Этрусский Театр

                I

Как же красиво в болотных окрестностях Лацио!
Здесь не один итальянец успел затеряться!
Глянь же, Чезаре, вон там, целый комплекс руин,
Ставший им раньше, чем Ромул построил свой Рим -
То был квартал театральный при городе Вейи*,
Первый в тогдашней Европе аналог Бродвея.
Шумное место, ни дня без каких-нибудь драм -
Протооркестры по всей широте панорам:
Именно здесь в первый раз человек играл бога
(Пусть это было неярко и даже убого);
Трусы играли героев, а слуги - царей,
Люция Грания смело играл лицедей.
Пусть это было неярко, убого, без грации -
Лучших актёров не видели в области Лацио.

Эра менялась, этруски погрязли в грехах.
Смех и веселье сменили жестокость и страх.
Целый квартал был заброшен, а позже разрушен.
Преданы были мечу театральные души.
Долго ходила легенда среди бедняков,
Что по ночам здесь сатиры играют богов,
И не дай боги, чтоб путник здесь вдруг потерялся -
Больше его не увидят в окрестностях Лацио.
Весь зачарованный, сам на себя не похож,
Зря ты, Чезаре, к забытым руинам идёшь.

Эра менялась, менялись правители Вейи.
Старым легендам никто уже больше не верил.
Впрочем, никто не гулял в тех болотных местах.
Вскоре с легендой и место забылось в веках,
Город же был завоёван отрядами Римлян,
Жители стали рабами и вскоре погибли;
Только сатиры остались в низинах болот,
Только сатиры играть продолжали богов.
Видишь, там статую ветви лианы обвили?
Это сатир Марвианий и нимфа Севилья. 
Это о нём шла легенда среди бедняков,
Из-за него здесь "сатиры играют богов".
Он был единственным, жившим в забытых руинах,
До становления, после крушения Рима,
Нимфу свою ожидая две тысячи лет,
Всё репетировал в жизни важнейший момент.

                II

Это случилось в последние годы веселий:
Люция Грания сверг узурпатор Серселий,
Старый театр Дианы был взят под контроль,
Деспот Серселий просматривал каждую роль,
И не дай боги сыграть неугодное власти -
Целую труппу порой настигало несчастье.
Труппа за труппой - и вскоре квартал опустел
Некому было играть средь замазанных стел.
Лишь ребятишек игру видел мертвый театр:
Нимфу восьми лет от роду пленил узурпатор
Возрастом в целых одиннадцать с месяцем лет -
Более старых не видел этрурийский свет.
Нимфа рыдает и молится тайно Диане;
Царь-узурпатор смеется на камне-диване.
Вдруг со ступенек тринадцатилетний сатир
Крикнул царю, чтобы нимфу скорей отпустил!
Фраза за фразой, разыгранный бой на кинжалах;
Сцена охвачена вся бутафорным пожаром;
Драка, победа, спасение нимфы, конец:
В крепком обьятии - плавка невинных сердец.
Так и играли - сатира играл Марвианий,
Нимфу - Севилья. А Тирул был - царь Люций Граний
(Горькая правда - история - дело чернил:
Деспот Серселий себе негодных чернил.
Вот и случилось когда-то, что царь Люций Граний
Нынче наукой зовётся отцом всех тираний)

Выросли дети, игра превратилась в любовь,
Встал о женитьбе вопрос через пару годов.
Но повзрослевшей Севилье родня мужем выбрала
Вместо певца Марвиания писаря Тирула.
Как же бесился семнадцатилетний сатир!
Будто девчонка могла изменить этот мир!
Будто в Этрурии сами мужей выбирают!
Глух Марвианий! Севилью сатир обвиняет!
Утром другим он на свадьбу являться не стал,
Пением дивным не скрасил заполненный зал.
Если случайно им встретиться вдруг доводилось,
Он делал вид, что читает важнейший папирус,
Взгляд отводил, ускорял свой размеренный шаг,
И показательно громко при этом дышал.
Так и лелеял обиду в груди волосатой
Долгие годы. Пока не признался, с досадой,
Нимфе Севилье, что любит её до сих пор
(Нимфу играл поржавевший отцовский топор).
В ту же минуту решил он, что надо мириться!
Надо бежать к ней домой и тотчас извиниться!
Тут же собрался, направился к ней на порог,
Но у порога бедняга от страха не чувствовал ног.

Глупые люди. Без страха смотря в глаза смерти,
Люди готовы с кинжалом идти на медведя.
Им не страшны ни пожар, ни пурга и метель
Как получилось, что люди боятся людей?
Ладно бы, если сабинов, латинов и умбров*
Ладно бы если жестоких, циничных и умных -
Глупые люди боятся своих же друзей,
Самых родных, самых милых и близких себе.
Люди боятся до ужаса лезвий отказа.
Люди боятся разбить свое сердце, как вазу.
Так, Марвианий от страха не чувствовал ног
Знал что сказать, но никак того сделать не мог.
Так и продолжил он при ненамеренных встречах,
Взгляд отводить, и запрятывать голову в плечи.
Лишь перестал показательно громко дышать,
Да замедлял рефлекторно ускоренный шаг.
Ночью же он приходил на забытый театр
Грустно играть их придуманный в детстве спектакль.
Каждую ночь он с обломком колонны - царём
Дрался, пока мир горел бутафорским огнём.
Каждую ночь повторял он ошибку Сизифа.
Вечно спасая от рук узурпатора нимфу.
Он представлял, как однажды, в глубокой тоске,
Нимфа придёт навестить детских мечт своих склеп.
Но не заметил сатир, как остался играть там навечно,
Всё репетируя с нимфой своей долгожданную встречу.
Слышали жители Вейи ночную игру,
Слава дурная в тотчас разбежалась вокруг,
И никогда больше мест этих не навестили,
Ни ребятишки, ни взрослая нимфа Севилья.
А за холмом всё сменяли, сменяли друг друга цари
Строили, брали, сжигали и заново строили Рим
Вскоре забылась в веках та дурная легенда,
И умерла вместе с самым последним вейентом
Лишь на окрестностях в дымке болотных низин,
Странные реплики слышались в груде руин.

