Серый Ворон The Gray Raven

Мне снилось: ночь из битого стекла
Стократными безумными глазами
В мою постель таращилась, звала
На подоконник белый  встать ногами.

Я подошел и вздрогнул - за окном
Сидел, как камень неподвижно Ворон,
Так статно, отливая серебром,
Ведь опереньем сер был он - не чёрен.

Испуг свой передать едва смогу;
Сон сгинул прочь, пугливая собака.
Да, думал лишь о том, что я умру:
За мной явился сам посланник Мрака.

Прочь мысли! Отвернусь и все пройдет.
Лишь накачу, забудется дурное.
Но Серый Ворон… Что-то было в нем,
Не дышащее смертью, а родное.

Пришел в себя, но тут же обмер весь.
На кухне в полумраке был театр,
Открывшийся сегодня в мою честь,
И пьеса отдавала плагиатом.

Бесились тени. Важно за столом
Устроилась костлявая Старуха.
Просила есть и ведьминым ножом
Терзала скатерть со скрипучим звуком.

Дал сыр, вино, но выше нож она
Над головой кричащей поднимала.
Вдруг стук. И светом брызнула луна.
Там Ворон ждал, как ни в чем ни бывало.

Я разглядел насколько был красив:
Ни стар, ни молод, бесподобно серый
И перья гладкие - такими пишут стих,
Но не любовный, а безумной силы.

Поэтому не вздумал бы посметь
Узнав в нем духа, шепчущего строки,
Поднять перо - уж лучше сразу смерть.
Но в дом впустить хотел, забыв о многом.

Все настежь и зажал старухе рот
И показал, смотри, там чудо-Ворон;
Молчи и он вот-вот ко мне зайдет
И гостем станет, не спугни же ором.

Он вместо «каррр!» заговорил со мной.
Я повторял неведомые звуки,
И слоги и слова.  Язык другой
Понятен стал без вычурной науки.

Смахнув крылом герань, он ближе встал,
Клюв широко, глаза в глаза и дальше…
Я повторил за ним весь ритуал -
К сакральному открывший путь манящий.

Вдруг он умолк. Старуха отмерла.
Я сделал знак: не шевелись минуту.
Сам в тень. Назад. Сел в кресло у стола
И протянул к волшебной птице руку.

Но Ворон медлил, впрямь окаменев.
Его глаза, два черных карбонадо,
Отвергли предложенье блеском: «Нет!»
И вдруг я понял, что мне сделать надо.

Расправил плечи, корпусом вперед
И шею так, что натянулись жилы.
Не человек… словам теряя счёт,
Я сам заговорил, как ворон живо.

И пригласил его войти в мой дом,
И гостем стать и другом, коль захочет.
Но если вестник он судьбы иной,
То жизнь пообещал отдать досрочно.

Он крыльями разрезал, как мечом
Прохладный воздух протрезвевшей ночи;
И прошептал: «Усвоил ты не всё,
Любитель резких фраз и многоточий».

Я чувствовал шелк перьев у щеки
И на плече его стальную хватку.
Стук сердца в такт с моим, как ритм строки,
В себе таящей страшную загадку.

Старуха нож, вонзив по рукоять,
Истошный вопль выдохом извергла,
И выгнулась, горбом своим хрустя,
Воздев кривые руки грозно к небу.

Поднялся вихрь и, сузившись, на пол.
И что я вижу –  черная гадюка.
Мне ворон тихо: «Я за ней пришел,
Вот смерть твоя и имя ей Кадука».

Слетел с плеча, когтем прижал к земле
И выклевал глаза ей ледяные.
Одним ударом чертовой змее
Он череп размозжил и встал над нею, -

«Я должен был тебя предостеречь,
Не мой удел освобождать от муки.
Игра с огнем всегда не стоит свеч.
Ты сам рот затыкал своей Кадуке.

Да не уснул бы в роковую ночь,
До утренней зари сидел бы в страхе
Передо мной. Тебе старухин нож
Игрушкой был блестящей в полумраке.

Но если б ты со мной не говорил…
Ведь ворона язык лишь ворон знает.
Ты звал меня не голосом души,
А граем в край Теней летевшей стаи.

Ты думал, что я смерть тебе несу,
Когда стоял, в сомнениях обмирая.
Не жизнь твою, а твой безгласный труп
Сегодня я с собою забираю».

С змеей в когтях он выпорхнул в окно.
Кровь на полу и грудь стола пробита.
Я закурил, налил себе вино
И думал: бред какой-то эта битва.

Прибрал везде, лишь только чертов нож,
Старинный с золотою рукоятью,
Не смог достать. Ну, не Артур, и что ж?
Пускай торчит на память о проклятье.

Проснулся с тихой радостью в груди
Уж за полночь, усталость отступила.
Реальность, сон переплелись внутри,
Воображенье разум помутило.

Все вглядывался в мертвенную тьму,
Да по-вороньи звал чуть тише ветра.
Но если явь нема, пойду, усну,
Чтобы во сне звать птицу до рассвета.

Вдруг голос  я услышал за спиной,
Ответным эхом душу разорвавший.
«Ты хочешь снова говорить со мной?»,
Я обернулся. Ворон мой вчерашний

Передо мной. Так это все всерьез.
Подсел к нему, мы завели беседу.
И ночь за ночью до последних звезд
Мы толковали обо всем на свете.

И вновь писал, не помня о себе,
Смеялся ворон: «Кем ты одержимый?».
Я вынул нож и утопил в Неве,
«Никем, мой друг, я сам первопричина».

Внезапно с кроны в кисть. На парапет.
Напротив. Продолжением гранита.
С пустынной грустью, как анахорет
Он голову склонил, глаза закрыты.

Звенела, наливалась тишина.
Рассвет скупой в стальных стелился водах,
И в давящем молчании слова
Он подбирал перед своим уходом.

Я  понял, все давно предрешено,
И этот миг отсрочить мы не властны.
Очнулся ворон, протянул перо
С проникновенным взглядом, полным страсти.

«Ну, вот и всё… Расстаться нам пора,
Коль суть свою ты распознал так скоро.
Пиши, душой перегорай в слова
И помни, что ты тоже серый ворон».

07.04.18г.