Т. Янссон. Летняя книга. И. Свинсос. Том в горах

Т. Янссон. 4 рассказа из «Летней книги»:
Вероника
Кот
Сосед
Софиин шторм

И. Свинсос. «Том в горах»
------------------------------


Туве Янссон
«Летняя книга»
Вероника

Однажды летом к Софии в первый раз в жизни приехала гостья, ее новая
подружка. Они совсем недавно познакомились, у девочки были красивые
волосы, Софии они очень нравились. Звали девочку Хердис Эвелине, но
чаще просто Недотрогой.

София предупредила бабушку, что Недотрога не любит, когда спрашивают,
как ее зовут по-настоящему, и что вообще она всего боится, поэтому на
первых порах с ней нужно держаться очень осторожно, чтобы не напугать
чем-нибудь незнакомым. И вот Недотрога приехала. Одета она была чудно,
в ботинках на кожаной подметке, вела себя чересчур воспитанно, слова
из нее не вытянешь, зато волосы были так прекрасны, что дух
захватывало.

- Правда, красивые? Сами вьются, - шепотом сказала София бабушке.

- Очень красивые, - согласилась бабушка.

София и бабушка заговорщически переглянулись. Переведя дыхание, София
сказала:

- Я решила защищать ее. Давай создадим тайный союз защитников
Недотроги. Жаль только, что <Недотрога> звучит неаристократично.

Бабушка предложила называть девочку Вероникой, разумеется в кругу
членов тайного союза, это имя царицы, прославившейся своими
прекрасными волосами, в ее честь даже назвали созвездие.

Пока шли эти чрезвычайно важные переговоры, Недотрога, маленькая и
беззащитная, бродила по острову одна-одинешенька. София поспешила
вернуться к своей гостье, не рискуя оставлять ее надолго. Бабушка тем
временем прилегла в своей комнате и спустя некоторое время услышала,
как София, сопя, спешно поднимается по ступенькам. Дверь с грохотом
распахнулась, София влетела в комнату, плюхнулась к бабушке на кровать
и зашептала:

- С ума сойти! Она не хочет учиться грести, потому что боится залезть
в лодку. Говорит, вода холодная. Что будем делать?

Они наспех обсудили эту новость и не пришли ни к какому решению, потом
София снова выбежала из комнаты.

<...> Бабушка отвлеклась от мыслей о Веронике и снова погрузилась в
свою книгу. Лежа на кровати, она прислушивалась к легкому зюйд-весту,
гулявшему вокруг дома и по всему острову, к радио в большой комнате,
передававшему прогноз погоды, и следила за солнечным лучом, скользящим
по подоконнику.

Вдруг дверь с шумом распахнулась, и в комнату вошла София.

- Она плачет, потому что боится муравьев, они ей всюду мерещатся.
Стоит на одном месте и вот так смешно задирает ноги и все время
плачет. Что нам с нею делать?

Было решено выбрать наименьшее из двух зол: посадить Веронику в лодку -
там по крайней мере нет муравьев. Бабушка снова углубилась в чтение.

<...>
Когда дует зюйд-вест, кажется, что дни сменяют друг друга незаметно,
круглые сутки только и слышен равномерный, спокойный гул. В такое
время папа не разгибаясь сидит за письменным столом. Ставят и выбирают
сети. Каждый на острове занят своим обычным делом, настолько само
собой разумеющимся, что о нем не говорят, ни для того чтобы
похвалиться, ни в поисках сочувствия, и кажется, что лето тянется
бесконечно, все живое только и делает, что растет с отмеренной ему
скоростью. Поэтому появление Вероники (назовем ее этим тайным именем)
внесло в жизнь острова неожиданные осложнения. Здешним жителям было
невдомек, что девочке непривычен сам их размеренный быт, в такт
медленному летнему ритму. Больше, чем моря, шума деревьев в ветреную
ночь и муравьев, она боялась их самих с их особым укладом жизни.

На третий день София вошла к бабушке в комнату и заявила:

- С меня хватит, надоело. Еле-еле уговорила ее нырнуть.

- Неужели она нырнула? - удивилась бабушка.

- Ну да. Правда, для этого пришлось столкнуть ее в воду.

- А-а. Ну и что дальше?

- Ее волосы плохо переносят соленую воду, - с грустью заметила София.
- Они стали такие противные. А она мне нравилась как раз из-за волос.

Бабушка сбросила одеяло и поднялась с кровати. Она взяла свою палку и
спросила:

- Где она сейчас?

- На картофельном поле.

Бабушка отправилась через весь остров на картофельное поле. Оно
находилось с подветренной стороны, среди скал, чуть выше моря, там с
утра до ночи палило солнце. На этом поле, расположенном прямо на
песчаном берегу и удобренном фукусом, выращивали скороспелый сорт.
Соленая вода то и дело заливала грядки, омывая корни и обнажая мелкие
розовые клубни овальной формы. Девочка сидела, прислонившись к камню,
наполовину скрытая ветками сосны. Бабушка присела неподалеку и стала
лопаткой выкапывать клубни. Так она выкопала с десяток малюсеньких
картофелин.

- Видишь, - сказала она Веронике, - посадили одну большую, а выросло
много маленьких. А если немного подождать, они бы стали побольше.

Вероника бросила на бабушку быстрый взгляд из-под спутанных волос и
снова отвернулась - какое ей дело до картошки и вообще до всего
остального.

Будь она постарше, хоть чуть-чуть, подумала бабушка, я сказала бы ей,
что понимаю, как ей плохо. Вот так попадешь нежданно-негаданно в
спаянный круг, где на правах хозяев все ведут себя так, как они
привыкли, как им удобно, как у них заведено, и не дай бог им
почувствовать хоть малейшую угрозу сложившемуся порядку. Круг этот
станет тогда еще теснее и неколебимее. Жизнь на острове, в которой
всем определены свои роли, все имеет свое, и только свое, место, может
показаться ужасной человеку со стороны. Она проходит согласно раз и
навсегда заведенному ритуалу, на самом деле столь прихотливому и
случайному, что можно подумать, будто мир кончается за горизонтом.
Бабушка так глубоко погрузилась в свои мысли, что забыла и о
картофеле, и о Веронике. Она смотрела, как на полоску суши накатывали
с двух сторон волны, подгоняемые ветром, и, слившись воедино,
наступали на берег и снова отходили назад, оставив после себя только
маленькую спокойную лужицу. Вдруг во фьорде появилась рыбацкая лодка,
по обе стороны от ее носа пенились большие белые усы.

- Эй! - окликнула бабушка Веронику. - Лодка плывет.

Она оглянулась в поисках девочки, та совсем скрылась за сосной.

- Эй! - снова окликнула бабушка. - Сюда плывут пираты! Прячемся!

Не без труда бабушка тоже залезла под сосну и прошептала:

- Смотри, вот они. Идут сюда. Давай за мной, нужно перебраться в более
безопасное место.

Она стала карабкаться вверх по горе, а за ней, на четвереньках, и
Вероника, да так быстро, что только пятки сверкали. Они обогнули
небольшую болотистую впадину, заросшую голубикой, и очутились в
зарослях ивового кустарника - там было сыро, но куда деваться.

- Ну вот, - сказала бабушка, - теперь мы в относительной безопасности.

Она взглянула на Веронику и поправилась:

- То есть я хотела сказать, что теперь мы в полной безопасности. Здесь
им никогда нас не найти.

- Почему ты решила, что это пираты? - шепотом спросила Вероника.

- Потому что они приплыли сюда и нарушают наш покой, - ответила
бабушка. - Мы хозяева острова, а все остальные пусть убираются
восвояси.

Вскоре рыбачья лодка уплыла. Вот уже полчаса София бродила по острову
в поисках бабушки и Вероники, а когда наконец обнаружила их, как ни в
чем не бывало собирающих колокольчики, то пришла в ярость.

- Где вы были? - закричала она. - Я вас всюду ищу!

- Мы прятались, - объяснила бабушка.

- Мы прятались, - повторила Вероника, - потому что мы не позволим
никому нарушать наш покой. - И она, не сводя глаз с Софии, перебралась
поближе к бабушке.

София ничего не сказала, только молча повернулась и убежала.

Остров вдруг показался Софии маленьким и тесным. Куда ни пойдешь,
обязательно наткнешься на эту парочку, а когда они наконец скроются из
виду, все равно приходится за ними следить, чтобы ненароком опять не
встретиться.

Поднимаясь по ступенькам в свою комнату, бабушка почувствовала, как
она устала.

- А теперь я хочу почитать, - сказала она Веронике. - Иди поиграй
немножко с Софией.

- Нет, - ответила Вероника.

- Тогда поиграй одна.

- Нет, - снова сказала Вероника, и голос ее испуганно задрожал.

Бабушка принесла блокнот и угольный карандаш и положила их на крыльцо.

- Вот, нарисуй картину.

- Я не знаю, что нарисовать.

- Нарисуй что-нибудь страшное, - сказала бабушка, она ужасно устала.
- Нарисуй что-нибудь самое страшное и постарайся не беспокоить меня
сколько можешь.

С этими словами бабушка заперла дверь на крючок и легла на кровать,
закрыв голову одеялом. Зюйд-вест с ровным гулом долетал с берега до
середины острова, где как раз стояли дом и сарай.

София приставила к стене садок, забралась к окну и постучала в стекло:
три долгих, три коротких. Когда бабушка вылезла из-под одеяла и
приоткрыла окно, София заявила, что выходит из тайного союза.

- Ну ее, эту Недотрогу! - сказала София. - Она меня больше не
интересует! Что она сейчас делает?

- Рисует. Самое страшное, что только можно придумать.

- Но она же не умеет рисовать, - возмущенно зашептала София. - Ты что,
дала ей мой блокнот? Зачем ей рисовать, если она все равно не умеет?!

Бабушка захлопнула окно и легла на спину. Трижды появлялась София,
каждый раз с новой ужасной картиной, которые она прикрепляла к
оконному стеклу рисунком внутрь так, чтобы его можно было увидеть,
находясь в комнате. На первой картине была изображена девочка с
жидкими волосенками, по которой ползали огромные муравьи. Слезы лились
у нее в три ручья. На второй прямо на голову той же девочке падал
камень. На третьей было нарисовано кораблекрушение, но довольно
небрежно. Бабушка поняла, что София уже выпустила пары. Когда бабушка
снова открыла книгу и наконец нашла в ней место, на котором
остановилась, в щель под дверь просунули еще один лист бумаги.

Рисунок Вероники был великолепен. Выполненный с маниакальной
тщательностью, он изображал некое существо с черной дырой вместо лица.
Существо это надвигалось, выставив вперед плечи, вместо рук у него
были длинные, неровно обрезанные крылья, как у летучей мыши. Они
начинались от шеи и волочились по земле с обеих сторон - то ли опора,
то ли, наоборот, помеха этому не похожему ни на что бескостному телу.
Чудище было настолько ужасно и выразительно, что бабушка некоторое
время стояла в оцепенении, а потом отворила дверь и закричала:

- Здорово! Вот это действительно страшный рисунок!

Она не могла от него оторваться, и в голосе ее не было ни
снисходительности, ни поощрительных ноток.

Вероника сидела на ступеньке и даже не обернулась. Она подобрала с
земли камешек и подбросила его в воздух, потом поднялась и медленными
неловкими шагами стала спускаться к берегу. София наблюдала с крыши
сарая.

- Что она там делает? - спросила бабушка.

- Бросает камешки в море, - сказала София. - А теперь пошла на мыс.

- Это хорошо. Иди сюда, посмотри, что она нарисовала. Ну как?

- Ничего, - ответила София.

Бабушка приколола рисунок к стене двумя кнопками и сказала:

- Какое необычное воображение. Оставим теперь ее в покое.

- Ты считаешь, она умеет рисовать? - хмуро спросила София.

- Нет, - ответила бабушка, - может быть, и нет. Но она, несомненно,
принадлежит к той породе людей, которые хоть раз в жизни достигают
совершенства.

------------------------------


Туве Янссон
«Летняя книга»
Кот

Котенок был совсем маленьким, когда появился в доме, и умел только
пить молоко из бутылочки с соской, благо что на чердаке нашлась старая
соска Софии. Сначала он спал в колпаке для чайника, поближе к печке, а
когда подрос и научился ходить, переселился в детскую, на кровать
Софии. У него была своя подушка рядом с подушкой хозяйки.

Котенок был из породы серых рыбацких котов и очень быстро рос. В один
прекрасный день он покинул детскую и стал разгуливать по всему дому, а
на ночь забирался под кровать в коробку из-под посуды. Уже тогда было
видно, что в голове у него полно своих собственных независимых идей.
София ловила котенка и уносила назад, в детскую, и чего только не
делала, чтобы приручить его, но чем больше она любила этого
разбойника, тем чаще он пропадал в своей коробке под кроватью и только
громко мяукал, требуя, чтобы в коробке сменили песок. Имя его было
Ma petite [Малышка (франц.).], а звали попросту Маппе.

- Странная штука любовь, - сказала как-то раз София. - Чем больше
любишь кого-нибудь, тем меньше он думает о тебе.

- Так и есть, - согласилась бабушка. - И что же тогда?

- Любишь дальше, - горячо ответила София. - И все ужаснее и ужаснее.

Бабушка вздохнула и промолчала. Обследовав все уютные местечки,
которые только могут заинтересовать кота, Маппе совсем освоился.
Иногда он вытягивался на полу, снисходительно принимая ласки и полное
доверие со стороны хозяйки, сам же воровато отводил в сторону желтые
глаза и норовил поскорее спрятаться в своей коробке. Казалось, ничто в
мире больше не интересовало его, только поесть и поспать.

- Знаешь, - сказала София бабушке, - иногда мне кажется, что я
ненавижу Маппе. У меня больше нет сил его любить, а не думать о нем я
не могу.

Шли недели, София ходила за Маппе по пятам. Она ласково разговаривала
с ним, щедро дарила его сочувствием и заботой, только однажды терпение
ее лопнуло, и в гневе она схватила его за хвост. В ответ Маппе зашипел
и шмыгнул под дом. Впрочем, этот конфликт не помешал Маппе пообедать с
еще большим аппетитом и хорошо выспаться, свернувшись до невероятности
мягким клубком и положив кончик хвоста себе на нос.

София ходила сама не своя, она перестала играть, по ночам ее мучили
кошмары. Она думала только о Маппе, переживая, что он не хочет быть
преданным ей другом. Между тем Маппе рос и вскоре превратился в
маленького подтянутого хищника, а в один прекрасный июньский вечер не
пришел ночевать в свою коробку. Утром он как ни в чем не бывало вошел
в дом, выгнул спину, задрав хвост, и, вытянув сначала передние лапы, а
потом задние, зевнул и стал точить когти о кресло-качалку. Потом он
прыгнул на кровать и уснул с видом невозмутимого превосходства.

Пожалуй, он начал охотиться, подумала бабушка.

И не ошиблась. Уже на следующее утро кот принес на крыльцо маленькую
серо-желтую птичку. Горло ее было умело перекушено, и несколько
пурпурных капелек крови красиво лежали на блестящем перьевом наряде.
Потрясенная София, побледнев, некоторое время рассматривала убитую
птицу. Потом она попятилась от убийцы, повернулась и бросилась прочь.

Бабушка осторожно объяснила Софии, что хищные животные, например
кошки, не видят разницы между птицей и крысой.

- Значит, они глупые, - коротко сказала на это София. - Крыса
противная, а птица красивая. Я решила, что не буду разговаривать с
Маппе три дня.

И она перестала с ним разговаривать. На ночь кот отправлялся в лес, а
утром приносил добычу в дом, чтобы похвалиться, и каждый раз птицу
выбрасывали в море. В конце концов, прежде чем открыть дверь в дом,
София стала громко спрашивать, стоя под окном:

- Можно войти? Труп убран?

Она наказывала Маппе и только растравляла свою боль, выбирая слова
пострашнее:

- Кровавые пятна уже смыли?

Или:

- Сколько у нас убитых сегодня?

Утренний кофе утратил спокойную радость. И все вздохнули с
облегчением, когда Маппе догадался наконец прятать свою добычу.
Все-таки одно дело видеть кровавую лужу своими глазами и совсем другое -
только знать о ней. Может быть, Маппе надоели крик и шум,
поднимающиеся каждое утро, а может быть, он считал, что люди отбирают
и съедают его добычу сами. Однажды утром бабушка, закуривая свою
первую в этот день сигарету, выронила мундштук, тот закатился в щель.
Бабушка приподняла половицу и увидела аккуратный ряд обглоданных Маппе
пичужек. Конечно, для нее не было новостью, что кот продолжает
охотиться, по-другому и быть не могло, и все же, когда в следующий раз
он прошмыгнул в дом мимо ее ног, она выскочила во двор и прошептала:

- Ах ты, лукавый черт!

На крыльце, привлекая мух, стояла нетронутая миска с плотвой.

- Знаешь, - сказала София, - лучше бы Маппе вообще не родился. Или я
бы не родилась. Так было бы намного лучше.

- Вы так и не разговариваете? - спросила бабушка.

- Я ему не сказала ни слова, - ответила София. - Что делать, не знаю.
Даже если я прощу его, какая разница, ему все равно.

Бабушка не нашлась, что ответить.

Маппе совсем одичал и почти не бывал в доме. Шерсть его приобрела
привычный на острове серо-желтый оттенок - цвет гор или солнечных
пятен на песке. Когда кот крался по прибрежному лугу, казалось, что
это ветер колышет траву. Он мог часами караулить свою добычу в
зарослях кустарника, на фоне заката иногда появлялся его неподвижный
силуэт с навостренными ушами, который вдруг исчезал... и через секунду
раздавался чей-то последний писк. Маппе продирался между ветвями
низкорастущих елей, вымокший под дождем, с прилипшей к худому телу
шерстью, и сладострастно вылизывал себя, когда выглядывало солнце. Он
принадлежал только себе и был абсолютно счастлив. В жаркие дни Маппе
катался по пологой горе, грыз время от времени какую-нибудь траву, а
иногда его рвало собственной шерстью, о чем он, впрочем, быстро
забывал, как это бывает у кошек. Что он еще делал, никто не знал.

Однажды в субботу к ним на чашечку кофе приехали Эвергорды. София
спустилась на берег, чтобы посмотреть на их лодку. Лодка была большая,
загруженная сумками, корзинами и всякой посудой, а в одной из корзин
мяукал кот. София приподняла крышку, кот лизнул ей руку. Он был
толстый, с белой шерстью и круглой мордой. София вынула его из
корзины, и всю дорогу кот, не переставая, мурлыкал.

- А-а, ты нашла кота, - сказала Анна Эвергорд, увидев Софию. - Он
очень милый, только вот мышей не ловит, поэтому мы решили отвезти его
нашему инженеру. - София села на кровать, держа на руках тяжелого
кота, тот умиротворенно мурлыкал. Он был мягкий, теплый и послушный.

Все уладилось очень легко, бутылка рома закрепила обмен. Маппе
поймали, и он понял, что произошло, только когда лодка Эвергордов
подплывала к деревне.

Нового кота звали Сванте. Он ел плотву и любил, когда его гладили.
Сванте сразу же облюбовал себе детскую и каждую ночь спал в объятиях
Софии, а по утрам выходил к утреннему кофе и досыпал на постели у
печи. В солнечные дни Сванте катался по нагретой горе.

- Только не здесь! - кричала София. - Это место Маппе. - И она
перетаскивала кота, который лизал ее в нос и послушно катался по траве
на новом месте.

Лето было в самом разгаре, один за другим проходила вереница длинных
лазурных дней. Каждую ночь Сванте спал, уткнувшись носом Софии в щеку.

- Странно, - сказала однажды София, - мне надоела хорошая погода.

- Вот как? - откликнулась бабушка. - Значит, ты похожа на своего деда,
он тоже больше любил шторм.

София ушла прежде, чем бабушка ударилась в воспоминания.

