Поэма о воде

«Шекснинское водохранилище — искусственный водоём на реке Шексна
в Вологодской области России. Наполнено в 1963-1964 годах.»
Из материалов свободной энциклопедии «Википедия»

Деревни обходили, говоря,
Что, так и так, вам, знаем, неохота,
Но план у нас: затопим всё подряд
И пашни, и деревни, и болота.
Да – лес, да – первый урожай,
Да – школу, да – туда её – дорогу,
Тут хошь-не-хошь, придётся уезжать,
Вот осужденных дали на подмогу.
На всё пять дней. Не мир же вам творить,
Куда – покажем, в общем, недалече,
На баржи грузим избы. Будем плыть
Вниз по воде: так, думаем, полегче.

«Заботится про вас советска власть!
Все для людей! Для женщин! Для народа!
Поможем! Не дадим пропасть,
Одну лишь территорию под воду.
Мы сделаем здесь море пресняка
Для электричества и даже судоходства,
Чтоб коммунизм явил наверняка
Своё капитализму превосходство!»

И лозунги звучали нараспев
С трибуны деревянной возле клуба.
Стояли молча. Бабы, посерев,
Платками зажимали себе губы.
Заплакала старуха вдруг: «Сынок
На кладбище уж год как: помер спьяну,
За тропкой у ограды бугорок,
Я с ним останусь. Надо – в воду кану.
И дня нет, чтобы в гости не пришла,
 карточку на память заказала,
При жизни я сынка не сберегла,
До смерти буду с ним», – она сказала.

Заволновались люди: «Уезжать?
Отец недавно помер, был контужен.
А дед, а прадед, а прабабка, зять?
Погост первей всего будет запружен.
Слыхали мы: на Рыбинском гробы
Вода выхватывала из землицы…»
«Отставить слухи! Это вам попы
Кадилом намахали небылицы.»

«Хотим мы и гробы перевезти,» -
Вдруг кто-то крикнул звонко, где погуще.
«Себя спасите, мёртвых не спасти.
О детях, о скоте заботьтесь пуще.
Вы что удумали? Поймите, денег нет,
Нет времени, ресурсов и подмоги,
Грузите скарб, а не гробы – ответ,
Пока дождя нет, и сухи дороги.
Болтать кто будет – краток разговор,
Судить и очень строго обещают,
Расходимся и начинаем сбор.
За несознательность на первый раз прощаю.»

Деревня не спала пять летних дней,
Пять быстрых, невозможно долгих суток,
И не хватало рук, машин, коней,
Коробок, ящиков, попуток,
Мешков, верёвок, туесков, корзин,
Тряпков, узлов, и роскошь – чемоданов.
Закрылся и уехал магазин,
Лишив угла и пищи тараканов.
Осталось только избы разобрать,
Венец к венцу и подписать крупнее.
Угрюмо пирамидой стыла кладь
Под тусклой чешуёй Кассиопеи.

На пятый день (все дни в один слились)
От рощи, где – коси косой – маслята,
Дымком повеяло. «Цыгане собрались!» –
Влетели босоногие ребята.

Лопаты взяли, тропкой на погост,
Там встретили мрачнее туч цыган,
Что параллельно, то пошло внахлёст
Для атеистов и для христиан.
«Куда везёте?» «Двадцать вёрст на юг,
Договорились. Лишь бы не под воду.»
Копали быстро, поборов испуг,
И заполняли первые подводы.

«Ни баб, ни ребятню сюда смотреть
Пускать нельзя, их стерегите строго.»
Месили глину, доставали смерть,
Томилась под колёсами дорога.
Старуху только, забулдыги мать
Пустили: всё равно не уходила,
Просила одного не отправлять,
Телега с ней и сыном покатила.

Был чёрен тот растянутый ковчег:
Телега за телегой, гроб за гробом,
И белой ночи ускорялся бег,
Листву осины трогая ознобом.
Всех не спасли. Куда там! Много лет
Здесь хоронили, раньше – отпевали,
Вон колокольни высится скелет,
Был в церкви склад. Вчера упаковали.

Одежда, лица в глине и земле,
Кто русский, кто цыган – не угадать,
Пошатываясь, люди в полумгле
С погоста шли. И стало холодать.
Вода, кормилица-поилица вода,
С разбегу броситься, забрызгав все мостки,
Не верится, что за тобой беда.
Плывут по черной глади лепестки.

Поехали от стара до мала
На баржах вниз добро перегонять.
Часть мужиков с цыганами пошла
Вслед за гробами, дальше хоронять,
За день добрались, местный поп встречал,
Похоронить – вон, видите, лесок,
«Бог в помощь», – ласково журчал,
«Там солнечный пригорочек, песок.»
«Как, за оградой?» «Места нет внутри,
Удобнее подъехать и носить.»
«Ведь не убивцы, и не дикари…»
Траву цыгане начали косить.

Копали за оградой жёлтый ров,
И батюшка хмельной за всех молил,
И золотой насыпали покров
И крест един цыган установил.
Старуха плакала, хоть слёзы не лились,
По каждому, кто здесь приют нашёл.
Стрижи метались, лошади паслись.
Управились. Дождь так и не пошёл.

Цыгане пили сильно, не пьянев,
А мужиков с устатку в сон влекло.
Перловка закипала в казане,
Пустело быстро мутное стекло.
Разъехались, могилой породнясь,
Кочевники по доле, по судьбе,
Старуха, чужим детям поклонясь,
Осталась в богадельне при попе.

К поре осенней вроде обжились –
На всё согласны, лишь бы не война,
В колхозное ярмо своё впряглись,
Гуляли, пили, били – жизнь одна.

На то и план, чтоб точно не успеть,
Лишь осенью случился тот потоп,
Но не Великий. Начало мелеть,
Отчётливы рисунки юрких троп.
Где остов церкви замерший стоит,
Течёт вода, вкруг обходя русты.
На дне под илом россыпь старых плит
Увиты тиной сирые кресты.

Плывёшь на лодке – как бы не задеть,
Веслом могильный камень под водой,
Овал портретный нежно гладит сеть,
Зацепленная ржавою звездой.

Ищу глазами надписи, скорбя.      
Ликуют чайки, мелкий моросит,
Волна шипит, уключины скрипят,
На дне погоста чешуя блестит.