П. Гэллико. Дженни

              Пол Гэллико

                Дженни

 (Перевод с английского - Н. Трауберг)


        1. КАК ЭТО ВСЕ НАЧАЛОСЬ
  Питер подумал, что его сшибла машина,
хотя помнил только, как он вырвался от
няни и побежал через дорогу к скверику,
где полосатая уличная кошка грелась
и умывалась на весеннем солнышке.
  Няня закричала, что-то стукнуло,
и сразу стало темно. А сейчас Питеру
было больно, как тогда, когда он бежал
за мячом, упал и ободрал ногу.
  По-видимому, он лежал в постели,
а няня как-то странно глядела на него.
Мамы не было, но Питер не удивился:
мама вечно куда-то спешила, наряжалась и
уходила, оставляя его с няней. Конечно,
в восемь лет няню иметь поздновато,
но у мамы не хватало времени ни погулять
с ним, ни посидеть перед сном.
  Если Питер лежал в постели, значит,
он был болен, а если ты болен, может
случиться, что мама с тобой посидит,
когда вернется, и даже разрешит завести
котенка.
  Котенка он хотел, сколько себя помнил,
лет с четырех, когда летом на ферме
увидел целую корзину белых и рыжих
меховых клубочков и бело-рыжую кошку,
которая гордо и нежно облизывала их од-
ного за другим. Она была теплая, мягкая,
и внутри у нее что-то урчало и подраги-
вало. Потом он узнал, что это бывает,
когда кошке очень хорошо.
  С тех пор он и хотел завести котенка,
но ему не разрешали. Жили они в неболь-
шой квартире на Кэвендиш-сквер. Папа,
полковник Браун, в городе бывал редко
и против котенка не возражал, но мама
говорила, что и так у них повернуться
негде. Но главное - кошек боялась няня,
а мама боялась, как бы няня не ушла.
  Питер ко всему этому привык и знал,
что такова жизнь, но тосковал он сильно
и дружил со всеми местными кошками,
а кошек бездомных он таскал домой,
и как-то ему удалось тайком от няни про-
держать одну из них в комоде целых два
дня. Вообще же няня гнала их шваброй, а
если кошка забивалась в угол, хватала ее
за шкирку и выбрасывала за дверь. Питер
уже и плакать перестал, то есть плакать
он плакал, но тихо и даже без слез.
  А сейчас, лежа в постели, он решил
поплакать громко, но почему-то не смог.
Да и все было как-то непонятно: кровать
качало, она куда-то плыла, нянино лицо
становилось все меньше, и ему казалось
даже, что это не няня, а кошка,
к которой он бежал через дорогу, когда
его сшиб грузовик.
  Собственно, это кошка и была, она
сидела перед ним, улыбалась и ласково
смотрела на него большими глазами,
круглыми, как нянины очки. Он заглянул
в них, и ему стало легче, словно он
окунулся в прохладное изумрудное озеро.
От кошачьей улыбки, наоборот, станови-
лось уютно и тепло. Одно удивило его:
в глазах, как и в очках, он отражался,
но не мог узнать своего отражения.
Голова была круглая, как будто кошачья.
Он посмотрел на свои руки и увидел
белые кошачьи лапы. И тогда он понял,
что, собственно, лежит не в постели, а
на постели. Одеяла на нем нет, а сам он
покрыт белым шелковистым мехом.
  Полосатая кошка куда-то исчезла,
и вместо нее у кровати появилась
огромная няня.
  - Брысь! - заорала она.
- Ах ты, опять кота притащил!
  - Няня! - закричал Питер.
- Это я! Я не кот!
  - Я тебе помяукаю! - возопила няня и
замахнулась на него шваброй. Он забился
в угол. Она схватила его за шкирку и
понесла к дверям на вытянутой руке, хотя
он беспомощно болтался и жалобно кричал.
  Причитая и бранясь, она пробежала вниз
по лестнице, вышвырнула его на улицу
и с силой захлопнула дверь.

--------


           2. КАК ПИТЕР БЕЖАЛ
            С КЭВЕНДИШ-СКВЕР
  На улице было холодно и сыро,
солнце скрылось, небо обложило тучами
и начался дождь.
  От страха и тоски Питер взмяукнул так
жалобно, что женщина из дома напротив
сказала мужу:
  - Господи! Прямо как ребенок.
  Она отодвинула занавеску, и Питер
закричал ей:
  - Пустите меня! Пожалуйста!
Меня выбросили из дому...
  Но соседний муж ничего не понял
и сказал так:
  - И откуда они берутся? А ну брысь!
  Тут к дому подъехал газетчик
на велосипеде и в надежде на чаевые под-
держал клиента, стукнув Питера по спине
туго свернутой газетой. Питер кинулся
прочь, сам не зная куда, чудом увернулся
от огромной машины, но его окатило
грязной водой.
  Мокрый насквозь, он в первый раз
огляделся и увидел очень странный мир,
состоявший главным образом из тяжелых
ботинок и туфель на высоких каблуках.
Кто-то сразу наступил ему на хвост.
Питер заорал, и сверху раздался
злой голос:
  - Так и шею сломаешь! А ну брысь!
  После этого вторая нога ловко ударила
Питера прямо в бок, и несчастный, себя
не помня от страха, кинулся неведомо
куда.
  Лондон стал совсем другим, и все,
что прежде так привлекало и радовало -
звуки, запахи, светлые витрины, голоса,
шум и шорох колес, - теперь пугало его
больше и больше. Прижав уши и вытянув
палкой хвост, Питер бежал по дождливому
городу, то выскакивая на ярко освещенные
улицы, то ныряя в черные аллеи и кривые
переулки. И на свету и в темноте было
одинаково страшно, а хуже всего был
дождь.
  Когда Питер был еще мальчиком,
он дождь любил, но коту очень трудно
под дождем. Мех у него слипся клочьями
и больше не грел, холодный ветер хлестал
прямо по обнажившимся полоскам кожи
(а у котов кожа тонкая), и, как быстро
Питер ни бежал, согреться он не мог.
Холодно было и подушечкам на лапах,
прикасавшимся к мокрым плитам.
Но хуже всего было не это: весь город,
совершенно весь, стал ему врагом.
  Питер бежал, останавливался, опять
бежал, опять стоял, думая, что больше
бежать не в силах, но хлопала дверь или
вывеска, разбивалась бутылка, и мальчик,
обратившийся в котенка, кидался прочь.
  Улицы снова изменились, и он
все медленней бежал мимо огромных зданий
и железных ворот, пересекая иногда узкие
рельсы. Видел он и склады в слабом свете
фонарей, а потом и доки, потому что ди-
кое его бегство вело его вниз по Темзе.
  Когда бежать он больше не мог,
он заметил открытую дверь, из-за которой
приятно пахло. За ней оказались мешки с
зерном, а на полу была солома. Цепляясь
за мешки когтями, Питер взобрался
наверх, примостился поудобней и услышал:
  - А ну брысь! Пошел, пошел...
  Голос был нечеловеческий, но Питер
все прекрасно понял, открыл глаза -
и, хотя на складе света не было, ясно
увидел большого бурого кота с квадратной
головой и уродливым шрамом на носу.
  - Простите, - сказал Питер,
- я не могу уйти, я устал.
  - Вот что, сынок, - сказал бурый кот.
- Это место мое, понятно?
Давай уматывай!..
  - Никуда я не пойду, -
с неожиданным упрямством сказал Питер.
  - Ах, не пойдешь? - ласково сказал
кот, хрипло заурчал и стал расти
на глазах, словно его надували насосом.
Питер успел пробормотать: "Да вы что,
да тут места хватит...", но кот прыгнул
прямо на него и первым ударом сшиб
с мешков, вторым - покатил по полу.
Они единым клубком докатились до дверей,
и, вылетая на улицу, Питер еще слышал
последние угрозы.