И вот как-то ночью, сначала осторожно, а потом все набирая и набирая
силу, подул ветер, а к утру по всему острову бушевал со зловещим
свистом зюйд-вест.

- Просыпайся, - шепнула София. - Просыпайся, дорогой, шторм начался.

Сванте заурчал и вытянул во всю длину нагретые теплой постелью лапы.
Простыня была в кошачьей шерсти.

- Вставай, - закричала София, - ведь на дворе шторм!

Но кот только перевернулся на свой толстый живот. И тогда София,
неожиданно для себя, пришла в ярость, она распахнула дверь, выбросила
кота на ветер и, увидев, как он прижал уши, закричала:

- Охоться! Делай что-нибудь! Ты же кот! - И, заплакав, забарабанила в
дверь бабушкиной комнаты.

- Что случилось? - спросила бабушка.

- Я хочу, чтобы Маппе вернулся! - плакала София.

- Ты что, забыла, сколько с ним было мучений?

- Было ужасно, но все равно я люблю только Маппе, - сказала София
твердо.

На следующий день Маппе был возвращен.

------------------------------


Туве Янссон
«Летняя книга»
Сосед

Какой-то директор выстроил себе виллу на Острове чаек. Поначалу это
старались не обсуждать, в семье давно было заведено правило - не
растравлять себя пустыми разговорами. А случай с виллой был особенно
болезненным.

Каждый местный житель любил время от времени окинуть взглядом
горизонт. Вновь увидев знакомую дугу островов, навигационную вышку,
всегда стоявшую на том же самом месте, он убеждался, что все вокруг
идет своим чередом, и это придавало ему уверенности и покоя. Но теперь
пейзаж переменился. Линию горизонта прерывал четырехугольник новой
виллы, этот грозный береговой знак, который, точно глубокая царапина,
цеплял взгляд наблюдателя. <...>

Всего лишь одна морская миля отделяла их дом от директорской виллы.
Очень может быть, что он окажется общительным человеком, любящим
ходить в гости, вполне возможно, что у него большая семья, которая
вытопчет весь мох в округе, они привезут с собой транзистор и будут
приставать с разговорами. Ничего необычного в этом нет, рано или
поздно так случается всюду, и никуда не скроешься.

И вот однажды утром огромная крыша виллы была покрыта листовым
железом, она враждебно поблескивала на солнце под крик чаек и морских
ласточек. Строительство было завершено, рабочие уехали, так что
оставалось ждать только приезда хозяина. Но дни шли, а директор не
появлялся.

В конце недели бабушка с Софией отправились на лодке в небольшое
путешествие по морю. Выплыв на мелководье, они решили навестить шхеру
Кнект, чтобы посмотреть на водоросли, а там от лагуны у шхеры Кнект
рукой подать до Острова чаек. Пристани на острове не было, а на берегу
возвышалась горка гравия. В нее по приказанию директора был воткнут
большой плакат с надписью черным по белому: <Частное владение.
Высаживаться на берег запрещено>.

- Пришвартовывайся, - сказала Софии бабушка, она очень рассердилась.

София в нерешительности взглянула на нее.

- Есть большая разница, - объяснила бабушка. - Ни один воспитанный
человек не станет высаживаться на чужой берег, если хозяев нет дома.
Но раз они выставили такой плакат, мы высадимся; это называется
бросить вызов.

- Само собой, - согласилась София, значительно расширившая свои
представления о жизни.

Они пришвартовались как раз у плаката.

- То, что мы сейчас делаем, - сказала бабушка, - называется
демонстрацией. Мы демонстрируем свое неодобрение. Понимаешь?

- Демонстрируем свое неодобрение, - повторила София и в тон добавила:
- И тут никогда не будет хорошей пристани.

- Не будет, - подхватила бабушка. - И дверь у них не с той стороны.
Когда подует зюйд-вест, ее не откроешь. А вот их бочки для дождевой
воды. Ха-ха. Разумеется, пластмассовые.

- Ха-ха. Разумеется, пластмассовые, - повторила София.

Они подошли к вилле ближе, отсюда было видно, как изменился остров. От
прошлой первозданности не осталось и следа. Остров стал казаться
плоским и выглядел заурядно и пошло. Правда, растительный покров не
пострадал ни в коей мере: поверх вереска и голубики директор
перебросил широкие мостки, чтобы сберечь растения. Кусты серого
можжевельника тоже не были потревожены. И все равно остров был
плоским, а дом стоял сам по себе, не вписавшись в ландшафт. С близкого
расстояния вилла казалась невысокой, в чертежах она, наверно,
выглядела неплохо. Она смотрелась бы даже красиво в любом другом
месте, но только не здесь.

Бабушка и София поднялись на террасу. Чуть ниже крыши красовалась
надпись - <Вилла на Острове чаек>, изящно вырезанные буквы напоминали
шрифт на старинных географических картах. Над дверью висели два
новеньких корабельных фонаря и якорь, к одной стене был прикреплен
выкрашенный в красный цвет спасательный круг, а на другой - выложен
целый орнамент из стеклянных поплавков.

- Так всегда бывает вначале, - сказала бабушка. - Может быть, он еще
научится.

- Что? - не поняла София.

Бабушка подумала и повторила:

- Еще научится.

Она подошла к ставням, чуть ли не во всю стену, и попробовала
заглянуть внутрь. На ставнях висел большой замок, дверь тоже была
заперта. Тогда бабушка достала свой складной нож и вынула из него
отвертку. Замок крепился медными шурупами, они легко поддались.

- Ты взламываешь? - прошептала София.

- А ты не видишь, - ответила бабушка. - Но, вообще говоря, в обычных
случаях так не делают.

Она отворила одну ставню и заглянула внутрь. За окном оказалась
большая комната с открытым камином. Перед ним стояли низкие кресла из
тростника со множеством подушек и стол из толстого стекла с яркими
наклейками. Софии комната очень понравилась, но она не осмелилась об
этом сказать.

- Парусник в бушующем море в золотой раме, карты, бинокль, секстант
[Инструмент, применяемый в мореходной и авиационной астрономии.], -
перечисляла бабушка. - Модели кораблей, анемометр [Прибор для
измерения скорости ветра]. Целый морской музей.

- Какая у него большая картина, - нерешительно произнесла София.

- Да уж, у него все большое.

Они уселись на террасе спиной к дому и стали смотреть вниз, на длинную
шхеру, которая вновь показалась пустынной и первозданной.

- Он наверняка не знает, - нарушила молчание София, - что, прежде чем
выбросить бутылки и банки, их нужно наполнить водой, чтобы они
утонули. А теперь весь его грязный мусор окажется у нашего берега и
попадет к нам в сеть. И вообще, у него все чересчур большое!

Тут они обратили внимание на звук мотора, который раздавался уже
некоторое время. Звук приближался, постепенно превратился в рев, потом
в тарахтение, и мотор заглох. Наступила тишина, напряженная, пугающая
тишина. Бабушка торопливо поднялась.

- Сбегай посмотри, - сказала она Софии, - только не показывайся.

София крадучись подползла к осинам. Вернулась она бледная как полотно.

- Это он, это он, - взволнованно зашептала она, - директор!

Бабушка заметалась в испуге.

- Только не высовывайся, - повторяла она. - Посмотри, что он там
делает, но так, чтоб тебя не видели!

София снова плюхнулась на живот и подползла к осинам. Директор
высаживался на берег. Яхта была из красного дерева, с антенной на
крыше рубки, на носу сидели собака и тощий подросток в белом. Они
одновременно спрыгнули на землю.

- Наша лодка обнаружена, - прошептала София. - Они идут сюда!

Бабушка торопливо засеменила в глубь острова. Палка ее ударялась о
землю, выбивая мелкие камешки и мох, от страха бабушка не могла
выдавить из себя ни слова. Это было самое настоящее бегство, но ничего
лучше придумать она не смогла. София маячила перед ней, то забегая
вперед, то снова возвращаясь и путаясь у нее под ногами. Какой позор,
их застукали на чужом острове, так низко пасть!

Они добежали до прибрежных зарослей, София нырнула между невысокими
елками и исчезла.

- Скорей! - в отчаянии крикнула она. - Скорей ползи сюда!

Бабушка поползла за ней, вслепую, не задумываясь, голова у нее
кружилась и, кажется, уже начала болеть, бабушка всегда плохо
переносила спешку. Она сказала:

- Боже, как это нелепо!

- Давай сюда, - прошептала София, - когда стемнеет, мы проберемся к
лодке и уплывем домой.

Бабушка молча протиснулась глубже под эту гадкую ель, которая
вцепилась ей в волосы. Через минуту они услышали собачий лай.

- Это их ищейка, - выдохнула София бабушке в ухо. - Я тебе говорила,
что они привезли с собой ищейку?

- Нет, не говорила, - сердито ответила бабушка. - И не сопи мне в ухо,
и так несладко.

Лай приближался. Когда собака их увидела, он перешел в визг. Маленькую
черную собачонку всю трясло от злобы и страха.

- Славная собачка, - льстиво увещевала бабушка. - Перестань лаять, ты,
маленькая негодяйка!

Она нашла в кармане кусочек сахара и бросила его собаке. У собаки
началась настоящая истерика.

- Эй, вы там! - окликнул их директор. Он стоял на четвереньках и
смотрел вниз, под елки. - Собака не кусается! Моя фамилия Маландер, а
это мой сын, Кристоффер, или просто Тоффе.

Бабушка вылезла и сказала:

- Это моя внучка София.

Стараясь держаться с достоинством, бабушка по возможности незаметно
вытряхивала хвойные иглы из волос. Собака хватала зубами ее палку.
Директор Маландер объяснил, что собака просто хочет поиграть и что ее
зовут Далила.

- Далила хочет, чтобы вы бросили палку, а она бы принесла, понимаете?

- В самом деле? - спросила бабушка.

Тонкошеий мальчик с длинными волосами стоял рядом с надменным видом.
София холодно рассматривала его. Директор очень любезно предложил
бабушке руку, и они медленно пошли назад к дому по заросшей вереском
горе. По дороге директор рассказал бабушке, что ему давно хотелось
построить такой дом в стиле окружающей природы, что человек только на
лоне природы становится самим собой, что теперь они соседи, не так ли,
ведь это их домик там, неподалеку? София настороженно взглянула на
бабушку, но та с невозмутимым видом ответила, что да, они живут на
этих островах вот уже сорок семь лет. Это произвело большое
впечатление на Маландера, и он уже совсем другим тоном стал говорить о
том, как привязан к морю и что море всегда остается морем, потом
смутился и замолчал, сын что-то насвистывал, подфутболивая шишку. Так
они дошли до террасы. На скамейке у террасы лежал замок с вывернутыми
шурупами.

- Ха-ха, - увидев замок, сказал сын Маландера. - Типичные грабители...

Лицо Маландера омрачилось, он стал возиться с замком и сказал:

- Подумать только, здешние люди... а я всегда так обожал жителей
шхер...

- Они немножко любопытны, - поспешно сказала бабушка. - Понимаете,
людей разбирает любопытство, когда все заперто, здесь к этому не
привыкли... Было бы намного лучше держать дверь открытой, с ключом на
гвозде, например...

Она сбилась, а София покраснела как рак. Они вошли внутрь, чтобы
выпить по рюмочке за добрососедские отношения.

- Милости прошу в отчий дом, - пригласил Тоффе Маландер. - After you
[После вас (англ.)].

По мере того как открывали ставни, большая комната заполнялась
солнечным светом.

- Окно специально сделано таким большим, чтобы был виден пейзаж, -
объяснил директор и попросил их располагаться, пока он сходит за
напитками.

Бабушка села в тростниковое кресло, а София повисла на спинке, сверкая
глазами из-под челки.

- Не смотри так сердито, - прошептала бабушка. - Нужно уметь вести
себя в светском обществе.

Маландер вошел в комнату с бутылками и рюмками и поставил их на стол.

- Коньяк, виски. Но вы наверняка предпочитаете лимонный сок? -
предложил он.

- Я больше люблю коньяк, - сказала бабушка. - Немного, и без воды,
спасибо. София, что ты хочешь?

- Вон то! - прошептала София ей в ухо.

- София предпочитает лимонный сок, - пояснила бабушка, а про себя
подумала: необходимо заняться ее воспитанием. Наша ошибка, что мы не
приучили ее общаться не только с теми людьми, которые ей нравятся. Это
надо исправить, если только еще не поздно.

Они выпили за знакомство, и Маландер спросил:

- Клюет здесь в это время года?

Бабушка объяснила, что в эту пору рыбу ловят только сетью, обычно
треску и окуней, иногда попадается сиг, он водится неподалеку от
берега. Директор сказал, что вообще-то он не увлекается рыбной ловлей,
а что он действительно любит - так это первозданность и близость к
природе, ему нужно всего лишь побыть самим собой в покое и уединении.
Сын его смутился и стал запихивать руки в карманы узких брюк.

- Уединение? - сказала бабушка. - Конечно, это лучше всего.

- Оно так плодотворно, не правда ли? - спросил Маландер.

- Можно побыть самим собой и не уединяясь, - продолжала бабушка,
- хотя это сложнее.

- Конечно, конечно, - с готовностью согласился Маландер, не очень-то
вникая в смысл бабушкиных слов, и надолго замолчал.

- Дай мне сахар! - прошептала София. - Очень кисло!

- Моя внучка просит немного сахара для сока, - сказала бабушка. И
добавила, обращаясь к Софии: - Не тряси волосами у меня над головой,
сядь. И не дыши мне в ухо.

Тоффе Маландер заявил, что идет на мыс, он снял со стены ружье для
подводной охоты и вышел.

- Я тоже люблю уединенные острова, - громко сообщила бабушка.

- Ему всего шестнадцать, - сказал Маландер.

Бабушка спросила, сколько человек в семье. Пятеро, ответил директор,
да еще друзья и прислуга. Он вдруг погрустнел и предложил выпить еще
по рюмочке.

- Нет, спасибо, - сказала бабушка. - Нам пора домой. Коньяк очень
хороший.

Уходя, она остановилась у окна, рассматривая коллекцию улиток. Он
объяснил:

- Я собрал их для детей.

- Я тоже собираю улиток, - сказала бабушка.

Собака ждала снаружи, она опять попыталась укусить бабушкину палку.

- София, - позвала бабушка, - брось что-нибудь собаке.

Девочка бросила щепку, собака тотчас же ее принесла.

- Молодец, Далила! - сказала София.

По крайней мере, она научилась запоминать имена, это тоже входит в
искусство светской жизни.

Когда они спустились к лодкам, Маландер показал место, где он
собирается построить причал, но бабушка сказала, что лед все равно
снесет причал в море, и посоветовала сделать лучше решетчатый настил с
лебедкой или прицепить яхту к буйку.

Опять я суечусь, подумала она. Когда я устаю, я всегда становлюсь
настырной. Конечно же, он попытается построить причал, как в свое
время пробовали все мы. Весла в лодке перевернулись и запутались в
носовом фалине, она тронулась с места неловкими рывками. Маландер
провожал их по берегу до самого мыса и помахал на прощанье носовым
платком.

Когда они немного отплыли, София сказала:

- Фу-ты ну-ты.

- Что ты хочешь сказать своим <фу-ты ну-ты>? - спросила бабушка. - Ему
нужны покой и уединение, но он не знает, как их обрести.

- Ну и что?

- А свой причал он построит все равно.

- Откуда ты знаешь?

- Дорогая девочка, - чуть раздраженно ответила бабушка, - каждый
человек должен совершить свои ошибки.

Она очень устала и хотела домой, встреча повергла ее в непонятную
печаль. Маландер одержим своей идеей, но чтобы постичь ее, требуется
время. Люди порой узнают истину слишком поздно, когда уже нет ни сил,
ни желания начинать все сначала, или забывают о своей мечте по пути и
тогда вообще остаются в неведении. Поднимаясь к дому, бабушка
оглянулась на виллу, пересекающую горизонт, и подумала, что она похожа
на навигационный знак. Особенно если задуматься и прищурить глаза, то
можно принять ее за навигационный знак, предупреждающий, что здесь
нужно сменить курс.

Всякий раз во время шторма бабушка и София вспоминали Маландера и
придумывали тысячи способов спасти его яхту. Директор так и не приехал
с ответным визитом, а его дом остался для них загадочным, наводящим на
размышления береговым знаком.

------------------------------


Туве Янссон
«Летняя книга»
Софиин шторм

В каком году было это лето, никто уже не мог сказать, оно запомнилось
только как лето, когда разразился ужасный шторм. С незапамятных времен
не бушевали в Финском заливе такие волны, несущиеся с востока, сила
ветра достигла девяти баллов, но огромные валы вздымались так высоко,
что можно было дать десять, а то и, как утверждали некоторые, все
одиннадцать баллов. Это случилось в конце недели, по радио предсказали
слабый переменный ветер, поэтому хозяева лодок ожидали хорошей погоды.
Как никто не погиб, известно одному Богу, ибо шторм зародился за
полчаса и быстро достиг своего апогея. Позже над побережьем кружили
спасательные вертолеты, подбирая людей, мертвой хваткой державшихся за
скалистые выступы или перевернутые лодки. Вертолетчики спускались на
каждую шхеру, где была видна хоть какая-нибудь жалкая лачуга или
другие следы жизни, и аккуратно заносили в свой список названия всех
шхер и имена их обитателей. Если знать заранее, что обойдется без
жертв, то таким штормом можно любоваться и восхищаться! Долго еще
потом жители побережья рассказывали друг другу, где они находились и
что делали, когда начался шторм.

День был жарким, побережье окутала желтая дымка, на море стояла едва
заметная мертвая зыбь. Впоследствии много говорили об этой желтой
дымке и мертвой зыби, вспоминая описание тайфунов из книг, прочитанных
еще в детстве. Поверхность воды была в тот день необычайно блестящей,
а уровень опустился намного ниже обычного.

Бабушка упаковала в корзину сок и бутерброды, и к полудню они уже
подходили к Северной Серой шхере. Папа положил две сети на левую
сторону, а бабушка пересела к нему. Серая шхера несла на себе печать
глубокой грусти и одиночества, но они любили туда приезжать.

На берегу стояла опустевшая сторожка лоцмана, вытянутая постройка с
низкими потолками и каменным полом, застланным досками от угольных
ящиков. Она была прикреплена к скале железными скобами. Кровля из
дранки прохудилась с одной стороны, но маленькая четырехугольная
башенка посередине хорошо сохранилась. Над домом с пронзительным
криком носились сотни ласточек, на двери висел большой ржавый замок,
но ключа под крыльцом не было. Рядом живой стеной росла крапива.

Папа устроился на берегу поработать. Было очень жарко. Зыбь на море
чуть увеличилась, яркий желтый свет слепил глаза. Папа привалился к
скале и заснул.

- Мне кажется, что в воздухе пахнет грозой, - сказала бабушка.
- А здешний колодец совсем протух.

- В нем полно всякой дряни, - подтвердила София.

Они заглянули в небольшую дыру колодца, уходившего цементными кругами
вниз, в темноту. Бабушка с Софией всегда нюхали колодцы. Потом они
осмотрели помойку невдалеке от сторожки.

- А где папа?

- Спит.

- Это неплохая идея, - сказала бабушка. - Разбуди меня, если будет
что-нибудь интересное.

Она легла на песке между кустами можжевельника.

- А есть? А купаться? - спросила София. - А гулять по острову? Мы
будем чем-нибудь заниматься, или вы способны только спать?

Было жарко, тихо и пустынно. Сторожка стояла на берегу, похожая на
зверя, прильнувшего к земле, а над нею с резким криком сновали черные
ласточки, словно ножи, рассекая воздух. София прошлась по берегу и
вернулась: на всем острове не было ничего, кроме горы, поросшей
можжевельником, да гальки, да песка с клоками высохшей травы. Небо и
море заволокло желтым туманом, который слепил глаза сильней, чем
солнечные лучи, на поверхности воды вздымались пологие холмы волн,
прибой пенился у берега. Мертвой зыби не было видно конца.

