Оммаж гоголю

Гоголь не ведал кастальской струи:

Пишет говном на заборе фуи.

                Булгарин

 

То ли заведомо, то ли по пьянке,
то ли шутейно, то ли всерьез
то ли в Сорочинцах, то ли в Диканьке
вылез и вырос, а всё малоросс.
Впрочем, не то что б совсем без делянки:
волос и голос впотьмах долгонос.
 
К волку-братишке, к сестричке-лисичке
ехал на бричке, как ревизор,
пообещав чуваки-черевички
Ганночке-панночке в гарный убор,
и начертавши листочки-странички,
мертвых добавил в тот недобор.
 
Глазом настырным высматривал зорко,
что там у ведем чернеет внутри:
Девка Одарка и девка Пидорка,
двери во звери скорей затвори!
Кругом меловым, словом еловым
Бруту Хоме оберег сотвори.
 
И ревизуя заветные сказки,
жанр обнаружил: записан — мертвец.
Ибо для буквы без всякой опаски
дух означает нетленный конец —
буква и есть начертанье развязки:
в строку, и в лыко, и в прочий капец.
 
Се превращенье конца в возвращенье,
мрамор и классика в мире рябых —
то есть живого, то есть любого
в строчку, в цитату, в дым или пых,
 
в пар. Испаряется плоть хоть медвежья,
хоть человечья, включая собак,
то ли невежа, то ли надежа
нам остается этак и так:
як, то есть буйвол, последний мастак,
Пуща пустая, она ж Беловежья,
пища густая, Гоголь гусак.
 *
Опубликовано в журнале: Звезда 2018, 4
БОРИС ПАРАМОНОВ
Стихи