--------


         3. ИМПЕРАТОРСКОЕ ЛОЖЕ
  Когда Питер открыл глаза, он лежал
на кровати, застеленной пунцовым шелком,
а на желтом шелковом пологе красовалась
большая буква "N" и над ней - корона.
Здесь было мягко, сухо, тепло и даже
хорошо, хотя все его кошачье тельце
ужасно болело.
  Потолок в комнате был высокий, и почти
до самого потолка громоздились какие-то
странные старинные вещи, покрытые слоем
пыли, из-под которого поблескивали
парчовая обивка или золоченые украшения.
Между кипами мебели тянулась паутина,
и пахло здесь чем-то затхлым.
  Вчерашний страх накатил на Питера,
и он стал было думать о том, что никогда
не увидит ни маму, ни папу, ни няню,
как вдруг нежный голос проговорил
совсем рядом:
  - Слава богу, ожил!.. Я уж и не
надеялась. Да, повозилась я с тобой...
  Прямо над ним, обернув хвост вокруг
передних лапок, сидела пестренькая кошка
с белой грудкой, белым пятнышком
на мордочке и серо-зелеными глазами
в золотой оправе. Она была совсем тощая,
мех да кости, но очень чистая: белая
манишка сверкала, как горностай,
и Питеру стало за себя стыдно. У него
самого мех свалялся, даже виден не был
из-под угольной пыли и запекшейся крови,
и никто не поверил бы, что еще недавно
он был снежно-белым котенком,
тем более - чистеньким мальчиком.
  - Простите, - сказал он. - Я уйду,
как только смогу. Сам не знаю, почему
я здесь. Я вроде бы умирал на улице.
  - И умер бы, - сказала кошка,
- если б я тебя не перетащила.
Полежи-ка тихо, я тебя вылижу.
  Собственно, ему хотелось вытянуться
как следует на шелку и заснуть, но он
вспомнил правила вежливости и ответил:
  - Ну зачем вам беспокоиться...
  Однако она мягко прервала его
и, придерживая лапой, тщательно вылизала
ему нос, потом между ушами, затылок,
спинку, бока и, наконец, щеки. И ему
вдруг припомнилось, как очень давно, в
самом начале, мама держала его на руках.
Он только учился ходить, и упал, и ушиб-
ся, а мама подхватила его, и он уткнулся
лицом ей в шею. Она его гладила,
приговаривала: "Сейчас пройдет... вот
и все..." - и на самом деле боль ушла,
сменившись покоем, уютом и радостью.
  Так было и теперь, когда шершавый язык
лизал его, снимая боль, как резинка
стирает карандаш. Что-то заурчало
и задрожало у него внутри, словно
маленький мотор, и он заснул.
  Оглядел он себя лишь тогда, когда
проснулся. Мех был опять белый, пу-
шистый, и воздух уже не касался царапин
и ран. Кошка куда-то делась. Питер попы-
тался встать, но не смог, лапки у него
расползлись. Когда же он ел последний
раз? Вчера (или позавчера?) няня дала
ему завтрак. Он просто вспомнить об этом
не смел, так он проголодался.
  И тут он услышал тихий, нежный, мело-
дичный звук - что-то вроде "урру...".
Он обернулся и увидел кошку. Вспрыгнув
на кровать, она положила к его лапам
большую мышь и произнесла:
  - Она хорошая, свежая. Сейчас поймала.
  - Спасибо... - забормотал Питер.
- Простите, я мышей не ем... -
Питеру очень, очень не хотелось ее оби-
жать. - То есть я их никогда не ел... -
поправился он.
  - Мышей не ел?! - воскликнула кошка.
- Уж эти мне домашние кошечки!..
Да что там, сама такой была... Ничего,
придется встать на собственные лапы,
и без сливок перебьешься... Ладно, ешь.
  Питер закрыл глаза и откусил кусочек.
К великому его удивлению, мышь оказалась
такой вкусной, что он и не заметил, как
съел ее целиком, и только тогда взглянул
в раскаянии на торчащие сквозь мех ребра
новой знакомой.
  Но кошка не обиделась, хотя что-то
ее тревожило. Она даже рот приоткрыла,
но ничего не сказала, отвернулась
и лизнула себе бок.
  Чтобы замять неизвестный ему промах,
Питер спросил:
  - А где это я? То есть где мы?
  - Да у меня, - ответила кошка.
- Я не всегда тут живу, сам знаешь,
какая наша жизнь... А не знаешь -
узнаешь. Это мебельный склад. Кровать
уж очень хорошая...
  Питер вспомнил, как в школе они учили,
что означают "корона" и буква "N",
и не смог удержаться.
  - На этой кровати спал Наполеон, -
сказал он. - Великий французский
император.
  - Да?.. - равнодушно откликнулась кош-
ка. - Именно что великий, сколько места
занимал. Сейчас он на ней не спит, за
все три месяца ни разу не был. Так что
живи, сколько хочешь. Тебя, наверное,
выгнали. А кто тебя вчера отделал?
  Питер поведал ей о встрече
с бурым котом, и она сильно огорчилась:
  - Да это сам Демпси! Кто же с ним
спорит? Его во всех доках знают,
он самый сильный кот.
  Питер решил немного покрасоваться.
  - Чего там, я просто устал,
много бегать пришлось, а то я б ему...
  Но кошка печально улыбнулась.
  - От кого же ты бегал? - спросила она
и прибавила, не дожидаясь ответа: - Лад-
но, сама знаю, по первому разу всего
боишься. Кстати, как тебя зовут? Питер?
А я - Дженни. Расскажи-ка мне о себе.

--------


      4. ПИТЕР РАССКАЗЫВАЕТ О СЕБЕ
  Хуже, чем он начал, Питер начать
не мог. Он сказал:
  - Я не кот, я мальчик.
  Дженни странно заворчала, и хвост ее
увеличился вдвое.
  - Кто? - переспросила она.
  - Ну, мальчик... человек... -
робко объяснил Питер.
  - Ненавижу людей! -
воскликнула Дженни.
  - А я кошек люблю, - сказал Питер,
и так ласково, что хвост у нее стал
уменьшаться. - Наверное, люди тебя
обидели... Ты уж прости, я человек.
Меня зовут Питер Браун, мы живем
на Кэвендиш-сквер, дом 1... То есть
я там больше не живу...
  - Да брось ты выдумывать! - фыркнула
Дженни. - Ты самый что ни на есть кот:
и с виду, и по запаху, и...
М-да, ведешь ты себя не по-кошачьи...
Постой, постой... Значит, так: ты спорил
с Демпси, да еще и у него на работе... -
Дженни явно подсчитывала примеры, и даже
казалось, что она загибает коготки.
- Мышь не хотел есть... а потом съел
всю, не подумал обо мне... Нет, нет,
я не сержусь, но кошки так не делают.
Да, главное забыла! Ты ел прямо здесь,
где спишь, а когда поел, не умылся.
  - Мы моем руки перед едой, -
сказал Питер.
  - А мы моемся после! - твердо сказала
Дженни. - Это гораздо умней. Пока ешь,
перепачкаешься. Да, ты не кот...
В жизни такого не слышала!..
  - Хочешь, я тебе расскажу, как это все
случилось? - спросил Питер.
  - Расскажи, пожалуйста, -
сказала кошка и пристроилась поудобнее.
  Теперь он начал с самого начала,
описал ей и свою квартиру и скверик,
похвастался, что папа служит в армии
и дома почти не бывает, пожаловался,
что мама тоже почти не бывает дома,
и днем это еще ничего, а когда ляжешь -
грустно, и, наконец, поведал о том,
как хотелось ему завести кошку.
  Про маму он рассказал еще, как хорошо
от нее пахнет, что она очень скучает
без папы и ей надо ездить по гостям.
  Дженни призналась, что и сама любит
хорошие запахи, но очень рассердилась,
что Питеру не разрешали взять котенка.
"Повернуться негде! - негодовала она.
- Да мы и места не занимаем... и никого
не трогаем, если к нам не лезут..." Но
няню она поняла и на нее не обиделась.
  - Бывают такие люди, - сказала она.
- Боятся нас, и все. Мы ведь тоже иногда
кого-нибудь боимся. Но с такими
хоть знаешь, что к чему. А вот если кто
тебя любит... или говорит, что любит...
  Она не договорила, быстро отвернулась
и принялась яростно вылизывать себе
спинку. Чтобы ее отвлечь, он стал
рассказывать про вчерашние события,
но только он упомянул кошку в скверике,
Дженни оживленно спросила:
  - А она красивая? Красивей меня?
  Питер вспомнил хорошенький меховой шар
с пышными усами, но обижать свою спаси-
тельницу не захотел. Сама она красотой
не отличалась. Правда, глаза у нее были
ничего, но при такой худобе какая уж
красота. Однако он смело воскликнул:
  - Ты куда красивей!
  - Нет, правда? - переспросила Дженни,
и Питер услышал впервые, как она
мурлыкает.
  Когда он досказал все до конца,
она долго думала, глядя вдаль. Наконец
она повернула к нему голову и спросила:
  - Что же нам делать?
  - Не знаю, - сказал Питер.
- Если уж я кот, что тут поделаешь!..
  Дженни положила лапку ему на лапку
и сказала:
  - Котом сразу не станешь.
Надо нам будет позаниматься.
  - Чего там, - сказал Питер,
которому заниматься надоело.
- Ешь мышей да урчи, только и всего.
  Дженни было обиделась, но мордочка ее
почти сразу стала ласковой и даже
как будто красивой.
  - Я тебя всему научу, - пообещала она.
- Только никому не говори, что ты
мальчик. Мне сказал, и ладно, другим
не говори, не поймут.
  Питер кивнул, и Дженни нежно погладила
его. Лапка у нее двигалась так мягко,
что Питеру стало совсем хорошо.
  - Что ж, начнем, - сказала Дженни.
- Чем раньше, тем лучше. Первое и самое
главное - умывание. Кошкам надо знать,
как умываться и когда. Вот, слушай...