- Господи, сделай так, чтобы что-нибудь произошло, - молилась София.
- Всемогущий Боже, я умираю от скуки. Аминь.

Может быть, первым знаком перемены было то, что замолкли ласточки.
Мерцающее небо опустело, птицы куда-то скрылись. София ждала. Кажется,
ее молитва услышана. Напряженно вглядываясь в море, она заметила, что
горизонт начал чернеть. Чернота ширилась и нарастала, а море
зарокотало в предчувствии надвигающегося шторма. Оно подступало все
ближе. Вдруг на остров со свистом налетел порыв ветра, и снова все
стихло. Он пригладил прибрежную траву, словно шерсть какого-нибудь
зверя. София ждала. Над водой повис черный сгусток, все предвещало
большой шторм! Она бросилась ему навстречу. Разгоряченная, подгоняемая
холодным ветром, София бежала со всех ног, громко крича:

- Началось! Началось!

Уровень моря поднялся. Невиданный шторм был ниспослан ей Богом, в
своей безграничной щедрости он сгребал огромные массы воды и швырял их
на скалы, траву и мох, с треском ломая кусты можжевельника. София
носилась по берегу, молотя землю крепкими босыми ногами, и, ликуя,
восхваляла Господа Бога. Вот теперь было здорово, вот теперь было
весело, наконец что-то произошло!

Папа проснулся и вспомнил про сети. Лодку било бортом о берег, весла,
громыхая, перекатывались по дну, мотор опутали водоросли. Папа отцепил
трос и, налегая на весла, направил лодку против волн. С подветренной
стороны море вздыбилось и напоминало покоробившуюся скалу, а наверху,
на безоблачных небесах, излучавших желтое сияние, сидел Господь Бог,
внявший мольбам Софии о шторме, и на всем побережье царили
растерянность и суматоха.

Сквозь глубокий сон до бабушки донесся рокот накатывающих на берег
бурунов, она села и прислушалась.

София упала на песок рядом с ней и закричала:

- Это мой шторм! Это я попросила Бога, чтобы он послал нам шторм, и он
послал!

- Замечательно, - сказала бабушка. - Но у нас же сети расставлены.

Одному и в тихую погоду трудно справиться с сетями, а уж когда дует
ветер, это почти невозможно.

Папа перевел мотор на малую скорость, поставил лодку штевнем поперек
волн и начал выбирать сети. Первая благополучно вышла из рифов, но
вторая зацепилась за дно. Папа переключил мотор на холостой ход и стал
кружить на одном месте, пытаясь освободить сеть. Сетная подбора
лопнула. Тогда он начал просто тянуть сеть, и наконец она вышла,
разодранная, с рыбой и водорослями на дне. София и бабушка стояли и
смотрели, как лодка, которую то и дело захлестывали волны, подплыла к
острову, папа выпрыгнул из нее и, тут же ухватившись за борт, потащил
ее к берегу. Широкий вал накатил на мыс и затопил корму, а когда она
вновь показалась из воды, лодка уже лежала на суше. Папа
пришвартовался, подхватил сети и, сгибаясь от ветра, пошел в глубь
острова. София с бабушкой последовали за ним, стараясь держаться
поближе друг к другу, их глаза горели, а на губах ощущался привкус
соли. Бабушка шла, широко расставляя ноги и тяжело опираясь на палку.
Ветер подхватил хлам, сваленный у колодца и обреченный долгие годы
истлевать, превращаясь в прах, и разметал его по всему острову,
пенящиеся буруны смывали в штормовое море лоцманское старье,
колодезную вонь и гнетущую скуку бесконечных летних дней.

- Тебе нравится? - кричала София. - Это мой шторм! Скажи, тебе весело?

- Очень весело, - ответила бабушка, моргая: брызги соленой воды
попадали ей в глаза.

Папа швырнул сети у крыльца, где, словно серое покрывало, лежала
поваленная ветром крапива. Потом он пошел на мыс, чтобы посмотреть на
волны. Он очень торопился. Бабушка стала выбирать рыбу, из носа у нее
текло, а волосы растрепались.

- Странно, - сказала София. - Мне всегда так хорошо, когда шторм.

- Вот как? Может быть... - отозвалась бабушка.

Хорошо... подумала она, нет, я бы не сказала, что мне хорошо. В лучшем
случае, мне интересно. Она достала из сети окуня и бросила его на
землю.

Папа сбил большим камнем замок с двери сторожки, семье было необходимо
убежище.

Они оказались в узком темном коридорчике, который разделял две
комнаты. На полу валялись мертвые птицы. Много лет назад они залетели
в этот полуразвалившийся дом и уже не смогли выбраться. Пахло тряпьем
и соленой рыбой. Здесь, внутри, всепроникающий голос шторма был
другим, в нем все отчетливее звучала угроза. Они заняли западную
комнату, в которой был цел потолок. В маленькой комнатке стояли две
голые железные кровати и побеленная печь с кожухом, а посередине -
стол с двумя стульями. Обои на стенах были очень красивые. Папа
поставил корзину на стол, они выпили сока и съели бутерброды. Потом он
сел работать. Бабушка расположилась на полу и продолжала выбирать рыбу
из сети. От мощного гула, доносившегося с моря, стены сторожки
непрерывно дрожали, сильно похолодало. Морская пена стекала с оконных
стекол, а иногда попадала внутрь, на пол. Время от времени папа
выходил, чтобы взглянуть на лодку.

Буруны, пенясь, росли у крутого обрыва, огромные белые волны, одна за
другой, поднимались на головокружительную высоту и с шипением хлестали
по скале, плотная завеса из падающей с неба воды двигалась над
островом к западу. Это был океанский шторм! Папа снова пошел
посмотреть на лодку и привязал покрепче канат, а вернувшись, полез на
чердак, чтобы поискать топлива для печи. Печь сильно отсырела, но
когда ее все-таки удалось растопить, огонь яростно заполыхал. Комната
согрелась, и они перестали мерзнуть. Перед печкой папа постелил старую
сеть для салаки на тот случай, если кто-нибудь захочет спать. Сеть
была такая ветхая, что расползалась у него в руках. Потом он зажег
свою трубку и снова сел за работу.

София поднялась в башенку, тесную, с четырьмя окошками, по одному на
каждую сторону. Отсюда было видно, что остров сжался и стал ужасно
маленьким, почти незаметное пятнышко из камней и бесцветной земли.
Зато море, белое с желто-серым, казалось огромным, так что взгляд не
достигал горизонта. Больше не существовало ни материка, ни других
островов, только этот маленький клочок суши, окруженный водой,
безнадежно отрезанный грозным штормом от остального мира и забытый
всеми, кроме Бога, выполняющего просьбы.

- Господи, - серьезно сказала София, - я и не знала, что я такая
важная персона. Ты очень любезен, большое спасибо, аминь.

Наступал вечер, закатное солнце покраснело. В печи горел огонь.
Западное окошко зарделось, и обои показались еще красивее. С
подтеками, порванные в некоторых местах, они хранили еще голубой и
розовый узор из тщательно вырисованных лоз. Бабушка сварила рыбу в
жестяной банке, ко всеобщей радости нашлась соль. После ужина папа
опять вышел проверить лодку.

- Я собираюсь не спать всю ночь, - сказала София. - Подумай, как было
бы ужасно, если бы мы сидели дома, когда начался шторм!

- Угу, - откликнулась бабушка. - Но я немного беспокоюсь за нашу
резиновую лодку. И не помню, закрыли ли мы окна.

- Наша резиновая лодка, - прошептала София.

- Ну да. И теплицы. И гладиолусы у нас не подвязаны. И кастрюли
остались на берегу.

- Молчи! - закричала София.

Но бабушка задумчиво продолжала:

- И кроме того, я думаю обо всех тех, кто сейчас в море... Обо всех
лодках, которые разобьются.

София закричала, вытаращив глаза:

- Как ты можешь так говорить, когда знаешь, что это моя вина! Ведь это
я просила о шторме, вот он и начался!

Она громко заплакала, в ее воображении с ужасающей отчетливостью
сменялись одна картина за другой: разбитые лодки и окна, сломанные
гладиолусы, растерянные люди, кастрюли, катающиеся по морскому дну, и
поваленная мачта с вымпелом, не выдержавшая порывов ветра и непогоды.

- О Господи, - растерянно выдохнула София, - все погибло!

- Резиновую-то лодку мы точно затащили на берег, - сказала бабушка.

Но София обхватила голову руками, оплакивая катастрофу во всем
Восточном Нюланде.

- Это не твоя вина, - попыталась ее успокоить бабушка. - Послушай, что
я скажу. Шторм все равно бы начался.

- Но не такой большой! - плакала София. - Это Бог и я все устроили!

Солнце зашло, в комнате сразу стало темно. В печи горел огонь. Ветер
не стихал.

- Бог и ты, - повторила бабушка раздосадовано. - Почему ты решила, что
он послушал именно тебя, когда, может быть, не меньше десятка человек
просили его о ясной погоде? А наверняка так и было.

- Но я попросила первая, - сказала София. - И ты же сама видишь, что
никакой ясной погоды нет!

- Да у Бога столько дел, что он и не слышал тебя.

Вернулся папа и подложил дров, он дал Софии с бабушкой затхлое одеяло
и снова вышел, чтобы посмотреть на волны, пока совсем не стемнело.

- Ты же сама говорила, что он все слышит, - сказала София ледяным
голосом. - Все, о чем бы его ни попросили.

Бабушка легла на сеть для салаки и сказала:

- Конечно, но, видишь ли, я попросила его раньше.

- Как это раньше?

- Раньше тебя.

- Когда? - растерянно спросила София.

- Сегодня утром.

- Тогда почему, - взорвалась София, - тогда почему ты взяла с собой
так мало еды и одежды? Ты что, ему не доверяешь?

- Ну... я подумала, что, может быть, так будет интереснее...

София вздохнула.

- Да, - сказала она. - Это на тебя похоже. Лекарства ты с собой взяла?

- Взяла.

- Это хорошо. Тогда спи и не думай о том, что ты натворила. Я никому
не скажу.

- Очень мило с твоей стороны, - ответила бабушка.

На следующий день, к трем часам, шторм стих настолько, что можно было
плыть домой.

Резиновая лодка лежала перевернутая у веранды, настил, весла и ковш
уцелели. Окна были закрыты. И все же кое-что Богу спасти не удалось,
вероятно, бабушка попросила его об этом слишком поздно. Но когда
переменился ветер, море выбросило кастрюли обратно на берег. И к ним
на остров тоже прилетел вертолет, и их имена занесли в специальный
список.

------------------------------


          Ингвалл Свинсос

            Том в горах

(Перевод с норвежского Л. ЖДАНОВА.)


  Пер и Лиза сразу решили взять
Тома себе, с того самого дня, когда
в стене коровника, в отдушине, на-
шли новорожденных котят. Остальных
котят всех разобрали соседи, но это
Пера и Лизу не трогало, им нужен
был только Том. И они принесли его
в дом, а кошка, тревожно мяукая,
шла следом за ними и тотчас
принялась умывать единственного
оставшегося у нее котенка.
  Тогда Том был еще слепой,
и до чего же потешно было глядеть,
как он качается на своих слабеньких
ножках, пытаясь идти следом за
матерью. Чуть что - упал, и пищит,
и мяукает, да так жалобно, что
кошка скорей возвращалась, чтобы
облизать его, приласкать.
  И когда у него прорезались глаза,
это было настоящим праздником
для Пера и Лизы. Такие чудесные
небесно-голубые глазки и так идут
к его угольно-черной шубке! Дети
наглядеться на него не могли. Потом
позвали папу и маму:
  - Смотрите, смотрите, у котенка
прорезались глаза!
  Весь этот день Пер и Лиза просто
не могли оторваться от своего лю-
бимца, ни на шаг от него не отходи-
ли. Тогда-то он и получил имя Том.
Очень подходящее имя для котенка,
которому предстояло вырасти
большим, сильным, красивым котом.
  Том быстро научился откликаться
на зов. Уже через несколько дней
стоило Лизе выйти на крыльцо и по-
кликать: "Том, Том, где ты?" - а уж
он бежит либо из коровника, либо
из-за дома. Или с лесной опушки,
где любил лежать, следя за птицами.
  А какой он стал игрун, едва
подрос! Одно слово - котенок.
Приметит - зашевелилось что-то,
и стремглав туда, ловит лапой,
выпустив острые коготки. Бывало,
Пер и Лиза сделают из бумаги комок,
привяжут к нему веревочку и тянут
по полу. Что тут творилось - шум,
беготня; взрослые только за голову
хватались. С качалки следила
за игрой кошка. То расширит глаза,
то сощурит - будто улыбается, глядя
на веселую возню в комнате.

  К зиме Тома стало не узнать, так
сильно он вырос.
  - Это просто невероятно, как
быстро растет этот кот, - удивлялся
отец, гладя шелковистую черную
шубку.
  И только Пер и Лиза ни капельки
не удивлялись. Когда мама сепариро-
вала молоко, кто, как не они, спе-
шили набрать сливок! Возле буфета
стояло блюдечко Тома. Кошка ела со
своего блюдца в подпечье, никогда
не трогала того, что ставили Тому.
  Да они и сами умели добыть себе
пропитание. Не было такого уголка,
где бы они не рыскали. В коровнике,
в амбаре, на сеновале, даже
в старой сыроварне - всюду водились
мыши. Только зима на двор, как
полевые, луговые и лесные мыши сбе-
гались попользоваться тем, что люди
припасли за лето. И сами попадали
на обед! К новому году кошка и Том
отъелись так, что любо посмотреть.
Ну как не похвалить четвероногих
охотников, которые не давали мышам
портить и переводить собранный
урожай?
  Кончилась зима, запела на склонах
весенняя капель. Днем снег быстро
таял на солнцепеке, но вечерами
в тенистых оврагах еще блестел
голубой наст. Всюду пели, звенели
ручьи, чернели проталины.
  Папа и мама стали поговаривать
о том, что скоро в путь пора. В го-
рах, километрах в десяти от хутора,
был их сетер - постройки и горные
луга, куда перегоняли скот на лето.
Уже не один год Пер и Лиза
проводили чудесные летние месяцы
в сказочном краю, где их на каждом
шагу ждали приключения, где в
ручьях и речушках водилась большая
рыба, а играм не было счета. И едва
наступала весна, как они уже ждали
переезда. Где на свете есть еще
такое красивое место? Дома и то
не так хорошо, как на сетере.
  И вот настал заветный день. Папа
и мама поднялись чуть свет. Еще
немало дел нужно было переделать,
чтобы бабушка, оставшись дома одна,
могла справиться с хозяйством.
Так уж повелось: последние минуты
сборов всегда самые хлопотные. Но
к десяти утра все было готово. Папа
вывел из конюшни Блаккена и запряг
в подводу, мама пошла выгонять
скотину. В путь!
  Постойте! Кто сказал, что все го-
тово? А как быть с Томом? Никто не
подумал об этом раньше. Пер и Лиза
хотели взять его с собой на сетер.
Они и мысли не допускали о том,
чтобы целое лето жить без Тома.
  Как же поступить? Сказать детям
"нельзя"? Но папа и мама понимали,
что таким ответом только всю
радость испортишь. А брать кота с
собой вряд ли стоит: в горной глуши
коты очень быстро дичают. Родители
так и объяснили Перу и Лизе. Мол,
Тому лучше всего остаться дома,
с бабушкой. Зато сколько радости
будет осенью, когда они вернутся
с гор. К тому времени Том станет
совсем громадным.
  Какое там! Пер и Лиза чуть не
плакали от огорчения. А кот - вот
ведь удивительно! - льнул к детям,
терся об ноги и так жалобно мяукал,
точно чуял беду.
  Ничего не поделаешь, надо брать
его с собой. Мама пошла на чердак,
отыскала большую корзину и выстели-
ла ее старой одеждой, чтобы мягко
было. "Запаковать" Тома поручили
Перу. Кот ничуточки не сопротивлял-
ся, послушно лег на дно корзины и
даже не пискнул, когда его закрыли
крышкой. Наконец все двинулись
в путь - и люди и скотина.
  На полпути Том вдруг затеял мяу-
кать. Видно, решил, что пора на во-
лю. Пришлось Перу и Лизе поперемен-
но уговаривать его. Ничего, успоко-
ился, даже помурлыкал в ответ.
  - Такого послушного кота во всем
свете не сыскать, - сказал Пер.
  Отец рассмеялся.
  - Что ж, ты, может, и прав,
Пер, - согласился он. Потом
добавил: - А только еще неизвестно,
что дальше будет. Чего доброго,
испугается на новом месте.
Вы присматривайте за ним!
  Дети не сомневались, что справят-
ся с этой задачей. Ведь Том всегда
ходил за ними как привязанный. И
все-таки мама, когда они добрались
до сетера и внесли корзину в дом,
сказала:
  - Скорей затворите дверь! Пусть
сначала в комнате приживется.
  Пер и Лиза волновались, когда
папа стал снимать с корзины крышку.
А Том преспокойно лежал на дне! Вот
вытянул передние лапы, хорошенько
зевнул... Встал и прямо через край
корзины спрыгнул на пол. Это он-то
испугается? Как бы не так! Том
потерся о ноги детей и как ни в чем
не бывало отправился лакать молоко.
Мама уже успела налить ему полное
блюдце.
  Тогда Пер и Лиза достали веревку
с бумажкой. И Том не заставил себя
упрашивать - пошла такая игра, что
пыль столбом!
  Вечером Том обиженно мяукал
в сенях. Его не пускали на волю, а
так хотелось в коровнике побывать.
Но мама твердо стояла на своем: на
новом месте нельзя сразу выпускать
кота. Сперва пусть привыкнет. Не то
убежит куда-нибудь, а обратно пути
уж не найдет.
  Через несколько дней Тому разре-
шили гулять. Куда бы дети ни пошли,
и он за ними, ходил даже с Пером
на речку рыбу ловить. Попадется на
крючок рыбешка - Пер ее Тому кида-
ет. А уж тот не зевал, больно рыба
ему по вкусу пришлась. И стали они
с Пером большие походы совершать.
Вдоль реки, сквозь кусты и густые
заросли, а где по берегу никак не
пройти, вместе по камням прыгали.
Том совсем не боялся воды, а рыбу
уписывал так, что все только
дивились: как он не лопнет!
  - Да он за тобой словно пес
ходит, - сказал однажды Перу отец.
- И ростом собаке не уступит! Нет,
я в жизни такого здоровенного кота
не видал. Худо будет тому, с кем он
не поладит!
  Что верно, то верно. Том рос
необычайно быстро, не по дням, а по
часам. Видно, парное молоко и рыба
шли ему впрок. Когда Пер поднимал
его на руки, то задние лапы Тома
волочились по полу. И не оторвать -
такой тяжелый!

