Боям в Боброво

Я это помню, как в последний раз:
Тот душный зной в сорок втором, в апреле,
И Лёшки-друга взгляд серьёзный глаз,
Как на ветру дрожали тихо ели.

Как на земле дрожали тихо руки,
И с колокольни голос- пулемёт.
Когда преодолеешь жизни муки,
Тогда не знаешь - жив ты, или мёртв.

Как я ползком, плашмя уткнувшись в землю,
Вперёд всё шёл. Со мною - целый взвод.
Земля та под ногтями не сопреет -
Мы за неё сгрызём фашистский гнёт.

Мы всё ползли. А немец с колокольни,
Ехидно улыбаясь и смеясь,
По нам палил. И пуля, словно ворон,
Клевала в душу, нагло суетясь.

Сказал мне Лёшка: друг, а мы же следом...
Не поминайте лихом - к чёрту, их,
Тех немцев.... передай родным приветы,
Коль жив ты будешь. Молвил, и затих...

А солнце освещало тихо поле.
Но я то знал, что наверху - за нас.
Струились по земле ручьи из крови,
Тела лежали, помня смертный час.

Но тут я поднял голову, и немец
В глаза мне, ухмыльнувшись, посмотрел -
И я забыл, какой уж ныне месяц,
Который час, минута, не посмел

Я взгляда опустить пред сметным ликом:
Я как застыл.... не чувствовал ни ног,
Ни рук, ни головы... и солнца блики
Не помешали немцу сжать курок.

Что было дальше - помнится уж смутно.
Тут я вдруг встал, и к немцу подошёл.
Но он меня не видел. Преслвуто
Стрелял по нашим, дёргая ружьём

И я сказал ему: послушай, брат немецкий,
Что мы с тобой сечёмся - чья вина?
Ведь жили, улыбаясь, по-соседски...
Кому нужна та чёрная война?

И немец обернулся на секунду.
Смотрел он будто мимо сквозь меня.
Стемнело вдруг. Того я не забуду.
Он сплюнул, и ушёл на смуте дня.

Я это помню, как в последний раз:
Земля из тел, и запах крови после боя
И немца с колокольни бегство глаз,
И плачь ночной природы. Ветра вой.