Медведь

Федя брызгал на ходу,
Сквернословил по дороге,
А она вела к берлоге.
Дело было то в лесу.

А хозяин был из тех,
У кого психоз и летом.
И к тому же, как на грех,
Слыл немножко людоедом.

Нет, не то, чтоб есть живьём,
Покуражиться бы малость.
Глушь, одно зверьё кругом,
Ну а тут такая радость.

На дыбы встал, заворчал:
«Не терплю я хулиганства».
И на Федю осерчал,
Наказать решил за хамство.

Пасть оскалил, заревел
И погнался за несчастным.
Тот бежал, верней летел.
Но куда там. Всё напрасно.

Пусть медведь и косолап,
Но провористый зараза.
Четверо мохнатых лап
Пару ног осилят сразу.

И, естественно, догнал.
Смял его, как промокашку.
Хоть бесчинствовать не стал,
Но порвал штаны, рубашку.

Расцарапал. Кровь течёт.
И печать на лоб поставил.
Предъявил серьёзный счёт.
Так сказать, на ум наставил.

А потом в конце наук
Рассуждать стал дружелюбно:
«Ты ж не заяц, не паук,
А ведёшь себя неумно.
Надо быть на высоте,
Контролировать натуру.
И советую тебе
Соблюдать везде культуру».

Возвращался Федя скромно,
Вёл себя намного  тише.
И с тех пор в лесу и дома
Чтит уроки  дяди  Миши.

 А мораль? Она проста:
Медвежья лапа нам нужна.