  Это очень даже хорошо, что Том
рос таким крупным. Ведь его ожидали
великие испытания, борьба не
на жизнь, а на смерть. Но он этого,
конечно, не знал, не знали и Пер
с Лизой, даже папа и мама. Если бы
только они подозревали, что
получится, они бы уж, наверно,
постарались этого избежать...
  Лето выдалось на редкость удач-
ное. Оно было особенно радостным
для детей благодаря Тому. Дети
и кот ни одного дня не были врозь.
Дружба необыкновенная - с утра до
вечера вместе! Случалось, правда,
Пер и Лиза до того увлекутся своим
стадом, своими "коровами" из еловых
шишек, что на время забудут про
Тома. Но все равно он сидел тут же
рядом, следя за игрой. И час и два
мог так сидеть, никому не мешал.
Точно ему достаточно было того, что
его друзьям весело.
  - Удивительный кот, - сказала
однажды мама, стоя в дверях и глядя
на них. - Почти как человек!
  - Верно, - согласился папа. - Не-
даром говорят: добром и от животно-
го добра добьешься. Как ты о скоти-
не печешься, мать, зато ни одной
коровы бодливой нет, и не убегают
в лес через изгородь, не пропадают.
  Но вот лето подошло к концу. Вы-
цвело небо, солнце словно поблекло.
Август осени дверь отворил. Тут
и там в листве на склонах вспыхнули
желтые пятна, быстрая речка
по-осеннему отливала стеклянным
блеском. Но ехать с сетера домой
было еще рано, погода могла
продержаться до середины сентября.
  Стояли погожие, безоблачные дни.
Пер и Лиза бегали купаться в ручей-
ке, Том с берега смотрел на них.
А когда парило и небольшая гроза
освежала долину дождем, клев был
замечательный. Раздолье Тому! Он
так и льнул к Перу, особенно если
тот подцепит рыбу покрупнее. Лиза
тем временем играла "коровами".
В загончике возле крыльца у нее
собралось целое стадо, тут тебе
и "кони", и "овцы", и "козы"...
  О том, чтобы домой возвращаться,
дети не помышляли. И уж не меньше
недели еще прошло бы до отъезда,
а то и двух, не приключись такое
дело, что все поломало. Ночью мама
вдруг занемогла: в боку больно,
температура поднялась. Это у нее
был уже не первый приступ, врачи
давно определили аппендицит.
  Чуть рассвело, отец сел на вело-
сипед и поспешил вниз, в село. Вер-
нулся он на автомашине не один, а с
помощниками. К самому сетеру машина
не смогла пройти, но они маму поло-
жили на носилки и донесли на руках.
  Пришлось тут всем скоренько соби-
раться домой. Пера и Лизу посадили
на ту же машину, в кабинку. Отец
вместе с двумя товарищами погнал
скотину. Следом за стадом поехала
подвода. Грузили ее наспех, как по-
пало, масло и головки сыра накидали
вперемешку.
  Пер и Лиза сильно горевали, за
маму тревожились. Но отец успокоил:
никакой опасности нет, мама скоро
вернется из больницы, больше недели
не пробудет. Полно плакать-то. Хо-
рошо, мама не видит, она бы только
огорчилась.
  Словом, такой переполох был,
что про Тома-то и забыли. А он, как
явились на сетер незнакомые люди,
по кошачьему обычаю ушел с глаз,
решил в лесу отсидеться. Только
вечером воротился - и застал пустой
дом. До того растерялся: стоит
на крыльце, ничего понять не может.
Почему так тихо? Куда девались Пер
и Лиза? Неладно что-то: ведь они
всегда в это время на дворе
играют!..
  Он подошел к двери, прислушался.
Тишина! Как, папы и мамы тоже в до-
ме нет? Небывалое дело. Том поднял-
ся на задних лапах, царапнул дверь,
мяукнул. Не отворяют. Попробовал
еще раз позвать, еще... Никого.
И Том, обиженный и покинутый,
забрался на сеновал и лег там
на свежем сене.

  Мамина болезнь так встревожила
Пера и Лизу, что им было
не до Тома. И только дома Пер вдруг
вспомнил: Том остался на сетере!
  - Папа! Мы забыли Тома! -
закричал он, а у самого слезы
по щекам бегут.
  Глядя на него, и Лиза расплака-
лась.
  Надо же так: беда за бедой!
  Отец постарался их утешить,
обещал в ближайшие же дни съездить
на сетер, забрать кота. Мало-помалу
дети успокоились. Сейчас они прежде
всего думали о маме, очень хотелось
поскорее ее увидеть. Главное -
мама, потом уже Том! Но и друга не
забывали, все старались представить
себе, как он там живет один.
Конечно, хуже всего ему без молока
обходиться. Привык ведь пить вволю
и утром и вечером, в любое время
дня! Ничего, напьется воды из жело-
ба возле сарая, где ставили молоко
остывать...
  Как-то так получилось, что все
не мог папа выбрать время съездить
за котом. То одно, то другое -
без мамы сразу хлопот прибавилось.
Пер и Лиза считали дни, не могли
дождаться ее возвращения. И вот уже
осталось только две ночи. Ночью
всего хуже было: увидят маму во сне
и просыпаются. Потом уснуть
невозможно.
  Наконец мама приехала! Они
думали, что ее еще совсем слабую
привезут, а она как ни в чем не бы-
вало сидела в автомашине, разве что
осунулась немного и побледнела. Пер
и Лиза на радостях чуть не сбили ее
с ног. Весь день не могли от мамы
оторваться.
  А когда настал вечер, снова
вспомнили про Тома, и так его жал-
ко... Мама-то дома уже, теперь Том
все мысли занял. Видя, как огорча-
ются дети, папа сказал, что завтра
непременно отправится на сетер
и привезет кота.
  Еще не рассвело как следует,
когда он сел на свой велосипед.
К багажнику был привязан длинный
ящик. Теперь уж в корзине Тома не
увезешь: не поместится! Пер и Лиза
вышли на крыльцо проводить папу.
Скоро они опять увидятся с Томом!

  До чего же длинной показалась
Тому эта неделя... Дни тянулись
чередой, а на сетере все тихо, ни
души. Нет-нет да подойдет к двери и
царапается, зовет. Никакого ответа.
Один раз он даже в окно заглянул
снаружи. Стал на задние лапы, вытя-
нулся во весь рост и увидел: пусто
в доме. Том испугался, до тех пор
ему все как-то не верилось, что
никого нет. Куда подевались папа и
мама? Где Пер и Лиза? Непонятно...
  Жалобно мяукая, Том пошел
на сеновал. Он теперь все время там
ночевал. Ему снились Пер и Лиза,
душистое молоко, рыба, которую
ловил Пер.
  Утром Том просыпался совсем
расстроенный и спускался к желобу
напиться воды. Потом шел на охоту.
Притаится возле мышиной норы
и ждет, когда мышь выйдет. Тут
большое терпение нужно, а у Тома
от голода живот подводило. Посидит-
посидит, не дождется добычи и идет
к двери, звать пропавших хозяев.

  Подоспей отец на полчаса раньше,
и все было бы хорошо. Но его опере-
дили двое мальчишек. Два подростка
с соседнего сетера пошли на рыбал-
ку, захватив с собой малокалиберную
винтовку, которую взяли без разре-
шения. На крыльце чужого дома они
увидели здоровенного кота. Один из
мальчишек прицелился и выстрелил.
Пуля попала в каменную плиту рядом
с Томом. Он высоко подпрыгнул,
потом огромными скачками помчался
мимо коровника в лес.

  Где только не искал отец: на
сеновале, в коровнике, даже под дом
заглянул между камнями.
  - Кис-кис! Где ты? Том, Том,
выходи!
  Достал из рюкзака бутылку молока,
налил полное блюдце и снова стал
кликать. Том не появлялся. Тогда
отец вошел в дом, затопил печь,
приготовил себе кофе. Нарочно
не спешил, надеялся, что кот еще
придет. Уж очень ему не хотелось
без Тома домой возвращаться.
  Но вот и кофе выпито. Снова отец
вышел на крыльцо и покликал. Потом
надел куртку и обошел ближние луга.
Может, Том в засаде у норки лежит,
мышь подстерегает, как летом
бывало?
  - Том, Том, иди сюда! Кис-кис!
Где ты?
  Вот беда-то! Нету кота. Видать,
придется без него домой ехать.
Ищи не ищи - толку чуть.
  Все-таки, прежде чем уходить,
отец еще посидел на крыльце.
То туда, то сюда поглядит: не пока-
жется ли Том. И на сеновал еще раз
поднялся, все сено перерыл, хотя
отлично знал, что не станет кот
прятаться там в такой погожий день.
Конечно, не нашел. Тогда он взял
пилу и выпилил для Тома ход
в наружной двери, чтобы мог войти,
когда захочет. Из старой овчины
сделал на кровати хорошую постель.
Складывает, чтобы помягче было,
а сам с грустью думает о том, что
бедняге Тому не миновать зимовки на
сетере. Ох, и туго ему достанется!
Одичает небось и будет сторониться
людей. От таких мыслей настроение
у отца совсем испортилось. Что он
теперь дома скажет?
  А Том, когда отец, отчаявшись,
поехал домой, пристально следил
за ним из-за кочки. Пуля, которая
ударила так близко, и звук выстрела
напугали кота. Он теперь боялся
человека: вдруг опять выстрелит!
  Прежде Том таким не был. Но после
того, что приключилось утром, он
уже начал дичать.

  Как же горько плакали Пер и Лиза,
когда отец вернулся без Тома! Он им
обещал, что вскоре опять съездит
на сетер, только после этого они
немного успокоились. Да и нечего
тревожиться пока: погода теплая, до
снега далеко. Правда, осень вот-вот
начнется, будет Тому и зябко,
и голодно. Ничего, мышей ловить он
умеет, а там, глядишь, и покрупнее
добыча подвернется. С питьем,
конечно, хуже: ведь он привык
к молоку. А впрочем, чего голову
ломать: отыщется Том, отец в этом
не сомневался. И мама была уверена,
что отыщется.

  Встреча с мальчишками насторожила
Тома, он никак не решался подойти
к дому. Все-таки вечером он вышел
из-за коровника. Идет медленно-мед-
ленно и оглядывается по сторонам:
не стреляют? Наконец отважился под-
няться на крыльцо. Сжался в комо-
чек, чтобы не приметил кто, и ждет.
Боязно как-никак. Потом поднялся на
задние лапы, царапнул дверь, помяу-
кал. Том чувствовал, что ни Пер с
Лизой, ни папа с мамой не причастны
к страшному звуку. Застать бы их
дома, а уж они его в обиду
не дадут. И он опять стал царапать
дверь, громко жалуясь.
  Вдруг он увидел отверстие. Гибким
звериным движением скользнул
в лазейку и очутился в сенях. Нашел
блюдечко с молоком, которое отец
поставил, и ну лакать, да так
жадно, точно в жизни не пробовал.
Непонятно, откуда молоко? Неужели
кто дома есть? Том прислушался:
из комнаты ни звука. Дверь была
приотворена, и он вошел. Удивленно
поглядел кругом - ему все не вери-
лось, что ни Пера, ни Лизы нет, ни
папы, ни мамы. И когда он убедился,
что это так, то протяжно и жалобно
замяукал. Потом прыгнул на постель,
которую ему приготовил отец. Тепло
и уютно... Том даже замурлыкал. И
так странно звучало это мурлыканье
в опустевшем доме.

  Снова отец приезжал на сетер -
и снова напрасно. А тут и осень:
леденящий дождь, тоскливый вой
ветра под стрехами. До того сыро
и неприветно на дворе, что Том
по многу дней в доме отсиживался.
Будто прихворнул - бывает так с
котами в ненастную погоду. Уж когда
очень голод доймет, выйдет в сени,
закусит мышкой, потом к желобу -
воды напьется. Иногда Том подходил
к пустому блюдцу и долго обнюхивал
его, удивлялся: где молоко?
Но хозяев искать уже перестал. Пер
и Лиза, мама и папа - все куда-то
подевались. Разве что во сне их
увидит - и всплакнет, и лапами пе-
ребирает, точно бежать хочет к ним.

  В эту мрачную осеннюю пору Том,
что ни дальше, все больше дичал.
Мыши почти перевелись, такому ог-
ромному коту еды никак не хватало,
и он решил попытать счастья в лесу.
Раза два пробовал глухарку схва-
тить, самую малость промахнулся,
из-под носа ушла добыча. И злой же
он домой возвращался: скверно
на голодный желудок спать ложиться.
  Но однажды утром приключилось та-
кое, после чего Том стал настоящим
охотником. К этому времени он так
вырос, что его можно было принять
за рысь. Вот только мех не рысий,
да уши без кисточек, и движения
не те.
  До того дня Том по-настоящему
не встречался с лесными зверями,
раз только видел, как промелькнула
лиса. А тут, юркнув утром через ла-
зейку на двор, Том у самого крыльца
застал лису. Она играла мышью,
которую здесь же поймала. От неожи-
данности он подпрыгнул, фыркнул,
а лиса бросила добычу - и на него!
Да так быстро, что Том не успел об-
ратно в лазейку шмыгнуть. Подскочил
высоко в воздух, перелетел через
разбойницу и опрометью помчался
к коровнику. Лиса - за ним!
  Известно: кот на дерево, на стену
деревянную стрелой взлетит, и ни
одна лиса его там не достанет. Но,
видно, Том растерялся, с разбегу
забился в угол, и никуда ему хода
нет. Теперь уже выбора никакого,
драться надо, коли хочешь быть жив!
А лиса - ближе, ближе, медленно
так, осторожно... И вдруг прямо на
Тома прыгнула, хотела ему шею пере-
грызть своими зубищами. Да ведь и
он не зевал! Как ни проворна лиса,
кот еще проворнее. К тому же
противник ей попался на редкость
большой и сильный, весом ничуть не
меньше ее. И получилось, что не ли-
са на кота, а Том лисе на загривок
вскочил и впился зубами,
не оторвать.
  Что тут было в коровнике - бой!
Лиса выла, каталась по земле, и так
и сяк норовила Тома схватить. Кот
рвал ее когтями, зубами, в тесном
стойле шерсть клочьями летела. Лиса
как бешеная билась, все старалась
сбросить кота. Не тут-то было! Его
когти впивались все глубже, страш-
ные царапины исполосовали лисью
голову. Как ни билась лиса, как ни
визжала, Том ее не отпускал. И раз-
бойница не выдержала, с диким воем
кинулась наутек. Будто огненная
стрела вылетела из коровника. Это
улепетывала через луг лиса, которую
оседлал огромный котище. Теперь Том
просто не решался ее отпустить.
Тогда разбойница ринулась в самую
чащу леса, чтобы его сшибло
ветками. Ей посчастливилось: низко
висящий сук зацепил Тома и отбросил
назад, а лиса, не останавливаясь,
умчалась прочь.
  Том тоже побежал домой на сетер.
Добежав до крыльца, сел, стал умы-
ваться, приводить себя в порядок.
Потом юркнул в дом и лег на свою
мягкую постель. Несмотря
на жестокую схватку, у него не было
ни единой царапины.
  С того дня Том лисам дорогу не
уступал. И они будто знали, с кем
имеют дело. Как приметят Тома,
за сто шагов обходят.

  Чтобы не погибнуть с голоду в го-
рах, надо было охотиться, охотиться
всерьез. Ведь Тому теперь еды
требовалось чуть ли не столько же,
сколько рыси. Он отощал, облез. Мы-
ши да несколько кротов - вот и все,
что ему удавалось добыть до сих
пор. И Том на целые дни, дотемна,
стал залегать в засаду, подстерегая
в лесу птиц, которые купались
в снегу.
  Да-да, выйди зимой тихонько в лес
и увидишь, быть может, как глухарь
купается в холодном сухом снегу.
Впрочем, чаще только взмахи тяжелых
крыльев услышишь - очень птица
чуткая, трудно подойти неприметно.
Взгляни-ка: вон ямка, вон следы и
перья там, где лежал глухарь, когда
ты спугнул его. Он и сейчас где-ни-
будь поблизости, в эту пору глухарь
далеко не улетает. Сидит на дереве
рядом и ждет, когда ты уйдешь,
чтобы снова затеять свое купанье.
  Первые неудачи не обескуражили
Тома, он решил действовать хитрее.
Сразу за коровником стояли две
большие сосны, возле которых Том
прятался в засаду. А что, если
незаметно влезть на дерево и прита-
иться на нижнем суку? И когда птицы
устроят возню в снегу, он на них
сверху прыг!..
  Рано утром Том пошел туда, к сос-
нам. До чего же снег глубокий и хо-
лодный! Кот поминутно останавливал-
ся и тряс то одну, то другую лапу.
Вот так снег, прямо обжигает, и
больно как! Но голод подгонял Тома
вперед, и понемногу лапы привыкли.
  Солнце позолотило горы на восто-
ке. Красивый морозный день... Бе-
резки на склонах окутались пушистым
инеем. Солнечные лучи дотянулись
до белых макушек и превратили иней
в сверкающие алмазики.
  Вот и сосны. А может, птицы уже
здесь? Том внимательно посмотрел.
Пока нет... Пожалуй, лучше та сос-
на, что потолще, - и ветви длинные,
почти до земли свисают. Как раз под
ветвями вмятины на снегу, где птицы
лежали. Том на самый конец ветки
пробрался и лег, словно сросся
с ней. От его тяжести она даже
закачалась.
  Но до чего же лапы мерзнут! Том
поджал их под себя, собственным
мехом накрыл. Так-то теплее будет.
А теперь внимание! Скоро должны
появиться птицы...
  И действительно: долго ждать не
пришлось. Едва в снег под соснами
вонзились первые солнечные копья,
как откуда-то сверху на больших
красивых крыльях бесшумно
спустились глухарь и две глухарки.
Вот сели, взметнув вихрем снег.
Под лучами солнца перья глухаря
отливали голубой сталью. Блестели
карие бусинки глаз.
  Одна из глухарок приземлилась как
раз под Томом, в старой ямке. У не-
го даже зубы застучали: бывает так
с голодными котами, когда они рядом
добычу видят. Беспокойно задергался
длинный черный хвост...
  Том тихохонько повернулся, чтобы
удобнее было прыгать. Густая хвоя
совершенно скрывала его, и глухарка
ничего не заметила.
  Готово... Том напряг ноги, чуть
переступил - и с размаху упал птице
прямо на спину!
  И вот уже Том волочит добычу по
глубокому снегу. Тяжелая! То и дело
кот с головой проваливался в суг-
роб. Протащит немного - отдохнет,
а заодно кусок дичи проглотит,
уж очень проголодался. Так он мало-
помалу добрался с добычей до дома.
На крыльце возле лаза выпустил,
шмыгнул внутрь, а уж потом лапой
втянул за собой глухарку. В сенях
опять схватил зубами и отнес
в комнату.
  С этого дня Том, когда хотел
поймать птицу, поступал в точности,
как рысь: затаится на дереве и
падает сверху на добычу. Чаще всего
этот способ приносил удачу, редко
птица оказывалась проворнее его.
Теперь Тому еды хватало. Вот
с питьем было хуже: вода в желобе
замерзла. Но он и тут изловчился.
Полижет лед и утолит жажду.
  Под самое рождество приключилось
нечто совсем удивительное. Том уже
всяких зверей успел повидать -
зайца и лису, лося и оленя, а возле
реки как-то повстречался даже
с выдрой. Долго они стояли и шипели
друг на друга, вдруг выдра нырнула
в лунку и исчезла. Том даже оторо-
пел, не мог поверить своим глазам:
ушла под лед - и нету! Небывалое
дело! После он часто приходил на
это место, хотелось еще раз посмот-
реть на странного зверя. Но выдра
больше не показывалась.
  А в этот день Том встретил в
лесу... кота! Да-да, обыкновенного
кота. Взъерошенного, тощего,
не такого большого, как сам Том, но
все же похожего на него и его мать.
Обычно Том всех зверей встречал
шипением, а тут промолчал. Шагнул
ближе, еще... Чужак фыркнул на него
и стал пятиться. Ясно, драки не бу-
дет. Да Том не хотел вовсе драться
со зверем, в котором узнал подобие
самого себя. Мало того что заморыш,
еще и хромой, волочит заднюю
лапу...
  А с этим котом вот что было: два
года назад его бросили на сетере
хозяева. Они были не такие, как Пер
и Лиза и их родители, они животных
не любили. Кота привезли, только
чтобы мыши в сарае не водились, не
портили масло и сыр. Они так рас-
суждали: захочет вернуться с ними
домой - хорошо, останется - горя
мало; дома, в долине, еще две кошки
есть, к тому же с котятами. И
уехали, ничуть не заботясь о судьбе
своего Пелле. Он пристрастился
бродить по лесу; в день переезда
вернулся вечером на сетер, а там
уже пусто, ни души.
  Просто диво, как Пелле до сих пор
жив остался. Сколько раз от лисы
еле ноги уносил, а однажды за ним
коршун погнался. Совсем недавно
опять лиса напала. Хорошо, успел
на березу вскочить, и все же задняя
лапа, правая, пострадала от зубов
разбойницы. Оторвать не оторвала,
но цапнула крепко, а тут еще
морозы, и рана воспалилась.
  У Пелле уже вторая зимовка нача-
лась. Измучился, бедняга, отощал,
кожа да кости. Добытчик он был
никудышный, за себя и то постоять
не мог как следует.
  Том смело подошел к нему. Пелле
окончательно оробел, даже не шипел
больше. Они постояли, обнюхивая
друг друга. Неожиданно Том замурлы-
кал, потерся о беднягу боком, точно
старого друга встретил. Пожалел он
Пелле, стал рану зализывать, да так
усердно, что тот едва на ногах
устоял.
  Немного погодя Том повернулся
кругом и пошел по тропе обратно.
Домой пора! Как бы увести чужака с
собой? Он оглянулся, мяукнул, точно
говоря: "Пошли! Со мной тебе нечего
бояться!" И чужак как будто понял
его - медленно заковылял следом на
трех ногах. Хоть и трудно ему было
поспевать, они в конце концов
добрались до сетера.
  Вечером на овчине, которую папа
постелил для Тома, лежало двое; Том
с края, чтобы охранять нового дру-
га. То и дело он принимался лизать
раненую ногу Пелле, а тот тихонечко
мурлыкал.
  С того дня два одичавших кота
стали держаться вместе. Ведь и лю-
ди, коли трудно придется, помогают
друг другу. Том старался не остав-
лять гостя надолго одного. Наловит
мышей на сеновале и несет в дом.
Поедят вместе, потом идут к желобу.
Зрелище небывалое: два одичавших
кота, стоя рядом, облизывали
ледяные натеки. Утолив жажду,
возвращались в дом, где Том остался
за хозяина.

