Блог между ног. Натурализм

-У Вас всё в порядке?
- Вполне. Спасибо
- О, я знаю, с каким скепсисом Вы относитесь к таким вопросам, но вот забеспокоилась почему-то.
Наверное, скучаю
- Я тоже. Но, боюсь, ни о литературе, ни о салатах оливье больше не способен вести бесед. 
- Возвращайтесь, когда устанете от натурализма. Будем говорить об оливье. Ну, в крайнем случае, о литературе.

Что мне ответить? Я впервые за долгое время чувствую себя хорошо. Впервые могу о том, что мне действительно интересно. Не притворяться, что  есть хоть немного дела до литературы, всех этих современных и устаревших авторок, до вопросов политики и патриотизма, персонажей поэтической сети и внутритусовочных войн. Вы правда думаете, что это мимолётное увлечение, которое может пройти? Нет, простите. Уже не вернусь. Всего за шесть коротких постов я растерял большую часть читавших меня ранее. Оставшиеся немногие аккуратно молчат. Рассорился с близкими родственниками, перестал общаться с мамой, потерял надежду на контакт и встречу с несколькими очень симпатичными мне людьми. Не жалею.

Уже недели полторы всё как-то очень хреново. Ничего не пишу в мастерской, никакого сексуального желания. Сутки уже валяюсь у N. Если и пристаю, то только как-то иронично, «юмор любовников»: я сейчас с тобой... Нет, не сделаю. Не хочу. Утром всё становится на свои места, как в русских сказках. Мы опять «пара». Можно сколько угодно стелить соломку, проговаривать про «не хочу никаких отношений», придумывать корявые определения, типа «регулярный сексуальный партнёр» (слово друг её не устраивает). Только всё это хрень. Мы вторую неделю общаемся, будто тридцать лет вместе. Говорю ей, что хочу прекратить  это. Общение, обсуждение её курса психотерапии, совместные проекты по «креативному активизму», уроки живописи и скетчинга, которые я ей всё обещаю - это с радостью. Только без постели. 

Елена Рыдкина читает лекцию. Общего плана - секс-просвет, основные тенденции в мире, в Европе, у нас: феминизм, секс-тех, размывание гендерных границ. В какой-то момент  просит всех в зале закрыть глаза, чтобы никто никого не видел, и поднять руку тех, кто открыто делится с партнёром своими сексуальными фантазиями. Зал, разумеется, не показывают. Написал этот же вопрос всем, кто ответил мне о VR. И ещё кое кому из списка.

Б. (ухмыляясь):
- Ну-ну. А если я скажу ей - гипотетически (подчеркивает интонацией) - что хочу её маму? 

Забавно, что это первая мысль, которая пришла такому большому поклоннику milf-порно. 

После своего утреннего признания, еду в студию. Надо сверстать программку на двух языках для пафосной частной школы, придумать им фирменные принты на поло и что-то ещё. Потом думаю заехать в мастерскую. Хочу дописать холст. Хочу до приятного подташнивания.
N. ведёт дневник. По три страницы каждое утро. Свободный поток мыслей. Совет терапевта. В этот день вместо трёх страниц, она писала весь день в совершенном истерическом восторге.
 
- Мне кажется, я никогда ещё не была так честна с собой. Это очень странное чувство, какое-то «просветление». У меня к тебе просьба. Маленький эксперимент. Мы можем встретиться? 

Она лежит там у себя в кровати, пишет и общается со своей внутренней девочкой. Отправил ей пост Рыдкиной про то же самое. Та в терапии всего год, но попадание день-в-день.

- Спасибо. Мне очень важно узнать, что я не одна такая.


София присылает мне аудиосообщение. Приходится сидеть расшифровывать, зато могу снова насладиться её очень глубоким голосом Думаю, о том, как давно его не слышал. Жалею, что она одна из тех, на кого я так и не смог найти времени из-за дикого наплыва работы: 

- Да! Конечно, мне есть, что рассказать про откровения! Я очень много думаю во время секса. У меня рождаются какие-то мысли, и я тут же их озвучиваю. Всегда говорю о своих желаниях, чувствах и ощущениях. Поначалу все бывают в недоумении, а потом понимают, что так только круче. 

