Место

В этом баре никогда не было слишком шумно и людно.
Здесь не было оживленной суеты.
Это было тихое место уединения страждущих душ.

Попавшие сюда искали здесь ответы, задавали вопросы. Встречали любовь и расставались с ней. Холодно встречали настоящее, тепло думали о будущем и с тоской смотрели в прошлое.
Или просто отдыхали.
Мужчины и женщины всех возрастов и социальных слоев сходились здесь, и  здесь, под уютной сенью потолочных лампочек и настенных бра, среди подделок Дали,Моне и Рембрандта,за странной формы деревянными столами, делились планами, чтили павших, пили за прибывших и  проживали многие и многие вечера своей жизни.
Бар нес гордое название «Место».
Столы и диванчики стояли здесь так тесно,что на танцпол выходили только «избранные»,а сидя среди этого скопления мебели на минуту могло показаться,что ты сидишь со своей любимой семьей,и сердца этих людей бьются вместе с тобой.Бьются рядом с тобой.Бюьтся смело и бойко,как у 14-летнего мальчишки,который влюбился в самый первый,самый теплый и нежный – раз.
В баре продавали выпивку и разные вкусности,подавали чай и кофе на самый разный и придирчивый вкус,а повар готовил такую вкусную курицу,что можно было ее съесть вместе с поваром.Когда ему говорили что-то подобное,он скромно и потупив взор отвечал,что это "самый лучший комплимент и самый надежное благодарение за его труды".
Впрочем,80-90% здешних посетителей были завсегдатаи, пили и ели одно и то же,и очень любили все,что связано с этим местом.Все они любили это место.

Цены здесь были не приемлемыми,они были попросту смешными – рублей на 500 здесь можно было закатить если не вечеринку, то, как минимум, что-то грандиозное для строго определенного круга лиц.Любители вечеринок и тусовок обходил это место стороной,потому что «Не разгуляешься».Да,было тесно.
Когда владельца, который иногда снисходил до посетителей, хотя сам был человеком предобрейшим и искреннейшим, спросили, по какой причине в этом изумительном заведении такие маленькие цены, он ответил, что они «стараются для людей».
Так оно и было.
В нескольких шага х от бара располагалась сцена.Столь небольшая,что там уместилось бы человека 3-4,не больше.Честное слово – это было разумно.
Но был человек, которого хватало всем – и этой сцене, и этим людям – всем.

Это был наичудеснейший человек со сказочным голосом и страшной силы вокалом.
Звали его Константин. Или просто – Костя.
Он здесь выступал.
Не то, чтобы он был сверхзнаменит, но, появившись полгода-год тому назад в этом заведении, вполне могло показаться, что он был здесь всегда.И всегда был исключительно востребован.
Его любили.
Работал он за сравнительно скромные 1000-1500 р. в день и бесплатную еду и выпивку.
Пил он непозволительно много и часто.
Он никогда не выходил на сцену трезвым. И никогда не позволял себе вскарабкиваться туда в слюни пьяным – человек с поразительно тонким чувством профессионализма и меры.
Потом,конечно,он позволял себе лишнего.Много лишнего.
Но это ,хочется думать,было необходимо.
Его личную жизнь только циник мог бы назвать устоявшейся и счастливой. Поклонниц у него было великое и великое множество. В его жизни имело место огромное количество беспорядочных половых связей, столько девушек падало к его ногам, так хорошо им было с ним. Множество распутных и целомудренных девиц, почему-то им очарованных. Дело в том, что парень-то был не самой лицеприятной внешности. Тонкие волосы, пухлые губы, жилистые руки, щетина, которая, кажется, никогда не сходила с его лица, туманные и, наверное, страшные глаза, небольшое пузо, мозоли на ногах – не сказать, что мечта для девушек. И все-таки было в нем что-то,что западало в душу девицам и женщинам, что-то, что было бы им нужно. Ведь девичья душа – тонкая, как сусальное золото и парфянский шелк.Ее легко ранить,легко сломать,легко разорвать без возможности восстановления. Они так легко вменяют себя в нашу власть. Так легко тонут в наших объятьях. Так бесконечно и преданно нас любят.
Он отвечал взаимностью.
Он любил женщин и защищал их.
Для него всякий их поступок был совершенным и логичным. Каждое слово – константа, перманент. Каждое имя он записывал и чтил.
Но любил он, как он сам признавался, лишь однажды.
Тепло,нежно и много.
Ничего не вышло,его это убивало,его ранило каждый день,как Прометея.