  - Папа, к рождеству ты должен его
привезти! - твердили Пер и Лиза.
- Какой же это будет праздник
без Тома!
  Оба чуть не плакали от огорчения.
  - Он же зябнет там в горах, -
сказал Пер.
  - И голодает, - подхватила Лиза.
  Тревога за Тома всех угнетала.
Ведь все равно что член семьи был,
а теперь вот - на сетере, за много
километров от людей. Небось одичал
уже, к человеку близко не подойдет.
Сколько случаев известно: оставь
кота в горах на несколько недель -
непременно диким станет. А Том
полгода людей не видал. Папа и мама
огорчались не меньше детей. Такой
славный кот - и на тебе, в беду по-
пал! Будто без него мало животных,
которые беспричинно страдают. Пусть
кот не корова, все равно человек
за него в ответе. Такое же живое
существо, и уж коли взялся - пекись
о нем как положено. Кто о животных
не заботится, хорошим человеком не
будет, неполноценный это человек.
  - В крайнем случае, - сказал
отец, - придется ружье с собой
взять. Лучше застрелить Тома, чем
обрекать на мучения и погибель.
  Что тут было! Пер и Лиза из себя
выходили, добивались от папы,
чтобы дал слово ружья не брать,
не убивать Тома!
  - Не поймаешь сейчас - приманим
летом, как на сетер приедем, -
сказал Пер.
  И оба дружно закричали:
  - Только не убивай Тома, папа!
  - Ладно, ладно, не стану, -
успокоил их папа.
  Разве ему самому этого хотелось?
Он ведь почему предложил: Тома
пожалел, понимать надо. Но дети не
унимались, твердили свое: верни им
кота домой к рождеству, да и толь-
ко. А разве это возможно?.. Папа
обещал: он сходит на лыжах на се-
тер, - но даже если посчастливится
увидеть Тома, не приманишь его те-
перь. Небось дикий стал, все равно
как зверь лесной!
  Как бы то ни было, обещал -
надо идти. Накануне рождества отец
стал на лыжи и отправился в путь. И
припасы захватил: бараний бок и бу-
тылку молока. Пусть Том, коли жив,
встречает праздник сытым! Лаз
для него оставлен, - если догадался
использовать, хоть спит в тепле. Не
должен такой сильный кот пропасть с
голоду в горах, лишь бы его лиса не
задушила. Ведь рассказывают же про
котов, которые сами ходят на охоту
и приносят добычу из лесу! А Том
и на кота не похож, такой здоровен-
ный! Что ему стоит глухарку
задавить. Пожалуй, с ним даже лиса
не справится. Не всякий зверь
померяется проворством с котом,
в схватке он яростный и жестокий
враг, его когти страшное оружие.
Словом, не сгинет Том, не пропадет.
А вот удастся ли приручить его
опять - еще вопрос. В этом вся
беда. С того самого дня, как Тома
забыли в горах, у всех душа не на
месте... Заставили вот слово дать,
что не застрелит кота, а ведь
лучше бы сразу его прикончить -
дикая жизнь хуже смерти.

  Возле сетера отец увидел следы.
Весь снег вдоль и поперек исчерти-
ли, кое-где настоящие тропки про-
топтаны. От радости он чуть "ура"
не закричал. Жив Том! Отец поспешил
подъехать к дому: вдруг кот там -
тогда закрыл лаз, и готово,
не уйдет. Как бы ни одичал Том, все
равно справлюсь! Опасно? Ничего,
лишь бы на рождество кот был дома,
у Пера и Лизы. Торопливо снимая лы-
жи подле крыльца, отец думал, что,
если бы можно деньгами помочь, он
бы любую цену дал - заполучить бы
Тома домой. Еще раз посмотрел: все
правильно, следы сходятся на дорож-
ке, которая ведет к лазу в двери.
Теперь снять рюкзак, прикрыть им
отверстие... Готово. И он рванул
дверь, хотел вскочить внутрь и тот-
час захлопнуть ее за собой. Какое
там! В тот же миг что-то юркнуло
у него между ногами, какой-то зверь
прыжком очутился на снегу. Так
быстро это случилось, что отец не
успел и рукой пошевельнуть. Зверь
выбрался из сугроба - ну да, кот,
но какой-то другой, не Том, вот те
на! Небольшого росточка, грудь
и живот белые, только спина черная.
Опомнившись, отец позвал его:
  - Кис-кис-кис! - и протянул руку
к коту.
  И тут он окончательно растерялся.
Из сарая вышел... Том, сам Том! Ог-
ромный, черный, вдвое больше этого
тощего котишки! У отца даже голос
пропал от неожиданности: стоит,
смотрит и слова вымолвить не может.
Зашагал было по глубокому снегу
к меньшему коту, вдруг остановился,
глядя на Тома. Точно только сейчас
до него дошло, что это действитель-
но Том, не привидение какое-нибудь.
  - Том, Том, котище дорогой, Том,
иди сюда!
  Даже голос дрожал у отца. "Неужто
не поймет, что я с добром? А?!
Ведь дома Пер и Лиза так его ждут!"
  А Том словно окаменел, лишь
зрачки то расширятся, то сузятся.
Вдруг - какое-то движение: это чу-
жой кот бросился наутек. Огромными
скачками через снег к коровнику.
Отец сразу приметил, что у того
неладно с задней лапой.
  - Бедняга! - вырвалось у него.
  Тут и Том не выдержал. Присел,
весь сжался - прыжок, еще, догнал
чужака, и вместе мимо коровника они
припустились в лес.
  С болью в сердце отец провожал их
взглядом. Разок-другой окликнул еще
Тома, потом вошел в дом, растопил
печь, поставил воду для кофе...
Ага, овчиной пользовались - на ней
и вокруг нее кошачий волос. И то
ладно, значит, Том нашел свою
постель! А чужак, откуда бы он ни
взялся, все-таки друг, Тому не так
одиноко. Вот и хорошо...
  Уже давно домой пора, а отец
все еще мешкал, все надеялся, что
Том покажется и можно будет его
приманить. Но коты не появлялись,
ни тот, ни другой. Ладно, хоть то
утешение, что добрые вести приве-
зет. Том жив-здоров, сытый на вид.
Есть приют, есть друг-товарищ. И
выходит, пока рано надежду терять.
  Отец достал большой нож и разре-
зал бараний бок. На полу возле печ-
ки положил куски мяса. Рядом блюдце
поставил, налил молока. Друзьям
не придется голодать в праздник!
  Домой отец шел не торопясь. Пада-
ли большие-большие снежинки, совсем
побелили ему плечи. Тихо в лесу,
ни звука. Он задумался, и ноги шли
сами, руки сами взмахивали палками.
  Отец Пера и Лизы любил животных.

  Вечером, уже в сумерках, коты
осторожно подкрались к сетеру. Луч-
ше быть начеку! Пелле давно успел
позабыть человечий голос: ведь у
него никогда не было друзей - маль-
чика и девочки, которые заботились
бы о нем. А с Томом что-то странное
творилось: и боязно, и в то же вре-
мя что-то полузабытое родилось в
памяти, когда отец так ласково звал
его. Не пустись Пелле наутек, он,
может, и не побежал бы - такое при-
ятное чувство вызвала в нем челове-
ческая речь. Ему даже почудились
еще два далеких голоса, потоньше;
ведь сколько раз его кликали Пер и
Лиза... Только это он и помнил те-
перь, а как дети брали его на руки,
гладили - забыл. Будто стена
отгородила Тома от прошлых событий.
Сегодня, когда отец его кликал:
"Том, Том!" - в этой стене словно
отворились ворота, но тут же снова
захлопнулись, едва Пелле побежал.
И теперь, чем ближе к двери, тем
сильнее тревожился Том. Что, если
в доме есть кто? Пахнет дымом...
  И боязно, и хочется, чтобы кто-
нибудь был; вот ведь что странно.
Оба кота замерли перед дверью,
прислушались. Тишина. Юркнули в
лаз, постояли перед второй дверью,
но мясной дух был таким заманчивым,
что они поспешили войти и стали
уписывать жареную баранину. А после
Том за молоко принялся, совсем
как в былые времена. Пьет, а сам
нет-нет да поднимет голову - глядит
во все стороны, прислушивается.
  Снова ему слышалось: "Том, Том!"

  - Как там наш Том сегодня? -
беспокоилась Лиза. - Неужели в лесу
праздник встречает?
  Только что кончился праздничный
ужин, предстоял хоровод вокруг
елки. Услышав, как хорошо Том
устроился на сетере, Лиза и Пер
обрадовались. Ничего, что папа не
смог его поймать. Главное, Том жив
и получил рождественское угощение.
А летом они сумеют его приманить!
  - Конечно, в доме! - ответил
отец.
  И мама добавила:
  - Сегодня он вместе со своим
другом вдоволь мяса поест, напьется
молока. Будет у них праздник
не хуже, чем у нас!
  Пер и Лиза улыбались. Кончились
все тревоги, придет пора -
Том опять будет дома! Пер ничуть
не сомневался в этом.
  Папа и мама согласились:
мол, конечно, будет. Но озабоченные
взгляды, которыми они обменялись,
говорили иное. Ведь это почти
невозможное дело - приручить
одичалого кота...

  Пелле совсем выздоровел, рана на
задней лапе затянулась, чуть-чуть
только прихрамывал. Весь день
он вместе с Томом по лесу бродил,
ни на миг с ним не разлучался. Том
был атаманом, всегда шел впереди.
За его спиной Пелле чувствовал себя
спокойно, ведь Том ничего не стра-
шился, разве головой поведет, если
мелькнет за деревьями рыжий лисий
хвост. Поначалу-то Пелле вздрагивал
и бросался на ближайшую сосну
или березу. Но потом он приметил,
что лисы не смеют на Тома нападать,
и перестал так бояться. Ведь он на
себе испытал силу друга, когда они
дома затевали возню. Конечно, Том
его шутя тузил, для потехи, да уж
больно лапа тяжелая, Пелле от его
тумака кувырком летел.
  А однажды Том встретил в лесу
зверя, который оказался посильнее
его...
  В тот день друзья отправились
на охоту. Оттепель и мелкий дождь
съели почти весь первый снег, зато
сверху застыла твердая корка, по
которой коты могли идти не провали-
ваясь. Как всегда, впереди трусил
Том; Пелле семенил следом, такой
махонький рядом со своим рослым
другом.
  Вдруг на тропе перед ними -
зверь. Как из-под земли вырос.
Друзья остановились. Вот так чудо-
вище! Роста невысокого, и длиной
не больше лисы. Зато какое грубое,
плотное сложение, голова плоская,
толстые, косматые лапы...
  Выгнув спину, Том зашипел, даже в
горле что-то заклокотало. И припал
к снегу, сжался, а голову вперед
вытянул, и глаза его стали больши-
ми, желтыми. Пелле, стоя за ним,
рыскал во все стороны взглядом,
измерял расстояние до ближайшего
дерева. Чуял он: надвигается гроз-
ная опасность. Хоть Пелле не видел
прежде этого зверя, но чувствовал,
что он пострашнее лисы. А Том,
помня свою победу над лисой,
изготовился к схватке. Глаза его
стали еще желтее, высунулись кривые
когти...
  До сих пор странный зверь стоял
неподвижно, не сводя глаз с Тома.
Вдруг тронулся с места и пошел пря-
мо на него. И походка-то необычная,
скользящая, не то идет, не то
бежит.
  Ближе, ближе...
  Том точно врос в снег, глаза его
метали искры.
  А зверь словно не признавал ника-
кой опасности, знай наступает, метя
мехом снег. Он будто плыл, качаясь
на толстых лапах.
  Том напрягся... Прыжок! Словно
расправилась стальная пружина! И
взрыв - это когда два зверя встре-
тились. Закружились, завертелись
колесом по снегу в вихре клочьев
шерсти! А Пелле стрелой метнулся
вверх по сосне.
  Визг, вой, рычанье...
  Битва продолжалась - не разбе-
решь, где Том, где зверь. И уже
красные пятна на снегу. Внезапно
один из противников вырвался
из схватки и взлетел в воздух. Том!
Спасаясь бегством, он ринулся
в лес. Пелле - за ним, соскочив с
дерева. А зверь встряхнулся и за-
трусил вдогонку за котами. На плос-
кой голове меж ушей алела кровь.
  Том и Пелле, не теряя времени,
шмыгнули в свой лаз в двери.
  Когда зверь подоспел к сетеру,
они сидели уже на чердаке.
  Зверь понюхал дверь, сунул плос-
кую голову в дыру, снова понюхал.
Капельки крови падали с его морды
на каменную плиту крыльца. Он не
очень-то был расположен продолжать
драку, да и не пролезть, великоват
для такого лаза.
  Зверь еще постоял, нюхая и слизы-
вая кровь с морды. Потом побежал
прочь странной трусцой, метя мехом
снег.
  Росомаха - вот кто это был.

  После схватки с росомахой - самым
сильным и опасным из всех лесных
хищников - Том и Пелле много дней
не выходили из дома. Длинная глубо-
кая рана протянулась вдоль спины
Тома. Он и Пелле попеременно зали-
зывали ее. Страшный коготь росомахи
такой след оставил, что просто
чудо, как Том выжил. Первые дни
после боя он был совсем плох.
  Когда же они наконец снова вышли
на охоту, Том уже не был таким са-
моуверенным. Внимательно смотрел во
все стороны: не покажется ли серый
зверь с плоской головой и толстыми
косматыми лапами. Зверь, который в
десять раз хитрее лисы и в двадцать
раз сильнее ее. Не так уж велик
ростом, а может убитого олененка
и десять и двадцать километров
тащить!..
  Во время одной из своих вылазок в
лес Том и Пелле приметили на боль-
шой сосне потешного зверька. Долго
они глядели, как юркий комочек
быстро скачет с ветки на ветку.
Вдруг Том как сорвется с места -
и к сосне, и шорк, шорк когтями,
вверх по стволу ринулся, раздирая
кору. Держись, зверушка! Добрался
до первого сука и запрыгал с ветки
на ветку.
  А белка (это она была) языком
щелкает, точно подбадривает его:
"Давай! Давай!" Длинный бурый хвост
лежит на ветке, так красиво распу-
шился. Глаза Тома огнем пылали:
сейчас я тебя! Вот уж совсем близ-
ко, одним прыжком достать можно,
да больно густо ветки растут.
Ничего, не уйдет. Не знал наш Том,
что за создание белка, до сих пор
не встречал ни разу.
  И вот уже осталось только лапу
протянуть. Вдруг белка - прыг! Ле-
тит в воздухе, хвост метлой. Миг -
она уже на другой ветке, гораздо
выше, и опять языком прищелкивает,
точно дразнится. А почему ей и
не подразнить кота? Она великолепно
знала, что ему за ней никак
не поспеть. Нет того зверя, который
угнался бы за белкой на дереве. Вот
если она спустится вниз на землю,
там лиса и другие хищники могут
легко ее схватить.
  Том опять стал подкрадываться к
проказнице. Рассердился, решил хит-
ростью взять, двигался тихонечко.
Какое там: в последний момент белка
шмыгнула еще выше. Сидит на ветке
и так противно щелкает, что Том от
злости зубами застучал. Кто бы мог
подумать, что этакую малявку так
трудно поймать! Он снова за ней -
опять улизнула, едва он лапу занес,
чтобы схватить ее. Быстро, как
ветер, взбежала на самую макушку
дерева, царапая кору маленькими
коготками.
  Ну хорошо же! Сильный и ловкий
кот метнулся следом. На ходу
прикинул взглядом: все, попалась!
Вверху ветки совсем короткие, нику-
да не денешься, один путь: вниз по
стволу. И быть тебе у Тома в зубах!
  Легко так, играючи, белка вскочи-
ла на конец самой верхней ветки. За
ней! Том изогнулся для последнего,
решающего прыжка. Рывок - длинное
кошачье тело распласталось
в воздухе, лапы вытянуты: схватить!
И в тот же миг белка оторвалась от
дерева, плавно, красиво пролетела,
руля хвостом, и опустилась
на соседней сосне.
  Том упал на то самое место, отку-
да прыгнул, но тут ветка подалась
под его тяжестью, и полетел он
вниз, только в ушах засвистело. Де-
сять метров летел, со всего маха -
в снег! Выскочил из сугроба, уши,
глаза, усы - все снегом облепило. А
белка знай себе щелкает на соседней
сосне. И прыгает, словно пляшет,
распустив свой хвост.
  Том даже не стал глядеть на нее,
до того был сконфужен. Весь сжался
и побрел домой на сетер,
сопровождаемый верным Пелле.

