из-за лесочка. Танки ихние. Благо мы поживились на занятой территории кое-чем, к встрече подготовились. Одну атаку отбили, вторую. Десятка три танков сковырнули. Всё одно прут. Нас уже человек двадцать, не больше. Что делать? Назад не пойдёшь, страшнее, чем на врага, знаешь ведь, как нас опекают?
Григорий закурил вторую.
– Дождались ночи и сами до того леска, чуть в сторону двинули. Офицеров наших не осталось, повёл нас полковник один бывший, его даже воры почитали. Крепкий на слово был, да и кулаки, моих поболе. Добрались, решили своих дожидаться. Двое суток, полуголодные просидели, никого. Вышли на какую-то дорогу просёлочную, по ней то и дело фрицы взад-вперёд сновали. Устроили засаду. С рассветом третьего дня, едет к нам по ней легковушка, вся сверкающая такая, впереди три мотоцикла с колясками, а сзади грузовик охранения.
Решили брать тех, кто в легковушке, и с ними к своим пробиваться, чтоб не с пустыми руками значит. Там среди нас, много учёных, навроди меня было, обжигались с выходом из окружения. Дали бой. Закидали из-за кустов гранатами грузовик, посекли мотоциклистов и тех, кто успел выскочить. Нам конечно тоже перепало. Вчетвером остались, да и то двое раненных. Подходим мы с тем полковником нашим старшим к машине. Пусто, только водитель рядом убитый лежит. Зря думаем, ребят положили. И вдруг, движение из-под неё неясное. Заглядываю. Вот он, голубчик, лежит, золотопогонник. Стали вытягивать его. А он, сука, пальнуть два раза успел. Фомина на повал, меня в плечо. Вырубил я его прикладом и в багажник. Затащил раненных на заднее сиденье и по газам. Отъехали малость, свернули в кусты. Перевязал себя и одного на заднем сиденье. Второй Богу душу отдал к тому времени.
Еду дальше, а куда, чёрт его маму знает. Сам чуть сознанье не теряю, креплюсь. Вскоре на разведчиков наших наткнулись. С ними и вышли к своим. Опять разбор, кто, что? Благо золотопогонник этот, важная птица оказалась, и документы при нём были весомые какие-то. Навели про нас с Садыковым справки и в госпиталь. Вот и весь сказ. Почитай вдвоём из пятиста бойцов и уцелели. Такая, брат, арифметика…
Они снова закурили.
– А позавчера, – продолжал Григорий рассказ, – вызвали меня и Рустама, он в моей палате лежит, в этот самый кабинет. Заходим, а тут полковник какой-то незнакомый. Обнял обоих и нацепил нам прямо на пижамы по медали за мужество. Спасибо, говорит, ребята, большое вы дело сделали для приближения Победы. Во как. Вот и рассчитай, Анисим, стоимость полтысячи жизней штрафников теперь. Две медали. – Григорий отвернулся к окну, пряча слезу. Переведя дух, продолжал, – Они нас для отвлечения противника туда на мины погнали, для перегруппировки его сил. Наступление совсем в другом месте планировалось. Анисим, сам чуть не плача от услышанного, налил в две кружки, поднялся.
– Война, брат, давай, Григорий, помянем ваших ребят, пусть земля им будет пухом. – Они, молча, выпили. – Не сейчас, да и, наверное, не нами, будут делаться подобающие расчёты. Но уверяю тебя, кум, это обязательно случится. Целиком мир содрогнётся, оценив весь масштаб трагедии этой войны. И хочется верить, что очень нескоро люди затеют следующие, подобные или более бесчеловечные сражения. Очень. Очень хочется верить…
Через минуту в дверь постучали.
– Это Евдоким, – послышалось из коридора, – Отворяйте, славяне. Васильев повернул ключ, запустил друга.
– А где старлея потерял? – спросил Анисим.
– Я думал он уже тут. Разыскали мы профессора, поговорили. Какой интеллигентный товарищ, обходительный такой. Я у него извинения прошу, а он мне: Да что Вы, голубчик, говорит, пустое право. Дайте мне лучше закурить, если у Вас имеется. – Я ему, у меня, мол, крепкий, станете ли такой. А он мне, Миленький мой. После такой операции и полынью затянешься, не почувствуешь горечи. Угостите, если не затруднит, у меня ещё две впереди. Пока мы с ним перекуривали у крыльца, Володька с какой-то чернокосой барышней из местного персонала, зашли в госпиталь и всё, больше я его и не видел.
– Это, наверное, Татьяна, дружат они, – всё ещё не придя в себя после разговора с Анисимом, сказал Лапшин. – Она собирается к вам в полк переводиться, как Ковылёва долечат. Если уговорит Константина Николаевича. Тот пока ни в какую не соглашается. Способная врачиха, уколы колет, совсем не чувствуешь. Всегда её с собой на операции берёт, учит. Говорит волшебные задатки к докторскому делу.
– Значит, не скоро нам комбата назад ждать придётся, раз его тут так нежно приняли, – подмигнул Горин, старшине. – И давно у них это?
– Я их выгуливаю что ли? Сразу, наверное. А что, дело молодое. Оба холостые покуда, пущай любятся. Глядишь, ещё и на военной свадьбе гульнуть доведётся.
– Неплохо бы, пара ладная вырисовывается. Что пригорюнился, Анисим? Хорошо бы сейчас на свадебке, душенькой оттаять, правда, брат?
– Да будя тебе молотить-то без продыху, налей лучше, по чуточку, на ход ноги. Пора нам возвращаться. Не ко времени сейчас. Какая свадьба? В Берлине сыграем, когда доберёмся до него проклятущего. Да и так, может у них не всерьёз, помилуются и пишите письма, нам-то откуда про то видано? Ты уж тут, Григорий, приглядывай за командиром нашим. Чтоб нам старикам за него краснеть не довелось. Сладится, будем вас троих ждать. Давайте стремянную и по коням.
– Есть же покуда время, Анисим. Не рушь компанию, побудем ещё. – засуетился Горин, разливая по трём кружкам, – И осталось вона сколько, не спеши старшина. – Но Васильев стоял на своём. Тяжело ему было, после услышанного от Лапшина. Хотелось побыть одному, всё обдумать. Выпили, кумовья вновь обнялись, прощаясь. Условившись о скорой встрече в полку, Анисим и Евдоким ушли…    ---25.04.2018 г.---
                Продолжение следует…