--------


     5. КОГДА ТЕБЕ ТРУДНО - МОЙСЯ!
  - Когда тебе трудно, мойся, -
сказала Дженни.
  Сидела она ровно и даже строго,
под самым "N" с короной, и сильно
напоминала учительницу. Но глаза у нее
радостно поблескивали и меховые щеки
раздвигала улыбка. Свет падал сверху
прямо на нее, словно она была на сцене.
  - Если ты ошибся, - говорила она,
- или расстроился, или обиделся, мойся.
Если над тобой смеются, мойся. Если
не хочешь ссоры, мойся. Помни: ни одна
кошка не тронет другую, когда та моется.
  Всех случаев и не перечислишь. Скажем,
дверь закрыта, ты не можешь попасть
домой - присядь, помойся, и успокоишься.
Кто-нибудь гладит другую кошку или,
не дай бог, играет с собакой - мойся, и
тебе будет все равно. Загрустил - мойся,
смоешь тоску. Разволновался - мойся,
и возьмешь себя в лапы. Всегда, везде,
в любом затруднении - мойся, и тебе
станет лучше.
  - Конечно, - заключила она свою речь,
- кроме того, ты станешь чище.
  - Мне всего не упомнить, -
сказал Питер.
  - И не надо, - отвечала Дженни. - Пом-
ни общее правило: трудно тебе - мойся.
  - Не научусь я по-вашему мыться, -
снова попытался было Питер, который,
как все мальчики, мыться не любил.
- Как я до спины дотянусь?
  - Какая чепуха! - воскликнула Дженни.
- Помни: кошка дотянется до любого
места. Сразу видно, что у тебя кошки
не было. Смотри на меня и повторяй.
Начнем со спинки.
  Она выпрямилась еще сильнее, повернула
голову, почти вывернула, и принялась
короткими ударами язычка мыть левую
лопатку, вжимая подбородок в серый мех.
Охватывала она все больше места, и,
наконец, ее язычок проводил каждый раз
по всей спине.
  - Никогда не смогу! - вскричал Питер.
- Мне и голову так не вывернуть!..
  - А ты попробуй, - сказала Дженни.
  Он попробовал, и голова повернулась
носом назад. Тогда он высунул язык,
лизнул белый мех, и дело пошло.
  - Молодец! - подбодряла Дженни. - Бра-
во! Теперь пониже, вниз по хребту...
  Долизав до середины спины, Питер
так обрадовался, что замурлыкал,
не переставая мыться, и это ему удалось.
  - Чтобы вымыть нижнюю половину, -
сказала Дженни, - изогнись вот так
и опустись немного, полулежи-полусиди...
Очень хорошо!.. Обопрись на правую лап-
ку, а левую прижми, чтоб не мешала. Так.
Мой левую сторону до конца, перевернись
и мой правую.
  Питер все выполнил, удивляясь, как это
легко, и даже попытался вылизать хвост,
но Дженни его поправила.
  - Придержи его лапой. Да, да, правой.
На нее опирайся, ей и держи. Вот так.
Мыть под хвостом научимся позже.
Сейчас отработаем живот, манишку, лапы
и внутреннюю сторону ляжек.
  Передние лапки он вылизал с легкостью,
но к манишке перейти не сумел.
  - Со временем, - сказала Дженни,
- будешь мыть манишку сидя, но пока ло-
жись, так легче. Ложись на бок, как я...
  Он лег и обнаружил, что может мыть
свой мех прямо под подбородком. Однако
дальше груди он не дотянулся.
  - Да, это потрудней, -
улыбнулась Дженни, - смотри на меня.
Сядь, и притом на хвост. Обопрись на
любую из передних лап, можно и на обе.
Задние расставь. Главное - правильно
изогнуться, мы ведь очень гибкие.
  Все выходило так хорошо, что Дженни
ввела новый метод.
  - А как ты вымоешь задние лапы
изнутри? - спросила она.
  - Ну, это легко! - опрометчиво ответил
Питер, но у него ничего не получилось,
хвост и лапы начисто перепутались,
и он неуклюже повалился на бок.
Дженни огорчилась и раскаялась:
  - Ах ты, зря это я! Догадаться очень
трудно, и сама поза трудная. Ты слышал
такое выражение - "нога пистолетом"?
Ну, видеть-то ты видел. - И она подняла
правую заднюю лапу прямо вверх.
  Поза была совершенно немыслимая,
ее мог бы повторить только циркач,
и все же Питер принялся за дело,
но снова чуть не завязался узлом.
  - Нет, смотри, - сказала Дженни.
- Давай по порядку. Сперва примостись
покрепче на основании хвоста (Питер
примостился). Обопрись на левую переднюю
лапу. Так. Теперь сядь поудобней, а спи-
ну изогни (Питер превратился в заглавное
"C"). Вытяни левую заднюю во всю длину,
для равновесия, тогда не свалишься. А
вот теперь вытягивай правую прямо вверх.
Да, хорошо, только не внутри правой
передней, а снаружи. Ну, вот! Опирайся
как следует, всем весом, прекрасно!
  Питер обрадовался, и ему захотелось,
чтобы няня увидела его. Теперь он лизал
где хотел, без подсказок, сам вылизал
левую лапу, вызвав восхищение наставни-
цы, которая, однако, сообщила, что и это
еще не все: он не умеет мыть затылок,
уши и морду.
  Питер с готовностью высунул язык,
но ничего не получалось, и он жалобно
проговорил:
  - Вот оно, самое трудное...
  - Нет, это самое легкое, - улыбнулась
Дженни. - Смочи переднюю лапу...
(он смочил) и мой, где хочешь.
  И Питер вымыл дочиста сперва уши,
потом щеки, потом затылок, потом усы
и подусники и, наконец, маленький
треугольник под самым подбородком.
  В последних лучах солнца он видел,
как сверкает его белейший мех, который
стал пушистым и нежным, словно шелк, но
глаза у него слиплись, и будто издалека
доносился ласковый голос Дженни:
  - Теперь мы оба поспим, а потом
я расскажу тебе о себе.