  Зима в разгаре: дни короткие, но-
чи долгие, темные, трескучий мороз.
Под студено мерцающими звездами
звучит протяжный, голодный лисий
вой; среди скал, покрытых натеками
льда, жутким голосом ухает филин.
С крутого горного склона доносится
мяуканье рыси. Сидит голодная на
седой сосне, посеребренной морозом,
дрожит от стужи, добычу подстерега-
ет. В эту студеную, мрачную пору,
кто мог, все под снегом захорони-
лись. Крупная дичь в лесной чаще
укрылась: все ж не так холодно.
Чу! Опять рысий крик, хриплый,
жестокий, и зайчишку под заснежен-
ным кустом дрожь бьет от страха.
  Ох, не сладкая жизнь диким котам,
когда нечего есть-пить!.. Худые дни
наступили для сетерских жителей.
Лягут на овчине, прильнут друг
к другу, а кишки от голода сводит.
Хорошо еще, оба привыкли, что
раз на раз не приходится. Кое-как
перебивались, нет-нет да попадется
какая-нибудь мышь.
  Если же совсем невмочь станови-
лось, Том и Пелле шли в лес. Конеч-
но, в такой мороз нелегко птицу
высмотреть, она уже не "купалась" в
снегу, больше под густыми деревьями
пряталась. Но Том новую хитрость
освоил: обойдет вокруг дерева и,
коли приметит у самого ствола глу-
харку либо куропатку, вдруг прыгнет
в просвет между ветвей, напугает
птицу, она взлетит, забьется в
сучьях, тут ее и лови! Потом вместе
с Пелле по очереди волокут добычу
домой. Одной глухарки хватало им на
несколько дней. Дома уже весь пол
был усыпан обглоданными косточками.
  Пили как обычно - лизали лед
в замерзшем желобе. А если выдастся
день потеплее, подтает, удавалось
и водички полакать.
  Охотясь, Том и Пелле с каждым
разом заходили дальше в горы. Возле
сетера уже вся птица перевелась.
Слишком беспокойно: ни в снегу,
ни под деревьями нет спасенья от
котов. И вот лунными вечерами Том и
Пелле шли вверх по речке, по льду,
иногда сворачивая на берег.
  До чего же красиво - река змеится
точно серебряная лента, тут и там
исчерченная зубчатыми тенями елей.
И весело: на блестящем льду лапы
поминутно разъезжались в разные
стороны.
  Однажды Том и Пелле забрели
особенно далеко вверх по долине,
попали в незнакомые места. Здесь
по обе стороны реки было много
сетеров. В пустых коровниках друзья
поймали несколько мышей. А на одном
сетере пробрались через разбитое
окно в дом и попировали жильцами,
которых привлекли корки сыра
и другие объедки. От внезапного
нападения мыши растерялись,
заметались по полу и одна за другой
попались в лапы котам.
  Через то же окно друзья выскочили
наружу и продолжили свое путеше-
ствие по льду, по переливам лунного
света. Но что это - какой-то не-
обычный запах? Том и Пелле замерли,
потянули носом воздух... Запах при-
несло ветерком с берега, там стоял
сетер, из трубы которого еще стру-
ился дымок, хотя топили несколько
часов назад. Том узнал запах,
и опять в памяти его возродилось
давно забытое. Словно кто-то
окликнул его из бесконечной дали:
"Том, кис-кис, Том, иди сюда!"
  И он пошел к сетеру, часто оста-
навливаясь и ловя неслышные голоса:
"Том, иди сюда, скорей, Том!"
  Вот он уже на крыльце, стоит,
прислушивается. В доме тишина,
запах сильнее прежнего. Том вдохнул
воздух с дымком и снова услышал
зов: "Иди сюда, Том, кис-кис!"
  Пелле сидел поодаль. Он ничего
не слышал. Его этот запах только
пугал.

  Кто среди зимы обосновался на
сетере? Охотник Туре, кто же еще!
Он любил надолго забраться в горы;
захватив с собой ружье, капканы,
силки, переходил с сетера на сетер
и неделями домой не возвращался.
Люди только дивились, как ему там
не страшно одному. Гоняет на лыжах
по буграм да по скалам, долго ли
ногу сломать? А в горах, вдалеке от
села и людей, перелом ноги - это же
верная смерть! Соседи ему так и
говорили: мол, не ходи в одиночку,
пропадешь. Да разве его
урезонишь... Туре надеялся на себя
и на свои силы, любил ходить сам
по себе, без попутчиков.
  А охотник он был славный, любому
известно. Ни разу еще не возвращал-
ся домой с пустыми руками, по птице
бил влет почти без промаха -
конечно, если расстояние не слишком
большое. Издали, наудачу стрелять
не любил, зря пороха не переводил.
Туре вообще не жаловал расточитель-
ства. Еды брал с собой самую
малость: несколько буханок хлеба,
патоки немного, килограмм маргари-
на. Нередко случалось задержаться
в горах дольше, чем было задумано.
Кончится патока, кончится
маргарин - ест сухой хлеб. А потом
и хлеб весь выйдет. Ничего, Туре
не пропадет: зажарит на углях зайца
или рябчика - вот и перебился.
  Зато идет домой с охоты - и пти-
цу, и зайцев несет. Раз даже росо-
маху добыл, хорошие деньги за нее
выручил и отложил впрок. Люди гово-
рили, у него уже немало накоплено.
  Вдоль рек и речушек Туре капканы
ставил, на выдру. Шкурка выдры
дорого стоила, а он, как зима,
три-четыре шкурки добудет, это уж
точно.
  Сегодня он только под вечер с гор
спустился, за день до того умаялся,
что не стал даже капканами
заниматься, наскоро перекусил -
и спать.
  Медленно, словно нехотя шли Том
и Пелле прочь от сетера. Том на сей
раз позади брел, жалко было ему по-
кидать место, которое вызвало такие
добрые воспоминания из далекого
прошлого. Нет-нет, мотнет головой,
тихонько мяукнет. Совсем было
от Пелле отстал, вдруг сорвался
с места, налетел на друга и шутя
цапнул его за ухо. Так у них обычно
начинались дружеские потасовки. И
вот уже оба кота покатились кубарем
по серебристому льду...
  А потом затрусили по речке домой.
Разбегутся и едут по льду. Потеха!
До самого дома продолжалась игра,
весь лед кошачьи следы исчертили.
Только у своего сетера друзья
свернули на берег. Спать пора.

  Утром Туре, как только проснулся,
достал из рюкзака два капкана
и пошел их ставить. Мимо сетера
протекал маленький ручеек. В том
месте, где он впадал в реку, вода
не замерзала зимой, и тут водилась
выдра. Туре уже поймал двух. А чуть
подальше от берега, на быстрине,
тоже была полынья. И здесь охотник
не раз примечал знакомые следы.
  Вышел Туре на крыльцо да и замер
на месте. Что за гости приходили
ночью? На ступеньках две цепочки
следов, один на кошачий похож, - но
откуда в здешней глуши быть кошке?
Второй след намного крупнее: рысий,
чей же еще! Да, но как это понять?
Кошка и рысь вместе не ходят!
А тут... Как ни смотри, один след
кошачий, точно. Но ведь невозможно
это, не может быть. Ладно, сперва
капканы поставить, потом можно
пройти по следу.
  Туре насторожил капканы, но тут
пошел снег и идти по следу уже
не было смысла. Охотник вернулся
на сетер и заварил кофе. Лучше
отдохнуть сегодня, все-таки вчера
тяжко пришлось. Не один десяток
километров отмахал, выслеживая
росомаху, совсем из сил выбился.
Нелегкое ведь это дело - росомаху
преследовать: она такая бродяга,
все горы исходит.
  Целый день Туре отдыхал. Вечером
снег прекратился, и перед сном
охотник проверил капканы. Ничего,
но следов в устье ручья множество -
и старые, и совсем свежие. За ночь,
глядишь, попадется...

  После снегопада установился трес-
кучий мороз. Яркая луна освещала
заснеженный лес леденящим мертвен-
ным светом. Коты лежали в доме
на овчине. Что-то тревожило Тома.
Он вспоминал вчерашний вечер, запах
дыма и человека. Нет-нет да и
соскочит на пол и ходит, мяукает.
Пелле удивленно смотрел на него
сонными глазами. В конце концов Том
вышел из дома. Как ни уютно на теп-
лой овчине, пришлось и Пелле за ним
отправляться. Он даже недовольно
мяукнул в сенях.
  Вниз по откосу на речку. Лед уже
не блестел, как вчера, - снегом
занесло. Лишь кое-где на открытых
местах порошу смело ветром. Впро-
чем, снегу выпало не так уж много,
и коты быстро шли вверх по реке к
сетеру, где побывали накануне. Тома
неодолимо влекло туда - еще раз
ощутить запах, который снился ему
всю ночь. Во сне он слышал опять
далекие, чем-то знакомые голоса.
  С каждым шагом росло нетерпение
Тома, он бежал все быстрей и быст-
рей. Пелле далеко отстал и никак не
мог взять в толк, куда это их несет
в такую стужу. Лед глухо трещал
от сильного мороза.
  Вот он, сетер... Том потянул
воздух носом. Запах вчерашний! Он
хотел пройти прямо к дому, но Пелле
приметил на льду какое-то черное
пятно. На белом отчетливо
выделялось незамерзшее устье ручья.
Том пошел за Пелле; вспомнился
почему-то странный зверь, виденный
однажды на реке, тот самый, который
прыгнул в воду - и под лед, и
пропал, больше не появлялся. Ни до
этого, ни после Том не видел такого
чуда. Может, теперь они снова его
встретят, зверя того? Том предосте-
регающе заворчал. Мол, поосторож-
нее, Пелле, наскочишь на что-нибудь
опасное.
  Но Пелле и без того спрятался бы
за Тома, если бы опасался зверя
встретить. Он уловил запах рябчика,
которого Туре положил для приманки
на капкан. Вот и поспешил вперед,
не слушая предостережения друга.
  Прыжок! Пелле схватил рябчика.
Что-то щелкнуло... Тишина.
  Почему так тихо? И почему Пелле
не возвращается? Ведь на него никто
не напал, и вообще никакие звери не
показывались. Прижимаясь к снегу,
готовый в любой момент дать отпор,
Том медленно приближался к черному
пятну. Никакого движения. Вот и
Пелле лежит. Том осторожно понюхал
друга. Почему он не двигается?..
  Громко, испуганно Том мяукнул.
Легонько укусил Пелле за шиворот,
потормошил его - вставай, мол.
Но Пелле оставался недвижим.
  Том понял, в чем дело. Он сел и
издал жалобный вопль... Долго выл.
Встанет, обойдет вокруг Пелле, дер-
нет его и снова заплачет. Наконец
повернулся к сетеру, вдохнул запах.
Его больше не манило туда. Что-то
подсказывало ему: есть связь между
этим запахом и смертью Пелле...
Вспомнилось то, что он успел
совершенно забыть: мальчишки,
которые чем-то так странно щелкали,
стук пули о ступеньку крыльца. Том
замяукал тоскливо-тоскливо.
  В доме проснулся Туре. Что
за звуки? Будто кот мяукает, только
голос куда погрубее кошачьего. Уж
не рысь ли? Должно быть, вернулись
два вчерашних зверя. Охотник
поднялся с лежанки и быстро прошел
к окну. Поглядел на устье ручья,
где ставил первый капкан. Точно,
сидит какой-то зверюга! Для кота
велик, но и не рысь, коли лунный
свет не обманывает. Не рысь? Кто же
тогда - ведь и не выдра, это он
точно видит!
  Туре наскоро оделся, взял ружье
и бесшумно вышел из дома. Далеко до
цели, надо ближе подкрасться. При-
жимаясь к стене, Туре обогнул угол;
палец на курке. Зверь все на том же
месте! Охотник поднял ружье...
  Как раз в этот миг Том посмотрел
в сторону сетера. Лунный свет
блеснул на стволе ружья. Опасность!
Кот огромными скачками ринулся вниз
по реке. И тут охотник Туре сделал
такое, чего прежде никогда себе не
позволял. Ведь видел, что рассто-
яние велико, и все-таки выстрелил.
Конечно, рысь - дичь необычная,
не часто встречается.
  Звук выстрела далеко прокатился
надо льдом и заглох в лесу за
рекой. Тома что-то словно погладило
по спине. Но боли он не ощутил.
Зато сильно испугался и побежал
еще быстрее. Стоя возле дома, Туре
провожал его взглядом, пока Том не
исчез в тенях под елками. Охотник
еще постоял немного, наконец пошел
к ручью проверить капкан.
  Что это? В капкане лежал кот.
Кот! В горах, в глуши! Откуда?
Не иначе, хозяева оставили, уезжая
с сетера. Такие случаи известны,
а ведь это жестоко, очень жестоко!
С болью в сердце охотник смотрел
на беднягу. Погиб, не отведав
добычи...
  К дикому зверю у Туре не было
жалости. Совсем другое дело -
домашние животные. Душа у Туре
добрая, в его доме всегда водилось
три-четыре кошки зараз, и он о них
хорошо заботился. Соседи даже
посмеивались: охотник заядлый,
а бранит тех, кто топит котят. А
где их всех держать, без конца ведь
прибывают! У Туре еще причина была:
он считал, что убить кота - дурная
примета, не будет удачи в охоте.
Вот и теперь он вспомнил эту приме-
ту и встревожился. Потом успокоил
себя: не намеренно же. Так и карать
его не за что. Суеверный он был,
охотник Туре...
  Завтра непременно надо будет вы-
следить рысь. По пороше след ясный,
только бы погода не испортилась. За
рысь большую премию платят - ведь
сколько овец режет, кровопийца!
  Туре бережно поднял Пелле и отнес
к дому.
  - Бедняга! - тихо сказал он.
  В коровнике отыскал лопату и под
навозной кучей вырыл могилку. Земля
смерзлась, будто камень стала,
пришлось ему потрудиться. Могилу
Туре выложил сеном, потом закидал
землей и сверху снегом присыпал.
  Стало легче на душе: как-никак
укрыл кота от хищных зверей. И Туре
пошел варить себе кофе.

  Рано утром началось преследование
Тома. Охотник Туре поднялся чуть
свет. Кажется, он теперь разгадал,
почему первый раз увидел рядом
кошачий и рысий следы: они в разное
время прошли. К капкану рысь тоже
подходила, жаль, не попалась.

  Задача не трудная, на снегу след
хорошо видно. Одно только сразу же
смутило Туре: вверх по реке, ему
навстречу, тоже тянулись рядом два
следа! Словно вместе шли. А вниз
один след возвращался, рысий.
Теперь ошибки быть не может - не в
разное время, а в одно те два следа
появились. Но ведь он ночью ясно
слышал, рысь кричала, ни у одного
кота нет такого громкого и грубого
голоса. Чудно...
  И Туре зашагал по льду. Река
петляла, извивалась, но след шел
прямо, срезая все изгибы. Зато
два встречных следа вместе петляли
вверх по реке. Вместе. Да возможно
ли это? Разве бывает такая дружба?
Неужто ночью рысь потому кричала,
что кот попал в капкан?
  Ага, одиночный след свернул со
льда на берег. Вверх по склону...
К сетеру... Не иначе, зверь где-
нибудь в засаде залег. Скорей всего
на дереве. Туре даже оробел слегка.
Правда, он еще ни разу не слыхал,
чтобы рысь нападала на человека,
и все-таки оторопь брала от мысли,
что зверь лежит где-то на суку
прямо над тропкой. Впрочем, пока
след тут - вот он на снегу, - можно
не опасаться. Туре быстро одолел
склон. Уже на луг вышел, но след
все вперед уходит! Прямо к дому...
А на лугу-то - сплошная сетка
следов, тут тебе и кошачьи и рысьи
вперемежку. Охотник вконец опешил:
выходит-таки, что два зверя дружили
между собой! Гляди-ка, к самой
двери дорожка ведет...
  Но еще больше удивился Туре,
когда взошел на крыльцо: следы че-
рез лаз уходили внутрь дома! И рысь
там сейчас, об этом ясно говорит
самый свежий след, за которым он
шел сегодня.
  Так. Что же делать теперь?
Никогда еще охотник Туре не слыхал
ничего подобного - чтобы рысь в до-
ме жила! Дверь заперта. Взламывать
неловко, не свой дом. Да и опасно:
зверь небось только того и дожида-
ется, сразу сомнет. Лучше не торо-
питься. Туре стукнул ногой в дверь
и шагнул в сторону. Щелкнул
предохранитель, ружье наготове!
  Но никто не вышел из лаза.
Притаившись на полатях, Том слушал,
что происходит внизу. Пока там есть
кто-то, его не выманишь из дому!
  Шум прекратился. Том соскочил
на кровать, повернулся к окну...
и встретился взглядом с человеком,
который, стоя снаружи, глядел
на него! Это Туре хотел проверить,
нельзя ли через окно высмотреть
рысь. Том, как увидел его, съежил-
ся, зашипел, засверкал глазами.
А Туре из-под ладони, как из-под
козырька, разглядел на кровати
огромного сердитого черного кота!
У него даже холодок по спине пробе-
жал. Что-то не так... Кот! Не рысь,
а кот! Совершенно точно: во-первых,
рысь не бывает черной, и вообще,
уж настолько-то он разбирается в
животных, чтобы кота от рыси отли-
чить. Кот? Да разве бывают на свете
такие огромные коты?
  Туре попятился от окна. Вспомни-
лась рыба, которую он выловил
в горном озере летом. Какие у нее
были странные глаза - словно прямо
в душу Туре глядели. А когда стал
он ее с крючка снимать, так она
вскрикнула! Да-да, вскрикнула!
Бросил он ее обратно в озеро,
собрал свои удочки и дал стрекача.
Теперь охотник Туре те места далеко
обходит, его силком не заставишь
ловить рыбу в том озере.
  И сейчас вот, нате вам, что
за зверь попался: кот - и не кот!
Нет уж, увольте! Это же ясно,
нечистая сила в дом забралась.
Подхватил Туре свой рюкзак -
и бегом, через луг. Бежит, а сам
нет-нет да оглянется: не догоняет?
  Почти до самого того дома бежал,
где свою ночевку устроил. И увидел
в капкане выдру! Лежит замертво,
вцепившись зубами в рябчика. Туре
поднял ее, проверил мех. Первый
сорт! Двести крон, не меньше,
дадут.
  Он понес выдру в сетер, не думая
о том, что и она погибла, не
отведав добычи. Иные мысли занимали
Туре, мысли о том, с кем он утром
встретился. Заколдованный кот!
А ведь он по нему стрелял ночью...
Ну как накажет его нечистая сила!..

  Так Том снова стал одиноким.
Он очень скучал по своему товарищу,
целыми днями бродил вокруг дома
и мяукал. Пелле стоял у него перед
глазами - такой, каким он его видел
на снегу в устье ручья: недвижимый,
мертвый. Но Том не мог поверить,
что Пелле пропал навсегда. Он звал
друга, искал его на сеновале, в ко-
ровнике, в лесу. Иной раз до самого
вечера бродил среди деревьев. Никто
не отвечал ему, только хлопали
крыльями птицы, спасаясь от кота.
  Том сильно похудел. Охотился
совсем мало. Поймает мышь - и сыт.

  Но солнце поднималось все выше в
небе, дни прибавлялись, становились
светлее; и наступила пора, когда
Том опять ожил и стал выходить на
добычу. Не одна глухарка, не один
рябчик попались в его когти в суг-
робах да под деревьями! Том почти
забыл Пелле: все-таки их дружба
длилась не так уж долго. Бывало,
конечно, друг являлся ему во сне,
как снились в начале осени Лиза и
Пер, папа и мама. Теперь он их по-
чти совсем не вспоминал. Приснится
ему Пелле, так Том даже мяукает от
радости. А откроет глаза - никого.
Ступай один на охоту в лес...

  Вот уж и снег начал таять на
буграх да на откосах. Солнце ярко
светило с чистого неба, никак не
хотело пускать под деревья голубые
вечерние сумерки. С южной и с
восточной стороны на крутых склонах
проталины окружили камни и корни.
Вечером отовсюду плывет в воздухе
шорох и шум - предвестье весны,
против которой ни снегу, ни льду
не устоять.
  Но другой звук занимал Тома. Он
прилетел из леса однажды под вечер,
когда Том, сидя на крыльце, нежился
на солнышке. Так уютно: камень
за день нагреется, тепло и снизу
и сверху. Чу!.. Том насторожил уши,
прислушался.
  "Ччуфы! Ччуфы! Ччуфышш!" -
доносилось из леса, совсем близко,
где-то за коровником.
  Том бесшумно, чуть не ползком,
стал красться на звук. Что там
такое? По тонкому слою льда - все,
что осталось от зимнего снега, -
он подбирался ближе, ближе...
  Между двух высоких сосен оголи-
лась земля, и здесь-то он увидел,
кто "чуфыкал". В сторонке маленьки-
ми шажками прохаживалась тетерка,
а два тетерева ярились, стоя
друг против друга. Это один из них
"чуфыкал", на его-то зов и пришла
тетерка. Откуда ни возьмись приле-
тел, шумя крыльями, на ток второй
косач. Первый хотел его прогнать
и встретил отпор. И стоят - шеи
раздуты, перья взъерошены, брови
от злости как огонь горят. А теперь
схватились! Пух полетел во все
стороны, и в горле у противников
что-то булькало, рокотало...
  Вот так схватка! Том даже оробел
слегка. Расширившимися зрачками
следил он за поединком, голова,
как маятник, качалась из стороны
в сторону. Снова и снова тетерева
наскакивали друг на друга, били
клювами, били шпорами, вырывая
у противника перья. Разойдутся,
отступят на шаг-другой - и снова
в бой! Уже все кругом перьями обсы-
пано. Нет-нет да и упадет на вереск
яркая капля крови.
  А тетерка, будто и не замечая
бойцов, знай прогуливается взад-
вперед перед самой мордой Тома -
ничего не стоит схватить ее. Но кот
не помышлял об охоте, он был всеце-
ло поглощен небывалым зрелищем.
Такой потехи и такого дива он еще
не видал!
  Вот второй косач стал сдавать,
кровь струится из брови на синие
перья. Куда спесь девалась: бежит,
спасается и словно даже меньше рос-
том стал. А противник не унимается,
преследует, только вереск шуршит.
Побежденный косач тяжело оторвался
от земли и над голубыми сугробами
неуклюже полетел прочь, оглушенный.
  Распушив перья, опьяненный
победой тетерев побежал к тетерке,
и в горле у него все время словно
что-то переливалось.
  Том сам не мог понять, как это
вышло, но вдруг у него вырвалось
громкое "мяу!" - так сильно он
увлекся поединком. Он даже
вздрогнул от собственного голоса.
А птицы? Они сразу насторожились,
потом взлетели и скрылись
за густыми соснами.
  Том только проводил их взглядом
из засады, щурясь и стуча зубами.