И огромное количество барышень не могли подавить в нем этого чувства,он тосковал с улыбкой, смеялся сквозь слезы и никто не мог понять его истинного состояния.Хотя оно всегда было постоянным.Постоянным,как его имя.
Это чувство нашло отражение в его манере исполнения всем известных песен.С каждым разом великие «ShapeofmyHearth»,«A HorseWithNoName» и «Ohgirl» становились все пронзительнее.Все  чувственнее и тоньше,все звонче и все чаще и глубже западали в души посетителей.Все сильней пробивали слезу у мужчин,все сильнее просили женщин любить и боготворить его,заставляя рыдать от всего сердца.
Но была песня,которую он очень любил,песня,которую он исполнял по большим праздникам и с несказанным удовольствием.Песня называлась «Злая игра»,и во время его исполнения люди падали в обморок,упиваясь нежным мотивом и стройным аккомпанементом и неземным,сказочным,бесконечно божественным голосом этого парня.А когда он протягивал «Н-ааа-ааааааа» - он захватывал все.Он захватывал сердца,души и глаза,захватывал все и всех,кто был в этом баре и за его пределами.Весь мир был у его ног.
Девушки облепляли сцену во время и его самого после исполнения песни,но под конец песни он был,как правило,был так пьян,что едва мог связать двух слов,и находил в себе силы лишь на лукавую улыбку.Но девушки терпеливо и долго ждали.
Это любовь.

Жил он неподалеку. Он выходил из бара,поворачивал налево и поворачивал направо – он дома.
Это была его квартира,одну комнату которой он сдавал другу.С ним он делил тревоги,мечты и коммунальные услуги.Жили они в ладу,почти никогда не ссорясь,хотя оба были людьми эксцентричными,вспыльчивыми и – живыми.Настоящими.
Друг очень здорово играл на гитаре,под его инструментал певец очень любил выступать.Они делили песню на двоих и «тех ребят,что смотрят».Это было очень личное,очень «свое».Их совместное исполнение могло затронуть те струнки души,о которых вы даже не подозревали.Я знаю,о чем говорю.Я был там.Я был там и слышал это.
Иногда,в перерывах между партиями,певец подходил к другу и вливал ему в горло виски. «Чтобы,-как он говорил.-Играл лучше».Он играл виртуозно,играл грандиозно и дико изумительно,но - клянусь! – когда это происходило,он играл еще лучше. Это стало мне свидетельством тому,что ничего невозможного не существует вообще.


Больше всего на свете Костя любил и хотел петь.Это было его «Бастионом Одиночества», его «Необитаемым Островом». Он растворялся в этом,он жил там,и любил это.Он и сам признавался – «Пение было его жизнью».На этой сцене,в этом баре,перед этими людьми – он,как говаривали люди - «Нашел свое место в жизни».



Услышав песни этого дуэта,приходили представители звукозаписывающих компаний.Предлагали большие контракты,деньги,аудитории и вообще – сказку и грезы.
Но ребята отказывались.Каждый раз.
«Это слишком личное,это между мной – и этими людьми».
Так отвечал и тот,и другой.
Это было честно.
Это было так же честно,как и то,что ни разу – за все время выступлений – он не пел «под фанеру».
Даже тогда,когда терял голос и настроение.
Он считал себя обязанным – тем «людям,кто приходил к нему».Он называл их именно так.
Он был с ними честен,и они были честны с ним.Они честно любили его.


Было 26 сентября. Меня,уже не помню которым ветром,принесло в «Место».
Я присел за столик.От недостатка места ко мне подсела парочка с улыбками и благодарностями.Милые и добросердечные люди.
Мы разговорились,и я узнал,что сегодня – на этой самой маленькой и теплой сцене – ожидается выступление того самого певца.
Я обрадовался,что-то заказал и смиренно ждал, морально готовясь к выступлению.
Прошло полтора часа,но никто не нервничал.
Как будто так и надо.
Меня это насторожило.Парочка напротив меня мило ворковала и томно перешептывалась.

Некоторое время спустя я понял,что любовь к этому артисту,к его безоговорочному и безграничному таланту, позволяла им ждать столько,сколько потребуется.
И они ждали.
Честно ждали.
Я наконец-то успокоился и начал что-то пить.

