На костылях, как с ватными ногами...

На костылях, как с ватными ногами,
с наружностью обычной и простой,
шла девушка неловкими шагами,
тяжелая излишней полнотой.

А рядом и не шел – воздушно реял
и снизу вверх восторженно глядел,
ее движенье каждое лелея,
горбун – в уродстве и некрасоте.

Он весь сиял счастливо мелким бесом,
он за собою не оставил тла,
всей его горькой жизни интересом
сейчас она – и смыслом всем  – была.

Они смеялись, что-то говорили,
и каждый счастлив был другим и рад.
Себя друг другу радостно дарили,
и между ними не было преград.

Ни взгляды не касались их, ни звука
до них не долетало – только двух.
Они смотрели только друг на друга
и никого не видели вокруг.

Их озаряло внутреннее сходство,
в них жизнь сама светилась торжеством,
и внешнее убожество, уродство
любви преображалось божеством.

...Я на всю жизнь запомнил их, счастливых,
и если в душу лез житейский сор, –
печально, виновато и стыдливо
я видел вновь их рядом, как укор.

Ведь все при нас, красивы мы, здоровы,
ничем нас с детства не обидел Бог, –
что ж в этой жизни, без того суровой,
мы сами ищем болей и тревог.

Забыли что-то, к счастью попривыкли,
в самих себе ушли от божества,
и малым стал тот первый миг великий
прекрасного духовного родства.

Сравнение не слишком-то уместно,
но надо справедливость им отдать:
вот если б нас на их поставить место, –
сумели бы счастливыми мы стать?