  Подошла пора, когда луга совсем
очистились от снега. И сразу Тому
стало легче жить. Он прилежно
охотился, ловил возле норок шустрых
мышей и кротов. Столько добычи
было, что он не успевал всего
поедать. В желобе весело журчала
вода. Том много раз в день ходил
на камни возле желоба напиться.
А вечером его ждала мягкая постель
на теплой овчине.
  В погожие дни Том утром выходил
на крыльцо понежиться на солнышке.
Про выстрел он давно забыл, забыл,
как щелкнула пуля о камень совсем
рядом с ним...
  Солнечные лучи быстро нагревали
каменную плиту. Ляжет Том, вытянет-
ся во весь рост и перекатывается
с боку на бок и мурлыкает - совсем
как дома, когда его гладили Пер
и Лиза. Удивительно, в глубоких
тайниках его памяти еще сохранился
их образ. До сих пор он иногда
просыпался ночью от того, что ему
чудились далекие голоса: "Том, Том,
кис-кис, иди сюда, Том!"

  Зазеленели склоны долин. С утра
до вечера пели неугомонные ручьи.
По ночам они звучали глуше, будто
тихая музыка доносилась издалека.
Снег растаял, только в ущельях и
на склонах самых высоких вершин еще
остались почерневшие снежные языки.
В теплые вечера долину поливал
ласковый дождь. А днем опять ясно,
и яркое солнце золотит прошлогоднюю
стерню, голубит редкую зелень новых
ростков.
  Пер и Лиза радовались: скоро
на сетер опять. Никогда еще они не
ждали переезда с таким нетерпением
и волнением.
  С утра до вечера только о Томе
речь шла. Как ему там живется? Не
ушел ли он с сетера? Досыта ли ест?
  Папа и мама отвечали, как могли.
Дескать, за Тома беспокоиться
не надо, он теперь охотник перво-
статейный. А сами, по чести говоря,
тоже тревожились. Мало ли что могло
приключиться?.. Выжить-то он, может
быть, и выжил, да ведь одичал,
наверно, и след его давно простыл,
на сетер не вернется. Папа и мама
не меньше детей волновались.
Вон как Пер и Лиза радуются скорому
свиданию - верят, что Том их
встретит и все будет по-прежнему. А
только вряд ли Том вернется домой,
в долину. Так, верно, дикарем
и останется.
  Мама уж стала исподволь готовить
ребят к тому, что придется, быть
может, совсем проститься с Томом.
С прошлого года кошка дважды прино-
сила котят, и мама отбирала самых
красивых, предлагала Перу и Лизе
вырастить их. Какое там! Дети
и слышать не хотели об этом. Пусть
соседи котят забирают.
  - Нам, кроме Тома, никого
не нужно! - говорили они.
  Мама сказала, что Том, пожалуй,
давно из тех мест ушел. Дети - в
слезы, и пришлось их утешать: нику-
да-то он не делся, сразу объявится,
как только они приедут. Уж подойдет
на зов-то! Эти мамины слова
обрадовали, обнадежили Пера и Лизу,
они снова с нетерпением стали ждать
переезда на сетер.

  Весна.
  День ли, вечер - звучат в горах
птичьи концерты. На вершинах,
на лесистых склонах - звонкое раз-
ноголосое щебетанье, порхают взад-
вперед прилежные пичуги, собирая
веточки для гнезд. Чуть тронулись
зеленью березовые рощи, в которых,
едва начнет смеркаться, чисто и
ясно звучит посвист певчего дрозда.
Река давно взломала лед и теперь,
по-весеннему буйная и искристая,
легко прыгала вниз по уступам, по
каменным плитам. Быстрокрылые ржан-
ки молнией проносились вдоль бере-
гов, громко, возбужденно свистя.
  Тому нравилось рыскать по лесу.
Столько нового и для глаза и
для уха! Но на душе было тоскливо.
Жизнь кипит, бурлит, а он один-
одинешенек, не с кем дружбу водить.
Все обращались в бегство при виде
него. Птицы, на ветках ли, на земле
ли, улетали. Заяц сломя голову
удирал. Даже лиса норовила обойти
его сторонкой.
  Все дальше и дальше уходил Том,
спасаясь от одиночества; ему
хотелось кого-нибудь встретить,
никогда еще он так не скучал.
  Том стал даже ночевать в лесу.
Погода теплая, овчина уже не нужна.
И забрался он в неведомые, незнако-
мые места. Совсем в дикого зверя
превратился - где угодно прокорм
найдет, с кем угодно силами
померяется.
  Вот и в то утро, о котором речь
пойдет, Том выследил глухарку. Да
помешкал немного, поздно прыгнул,
и одни лишь перья ему достались. А
глухарка взлетела, с шумом пронес-
лась над склоном и села на дерево
поодаль. Том длинными, упругими
шагами пошел за ней.
  Лесок сменился осыпью. Том
запрыгал с камня на камень, иногда
пропадая в кустах и жухлом прошло-
годнем папоротнике. Взгляд его был
прикован к сосне, на которой
укрылась глухарка.
  Вдруг странный звук донесся
сверху. Том замер на месте, прислу-
шался. Похоже, словно кот мяукает!
Прислушался снова: ну да - "мяу!
мяу!" Забыв про глухарку, Том ри-
нулся вверх по склону, огибая тор-
чащие корни и бурелом. Неожиданно
его взгляду открылось нечто вроде
полки под нависшей скалой. Перед
полкой - площадка, усыпанная сухой
желтой хвоей и прочим мусором, а в
углублении под скалой что-то шеве-
лится... Том громко мяукнул. И тот-
час появились кошки, голос которых
он слышал. Три пятнистых кошки,
всем складом очень похожие на него,
только ростом гораздо меньше. И уши
странные. С кисточками наверху.
Откуда же ему было знать, что это
детеныши рыси?..
  Том застал их в разгар игры:
рысята совсем как котята играют,
затевают веселую потасовку. От игры
и до драки недолго, кто-то кого-то
больно куснул, вот и мяукали.
  Рысята удивленно смотрели на ко-
та, он - на них. Длинный хвост Тома
беспокойно дергался. Том не сердил-
ся, просто ему хотелось поиграть
с невиданными кошками. Он присел
и мяукнул, приглашая их подойти
ближе. Рысята подошли, осторожно
обнюхали его - не опасно? Кот,
в свою очередь, понюхал их, и вдруг
сильная черная лапа, метнувшись
вперед, выдала одному рысенку тако-
го тумака, что тот упал. А Том уже
отскочил в сторону, стоит и озорно
поблескивает глазами. Малыш испу-
ганно взвизгнул, два других рысенка
попятились и зашипели на кота. Он
миролюбиво мяукнул в ответ и лег.
  У животных, как у людей, есть
свой язык, и рысята поняли Тома,
поняли, что он не желает им зла.
Опять обступили кота; теперь он
позволил им вскарабкаться на себя.
Тому было очень приятно чувствовать
прикосновение маленьких лапок. Мяу!
Он покатился по камню вместе с ма-
лышами. И пошла тут возня на полке
над осыпью! Том передними лапами
тузил наступающих рысят, они
падали, пищали и нападали снова.
Мало-помалу игра стала грубой:
то укусят, то больно царапнут.
  Том насторожился: с этими кошками
держи ухо востро, вон какие напо-
ристые! Он не оставался в долгу,
рычал и кусался по-настоящему. Даже
когти пустил в ход; сперва-то он их
прятал. Теперь уже рысята отскаки-
вали в сторону и громко жаловались.
Обида копилась нешуточная, они
шипели, рычали, нападали все ковар-
нее, кусались все больнее. Уж и не
поймешь - игра или драка? Том едва
успевал отбиваться, и глаза его
горели сердитым желтым огнем.
  Черный кот разозлился
не на шутку, и когда один рысенок,
неожиданно подпрыгнув сбоку, цапнул
его за загривок, Том молниеносно
повернулся и впился зубами в горло
противника. Рысенок раз-другой
дернулся и замер. Остальные двое,
взвизгивая, забились под скалу -
только видно, как глаза светятся
в темноте. Том глухо и зловеще
зарычал, стал бить землю хвостом.
  Рысь ушла с утра на охоту. Дете-
ныши без конца просили есть, она
едва поспевала им носить. Нередко
бывало так, что схватит мышь-дру-
гую - и вся добыча. Но на этот раз
ей повезло, целого зайца домой нес-
ла. От скудной пищи рысь отощала,
шерсть висела клочьями.
  Но что за звуки? Мяуканье,
визг... Это - рысята, а это кто?
Голос чужой. Что же там приключи-
лось?
  Она припустилась бегом, но зайца
не бросила, и его длинные задние
ноги колотили ее по боку.
  Только увидя Тома, рысь выпустила
добычу. И Том сперва заметил упав-
шего на землю зайца, а уж потом его
глаза встретились с рысьими. Она
вся напряглась, готовясь к прыжку.
Тихое злобное шипенье вырывалось
из ее пасти, которая растянулась,
оскалившись, почти до ушей. Том
подпрыгнул и выгнул спину дугой.
Потом припал к земле, словно врос в
нее, и глухо-глухо зарычал. Почуяв,
что вернулась мать, выглянули
из своего убежища рысята. Но бежать
к ней не решились: черный зверь
преграждал им путь.
  Холодная ярость и беспощадная
жестокость воплотились во всем об-
лике рыси. Безжалостные глаза гроз-
но смотрели в упор на Тома, косма-
тые уши сами прижимались к голове,
когда из пасти вырывалось зловещее
шипение. Вдруг рысь присела
на задних лапах и прыгнула вперед.
  Том встретил нападение, обурева-
емый ничуть не меньшей яростью.
Игривое настроение давно прошло,
кот стал бойцом. И оба зверя
с жутким воем покатились кубарем
по площадке.
  Они были почти равны ростом и ве-
сом, и все-таки Тома ждало немину-
емое поражение в схватке с огромной
кошкой, которая превосходила его
и силой и дикостью, унаследованной
от хищных предков. Заслышав в лесу
мяуканье этой кошки, олени и косули
в ужасе обращаются в бегство; даже
король лесов лось предпочитает уйти
подальше...
  Рысята отважились наконец оста-
вить свое убежище. Они тоже мяука-
ли, и на осыпи такой вой поднялся,
что издали слышно. Вот детеныши по-
пытались приблизиться к сражающим-
ся, но тут же в испуге отпрянули.
Рысь и Том разошлись, готовясь к
новому прыжку... Уже снова схвати-
лись! И опять над склоном разнесся
яростный вой. Том отбивался когтями
и зубами, и до сих пор ему удава-
лось увернуться от грозных клыков
противника. Внезапно страшная боль
пронизала одно ухо - рысь чуть его
не оторвала. Том отчаянно взвыл,
вырвался, подпрыгнул высоко в воз-
дух и приземлился на осыпи, прямо
на камнях. Еще прыжок, еще... Кот
прыжками мчался вниз по осыпи, рысь
провожала его взглядом. Оглушенная
схваткой, она не преследовала
противника. Отряхнулась, слизнула
кровь с морды. Глубокие царапины
исполосовали ее шкуру. Вдруг рысь
заметила мертвого детеныша. Раздал-
ся протяжный, жалобный вой - жут-
кий, тоскливый звук, который далеко
прокатился по лесу. Рысь принялась
облизывать убитого детеныша, а двое
рысят нетерпеливо рвали зайца,
добытого матерью.

  Пер и Лиза не давали покоя маме
и папе.
  - Ну почему нельзя переехать се-
годня? - твердили они каждый день.
  И кончилось тем, что стали
собираться в путь раньше обычного.
Пожалуй, ничего страшного, заключил
отец, погода хорошая, тепло.
В крайнем случае можно будет укрыть
скот в коровнике, сено в запасе
есть, для того и скошено, возить
в долину такую малость смысла нет.
Конечно, весной погода переменчи-
вая, еще может и похолодать,
чего доброго снег выпадет, вот и
сгодится припасенное сено.
  Солнечным днем выехали со двора.
Запрыгала по рытвинам тяжело нагру-
женная подвода, на которой сидел
Пер. Мама, папа и Лиза шли позади,
подгоняя скотину. Озорные шустрые
телята так и норовили удрать.
Тут нужен глаз да глаз, не то потом
как их соберешь! Впрочем, попрыгав
да приустав, телята угомонились
и послушно затрусили гуськом за ко-
ровами. Полчища мух и слепней про-
вожали стадо и подводу через лес.
  К полудню добрались до знакомых
лугов. Здравствуй, сетер, вот и
свиделись опять! Всюду уже проби-
лась трава, белоствольные березки
вокруг дома кутались в свежий зеле-
ный убор. Тихий ветерок пробежал по
макушкам деревьев, когда отец отво-
рил ворота в ограде - пропустить
подводу.
  Отец занялся лошадью, а Пер
и Лиза со всех ног побежали к дому.
Неужели сейчас Тома увидят? Перед
дверью они остановились, позвали:
  - Том, Том, иди сюда! Том, кис-
кис, мы приехали к тебе. Том! Том!
  Никакого ответа. Сиротливая тиши-
на царила в сетере. Подошел отец,
отпер дверь, и дети ворвались
в сени. Может, Том в своей постели,
на овчине лежит?
  Но и здесь разочарование.
Нету Тома. Только горка обглоданных
косточек на полу да две-три дохлых
мыши.
  Отец сказал:
  - Совсем недавно был! Видите:
мыши лежат еще. Значит, и Том
где-нибудь поблизости.
  От радости Пер и Лиза запрыгали.
Здесь он, на сеновале, может, или
в коровнике! Выскочили из дома -
и в сарай, весь сеновал обыскали.
Нету... И на зов не откликается.
Они в коровник, но и тут кота
не оказалось.
  Дети вернулись в дом обескуражен-
ные. Мама уже сварила кофе, накрыла
на стол.
  - Ну-ка садитесь, поешьте, -
позвала она.
  Пер и Лиза молча сели за стол. У
них вдруг совершенно пропала охота
есть, хотя по пути на сетер они
через каждые две минуты жаловались
на голод.
  - Ешьте и не вешайте носа! - под-
бодрил папа, понимая, что творится
на душе у ребят. - Неужели вы дума-
ли, Том на первый же зов явится?
Вон какая погода славная, да
мало ли куда он забрел. Еще придет,
вот увидите.
  И когда вечерняя тень накрыла
долину и реку, Пер и Лиза сидели
на крыльце, поджидая Тома. Какую
встречу ему приготовили! Конец
долгой зиме, холоду и одиночеству.
А сколько сливок припасли - пей
вволю. Ничего для него не пожалеют.
Пер и Лиза размечтались и совсем
примолкли. Выглянула мама:
  - Не продрогнете?
  Возвратившись в комнату, она
сказала папе:
  - Хоть бы вернулся Том, неужто
пропал...
  Отец кивнул: действительно, хотя
бы показался, чтобы дети знали, что
он жив.
  Но время шло, а Том не появлялся.
  Мама вышла на крыльцо. Постояв,
заговорила:
  - А воздух-то какой сырой!
Ну-ка пойдите оденьтесь потеплее,
не то простынете, даром что весна.
  Ох как не хотелось уходить
с крыльца... Папа встретил их
пристальным взглядом.
  - Да вы поймите, дети, - молвил
он наконец, - не так это просто!
Не придет он так сразу, отвык ведь
от людей. Первое время, конечно,
будет хорониться. Одевайтесь-ка
да ступайте гулять - поиграйте,
согрейтесь!
  Пер и Лиза не любили перечить
папе и маме. Но игра не ладилась.
Прежде, бывало, их в первые дни так
и манило забраться на сеновал, об-
лазить коровник. А теперь никакого
настроения... Сбегали на луг, нашли
игрушечных коров, которые с прошло-
го года остались, починили свой
"загон". Оттуда зашли в коровник.
Пер и Лиза любили войти в стойло к
скотине и ласково поговорить с ней.
И коровы радовались им - никак
не хотели потом отпускать, мычали,
когда дети уходили домой. У Пера
и Лизы было по теленку, которых они
сами растили. С ними всегда шел
особенно длинный разговор. Телята
по-своему выражали радость:
норовили облизать своих Друзей.
  Кончился первый день на сетере.
Пер и Лиза забрались каждый в свою
кровать и тотчас уснули. Устали
все-таки.

