Лето

И всё было хорошо:
скорби, радости.
И всё было грустно.
о. Павел Флоренский «На Маковце»

   Я очень хорошо помню звук колокола. Колокол был стар и благородно сед, с величественной осанкой. Два раза в день его массивный язык начинали медленно раскачивать. Он был тяжёл, и требовались неторопливые, мощные движения, чтобы весом и силой наполнились руки звонящего, чтобы пустой воздух стал густым. И вот сквозь эту густоту раздавался, наконец, первый удар, а затем звуки текли не останавливаясь, топя собою окрестности.
   Каким был его голос?
   Нечто настолько простое сложно описать, потому как вдруг оказывается, что по мере осмысления, по мере одевания в слова образа, живущего в уме, - крупица за крупицей открывались мне новые его грани, дела процесс проявления бесконечным, или даже – бесполезным… Могу сказать только, - чтобы не плести огромные кружева запутанных слов, - голос колокола был глубок. Я любила его.
   Раз в году, летом, я приезжала к бабушке за город. Блаженные две-три недели помогала ей по хозяйству, наслаждалась тёплым запахом деревянного дома, валялась в залитой солнцем траве среди васильков, мошек и куриной слепоты. И надо мной плыл дивный, чистый звон. Плыли высокие белые облака. Пролетали птицы. Стрекотали кузнечики.
«Да! Лето – ни когда не заканчивается!» - и я разваливалась поудобнее, закрывала глаза, и слушала, слушала, слушала… Лёгкая улыбка не сходила с моего лица.
    Кроме меня приезжали и другие ребята. Мы вместе играли в футбол, устраивали небольшие походы, жарили на огне хлеб по вечерам и пели песни. У нас была дружная, весёлая компания. Я занимала должность музыканта, так как едва ли не единственная умела играть на гитаре, и аккомпанировала все песни, которые мы затягивали каждый вечер.
   А над нами горели высокие яркие звёзды и томно раскачивались верхушки больших елей. Столпы ярко-оранжевых искр сотнями трещали в густо-синем небе. Вся жизнь лежала передо мной, как открытая книга, и хоть я и не видела деталей будущего, но сам вкус жизни, её запах, её свет были настолько ясны и свежи, что этого было более чем достаточно, чтобы двигаться вперёд.
   Костёр догорал, хлеб заканчивался, песни умолкали. Мы расходились по домам.
   Уже лёжа в постели, я подолгу слушала ночные звуки: порывы ветра, треплющие девичий виноград на стене дома, дальний гул проходящих поездов. Воздушная чернота, летняя и лёгкая, укачивала меня. В такт её мерному дыханию, один за другим рождались вопросы, а навстречу им уже текли ответы, создавая полупрозрачный диалог в моём уме, у самого порога сновидений.
« Как это – построить Храм?
«Прежде всего надо стать камнем»
«Что такое камень?»
«Твой собственный, бесконечный внутренний свет. Когда ты увидишь его, полюбишь, и позволишь ему созидать, он станет опорой для Храма»
«Что есть Свет?»
«Милосердная Истина»
«Как достичь Истины?»
«Построить Храм»
«Как построить Храм?!»…
Есть разговоры, которые никогда не примут словесную форму. Самая искренняя и глубокая молитва будет слышна сердцу, но не ушам. И всё же, большее, что есть у каждого – это внутреннее Слово. Что такое Слово? Как построить Храм?...
«Давай я покажу тебе. Видишь, вот здесь идёт тропинка?» - объясняет мне бабушка, приобняв за плечи. До полудня ещё есть время, но солнце уже слепит глаза, и от его бликов, разлитых по цветникам, дорожкам и грядкам, хочется чихать.
«Вот та, справа?»
«Нет, нет! Она поворачивает на сельское кладбище. Во-о-о-он та, слева, которая идёт по краю поля?»
«Да, вижу»
«Иди по ней. Когда поднимешься на пригорок, пройди немного вперёд. Отсюда видно это место: прямо за полем, на горке, небольшой пролесок. Ели стоят сплошной стеной, но посередине просвет»
«Это там, где стоят два отдельных дерева?»
«Да, только они не отдельные, они растут из одного корня»
«Понятно»
«Вот туда тебе и надо»
«Спасибо»
   После я проходила этот путь тысячу раз: через поле, на горку к сросшимся елям. Там стоял небольшой деревянный крест с иконой Святого Серафима Саровского. Его поставили много лет назад, когда во время чтения жития Святого над этим местом взошла яркая двойная радуга. Сюда стали приходить люди, принесли образ и свечи, посадили цветы. Так родилась Серафимова Горка.
   Просвет между елей не такой большой, но с Горки открывалась панорама в обе стороны: на поле, и далее, на дома, железнодорожную станцию, а если повернуться спиной – на лес, стоящий в низине, разделяющий два посёлка.
   Там всегда было тихо.
   Что тянуло к этому месту? Когда радость, когда отчаяние. Но чаще – большое и спокойное течение жизни, её дыхание. Как будто плывёшь по степной реке, раскинув руки, плывёшь медленно, солнце слепит глаза, а река сама выносит тебя к этим елям. И ты задаёшь вопросы:
«Как построить Храм?»
«Стать камнем»
«Что такое камень?»
«Это Свет»
  Тени от еловых веток гладят траву. Солнце топит в летних лучах маленькую полянку.
«Что такое Свет?», - на этот вопрос уже не хватает звуков, приходится хватать воздух ртом, чтобы не расплескать драгоценный эфир слова «Свет», и получается что-то вроде:
«А-а-а-а-е  С-с-т-т?!!!», - а ответ уже и вовсе растворяется, сливается с синим небом, шелестом тёплой хвои. Форма кончилась. Все последующие вопросы задаются дыханием. Все ответы вливаются в глубь сердца, как невидимые родники в подземную реку. Возможно ли сделать её течение явным, вынести на поверхность? Это ли значит «стать камнем для Храма»?
   Вечереет. Зазвонил колокол. Я спускаюсь с Горки.
   Сегодня мы с друзьями будем петь у костра, смеяться, читать стихи, печь картошку. Скоро все разъедутся. Но пока мы вместе, жизнь кипит у наших ног. Мы засыпаем её вопросами, рифмами, любовными письмами.
   Давно стемнело. Большая оранжевая луна повисла над горизонтом, искры летят в черноту. Мы провожаем август любимой песней. Проживаем ещё одно лето.