Ещё больше стал ругать себя, что так и оставил её в формате переписки. Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Юко:
- Ну... у меня ничего такого, чтобы прям OUTSTANDING, в этом плане, наверное, нет. Чем-то делюсь, чем то не делюсь. С бывшим мужем откровения только довели до того, что мы оба выяснили, что любим свинг и других людей в сексе. Вот уже четыре года как разошлись, но что он со своей дамой теперь такое же практикует, что я со своим парнем. С новым  соблазняли общую малознакомую даму, то есть она до последнего не знала, зачем к нам пришла. Вот кореш один мой под наркотой сказал даме в том же состоянии, что мечтает, чтобы она ему нассала на ладошку. Она нассала и сказала, что мечтает, чтоб ей нассали в рот. Он нассал. Виделись они впервые и последний раз. Но он до сих пор ходит в футбе, которую она у него забыла. Жаль. Хорошая была бы пара.

Разумеется, я догадываюсь, какой эксперимент придумала N. Так много написала всего про открытость, предельную честность. Следующий шаг будет: а давай ты мне начистоту. Неужели ей правда не хватило той ночи под экстази, когда я вылил на всего два-три откровения из всего того потока сумбура, что проговариваю себе каждый день? Я тогда услышал довольно чёткую инструкцию: не хочу о таких вещах знать.

Х: 
- Да, нечего мне рассказать.
- Разве? - переспрашиваю, -  А как же та история с твоей бывшей? Когда она учила подругу делать минет, пользуясь тобой, как снарядом.
- Так  по фану было. И не потому что я сказал: а не хотите ли вы вдвоём пососать у меня? Это была её инициатива. На протяжении двух лет она не уставала повторять, что у неё было больше девушек, чем у меня было и когда-нибудь будет. Но вообще-то я - да - озвучиваю свои фантазии. Просто очень не сразу. Очень долго ношу в себе, формулирую, стесняюсь, подбираю самые мягкие выражения, строю фразу так, чтобы после каждой можно было соскочить, выбираю такой момент, когда разговор об этом выходит как бы случайно, якобы в шутку и в контексте чего-то происходящего рядом или в сериале, который мы смотрим. 

Даша. Та самая, которая просила написать её портрет, дарующий вечную молодость и позволяющий «грешить» напропалую:

- Мне совершенно не симпатична эта твоя околотворческая активность. Настоящие художники делают что-то одно. Они при этом рискуют спустить свою жизнь в унитаз и ничего не добиться, но в этом и смысл. 

Чёрт! А ведь меня это действительно задело. Очень больно задело. В мастерской стоят мои Нарциссы. А я пишу их по вечеру в месяц, когда приливает какое-то. Как тогда, на следующий день после того, как N. озвучила мне условия эксперимента. А ведь для меня этот цикл — самое личное и откровенное о себе, что я когда либо изображал на холсте. Обещаю, что к концу этого года половина цикла точно будет готова.

Настя. Почему меня преследует это имя? Студентка. Тоже будет дизайнером. Когда-нибудь:

- Для меня было забавным, что есть молодые люди очень стесняющиеся обсуждать секс, и которые боятся пробовать даже новые позы, очень консервативные. Это удивляло. Чувствуешь себя после таких какой-то развратной бабищей.
- А в компании с развратниками - принцессой?
- Ну и такое бывает

Д. мой старый приятель. Давно с ним не списывались. Хороший парень, кодит какие-то программы. Прочитал предыдущий пост:

- Ты писал про игрушки, я как-то не интересовался, думал что-то, вроде, правда, как костыли, если можно без них, то лучше оставить. А сейчас стало любопытно, стоит оно? Не поломает психику?

Кажется, про таких Настя и говорила. Отправляю смайлик. Ему может и поломает. Это, как... На Фейсбуке на той неделе подписался на одного. Сергей Решетнев. Выкладывает главки. У него там одна далеко, а другая в соседней комнате по общаге. И вот он страдает, мыслит, сомневается, пишет письма, хочет изменить, не хочет изменить, изменяет, раскаивается. Увидел автора в хронике блогерши, на которую подписан. Выложила Сергея с пометкой «настоящая мужская проза». Среди отзывов забавное: «А почему ты считаешь эту страницу мужской? Пишет-то девочка, хоть и в мужском теле.» Да нет, дорогой, именно мальчик пишет. Либо вот так, с закатыванием глазок, либо — натурализм, в плохом смысле этого слова. Пока только у женщин в простых и прямых ответах встречал такое качество текста, которому слово нашлось только в тот вечер откровений с N.