  Том возвращался вниз по долине,
по берегу знакомой реки, которая
уже столько раз была ему проводни-
ком. За эти дни он успел уйти
далеко от сетера, так далеко, что
теперь и не знал даже, где его дом.
Шел медленно, не искал ни мышей, ни
иной добычи: после схватки с рысью
Том хворал. На нем не было живого
места, но особенно докучало ухо.
Оторванное почти напрочь, оно бол-
талось лоскутом, причиняя мучитель-
ную боль. Идет, бедняга, и мяукает
так жалобно... Сейчас бы на овчине
отлежаться, но где сетер? Неизвест-
но. Все вокруг чуждо и незнакомо.
Тому было невдомек, что река
приведет его к дому.
  Наступил вечер. Возле нагретого
солнцем камня Том свернулся калачи-
ком. Сперва не мог уснуть от боли,
наконец задремал, постанывая
во сне. Ему виделись давно забытые
картины. Звенел колокольчик, мычала
корова... И откуда-то - голос:
"Том, кис-кис, Том, иди сюда!"
  Том сучил лапами, бежал во сне
на звук колокольчика, на голос...
Скорей, скорей туда!
  Утром его разбудило солнце. Том
сонно поглядел вокруг и внезапно
вздрогнул, вспомнив вчерашнее.
Не гонится за ним огромная кошка?
  Сон сразу прошел, и Том вспомнил,
что от того злополучного места
успел далеко уйти. Болела исцара-
панная морда, все тело ныло, и ухо
болталось по-прежнему. Том снова
двинулся в путь - искать свой
сетер, уютную постель.
  Ноги плохо слушались его, в гла-
зах мутилось от боли, а тут еще это
ухо... Том дернул головой, пытаясь
схватить его зубами, но не смог
дотянуться.
  Так и шел он вдоль реки весь
день, до самого вечера, когда
от вершин снова протянулись длинные
тени. Тогда он нашел удобное место
и лег. Но в эту ночь ему
не пришлось уснуть. Понемногу хворь
отступала, и Том вдруг остро ощутил
голод. Кончилось тем, что он встал
и пошел выслеживать мышей среди
кочек и кустов. Двух поймал и съел,
напился из речки да и пошел дальше
вниз по бережку, спугивая ржанок, у
которых сейчас главная забота была
гнездо и яйца. Свист встревоженных
птиц словно подгонял Тома. Вперед,
вперед!
  Вот уже новый день занялся над
горами на востоке. Огненные мечи
пронизали макушки могучих сосен, и
навстречу солнцу поднимался из леса
звонкий птичий щебет. А река все
дальше торопится - петля за петлей,
петля за петлей. Течение подмывало
берега, и местами получились
заводи. Возле одной из них Том
остановился: в реке взад-вперед
сновала рыба! Кот даже облизнулся
и огорченно замяукал. Вот она, еда,
да как ее взять? Попытался лапой
поддеть - бережно так, уж больно
вода холодная... Какое там, рыба
тотчас ушла. Будто и не было никого
в заводи.
  Целый день Том шел почти без
передышки. Опять солнце коснулось
гребней на западе. Словно птичья
стая, окружали его багровые облака.
Чистые трели певчего дрозда звучали
в тишине над склонами, наполняя
всю долину звонкой музыкой.
  В светлом, еще трепещущем красны-
ми переливами небе высоко-высоко
чернела какая-то точка. Вдруг тро-
нулась с места и поплыла кругами,
становясь все больше, больше...
Орел высматривает добычу с вышины!
Приметил: в реке возле переката
ходит крупная рыба. На миг замер в
воздухе - и, сложив крылья, камнем
вниз!
  Том без устали шел вперед вдоль
берега через камни и корни, сквозь
кусты и высокий вереск. Лес рассту-
пился, открылась большая прогалина.
Стоя на опушке, кот огляделся
вокруг: что-то знакомое... Ну ко-
нечно: тот сетер, где Пелле остался
лежать на льду, где Том, убегая
вниз по реке, услышал страшный щел-
чок, и словно ветер взъерошил ему
шерсть на спине. Непонятная сила
влекла его к месту гибели Пелле,
и Том направился к устью ручья.
Бурный поток мутной струей врывался
в реку, которая здесь круто
поворачивала.
  Кот поглядел на ручей, на сетер,
опасливо принюхался. Но теперь из
дома ничем не пахло. Успокоенный,
он подошел к воде. Может, Пелле
и сейчас где-нибудь тут?
  Вдруг чья-то голова выглянула
из-за кочки на берегу. Нет, это
не Пелле! Том вздрогнул, зашипел,
и выдра - это была она - тоже
вздрогнула. Мгновение она глядела
на кота, потом исчезла. Второй раз
в жизни Том увидел, как зверь пры-
гает в реку и скрывается под водой.
Нет его! Только пузырьки лопаются
на поверхности. Внезапно вдали
от берега он приметил какое-то
движение. Так вот в чем дело: зверь
плывет через реку на ту сторону!
Вот выбрался на берег и пропал
в кустах. Кот постоял: может, по-
явится еще? Он ждал просто так, из
любопытства, ему совсем не хотелось
ни с кем драться. Он до сих пор был
весь словно разбитый, и надорванное
ухо болталось, как лоскут.
  Зато теперь его окружали знакомые
места. Том даже побежал, мяукая
на ходу. Ему не терпелось поскорей
очутиться в своей постели,
отдохнуть как следует после всего -
после долгого путешествия в лесу
и страшного боя на осыпи.
  Был уже поздний вечер, когда Том
свернул и затрусил вверх по склону
к своему сетеру. Скорее, скорее
домой! Вот и луг. Том побежал
к сараю: сперва напиться в желобе,
потом можно идти спать.
  Но что это? Что за запах? Том по-
тянул воздух носом. Пахнет со сто-
роны сетера: без него там появилось
что-то новое! Он подкрался, таясь,
к сараю, напился, оттуда осторожно
пошел к крыльцу. На ступеньке
постоял, прислушиваясь.
  Какие-то звуки... И запах из
лаза... Том оторопел. Даже немного
боязно стало. Он сел, тихонько
мяукнул. Вспомнились вчерашний сон
и далекие голоса: "Том, кис-кис,
иди сюда!"
  Кот снова мяукнул, готовый бежать
на зов - знать бы только, откуда
зовут...
  Внезапно он насторожился и встал.
Из коровника донесся певучий звон
колокольчика. Но ведь и этот звук
из его сна! Том, крадучись, подошел
к коровнику и замер перед дверью.
Коровы шумно жевали свою жвачку, и
вместе с теплым воздухом плыл такой
вкусный дух. Том принюхался - до
чего же знакомый запах... Вдруг все
стало на место. Вдруг возродилась
в памяти полная картина всего того,
что было: голоса и зов, коровье
мычанье и парное молоко, и рыба...
  Громкое жалобное мяуканье
вырвалось у Тома. Коровы беспокойно
зашевелились в стойлах, и он
стремглав метнулся в окутанный
весенним сумраком лес.

  Это произошло утром. Мама, Лиза и
Пер вышли из коровника, вдруг Лиза
замерла на месте.
  - Том! - крикнула она. - Том! -
Она показала рукой маме и Перу,
которые удивленно глядели на нее.
- Том!!
  Пер проследил за ее пальцем и
на опушке леса увидел Тома. Кот не-
доверчиво, настороженно смотрел на
них, прячась за кочкой. Мама поста-
вила на землю подойники с молоком,
она не верила собственным глазам.
  - Мама! - закричал Пер. - Видишь,
вернулся Том! Том вернулся!
  Дети протянули руки вперед:
  - Том, Том, иди сюда, Том, иди
к нам!
  И они пошли к нему, маня руками
и голосом. Том пока не двигался
с места, только весь напрягся...
Вдруг высоко подпрыгнул и метнулся
прочь. Миг - и скрылся среди
деревьев.
  Пер и Лиза плача вернулись
к маме, от мамы побежали к папе.
  - Мы видели Тома! - закричали они
еще в сенях.
  Папа вышел к ним навстречу,
чтобы расспросить, как это было.
Подоспела мама, отставила подойники
и обняла Лизу, утешая ее. А папа
привлек к себе Пера.
  - Ну вот, видели Тома, - говорил
он шутливо, - а сами плачете...
Да тут разве плакать надо? Я бы
на вашем месте радовался! Увидели
Тома, убедились, что жив. Вот если
бы он погиб, тогда слезы кстати!
Послушайте, что я скажу. - Он обнял
Пера покрепче. - Следующий раз, как
приметите Тома, будьте осторожнее.
Стойте на месте и тихонько маните.
Ни за что не бегите к нему! А мы с
мамой сегодня вечером выставим ему
поесть, я нарочно мяса захватил.
Мама молока пусть нальет. Мало-по-
малу приручим опять, станет привы-
кать и все ближе подходить. Только
помните: бежать к нему нельзя, даже
идти быстро, не то он еще больше
оробеет! А как привыкнет, станет
близко подпускать - не спешите
брать его на руки или задерживать
каким-нибудь способом. Разве что
по спине погладить, тихонько так,
не горячиться!
  Пер и Лиза вытерли слезы и улыба-
ясь смотрели на отца. Кто на свете
добрее папы и мамы! Все в точности
будут делать, как папа посоветовал,
и Том снова признает их.
  - А второй кот, его вы видели? -
спросил папа чуть погодя.
  Нет, ни мама, ни дети никого
не приметили, кроме Тома. Может,
в лесу прятался?
  - Если только лиса его
не задушила, - сказал отец и встал:
пора было выпускать скотину.

  Весь следующий день Пер и Лиза
ходили вокруг сетера и звали Тома:
  - Том, Том, кис-кис!
  Зашли в лес, искали за кочками,
за деревьями. До тех пор звали, по-
ка не охрипли. Отец и мать следили
за ними, стоя на крыльце. Хоть бы
поскорее Том вернулся к ребятам
и стало бы все по-старому,
по-хорошему...
  Но недаром говорится: на всякое
хотение должно быть терпение.
Том не мог побороть своей робости,
он не прикоснулся ни к мясу,
ни к сливкам, которые мама налила
на блюдечко и поставила на крыльцо
для него.
  Зато когда на следующий день мама
вечером пошла доить, кот сидел
возле двери в коровник. Завидев ее,
отскочил в сторону, но не убежал,
а отошел на безопасное расстояние и
снова сел. С того самого часа, как
он увидел Пера и Лизу, в ушах у не-
го пели голоса. Когда дети кликали
Тома, он почувствовал, что возвра-
щается былое. И весь день он ходил
крадучись вдоль изгороди, слушал,
как они его зовут.
  - Том, Том, кис-кис, иди сюда!
  Что-то объединяет его с ними, он
твердо знал это, но что?
  И теперь, встретившись с мамой,
он так же пытливо разглядывал ее.
  - Том, кис-кис, кисонька, иди
сюда! - позвала она и протянула ему
руку.
  Сидит, не шелохнется, но видно:
слушает. Мама еще бы звала, да
доить надо. Том долго слушал умиро-
творенное дыхание коров, оно вызы-
вало в нем столько воспоминаний...
  Ночью с крыльца исчезло и мясо
и молоко.

  Так прошел и день и два. Пер
и Лиза опять встречались с Томом:
рано утром, когда они вышли из до-
му, он стремглав выскочил из сарая
и побежал было к лесу, но возле
коровника остановился и сел, глядя
на них. Дети пошли к Тому, потом
вспомнили, что нельзя его пугать,
и тоже остановились. Покликали -
и вдруг Том ответил долгим "мя-ау".
Пер и Лиза тотчас побежали в дом,
поделиться своей радостью с папой
и мамой.
  - Том нам мяукнул! - кричали они.
  - А как же иначе, - спокойно так,
уверенно ответил отец. - Вот увиди-
те, он будет вас все ближе и ближе
подпускать. Но, чур, помнить мой
совет: не задерживайте его, дороги
не преграждайте!
  - Нет-нет, ни за что, - заверили
дети.
  И когда они вечером легли спать,
то долго-долго говорили про Тома,
пока сон не сморил.
  Удостоверившись, что они спят,
мама сказала:
  - Жаль, кот не понимает, как
искренне дети его любят... Он бы
сразу к ним пришел!
  - Конечно, жаль, - согласился
отец. - Хорошо, что ребята приуча-
ются любить животных, но уж очень
много переживаний с Томом. Ничего,
все будет в порядке.
  Том теперь каждую ночь съедал то,
что ставили ему на крыльце. И все
чаще появлялся возле дома и коров-
ника. Как же хотелось Перу и Лизе
поймать его! Но папа не разрешал.
Уговор всего дороже: кот не должен
чувствовать никакого принуждения,
неволить его нельзя.
  Раз, повстречав Тома возле сарая,
отец вдруг приметил: что это у него
с головой, словно не хватает чего-
то... И когда Том пошел обратно на
сеновал, отец притаился и все раз-
глядел. Одно ухо кота было надорва-
но, словно лоскут висело. Это надо
же, как досталось бедняге! Должно
быть, в жестокую переделку попал...
  Придя в дом, папа рассказал: мол,
Том-то чуть без уха не остался.
  - Не иначе, с лисой схватился, -
продолжал он. - Вот вам и ответ:
почему он один. Встретили лису,
меньшого кота она одолела, а Том
посильнее, вот и отбился, только
ухо пострадало. Ну да и лиса вряд
ли ноги унесла - вон какой наш Том
огромный!
  Папа это даже с гордостью сказал.
Понятно: коли ухо оторвано, без
схватки не обошлось. Если бы папа
знал, что из поединка с лисой Том
вышел без единой царапины, что ра-
неное ухо - памятка о единоборстве
с куда более опасным зверем,
который мигом расправился бы
с обыкновенным котом!
  Мама и дети тоже думали, как
и папа, что виновата лиса. Бедняга
Том, должно быть, больно ему.
Пришел бы к ним, уж они бы его
вылечили!
  Теперь Лиза и Пер и вовсе глаз
с него не сводили. Не раз он их со-
всем близко подпускал, и они хорошо
видели, как болтается лоскут. Кли-
кали Тома, манили, но кот не решал-
ся подойти. Разве что ответит дол-
гим "мяу" и потянется, словно его
погладили. Папа сразу это подметил.
  - Ишь ты! - сказал он однажды.
- Не иначе, скоро и в дом войти
отважится!
  И в самом деле: кот что ни день
все ближе подходил. Ему очень хоте-
лось в дом зайти, особенно когда
Пер и Лиза его звали. Далекие
голоса опять стали близкими. Том
чувствовал, знал - это его зовут.
Вспоминая, он словно на картинке
видел себя играющим с детьми
на лугу... А вот пьет молоко возле
печки... Вот идет с Пером на реку
и ест рыбу, сколько влезет. Но ведь
была еще мрачная осень и суровая
зима, когда он остался один, безза-
щитный против других людей, которые
щелкали чем-то страшным. Столько
всего было в недобрые, темные дни,
отделяющие ту пору от нынешней...
Пелле, которого сгубил человек,
схватки с дикими животными, борьба
с голодом, а главное - с одиноче-
ством. Одинокая жизнь развила в
Томе дикость, и она теперь убывала
медленно, очень медленно. Он и сам
не хотел больше быть диким,
но и ручным стать не решался.

  И вдруг Том словно одним махом
сбросил с себя дикость, разом от
нее отделался. Папа и мама сидели
в комнате. В это время вбегает Пер
и шепотом, точно боясь кого-то
спугнуть, говорит, подзывая их
рукой к окну:
  - Глядите, глядите скорей - Лиза
и Том!
  Папа и мама мигом оказались у ок-
на. И увидели: Лиза сидит на камне
и гладит Тома! Да-да! Гладит и гла-
дит, робко так, осторожно... А Том,
огромный черный котище, только спи-
ну выгибает от наслаждения. Мама и
папа не могли от них глаз оторвать.
Долго смотрели. Вдруг Лиза тихонько
встала с камня и пошла к сетеру,
маня Тома рукой. И кликала его -
хоть и не слышно сквозь окно, да
по рту видно. И Том пошел за ней!
Медленно идет, с опаской...
На крыльце остановился, но Лиза
продолжала пятиться, позвала его из
сеней. Нет, свернул, не спеша про-
шагал в сарай и улегся на сеновале.
  Пер и Лиза - за ним, но отец
задержал их.
  - Не торопитесь, не спешите, -
сказал он. - Первая победа
завоевана, будем готовить вторую.
  В последующие дни дети от волне-
ния места себе не находили. Только
позавтракают - и за дверь, к Тому.
То и дело на крыльце его заставали.
Отворят - он прыгнет в сторону
и тихонько мяукает. Позволял даже
Перу и Лизе погладить себя, но
потом все-таки уходил.
  А однажды Том вошел в сени. Он
почти справился со своим страхом.
Тогда мама поманила его из комнаты.
Кот нерешительно приблизился,
шагнул через порог и остановился.
Стоит, осматривается, словно в чу-
жой дом попал. Мама вполне могла бы
затворить за ним дверь, но не ста-
ла: таким способом дружбу не вер-
нешь. Зато решилась на другое, что
пока не удавалось детям: нагнулась,
подняла Тома на руки и села с ним.
И кот хоть бы что! Тут и папа подо-
шел и дети, а он знай себе лежит
у мамы на коленях. Еще и замурлыкал
и стал сам тереться о мамину руку!
Потом соскочил на пол и медленно
вышел. Они молча проводили его
взглядом, от волнения у всех
четверых дух захватило.
  Вторая победа завоевана!

  С того дня Том начал всюду ходить
за Пером и Лизой. А как-то вечером
вошел вместе с ними в комнату -
и к своей постели, и лег там. То-то
было ликование! Дети так и льнули
к нему, то погладят, то ласковые
слова говорят. А уж Том до того
доволен, дальше некуда: мурлычет,
с боку на бок поворачивается. Чув-
ствовал - вернулось все то доброе,
что на время отдалилось от него.
Гладкий, шерсть лоснится, и не
мудрено: сколько бы молока ни пил,
блюдце всегда полное, за этим
не один глаз следил. Не то что лед
в желобе лизать! Да он уже ту пору
и забывать начал, стерся в памяти
и поединок с рысью. Только во сне
иногда являлись ему и рысь,
и росомаха. И кот сердито рычал,
а папа говорил:
  - Опять наш Том с лисой
сражается!
  Откуда ему знать, что испытал Том
в эту суровую, лютую зиму!.. Он мог
только по надорванному уху судить,
да и то лису винил. А с ухом
и впрямь неладно: лоскут все болта-
ется, ясно, что не прирастет. Тому
это до того опостылело, так надоело
ловить лоскут зубами, что он
принялся как-то тереться о березу
да и оторвал его напрочь. Крови
почти и не было.

  Чудесное лето выдалось в тот год.
А тут еще такая радость: Том дома.
Папа и мама не меньше детей рады
были. Да и кого не порадует такая
дружба!
  Том не разлучался с Пером и Ли-
зой, никто бы не сказал, что он был
диким зверем, кровожадным охотни-
ком. Так быстро забылось все, что
он уже не вздрагивал во сне, спо-
койно и мирно спал на своей овчине.
  Снова, как бывало, мог он подолгу
сидеть, наблюдая игру Пера и Лизы,
когда дети занимались своими коро-
вами из шишек. И снова вечером шел
в коровник и терпеливо ждал у две-
ри, пока не выйдет мама с полными
подойниками. И бежит следом за ней
по тропке, мяукает - парного
молочка ему не терпится отведать.
  Пер идет на рыбалку - и Том за
ним, будто пес. Да он такой большой
вырос, что и впрямь легко за собаку
принять. А папа однажды сказал:
мол, готов на корову биться об
заклад - во всей стране не найдешь
второго такого богатыря!
  Пер с камня на камень прыгает,
и Том от него не отстает, прыгун
не хуже Пера. Возвратясь на берег,
Пер угощал друга пойманной рыбой,
и кот наедался до отвала.
  Не забыл Том и старую игру, любил
бегать за бумажным комком на вере-
вочке. Скакнет с овчины на пол (да-
же доски гнулись!) и ну кружиться,
ловить!

  Лето к концу подошло. Умолк в
лесу птичий гомон, на пышных шапках
берез точно желтые плеши появились.
Река уже не так басисто гудела, го-
лос пожиже стал, голубое небо будто
выцвело. Темными вечерами над лесом
словно тяжелый вздох проносился -
это лето вздыхало, чуяло, что скоро
осень его одолеет. Серым блеском
отливали отвесные скалы. И мох
на камне казался особенно зеленым -
так пламя вдруг лихорадочно
вспыхнет в последний раз, прежде
чем костру совсем погаснуть.
  Наступил сентябрь.
  В осенний день с шумным ветром
по-над лугами отец сказал, что пора
в путь собираться. Больно теплый
ветер, теплый и порывистый, не к
добру это, а к ненастью. И пастбище
кончилось, коровы все норовят
в лес уйти, грибы искать, на лугу
не удержишь.
  И принялась мама готовить к пере-
возу вниз, в долину, масло, головки
сыра и иные припасы. Настало утро,
когда все было собрано, можно тро-
гаться в путь. Одно заботило всех:
как Том себя поведет?..
  - Теперь глядите, как бы его не
спугнуть, - сказал отец. - Чтобы он
у нас опять не остался! Приготовим
ящик и заманим его туда.
  Папа взял пилу, молоток и пошел
мастерить. Вскоре он вернулся
и поставил на пол уже готовый ящик:
  - Такой сойдет!
  Том лежал на своей овчине и вни-
мательно смотрел. Папа шагнул было
к нему, но тут вмешалась мама.
  - Ну-ка, лучше я этим займусь, -
сказала она, плотно затворив двери.
- Кто его первый на руки взял?
  Пер и Лиза от волнения боялись
слово молвить. Вот мама подходит
к Тому, идет-приговаривает:
  - Ну, Том, пошли, домой пора
ехать!
  Ласково-ласково говорит.
  "Мяу", - ответил Том и встал, и
спину дугой выгнул от удовольствия.
  Мама спокойно взяла его на руки,
посадила в ящик. Сидит, мурлыкает,
поглядывая на нее.
  - Ура! - закричали Пер и Лиза.
  Теперь уж никакого сомнения, что
удастся довезти его до дома! Но па-
па на всякий случай покрепче обвя-
зал ящик веревкой - мало ли что...
  Вот и конец рассказу про кота,
которого звали Том. До самой ста-
рости жил он с Пером и Лизой, папой
и мамой, жил в дружбе и согласии.

------------------------------