Через некоторое время я,сквозь полушум и полутьму помещения услышал небольшую перебранку.Всей сути я не захватил,но кое-что удалось вычленить :
-… что… нельзя!пожалуйста!
-Все хорошо,все будет хорошо.



Из-за кулис показался тот самый певец.С тем самым гитаристом.С той самой гитарой.

Для такого помещения аплодисментов было много.Шум и ор, визги и восторги были готовы выбить стекла и изничтожить к черту все столы,  изодрать все диваны и души.

Он подошел к микрофону на высокой стойке и первым делом поблагодарил всех присутствующих за то,что пришли.

Повернув голову на дверь,я увидел огромное скопление людей.Это были те,кому не хвалило места.Они чего-то ждали.
Я,было,предложил место одной девушке,но она была так заворожена появлением певца,что даже не услышала меня.Я смиренно сел обратно.
И несколько песен и полторы бутылки виски спустя я понял,чего они ждали.
Знай я об этом раньше -  ждал бы сам. Так же честно и преданно,как и все остальные.
Но в ходе выступления мой проницательный взгляд начал что-то замечать в общем виде артиста.
Несколько вздутые вены,синие фаланги пальцев, понурый стан,почти постоянное пригибание – видно было,благо столик стоял очень близко.
Списав это на,думается,бессонную ночь (или ночи),хмель и постоянные душевные терзания (они есть у всех,кто рукой своей касался творчества.Без этого ты ничего не напишешь и не споешь),я снова успокоился.

Прошло еще несколько песен.После некоторых из них люди плакали и смеялись одновременно,после каких-то обнимали свою вторую половинку,после каких-то – сами – пели их – кто во что горазд.
И я был на этой волне.Я был в этом баре только 2 раза – вместе с этим – и только сейчас – на выступлении этого парня,но я уже успел проникнуться здешней атмосферой.

С каждой песней,с каждой кажущейся мне метаморфозой певца я стал все отчетливее наблюдать - то синее,как море,то бледное,как луна,то черное,как душа убийцы – лицо его друга-гитариста.
Снова на что-то списав (может так статься,что и на то же самое) это дело,я с упоением и глубиной слушал и аплодировал выступающему.

Несколько песен прошло.
На маленьком декоративном столике на сцене скопилось столько стаканов из-под виски,что официант только и успевал уносить их,обновлять и приносить обратно.
Люди шептали по все стороны от меня,что столько он пьет на их памяти впервые.
Что таких вольностей он себе не позволял еще ни разу.

Он заканчивал каждую песню,изумительно,шикарно и отчетливо исполненную,какой-то фразой,которую не разобрал бы доцент филологии.  Песни,исполняемые для «этих ребят», были как первый поцелуй.Как умение кататься на велосипеде.Как советский мультфильм,полюбившийся с первого раза.
Они были незабываемы.


И вот – апофеоз.
Вот – кульминация.То,ради чего мы все собрались.
Вот – «Злая Игра».


Заиграл гитарный мотив.
Певец подошел к гитаристу и попоил его виски.
Тот,с непонятно откуда взявшимися слезами на глаза,выпил и продолжил еще лучше.
Певец отхлебнул сам,поднял стакашку,прося официанта обновить.
Владелец подтолкнул очарованного музыкой и харизмой певца официанта,чтобы «обновилось» как можно быстрее.
«Обновилось».
Не в силах уже стоять на ногах,перед самым началом исполнения певец попросил себе стул.
Не было со спинкой.Был только барный.
-Пойдет,- сказал певец.
Сел и –запел…

Не знаю,поймете ли вы меня – я словно впустил Господа в свою грешную душу. Я точно увидел всю свою жизнь через самую радужную призму на свете.Я будто бы увидел то,что всегда искал.Я тянул к этому руки – и дотягивался.Я видел тех,кого любил, и люблю,я чувствовал,что у них все хорошо.Я как будто снова увидел тот-самый-фильм, который в первый раз заставил меня прослезиться.

Я держался.Я был стоек и силен,но я сдался.Сдался,как каждый из нас сдается прикосновениям «той самой»,как каждый из нас сдается,выпивая до дна ее поцелуй,как каждый из нас сдается тому самому «Я тебя люблю».
Я заплакал.
Это было сильнее меня.Это пронзало мою истерзанную душу.Я был един с этим,я сдавался,зная,что это не причинит мне вреда.Я сдался миру,где есть любовь...