Сидим в подвальчике на Фонтанке:
- Я хочу попробовать выстроить отношения, не пугайся слова, любые - дружеские, приятельские - не важно, построенные на абсолютной честности, предельной. Это просто эксперимент. У каждого есть право остановить его. Может, мы совсем перестанем общаться после, но мне это нужно. 
- Говно вопрос. 

Так весело согласился, а сам сижу и молчу. В голове прокручиваю первые фразы, а самого уже колотит. Припомнил ей ночь откровений. Уговорила. Хочет. Нет, я не считаю это чем-то странным или запредельным. Очень простые желания. Но быть откровенным страшно.

- С чего начать... Ты понимаешь, что абсолютно любая симпатичная девушка, попадающая мне на глаза, вызывает у меня поток фантазий «а как бы с ней переспать» и «что для этого стоит предпринять». Это касается всех, кто сидит в этом кафе, всех твоих подруг, которых я видел, всех, с кем общаюсь я, моей бывшей жены - всех, к половине своих знакомых я пристаю, если их это не обижает, лезу обниматься, целовать, тут по степени допуска к телу. И каждый раз, любая фраза, любой намёк, может вызвать у меня поток ассоциаций, фантазий, который я не стану гасить, но отдамся им по полной. Вчера шли с А. по соседней улице, видна твоя высотка. Какая-то глупая фраза, и я уже представляю: а было бы классно, если бы можно было прийти с ней в твою квартиру, раздеться и заняться сексом. Втроём ли, или вдвоем, пока ты работаешь на кухне, не важно. И это совсем не про секс. Вернее, не только про него. Я не люблю общаться с людьми, не люблю произносить слова, строить фразы. Каждый раз это такое чувство, будто попал за границу, местный язык ты знаешь, но не очень плохо. Каждый раз, когда тебе надо заказать кофе или спросить проезд, ты сначала мучительно вспоминаешь, как переводится эта фраза, а потом, заикаясь проговариваешь с ужасным акцентом. И желание только одно: вдруг обнаружить, что официант из своих, эмигрант. И можно спокойно заговорить на родном. Вот это облегчение, восторг родного языка, был бы у меня, если бы люди вместо всех этих «коммуникаций» просто раздевались и прижимались друг к другу. Как мне нравится та сцена из экранизации Парфюмера. Это не про секс. Я так люблю обнаженных людей, со всеми их шрамами, шишками, небритостями, татуировками, всей их индивидуальностью. Как бы я хотел к ним прижаться. И как я ненавижу весь этот флирт, все эти подводки, разговоры, притирания, приглядывания, все эти свои карты диалогов. Вот поэтому каждый раз, когда ты хвалишь те или иные мои навыки в постели, или конкретные части тела, я думаю: черт, а как классно, если бы ты это сейчас не мне рассказывала, а кому-то из подруг, или вела страницу. Чтобы: звонок в дверь, на пороге кто-то, и мы сразу разделись. Поэтому при всех неловкостях чисто психологических, мне так понравился групповой секс. Поэтому всё, что я рисую, графику ли, холсты, так про тело. Поэтому я так люблю тактильную, ощутимую литературу, и не выношу никакой другой. Поэтому я занимаюсь фактурной интерьерной росписью, когда руками, ногтями, шкуркой — создаёшь монументальную осязаемую живопись, с подтёками, сколами, трещинами. Поэтому я так люблю когда люди занимаются сексом. Не обязательно со мной. Недавно я оставался в гостях у той пары, в себя больше не приглашали, но посреди ночи проснулся от того, что они трахаются, прямо здесь, под боком, не укрываясь одеялом — она сверху. Я закрыл глаза, расплылся в улыбке и снова уснул в блаженстве совершенном. Я знаю все недостатки своего тела, но так люблю быть голым. На глазах у других. Не чтобы на меня пристально смотрели — пялились. В спокойном фоновом режиме, как после секса пошлёпать в туалет или за стаканом воды. Голым естественно, не демонстративно. Сейчас я бы хотел сидеть здесь обнаженным, если бы это не стало провокацией, просто. Я часто представляю, как занимаюсь сексом с кем-то у тебя на глазах и наоборот. И не испытываю ревности не потому, что не боюсь потерять тебя. Очень боюсь. Но, когда ты спрашиваешь: правда ли мне безразлично, если ты переспишь с кем-то другим, я вру тебе, что безразлично. На самом деле я был бы рад этому.
- Видишь, я всё ещё здесь.
- Поехали к тебе.