--------


     6. ДЖЕННИ РАССКАЗЫВАЕТ О СЕБЕ
  - Как я уже говорила, - сказала она,
проснувшись, - зовут меня Дженни и во
мне, прибавлю, есть шотландская кровь.
И моя мать, и я сама родом из Глазго.
Собственно, род наш восходит к Африке.
Предки мои попали в Испанию и служили
на кораблях Великой Армады. Один из них
приплыл на доске к шотландскому берегу.
Фамилия наша - Макмурр.
  - Я читал, как адмирал Дрейк победил
Армаду, - вставил Питер, - и буря
разбросала галеоны, но про кошек
там не было...
  - Однако служили и кошки на этих гале-
онах, - сказала Дженни. - Строго говоря,
что нам Испания! Мы жили задолго до того
в Египте. Ты заметил, какая у меня
маленькая голова? Египетская порода.
Конечно, и лапки...
  Дженни легла на бок и протянула Питеру
все четыре лапы. И подушечки и вся
внутренняя сторона оказались черными.
У Питера они были розовые.
  - Когда знаешь, кто твои предки, -
продолжала Дженни, - все же как-то
легче. Из Глазго в Лондон нас привезли
в корзине, и маму, и сестер, и меня.
Мама очень хорошо учила нас, воспитыва-
ла, и меня забрали в одну семью к одной
девочке. Три года я не знала горя.
  - Девочка была хорошая? -
спросил Питер.
  Дженни ответила не сразу и,
уже не стесняясь, смахнула лапкой слезу.
  - Лучше некуда, - отвечала она.
- Звали ее Элизабет, Бетси. Когда она
возвращалась из школы, я прыгала к ней
на руки, она меня обнимала, а я терлась
о ее щеку, и мы долго ходили вместе,
словно у нее на шее - меховое боа.
  Именно об этом мечтал Питер
и вздохнул. Вздохнула и Дженни.
  - На рождество и на Новый год, -
продолжала она, - мне разрешали залезать
в коробки. На мой день рождения
Бетси звала гостей и мне дарили подарки.
Все меня любили, и я их любила, я даже
понимала кое-что по-человечьи, хотя язык
этот и труден и неблагозвучен. И вот од-
нажды, два года тому назад, я заметила,
что все чем-то заняты. Вскоре я поняла,
что мы переезжаем. Только не знала,
в другой дом или за город, на дачу.
  Дженни прикрыла глаза на минутку,
словно хотела получше вспомнить
свою беду. Потом открыла их, вздохнула
и продолжала рассказ:
  - Дом у нас был большой, паковали все
очень долго, а я ходила, нюхала, терлась
об вещи, чтобы получше понять, что
к чему. Сам знаешь, как много нам скажут
усики (Питер этого не знал, но
не возразил ей). Но я ничего не поняла,
и особенно меня сбило с толку то,
что хозяйка моя уходила с Бетси на ночь.
Каждый вечер мою корзину переносили на-
верх, в мансарду, и ставили мне блюдечко
молока. А однажды утром никто не пришел.
И вообще никто больше не пришел, ни
хозяйка, ни Бетси!.. Они меня бросили.
  - Бедная ты, бедная! - воскликнул
Питер и тут же прибавил: - Нет, не может
быть. С ними что-нибудь случилось.
  - Побудешь кошкой с мое, - сказала
Дженни, - поймешь, что такое люди.
Они нас держат, пока им удобно, а когда
мы без всякой вины помешаем им, бросают,
и живи как хочешь, то есть помирай...
  - Дженни! - снова закричал Питер.
- Я никогда тебя не брошу...
  - Может, ты и не бросишь, -
сказала Дженни, - а вот люди бросили.
Я тоже сперва не верила, слушала,
смотрела в окно. Потом стала мяукать
все громче и громче, но никто меня
не услышал и никто не пришел.
  - Ты, наверное, страшно хотела есть? -
спросил Питер.
  - Не в том дело, - ответила Дженни,
- с душой у меня стало худо. Сперва я
тосковала по Бетси, потом почувствовала,
что я ее ненавижу. Да, Питер, я
научилась ненависти, а это хуже и голода
и боли. С тех пор я не верю ни единому
человеку.
  Потом пришли какие-то женщины,
наверное, новые хозяйки. Одна из них хо-
тела меня погладить, но я так озверела,
что укусила ее. Она меня выпустила,
и я юркнула в незапертую дверь.
Так все и началось...
  - Что именно? - не понял Питер.
  - Независимость от людей, -
пояснила Дженни. - Мне ничего от них
не надо, я ни о чем их не прошу
и никогда не пойду к ним.
  Не зная, чем ее утешить, Питер подошел
к ней и лизнул ее в щеку. Она улыбнулась
ему и замурлыкала. И тут раздались шаги.
  - Мебель перевозят! - сразу догадалась
Дженни. - Ах ты, жаль! Какой хороший был
дом... Бежим, а то сейчас начнут орать.
  Питер послушно побежал за ней,
и вдруг ему немыслимо захотелось пить -
все же котом он еще не пил ничего, хотя
столько бегал, говорил и дышал пылью.

--------


      7. НА ПОРОГЕ ПРИОСТАНОВИСЬ!
  - Молока бы сейчас!.. - сказал Питер.
- Я бы выпил целый стакан.
  Дженни обернулась.
  - Целое блюдце, - поправила она.
- Из стакана ты пить не сможешь.
А что до молока, мы, знаешь, без него
обходимся. Из лужи полакаешь, и ладно.
  Слова эти были так неприятны,
что Питер заплакал и закричал:
  - А я пью молоко! Каждый день! Няня...
  - Тиш-ш, тиш-ш, - сказала Дженни.
- Бродячих кошек молоком не угощают.
Привыкай.
  Но Питер привыкать не хотел и тихо
плакал, а Дженни удивленно глядела
на него. Судя по ее взгляду, она спорила
сама с собой и наконец прошептала:
  - Ну что же... идем...
  - Куда? - спросил Питер.
  - К одному старичку, - сказала Дженни.
  - Значит, ты все-таки берешь
у людей, - сказал Питер.
  - Брать иногда беру, но ничего им
не даю, - сказала Дженни с печальной
суровостью.
  - Разве так можно? - спросил Питер.
Он не хотел обижать Дженни, но его
учили, что именно так делать нельзя.
Дженни поджалась и сказала почти сухо:
  - Выбора, Питер, у нас нет.
  Тут послышался крик: "Вроде бы
все!", - И другой: "Ну, двинулись!"
Дженни выглянула из-за угла и сказала:
  - Сейчас они уйдут. Подождем немножко
и побежим дальше.
  Убедившись, что возчики и впрямь ушли,
Питер и Дженни побежали по коридорам и
нырнули в какую-то дыру. Там было темно,
но Питер усами чувствовал, где Дженни,
и легко следовал за ней. Вскоре из
другой дыры они увидели светлую улицу.
Обрадовавшись солнечному свету, Питер
обогнал Дженни, но она окликнула его:
  - Постой, не беги! Кошки никогда
не выбегают сразу. Второе наше правило:
"Приостановись на пороге!"
Надо все знать, а уж потом идти.
Подождем немного.
  Питер сел рядом с ней и сразу понял,
как она была права.
  Прямо перед ними один за другим мель-
кали тяжелые ботинки. Дальше катились
колеса, сменявшиеся иногда огромными ко-
пытами. Часы пробили четыре так далеко,
что человек бы их не услышал. Питер
потянул носом и попытался разобраться,
что же сообщают ему запахи. Пахло чаем.
Кроме того, пахло бензином, лошадьми,
мускусом, дегтем, выхлопными газами
и паровозным дымом.
  Дженни в последний раз повела ушами
и сказала:
  - Можем идти. Котов нет,
собака прошла, но неопасная,
в доке разгружают чай.
  - Как же ты все узнала? - удивился
Питер. - Я никогда так не смогу...
  - Сможешь, - сказала Дженни и, поль-
щенная, замурлыкала. - Это очень просто.
Запах чая слышишь и ты. Когда я была
на улице, чаем не пахло. Значит, судно
недавно пришло. Собака неопасна
вот почему: если бы у нее было хоть
какое-нибудь чувство собственного
достоинства, она была бы чистой.
А собаке без достоинства не до кошек.
  Питер снова сказал то, что нужно:
  - Какая ты умная, Дженни!
  Дженни замурлыкала, заглушая грохот
подводы, и весело крикнула:
  - Пошли!