…Я заметил,как певец стал все чаще нагибаться к микрофонной стойке,будто собираясь с силами.Он закуривал сигарету,отмахивал слегка вспотевшие волосы,залпом добивал виски и бил стаканом чуть громче,чем обычно.Сигнал к тому,чтобы «обновили».Что и происходило.
Каждый раз,когда певец пригибался,охватив обеими руками микрофон и закрыв глаза,гитарист вздрагивал.Вздрагивал – но играл.Слезы лились из его глаз чуть ли не рекой.Как у всех присутствующих,впрочем – никто не стеснялся выразить чувство и эмоции.Так по-нашему,так…по-настоящему…

Песня подходила к концу.Певец (было видно) изо всех сил старался.Так было,вообще-то,всегда,но в этот раз он готов был умереть за исполнение этой песни.Он встал,собрал в себя все силы и исполнил такой вокал…
Такой,что все присутствующие,включая меня,просторыдали.Мы не могли больше так.Это было что-то не из мира сего.
На гитаристе потерялось лицо.
Вобрав в себя столько воздуха,  будто он хочет прожить без него всю жизнь,он исполнил «Н-ааа-ааааааа».
……
Исполнил.
Остатками легких сказал под окончание песни «Всем спасибо.Друг, «обнови…».
Сел на стул под страшный треск сырых от слез ладоней.
Снова схватил микрофон.
И упал со стула.
……
Гитарист,рыдая просто невообразимо,почему-то продолжал играть.
……
Никто ничего не понял.
Все было слишком быстро,как вспышка.
……………
«Он,наверное,слишком опьянел…»
«Он умер…»
«Он ведь придет в себя,правда?...»
Но я не слышал этого всего.
Я оцепенел.
…………

Приехавшая  «Скорая» разъяснила, что к чему.
Год тому артисту диагностировали малый инсульт.
С подозрением на повторение.И куда более тяжелое.
Несмотря на это,он отказался от госпитализации и подписал необходимые документы,освобождающие здравоохранительное учреждение от ответственности.
Несмотря на это,он не мог отказать себе в том,чтобы спеть столь полюбившимся десяткам его любимых людей песен.
Кажется,он и сам был той самой песней.


С тех пор 26 сентября – День Памяти Певца.
В «Месте» сутки играли песни в его исполнении.
…………
Немного обождав и тяжело думая,я понял,что послужило причиной той небольшой перебранки и тем слезным ручьям гитариста.
Он все знал.
…………
Какое-то время спустя я нашел дом певца.
Представившись репортером  (или соц. работником – не помню уже) я перешагнул порог квартиры.
-Чаю?, -спросил гитарист.
-Виски…-ответил я.
В этот момент он поднял глаза от стола.Поднял,замер и зажмурился.
-Простите,я знаю,что вам больно…
-Нет,мне очень приятно,что его помнят.
-Я вот по какому вопросу…
…………
Мы просидели часа 3 или 4.
Мы очень много выпили.
Мы смеялись и плакали, вспоминали и поминали «виновника торжества»,если такое выражение вообще допустимо.
Я спросил,почему он не закончил выступление,когда певец упал.
«Он велел мне продолжать играть.Играть – не смотря ни на что».
…………
Я мало что сейчас помню из того долгого разговора.
Уж слишком это было «лично».
Но очень хорошо помню одну фразу из уст гитарного виртуоза.
«Без него эта квартира стала очень тесной.Как будто даже мне в ней места нет».

Гитарист оставил квартиру девушке,родившей ребенка от певца.
Оставил,но с одним условием.
«Пусть все здесь останется так,как было».
И насколько мне известно – она исполнила его волю.И исполняет по сей день.
Сам же гитарист отправился куда глаза глядят.Слышал,он играет где-то на севере.В каком-то таком же баре с незатейливым названием.И все так же здорово.
…………
«Можно мне прийти на похороны?» -  спросил я.
Кивок был красноречив.

На похоронах было не очень людно.Человек 10.
Я.Гитарист.Какая-то беременная девушка.Тот самый официант.И еще человек 6-7 неизвестных мне людей.
Все плакали.Плакали – и мирились с потерей.
Где-то за спиной я услышал фразу «Он нашел свое место в жизни».
В колонках играла «Злая Игра».
«Злая Игра» в его исполнении.
…………
Он был хороший человек.
Человек-песня.
Он жил для тех,кто любил его.
…………
Так и спелась эта песня.
Песня длиною в мгновение.
Песня длиною в жизнь.



Святая и вечная память.