Эра менялась, менялись правители Лацио:
Римлян сменили остготы, затем итальянцы;
Старых богов заменил католический крест,
Дряхлые папы смели императоров с мест.
Вскоре на этой туманной болотной низине
Замок построил Джованни из рода Орсини.
Там и зажил. Но в глухую апрельскую ночь
Внезапно исчезла Джованни прекрасная дочь.

Сибилла Орсини была непослушным ребенком:
Била мальчишек и вроде не верила в Бога;
Любила гулять по окрестностям полным болот,
Вот и наткнулась Сибилла на арочный свод,
Что был секретным порталом в этрусский театр,
Прямо на сцену, где нимфу держал узурпатор:
Сиббила не думая, тут же шагнула в портал,
Вслед за Сиббилой в портале огонь засверкал

                III

Как же красиво в болотных окрестностях Лацио?
Этим вопросом ну разу сатир не задался. 
Царь Люций Граний, любого этруска живей, 
Смуглый и пухлый, одиннадцатилетний злодей,
С наглой ухмылкой сидит на роскошном диване;
Сзади любимая молится тайно Диане;
Сцена пылает, повсюду бушует пожар!
Надо спасать! Руки в злости сжимают кинжал!
Яростный крик: "Отпусти мою милую нимфу!"
Лязг от касания лезвием в сердце триглифа* -
Это раздался предсмертный мальчишеский хрип:
Больше никто не обидит в Этрурии нимф!
Трикстер сатир отдышавшись, подходит к порталу -
Пленница-нимфа всегда его здесь ожидала.
Пусть он проходит столетия этот сюжет,
К ней он никак не привык за две тысячи лет.
Сердце волнуется, ноги от страха немеют.
Лев побежден, но что скажет принцесса Немеи?
Станет ли нимфа предателя благодарить?
Сможет ли нимфа его за обиды простить?
Будет ли нимфа тому проявлять свою милость,
Кто убегал, когда встретиться им доводилось?
Слёзы предательским ливнем текут по щекам,
Столько сомнений и боли прошло сквозь века.
Шагом несмелым к обвившей колонну лиане,
Он подойдет и шепнет: "Это я, Марвианий!
В грусти, в страдании, жду тебя тысячи дней,
Люция Грания бью в бутафорском огне.
Глянь на меня, это я, тот наивный мечтатель!
Глянь на меня… это я… тот противный предатель…"
Вновь всё исчезло, и царь стал обломком колонны,
Нимфа - лианой, пожар потушило болото,
Ступеньки театра впитали в себя голоса,
Сатир Марвианий зажмурил в обиде глаза.
В это же миг восьмилетний ребёнок Сибилла
Через портал заколдованный весело переступила:
Будто из воздуха вдруг появился на сцене сатир,
Ветви лианы сжимая, как будто оплакивал мир.

"Знаешь, Севилья - разрезал молчание шёпот -
Путь мой к тебе через тысячелетья прокопан.
Сотней попыток пытаюсь найти к тебе путь,
Сотней сценариев счастье пытаюсь вернуть.
Жду, когда ты навестишь нашу детскую крепость,
Жду и боюсь, и от этого некуда деться.
Тысячи дней подбирал я усердно слова,
Видя твой облик, лиану я смел целовать…
Если ты слышишь, явись предо мною, Севилья!
Если ты слышишь…" и рухнул на землю в бессилии.

Глупая девочка с детской наивной улыбкой
Сзади подкралась к сатиру, коснулась затылка.
Тут же вскочил сумасшедший, в глаза посмотрел,
Рот свой разинул и в ужасе оцепенел:
Перед глазами его, как живая, стояла Севилья,
Венок из цветов, за спиной распростертые крылья.
В ярких глазах расплескались веселье и грусть.
Тщетно пытался сатир выжать слово из уст.
Губы не слушались, зубы сжимались до хруста,
Горло сжималось. Ни слова сказать на этрусском
Больше не смог обомлевший от страха сатир.
Не вырывалось ни хрипа из окаменевшей груди.
Тело застыло под чарами злых заклинаний -
Каменной статуей в ужасе стал Марвианий.
 
Сибилла Орсини же глупым ребенком была:
Каменный торс в громком плаче она обняла -
В ту же минуту в лиану она превратилась.
Верь же Серселию, именно так всё случилось.
Видишь? Ряд статуй, лианы, обломки колонн?
Каждый пришедший сюда, навсегда обречён.
Ночью здесь всё оживая, играет античный спектакль.
Ночью живет своей жизнью забытый этрусский театр.
Что ж ты, Чезаре, ведь я тебя предупреждал!
Ах! Ты еще не заметил,
что
каменной
статуей
стал?




____________________________
*Вейи - один из самых крупных и богатых этрусских городов. Находился в Лацио
*Сабины, латины и умбры - враждебные этрускам племена италийцев
*Триглиф - орнамент на античных колоннах дорического типа