--------


        8. КАК ОБМАНУЛИ СТАРИЧКА
  Они не шли и не бежали, а двигались
короткими перебежками, и Дженни
объясняла:
  - Никогда ниоткуда не уходи, если
не знаешь, где спрятаться. На открытом
пространстве не задерживайся, перебегай
с места на место. Если район знакомый,
это нетрудно.
  Так добрались они до открытых железных
ворот. Дженни заранее определила, что
открыты они, потому что недавно пришел
поезд. И двигаться стало много легче -
прямо под вагонами.
  Хибарка старичка-сторожа стояла
на самом краю. Вид у нее был самый
приветливый, а по обеим сторонам двери
в длинных ящиках цвела герань.
  - Он дома, - сказала Дженни
и громко замяукала.
  Бедно одетый старичок с пышными усами
тут же появился на пороге.
  - Вот тебе на! - сказал он. - Полоса-
тенькая пришла, не забыла Билли Грим-
за!.. И дружка привела! Кис-кис-кис...
  Питер заметил, что его снежно-белые
волосы давно не стрижены, щеки красные,
как яблоки, руки узловатые и темные, а
глаза голубые, печальные и очень добрые.
  "Какой старый! - подумал Питер.
- А похож на мальчика..."
  Дженни снова замяукала,
и старичок сказал:
  - Молочка хотите! Сейчас, сейчас...
  - Слыхал? - воскликнула Дженни.
- Я поняла слово "молочко".
  - А я понял все, - сказал Питер.
  - Неужели ты все у них понимаешь? -
удивилась Дженни.
  - Конечно, - ответил Питер.
- Я же сам из них.
  Тут старичок вынес к дверям большое
блюдце и бутылку.
  - Вот и мы, - сказал он. - Молочко хо-
рошее, свежее... Пейте, киски, пейте!..
  - Лучше бы в дом не заходить, -
сказала Дженни. - Здесь бы и выпили...
  Но старичок поставил блюдце
по ту сторону порога, и она сдалась,
тяжело при этом вздохнув.
  Питер кинулся к блюдцу, сунул мордочку
в молоко и сразу стал чихать.
  - Так я и думала! - вскричала Дженни.
- Надо не пить, а лакать!
  - Де убею, - проговорил Питер.
- Даучи бедя...
  Дженни перешла на его сторону блюдеч-
ка, опустила голову, и ее розовый язычок
замелькал с немыслимой быстротой.
  Мистер Гримз засмеялся:
  - Манерам тебя учат? Ничего,
со всяким бывает...
  Питер попытался лакать, но молоко
стало выплескиваться на пол.
  - Ах, забыла! - пришла на помощь Джен-
ни. - Ты выгибаешь язык ложечкой вверх,
а надо крючком вниз.
  - Что ты такое говоришь! - возроптал
Питер. - Ложечка зачерпнет молоко,
а крючок - нет. Да я и не сумел бы,
язык не вывернуть.
  - Мальчику не вывернуть, а ты - кот, -
сказала Дженни. - Лакай!
  Питер послушался и, к своему
удивлению, почувствовал вкус молока. Он
жадно лакал, пока не вспомнил, как было
с мышью, и отошел в сторонку.
  Дженни вознаградила его чарующей
улыбкой и долакала блюдечко, а он
тем временем стал осматривать комнату.
Стояли тут кровать, полка, стул и стол,
а на столе - маленький приемник и старый
будильник. По самой середине торчала
толстопузая печка, из которой прямо
в потолок шла ржавая труба. Сейчас печка
топилась, на ней пел чайник и что-то
жарилось. Все в комнате было ветхое,
бедное, но казалось, что здесь нарядно,
словно во дворце, потому что повсюду
стояли и висели горшочки с геранью
всевозможных оттенков: и бледно-розовой,
как цвет яблони, и нежно-оранжевой, как
семга, и розовато-бежевой, и кирпичной,
и чисто алой, как закат. А все-таки
Питеру стало так жалко мистера Гримза,
что он принялся мыться с особой яростью.
  - Моешься? - ласково сказал мистер
Гримз. - Ты подожди, сейчас печеночки
получишь... - Снял сковородку с огня,
разрезал печенку пополам и мелко нарезал
ту половину, которая причиталась кошкам.
  Дома Питер печенку не любил, но сейчас
себя не помнил от радости. Обрадовалась
и сдержанная Дженни. Старичок положил
на блюдечко две одинаковые кучки,
и гости снова встали по обе стороны.
  Себе мистер Гримз налил чаю, намазал
маргарином кусок хлеба, сел к столу
и принялся есть печенку, приговаривая:
  - Вы оставайтесь у меня, тут хорошо,
тихо... Один, бывает, и затоскуешь,
а втроем красота! Цветочки вам ничего,
цветочки вы, кошки, любите... Печенка
не печенка, а каша вам будет, и молочко,
а то и мясо... Кровать я переставлю вон
туда, в уголку вам тряпочек набросаю...
  Питер только того и хотел,
но Дженни спросила, умываясь после еды:
  - Что он такое говорит?
  Питер стал рассказывать как можно
заманчивей, однако она перебила его:
  - Вот видишь!
  - Он такой добрый... - начал Питер,
и Дженни перебила опять:
  - Поверь мне, все они сперва добрые.
Мойся, а кончишь - делай, как я.
  Тем временем старичок собрал посуду
в лохань и направился к двери.
  - Воды у нас нет, - пояснил он.
- Ничего, колонка рядом... сейчас все
и помоем...
  Вернулся он почти сразу и поставил
воду подогреть. Однако дверь осталась
чуть приоткрытой, и Дженни это заметила.
  - Приготовься! - быстро шепнула она.
  - К чему? - не понял Питер, но ответа
не было. Дженни прыгнула к двери,
крикнув: "За мной!"
  Не понимая, что делает, он побежал
за ней, словно спасался от погони.
Сзади доносился голос старичка:
  - Куда вы? Эй, куда вы? Вернитесь!
Следующий раз я вам всю печенку отдам!
Киска! Беленький! Куда это вы?
  Питер остановился и обернулся.
Старичок стоял в дверях, между алыми
кустами, беспомощно протягивая руки.
Он сильно сутулился, и белые усы
печально свисали вниз.
  Дженни юркнула за кучу канистр из-под
бензина. Питер, как привязанный, побежал
за ней, и они перебегали от канистр к
ящикам, от ящиков - к дровам, от дров -
к железному лому, пока не оказались
очень далеко. Тогда Дженни сказала:
  - Молодец!
  Но Питер совсем не чувствовал себя
молодцом.

--------


         9. КОШКИ ЕДУТ ЗАЙЦАМИ
  - Ой, смешно! - веселилась Дженни.
- Никогда не забуду, как он смотрел.
Дурак дураком! А ты что не смеешься?
  - Мне не смешно, - сказал Питер.
  Дженни посмотрела на его хвост.
  - Ты что, сердишься? - спросила она.
  - Нет, - печально отвечал Питер,
- что с тебя взять... А с хвостом,
ты уж прости, ничего поделать не могу.
  - Да что такое? - удивилась Дженни.
  - Он не дурак и не смешной, -
сказал Питер, - а одинокий и несчастный.
  - Ты пойми, - возразила Дженни,
- он подкупал нас молоком и печенкой...
  - Нет, не подкупал, - сказал Питер.
- Он угощал нас. А мы с тобой поступили
подло.
  Глаза у Дженни заблестели, ушки
прижались к голове, хвост угрожающе
задвигался.
  - Все люди плохие, - сказала она.
  - Почему же ты водишься со мной? -
спросил Питер.
  - Ты кот! - закричала Дженни.
- Обыкновенный белый кот... Ой, Питер,
да мы же ссоримся! Из-за человека!
Вот видишь, какой от них вред!
  Питер вспомнил всю ее доброту,
и ему стало стыдно.
  - Прости меня, Дженни Макмурр, -
сказал он. - Если тебе тяжело говорить
про мистера Гримза, я больше не буду.
  Дженни отвернулась и принялась мыться.
Принялся мыться и он. Мылись они доволь-
но долго, пока на реке не показался
большой пароход. Тогда Дженни поглядела
на своего друга.
  - Ты такой умный... - сказала она.
- Наверное, и читать умеешь?
  - Конечно, - ответил он. - Что хочешь
прочитаю... если слово не очень длинное.
  - Прочитай! - попросила она.
- Ну, хоть вон там, на пароходе...
  - "Мод О'Рили", -
охотно прочитал Питер.
  - А вон на том, подальше?
  - "Амстердам", - сказал Питер.
  Он глядел, как опускается солнце
за густым лесом мачт, и думал, где же
они с Дженни приютятся на ночь.
  - Ты хочешь уплыть на корабле? -
спросила Дженни.
  - На корабле? - закричал он. - Куда?
  - В Шотландию, - отвечала Дженни.
- Я давно собираюсь в Глазго, у меня там
родня.
  - Денег нет, - сказал Питер.
- Мы не можем купить билетов.
  - Мы будем работать, - сказала Дженни.
- Там очень нужны кошки. Я-то знаю,
я плавала... Только я не понимала,
куда корабль идет. Хотела в Египет -
попала в Осло!.. А теперь, когда мы
читаем, беспокоиться не о чем.
Я уж выберу, что нам надо.
  - "Раймона", - читал Питер,
- Лиссабон.
  - В Лиссабоне полно кошек, -
заметила Дженни. - Моего типа.
  - "Вильямар", Хельсинки... -
продолжал он. - "Изида", Александрия...
  Дженни заколебалась, но устояла:
  - Нет, не теперь... Когда-нибудь
отправимся и в Египет, где почитали
кошек...
  И так отвергала она все, двигаясь все
дальше, пока на борту небольшого судна
Питер не прочитал уже не золотые,
а белые буквы: "Графиня Гринок", Глазго.
  - Да, - сказала Дженни,
разглядев корабль. - Нелегко тут будет
сохранять чистоплотность...
  - А они нас не выкинут? -
спросил Питер.
  - Моряки? - фыркнула Дженни.
- Да никогда! Не забывай, что мы кошки,
а они народ суеверный. Пошли. Насколько
я разбираюсь в кораблях, охраны там нет.
  Она не ошиблась, и кошки по сходням
взошли на корабль.

