Поэты

Трепыхаются крылья-створки
Над рубиновым днем граната,
И из каждого сновиденья вылезают усы Дали,
А поэты читают Блока,
Философствуют круче Канта,
И в мансардах своих каморок
Левитируют у земли.

Город мокрым бельем развесил
Экзистенцию цвета Кафки,
А под теплым подбрюшьем — суши, магазины, кресты аптек,
А поэты шнуруют берцы,
Отправляются в гиперлавку,
Вдохновеньем на поздний ужин пробивая товарный чек.

Полыхала закатом крыша,
И поэты ловили душу
За чешуйчатый хвост дракона, за ощипанный синий хвост.
Уходили поэты выше
И бросали свои однушки,
Потому что в норе бетонной не получится видеть звезд.

А ты знаешь, мне снился город,
Где поэты ушли из кухонь,
И спиральный солар Ван Гога разогнулся сплошной прямой,
И читали по крышам Лорку,
Залипая янтарной мухой,
В этом разноэтажном смоге ты, как водится, был со мной.

И никто не кричал нам: «Слезьте,
Сумасшедшие вы по-птичьи,
И дожди вас собьют гидрантом, поскользнувшихся на лучах».
Если долго смотреться в бездну,
Это может войти в привычку,
А привычка — не то, что надо утащить с собой на плечах.

А потом мы спустились двое
По органному водостоку,
Влажным глазом блестели стекла
В белизне ПВХ-оправ.
И цитируя Гумилева,
Пилигримами шли к востоку,
В это зарево огневое и пятнистое, как жираф.

За секунду до пробужденья,
За пол-ноты до отголоска
Город падает каплей воска в антрацитовый сон квартир.
И допил все вино Есенин,
И из комнаты вышел Бродский,
Озаряя огромным солнцем этот разнобумажный мир.

Раньше думала: «Кто же люди,
Про которых поэты пишут,
Кто прелюдией оказался для мурашечных позвонков?»
Но обложку закрыла будней,
И ты снова со мной, на крыше,
И глаза твои - танцы-вишни и написанная любовь.