Никогда не было у меня такого чувственного тактильного секса. Я входил в неё и подолгу не двигался, замирая и прижимаясь со всей силой нежности. Она брала в рот мой член и просто держала его там несколько минут, никак не стимулируя. И это было круче всех её глубоких минетов и массажей. Мы вылизывали друг другу анусы в шестьдесят девять на боку, и я кончил в неё во время самого медленного и протяжного анала.
С утра я проснулся, как в лучших байках ловеласов, от минета. Но это уже было не то. Я закрыл глаза и сделал вид, что  всё ещё сплю.
- Не стал бы тебе этого говорить. Только в рамках эксперимента. Утром я представлял, что вы сосёте мне вместе с А.
- Это неприятно.

Момо:
- Главное не перегибать палку и иметь при этом чувство такта и воспитанности, ибо правда не всегда приятное и ловкое дело. Стеснительность и всякие зажимы нужно снимать аккуратно и доверительно.

В какой-то момент, давно уже, с болезни деда, запретил матери читать меня. Это лишнее. Не читала.  В один день прибегает к ней подруга с гаджетом наперевес: 
-Смотри! Смотри! Как так можно! 
Это про текст, посвященный  барменше с татуировкой агента Купера на внутренней стороне бедра. 
- Ха, - спокойно отвечает ма, - ну и что тут такого? Можно подумать! Я тоже девушка образованная. И Миллера, и Аноис Нин, было время, читала. Ничего нового и интересного в таких писюльках нет.

Вот лучше бы на таком отношении и остановилась бы. 

Пятый класс. Переезжаю жить к маме. На полках - действительно - весь Миллер, Нин, Де Сад, Мазох. В фильмотеке кассета «Генри и Джун», которую всегда, когда мамы не было дома, перематывал до чувственной лесбийской сцены. То мгновение, когда одна маленькая грудь прижимается ко второй - одно из самых ярких эротических воспоминаний этих лет. Позже, классе в восьмом, когда уже не было видеомагнитолы, брал книги Аноис, открывал на самых чувственных сценах и использовал вместо порно для того, чтобы, отдавшись фантазии, не чувствовать неловкость и стыд за то, чем занимаюсь.

Пишем в мастерской. Надо сделать несколько пробников живописной фактуры для заказа на роспись стола. Решили поставить аудиокнигу. Вспомнил, как на днях N. признавалась в своей любви к Миллеру:

- Это музыка. Одно большое произведение, весь Миллер, симфония. 

Слушаем. Коля:
- Сплошные жопы и вагины. Зачем писать именно об этом?
- А зачем писать о чём-нибудь другом? 
- Меня любая зацикленность раздражает.
- То есть, если я дам тебе прочитать текст, где только и будут обсасывать красоты пейзажа, ты так же будешь на него реагировать?

Он слушает Миллера впервые. Я читал его классе в девятом, слушаю - сцену за сценой - вспоминая. Он прав. Слишком акцентируется внимание на  словах. Слишком знает, что эпатирует публику, называя вещи своими именами, и делает это намеренно, расставляя акценты — нате! Это и есть в моём понимании натурализм. Как в рассказе Плыгача, который я недавно разбирал. Каждое откровенное слово не произносится, а предъявляется, как протест, эпатаж. Оглянитесь! Какой нафиг эпатаж! Протест чему? Сегодня! Нет ровно ничего плохого в том, чтобы назвать дерьмо дерьмом, описать анальный секс или чёрные месячные. Но это должны быть такие же простые и естественные для самого автора вещи, как стол, ложка, лицо. Да! именно: стол, анальный секс, ложка, чёрные месячные, лицо, дерьмо. Только так. И это не натурализм. Это тактильность.

- Вы снова вместе?
- Нет. Я опять думаю о Момо. Вспоминаю её.

Если быть точным, вспоминаю я не наш секс, а её сообщения. Не те плохо написанные эротические фантазии, когда она слишком явно флиртовала со мной, писала для меня, а очень простой и такой откровенный текст о себе. Наверное, более тактильного человека я не встречал.

#блогмеждуног #натурализм