--------


           10. СКОЛЬКО СТОЯТ
          ДВА БИЛЕТА ДО ГЛАЗГО
  Двери были повсюду открыты, и Дженни,
опытная в морском деле, беспрепятственно
пробиралась в кладовую при камбузе.
Железная лесенка вела оттуда вниз,
в большое помещение, где стояли
холодильники, а на полу лежали припасы,
рассчитанные на все плавание. Там царила
тьма, только вдалеке слабо светилась
лампочка, но у кошек зрение острое,
и они ловко двигались среди бочонков,
ящиков и коробок. Именно тут Питер
увидел и упустил свою первую мышь.
  Ошибки Питер сделал такие: не прикинул
расстояние, прыгнул сразу, летел,
растопырив лапы и разинув рот. Конечно,
когда он приземлился, мыши не было
и в помине. Он лязгнул зубами и ударился
с размаху о железный ящик, страдая
от того, что так опозорился при Дженни.
  - Ах ты, не подумала!.. -
сказала Дженни. - Откуда ж тебе было
научиться?.. Ну, сейчас и начнем...
  - Неужели всему надо учиться? -
сердито и жалобно вскричал Питер.
  - Конечно, - отвечала Дженни.
- Главное - практика. Даже я разучусь,
если не буду тренироваться. Ненавижу
такие слова, но здесь нужно мастерство.
Ловить надо лапами, а не ртом, но самое
важное - приготовиться. Гляди-ка,
я покажу...
  Она отползла от мыши и принялась
раскачивать все шире заднюю часть тела.
  - Мы качаемся так не для забавы, -
говорила она, - и не по слабости нервов.
Если стоишь неподвижно, гораздо труднее
подпрыгнуть и приземлиться, где хочешь.
Попробуй, увидишь сам.
  Питер попробовал. Сперва выходило
очень неуклюже, но вскоре он нашел
нужный ритм и, удачно раскачавшись,
стрелой взлетел вверх.
  Вслед за этим стали отрабатывать
положение лап в полете. Вся суть в том,
чтобы в воздухе, на лету очень быстро
бить лапами. Сделать это гораздо
труднее, чем кажется, ибо ты, работая
передними лапами, должен вовремя
приземлиться на одни только задние.
  Вторую мышь он чуть-чуть не поймал.
Упустил он ее по излишней старательно-
сти, и Дженни его похвалила, а в реестр
ошибок занесла чрезмерную быстроту
и недостаточно точный глазомер.
  - Ждать надо больше, - пояснила она.
- Мыши туповаты и не почешутся, пока ты
их не испугаешь, да и то еще посидят,
подрожат, так что времени завались.
  Третью мышь Питер поймал очень ловко.
Дженни снова похвалила его и, когда он
галантно преподнес ей добычу, с удоволь-
ствием ее съела.
  Следующих мышей они оставили целыми:
Дженни хотела предъявить команде
образцы работы - Питера и своей.
  Ночью Питер проснулся от неприятного
чувства. Пахло по-новому, очень гадко,
а в углу сверкали красные огоньки.
Не в силах шевельнуться, он почуял
усами, что и Дженни проснулась. Сейчас
она впервые использовала этот вид связи,
сигнализируя: "Опасность! Я не могу тебе
помочь. Смотри на меня и учись, как
знаешь. А главное - что бы ни случилось,
не шевелись и не двигайся, не издавай
ни звука".
  Сердце у Питера колотилось, и он видел
сквозь тьму то, что ни в малой степени
не напоминало веселую мышиную охоту.
Дженни вся подобралась, напряглась и,
втянув голову, стала подползать к врагу.
Движения ее были осторожны и значитель-
ны, как никогда. У Питера пересохло
в горле, и он почувствовал, как дрожат
его усы, но с места он не двигался.
  Дженни стлалась по полу. Вдруг она
замерла, вытянулась и секунду-другую
пристально глядела на жертву.
  Измерив расстояние, она медленно со-
бралась в стальной, покрытый мехом шар,
покачнулась влево, вправо и взлетела
в воздух.
  Мерзкая тварь успела обернуться, Питер
увидел острые зубы и чуть не крикнул:
"Берегись!", но вспомнил приказ и не
издал ни звука. Тогда и увидел он чудо:
Дженни сделала в воздухе полуповорот
и упала на спину врага.
  Питер зажмурился. Долгую минуту он
слышал дикий скрежет когтей и страшный
лязг зубов, но Дженни своих зубов не
размыкала. Наконец челюсти ее разомкну-
лись, и что-то тяжело шмякнулось на пол.
  - Мерзость какая! - сказала Дженни.
- Терпеть их не могу. И заметь, если
они тебя укусят, ты захвораешь, а то
и умрешь. Всегда я этого боюсь...
  - Ты самая смелая кошка на свете, -
искренне сказал Питер.
  Но Дженни даже не обрадовалась.
Она жалела, что втравила друга в такое
опасное дело.
  - Учиться на них нельзя, -
сказала она. - Себе дороже. Давай хоть
отработаем поворот! Во всем остальном
делай, как я, и помни, что малейшая
ошибка может стоить жизни. Пока что
предоставь их мне, да получше гляди. -
И Дженни принялась мыться, а у Питера
прошел холодок по спине.
  ...Кошек обнаружили на седьмом часу
после отплытия. Когда чернокожий кок
зашел в кладовую, он увидел, что на полу
аккуратно лежат в ряд восемь мышей и три
"этих". Половину мышей поймал Питер
и жалел, что не может поставить на них
подпись.
  Негр широко улыбнулся, отчего лицо его
стало совершенно треугольным - кверху
уже, книзу шире, - и сказал:
  - Вот это да! Пойти показать
капитану...
  Нравы на судне были простые, и кок
действительно пошел на капитанский
мостик. Там он поведал всю историю и
развернул фартук, куда сгрузил образцы.
Капитан взглянул, пошатнулся и приказал
немедленно вышвырнуть все в воду.
Он и вообще был не в духе, но кошек
разрешил оставить, хотя велел рассадить
их по разным местам.
  И друзей впервые разлучили: Дженни
отрядили в кубрик к матросам, Питера -
в офицерские каюты.
  - Не беспокойся! - успела крикнуть
Дженни. - Друг друга мы найдем. А если
встретишь эту, не раздумывай и не играй.
  Тут ее схватили за шкирку и унесли.

--------


       11. КОРАБЛЬ И ЕГО КОМАНДА
  Прежде, еще дома, няня часто рассказы-
вала Питеру о небольших пароходиках,
посещавших маленький порт под Глазго,
в котором она жила девочкой. Сейчас
Питер думал, что среди них не было
такой нелепой развалины, как "Графиня".
Пока она медленно двигалась вдоль южных
и западных берегов, бросая ржавый якорь
при малейшей возможности, Питер изучал
ее удивительную команду.
  Кроме второго механика, днем и ночью
торчавшего у старых машин, из которых
как-то удавалось выдавить медузью ско-
рость, никто не занимался своим прямым
делом. Начать с того, что капитан просто
ненавидел море, ухитряясь как можно
больше времени проводить на суше.
В самом плавании он участия не принимал
и, сколько мог, сидел у себя в каюте.
Если никак нельзя было отвертеться,
он высовывался, орал, а потом, судя по
звукам, швырял на пол что попало. Кошкам
посчастливилось его увидеть, и они уста-
новили, что он не по-шотландски тучен,
глазки у него маленькие и хитрые,
а многочисленные подбородки напоминают
круги на воде.
  Первый помощник, мистер Стрэкен,
не походил на него ничем. Он был высок
и молод, море любил и бредил приключени-
ями. С капитаном они вечно ссорились,
но тот все же сваливал на помощника все
дела. Однако мистер Стрэкен не столько
работал, сколько рассказывал о невероят-
ных происшествиях, и если ему не верили,
предъявлял доказательства, например,
вынимал обгорелую спичку, поясняя:
"Да я ее как раз зажег!.."
  Дженни работала у матросов и приносила
рассказы об их странностях. Один матрос
прожил десять лет в пещере, хотел стать
отшельником, но передумал; другой был
парикмахером, завивал дам, пока не
спалил кому-то волосы; а боцман по имени
Энгус вышивал. Кто-то из новых стал над
ним смеяться, но Энгус свалил его одним
махом; а когда тот пришел в сознание,
ему объяснили, что смеяться нечего, ибо
могучий боцман сдает куда-то свои изде-
лия и получает по три фунта за штуку.
  Крутясь среди людей, Дженни все лучше
понимала их язык. Тяготило ее лишь то,
что на судне грязно. Питера грязь не
раздражала, и ему жилось совсем хорошо.
Кормили их так, что мышей они и не про-
бовали. Работали они ночью, и то мало.
После завтрака они спали, встречались
после обеда и в хорошую погоду гуляли
по палубе, а в плохую тренировались, от-
рабатывая все движения и приемы, которые
необходимы настоящему, самостоятельному
коту.

--------


           12. КОТ ЗА БОРТОМ!
  С бесконечным терпением Дженни учила
Питера управлять своим телом. Они отра-
ботали поворот в воздухе, и он научился
менять направление. Он почти летал,
радуясь силе и свободе, приходившим
к нему, когда он кувыркался в воздухе.
Наконец он усвоил самое важное: как
извернуться на лету, чтобы упасть на все
четыре лапы.
  Бывали у них и тихие часы, когда они
лежали рядом на солнышке или в трюме,
и Питер спрашивал Дженни о разных вещах.
Например, он не знал, почему она любит
сидеть где повыше, и она ему объяснила,
что много, много лет назад кошки
спасались от врагов, прыгая на скалы
и на ветки, а оттуда глядели вниз,
не приближается ли опасность. С тех же
самых времен, сказала она, кошки полюби-
ли тесные закутки, где они защищены
со всех сторон, и теперь норовят улечься
в коробке или в ящике стола.
  Да, Дженни многому научила его,
и все же, когда пришло испытание,
он еще не был настоящим котом.
  Началось с большой победы. День был
ясный, небо чистое. Пароход наверстывал
упущенное и двигался довольно быстро.
Питер дремал на складе, поджидая
трех часов, когда наступало самое тихое
время. Дженни поджидала того же часа
на корме, греясь на перилах, которые
по-морскому называются леером.
  Без десяти три Питер проснулся
и наскоро умылся. Потом он сладко потя-
нулся, предвкушая, как расскажет Дженни
про одного смешного моряка. Память
у Питера еще перебивала ощущения,
а то бы он почувствовал запах раньше.
Когда же он увидел, было почти поздно.
  К своему удивлению, он понял, что не
вспоминает уроков, но мыслит совершенно
четко. Прыжок он выполнил безупречно,
все делал как надо. Ровно в три
он появился на корме, чтобы отчитаться
перед Дженни.
  Судовой плотник увидел его первым
и закричал:
  - Эй, глядите! Белый слона тащит!
  Крики разбудили Дженни. Она не
собиралась крепко спать, но пригрелась
на солнце, море ее укачало, а теперь
она проснулась внезапно и не поняла, кто
кого тащит, кто кого убил. Ей показалось
даже, что они еще дерутся. Не теряя вре-
мени, она издала дикий вопль, кинулась
на помощь, перевернулась на лету
и упала в море.
  Бывший отшельник посочувствовал
Питеру:
  - Пропала твоя подружка!..
  Но Питер его не слышал. Выпустив
жертву, он белой полоской сверкнул
в воздухе и перелетел через леер.

--------


         13. КАК МИСТЕР СТРЭКЕН
       ПРЕДСТАВИЛ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
  Питер с громким всплеском шлепнулся
в воду. Вода вздымалась, пенилась, кипе-
ла, завивалась водоворотом. Кроме того,
она была невыносимо холодной.
  Питера закрутило и понесло куда-то,
затянуло вниз, вытолкнуло вверх
и прежде, чем он успел глотнуть воздуха,
снова потянуло в зеленые глубины. Грудь
у него лопалась, но он бил всеми лапами,
пока ему не удалось вынырнуть подальше
от корабля. Здесь, вдали от водоворотов
и удушающей пены, кот поплыл по соленому
морю, похожему на зеленое стекло.
  Ярдах в пятидесяти он увидел черное
пятнышко и попытался крикнуть: "Дженни,
держись!", но только набрал полный рот
воды. Однако ему показалось, что он
слышит слабый крик, и, держа голову, он
с удвоенной силой заколотил лапами. Мок-
рая головка с крепко прижатыми ушами то
и дело исчезала под водой. Слабый голос
доносился до него, и он разобрал слова:
  - Питер, плыви назад!
  Головка исчезла. Питер колотил
по воде, но он уже не знал, куда плыть,
и потерял бы Дженни, если бы кончик
хвоста не высунулся из-под воды, как бу-
ек. Тогда по-человечески, не по-кошачьи
Питер нырнул с открытыми глазами, осто-
рожно вцепился зубами в полосатую шкурку
и быстро выскочил наверх.
  Он поплыл очень медленно, стараясь
держать над водой и свою и ее голову
и понимая, что долго так не проплывет.
Берег был милях в двух, и Питеру в
первый раз стало по-настоящему страшно.
На корабль он не глядел, чтобы
не видеть, как тот становится все меньше
и меньше. Прекрасно понимая, что жить
осталось мало, несчастный кот стал
плавать по кругу; и нечаянно заметил
их бывший приют.
  К великому его удивлению, приют этот
не уменьшался. Из трубы еще валил дым,
но корабль не двигался. Сейчас он
показался пловцу огромным и прекрасным,
а еще прекраснее была шлюпка, поспешно
двигавшаяся к ним. Сидели в ней, кроме
гребцов, боцман и первый помощник.
  Мистер Стрэкен закинул сачок, соору-
женный из багра и сети, победно крикнул:
"Поймал!" - и, выудив кошек, перенес
в лодку. Питер, еле шевеля лапами,
стал выпутываться из петель, а Дженни
плюхнулась на дно и лежала неподвижно.
Глядя на них, первый помощник бормотал:
  - Ну и чудо... Чудо природы... -
и, репетируя будущий рассказ, он перешел
на возвышенный стиль. - Не в силах
допустить гибели возлюбленной, отважный
кот превозмог врожденную неприязнь
и бросился в жестокое море...
  - Проснется старик, по головке
не погладит... - сказал плотник.
  А бывший отшельник прибавил:
  - Это уж точно... Зато вот кошечек
спасли... Правда, одна подохла...
  Именно этого и боялся Питер.
Однако, судя по виду несчастной Дженни,
отшельник был прав.
  Прав был и плотник - капитан ждал их,
грозный, как огромная туча. Все подбо-
родки его тряслись, рот сжался в точку,
щелочки глаз сверкали злобой.
  Мистер Стрэкен сунул Питера под мышку.
Из-под другой его руки висела вниз
головкой бездыханная Дженни, испуская
тонкую струю воды. Капитан глотнул по-
больше воздуха, но из уст его вырвались
лишь тонкие звуки, похожие на писк.
  Выслушав первую порцию риторических
вопросов, мистер Стрэкен на свою беду
сказал:
  - Не в силах допустить гибели
возлюбленной... - И так далее, до
заключительной фразы: - При таких обсто-
ятельствах я счел необходимым остановить
судно, спустить шлюпку и спасти их.
  - Какого черта!.. - взревел капитан.
- Ради двух паршивых кошек...
  - Эти кошки, сэр, - истинное
чудо природы. Кто поверил бы, что кот
рискнет жизнью ради любви? Но вот
доказательство!
  - До-ка-зательство? - еле слышно
переспросил капитан. - Идиот! Это просто
кошки, да одна еще и дохлая! Хоть их
на выставке выставьте, ничего они
не докажут.
  При слове "дохлая" Питер сам чуть
не умер. Мистер Стрэкен, разинув рот,
пытался уразуметь доводы начальника,
который тем временем приказывал:
  - Идите к себе. Кошку швырните в воду.
В Глазго сдадите мне дела. Вы уволены.
  Питер вцепился было в руку мистеру
Стрэкену, но тот не бросил Дженни
в воду. Спеша обдумать, прав капитан или
нет, он пошел прямо к себе, держа Дженни
под мышкой. Войдя в каюту, он положил
Дженни в уголок и сел к столу. Он был
молод, а для молодых несправедливость
нелегка.
  Питер присел около Дженни. Она была
такая маленькая и тихая, что из глаз его
сами собой закапали слезы, соленые,
как морская вода. И ему захотелось
вылизать ее.
  Начал он с головки, с кончика носа и
лизал и мыл, в каждое движение вкладывая
всю свою любовь и жалость. Мех был
соленый, язык щипало. Питер очень устал,
но ритм умывания околдовал его, и он
лизал, словно заведенный. Сгустились
сумерки, загорелся свет в каютах,
но мистер Стрэкен все сидел у стола,
а Питер прилежно вылизывал Дженни.
Повинуясь мерному ритму, он вылизал
костлявую грудку, в которой не билось
сердце, худые бока, белую мордочку,
места за ушами. Он лизал, лизал, лизал,
и в тишине каюты слышались лишь вздохи
хозяина и мягкие удары языка о мех.
  Вдруг кто-то чихнул.
  Сердце у Питера остановилось. Сам он
не чихал, мистер Стрэкен чихнул бы
гораздо громче. С новой силой ударил он
языком по беленькой манишке - и ощутил
слабое биение. Потом он услышал
два тихих "ап-чхи" и слабый голосок:
  - Питер, где ты? Жива я или нет?..
  Тогда он закричал так громко,
что мистер Стрэкен поднял голову:
  - Жива!
  Первый помощник включил свет, Дженни
заморгала, чихнула еще раза два, осво-
бождаясь от последних капель воды, и по-
пыталась сама себя лизнуть. А Питер все
не отходил от нее, умывал ее, служил ей.
  Мистер Стрэкен издал странный звук,
наклонился и погладил кошку.
  - Вот это всем чудесам чудо!.. -
сказал он.
  Потом схватил Дженни на руки
и выбежал из каюты.
  - Капитан! - кричал он, словно ничего
и не было между ними, несясь по кораблю
с кошкой на руках. - Капитан! Глядите-
ка!.. - Капитан вылез из каюты, и мистер
Стрэкен торжественно предъявил ему Джен-
ни. Она мяукала и старалась обернуться,
чтобы увидеть, здесь ли Питер.
  Капитан прекрасно знал, что
и живая кошка ничего не доказывает, но
припомнил, как она висела вниз головой,
посмотрел на ее живые глаза, блестящий
нос, пушистые баки - и в первый раз
за долгое время ему стало хорошо.
  По судну немедленно побежал слух, что
Дженни ожила, и когда мистер Стрэкен,
обернувшись, показал ее команде, все
радостно загалдели и стали хлопать друг
друга по спине, приговаривая: "Вот это
да!..", "Ну и ну!". Отшельник предложил
трижды прокричать "ура", его поддержали,
и, пока гремели крики, Питер чуть
не лопнул от счастья и гордости.
  И капитан простил помощника, и помощ-
ник приказал коку открыть банку молока,
и налил полное блюдечко, и уложил Дженни
у себя, а сам стал на вахту, и Питер был
с ними всю ночь. Так и застал их лоцман
порта Карлайл, когда взошел на борт,
чтобы вести корабль в гавань.

--------


              14. В ГЛАЗГО
  К тому времени, когда "Графиня"
причалила в Глазго, Дженни оправилась и
похорошела. Ребра у нее уже не торчали,
мордочка округлилась, отчего стали мень-
ше ушки, а шкурка сверкала и пушилась на
славу. Если бы Питера спросили сейчас,
он бы честно ответил, что Дженни пре-
красна. Более того, она была изысканна,
и все в ней - слегка раскосые глаза,
гордая маленькая головка, ушки,
удлиненность линий - свидетельствовало
об истинной породе.
  Однако после того, как они юркнули
на берег, Питер стал замечать и другие
перемены. Собственно, еще на корабле
Дженни все чаще молчала и сидела, глядя
вдаль. На берегу она поначалу оживилась,
хотя самому Питеру здешние доки показа-
лись такими же, как в Лондоне. Но Дженни
нашла в них какие-то отличия, а главное,
сразу начала учить его. Занялись они му-
сорными ящиками. Вся штука в том, объяс-
няла Дженни, чтобы ходить вокруг ящика,
снова и снова вставая на задние лапы,
пока крышка не откроется. Питер освоил
быстро это искусство. К тому же он
научился опознавать бродячих собратьев
по едва заметной вмятине на переносице -
именно носом они приподнимают крышки.
  Открыв крышку, они по запаху определя-
ли состояние отбросов и прыгали внутрь.
Вскоре Дженни придумала усовершенствова-
ние: они повисали рядом на ящике, тот
кренился вбок и с грохотом падал наземь,
вываливая содержимое.
  Научился Питер и подстерегать у ресто-
ранов, когда начнут сгружать отбросы в
особый контейнер. На землю падали куски
мяса или рыбы, очистки от овощей, кожура
фруктов, огрызки хлеба и пирожных, а
кошки все это ели. Привередливый прежде,
когда был мальчиком, кот Питер полюбил
морковку и лук, дынные корки, цветную
капусту, репу, кочерыжки, загадочные
остатки коктейлей и, соревнуясь с чайка-
ми, выуживал из воды пароходные объедки.
  Все это было нелегко, но Дженни
представлялось вполне естественным,
и она не жаловалась, хотя и грустила.
Родственники ее все не попадались,
да Дженни и не искала их. И вот однажды,
сидя под мостом в серый пасмурный день,
Питер сказал:
  - Дженни, мне бы так хотелось,
чтобы мы стали чьими-нибудь кошками...
  Слова вырвались сами, он знал, как
ненавидит Дженни людей; но она почему-то
не рассердилась, только долго смотрела
на него, потом открыла рот, закрыла сно-
ва. Питер чуть было не начал развивать
свою мысль, но тут раздался дикий лай, в
три огромные собаки вылетели из темноты.
  Лязгнули зубы, Дженни крикнула:
"Питер, беги..." - и стремглав ринулась
куда-то. За ней промелькнул страшный
пес, а другой навис над ним самим.
Позже он помнил только широкую грудь
и маленькую змеиную головку. Пасть у пса
была открыта, когти страшно скребли
по камням. Питер рванулся вверх и полез
куда-то.
  Он карабкался все выше и выше
с невероятной быстротой, сквозь дождь
и туман, пока лай и хрипение не затихли
далеко внизу. Когда до него уже доносил-
ся лишь неясный шум машин, он посмел
приостановиться, дрожа с головы до пят,
и понял, что висит на переплетении
стальных полос. Не видя ни неба, ни
земли, он отчаянно вцепился в эти полосы
всеми четырьмя лапами.

--------


             15. В ОБЛАКАХ
  Где-то внизу пробило шесть, но Питер
не знал, утро это или еще вечер.
От страха и от усталости он совсем
отупел и понимал одно: надо висеть,
сколько можешь.
  Наконец он услышал сквозь мглу
слабый голосок, который охал и мяукал
чуть снизу.
  - Дженни, Дженни! - закричал Питер.
- Где ты? Что с тобой?
  - Питер! - откликнулась она с облегче-
нием. - Какое счастье! Я так боялась,
что они тебя поймали. Ты не ранен?
  - Нет, - отвечал он. - Да где же ты?
И где я сам? Как мне к тебе пролезть?
  Дженни ответила не сразу.
  - Не шевелись, - сказала она.
- Мы на башне подвесного моста.
  - На башне... - повторил Питер. - Да,
я вроде летел вверх... Как интересно!
  - Питер, - теперь ее голос стал
жалобным. - Прости меня, если можешь!..
Ах, боже мой, боже мой, я принесла тебе
столько бед...
  Питер не понял толком, что она имеет
в виду, а она замолчала, и он не посмел
спросить. Когда туман рассеялся, он уви-
дел светлое небо и разобрался, где он,
где Дженни. Действительно, оба они были
на самом верху, Дженни чуть-чуть пониже,
чем он, и на соседней, параллельной баш-
не. Под ним, словно карта, лежал город,
перерезанный лентой реки, и Питер поду-
мал, что именно так видят Глазго птицы.
К востоку зеленел большой парк,
а на западе река становилась шире,
и в доках виднелся нелепый и милый
силуэт "Графини Гринок".
  - Дженни, - крикнул Питер,
- собак давно нет. Лезь первая,
я пойду за тобой.
  Она ответила не сразу, и теперь
он видел, с каким отчаянием она смотрит
на него.
  - Питер, - сказала она наконец.
- Прости меня, я не смогу. Так бывает
с кошками. Вверх мы влезем, а слезть не
можем, боимся. Ты не беспокойся обо мне.
Лезь один.
  - Если бы я и мог, - сказал Питер,
- я бы тебя не бросил. Но я не могу.
Что с нами будет?
  - Повисим, пока не умрем, -
проговорила Дженни. - Или не упадем...
  Питер понял, что теперь должен утешать
он.
  - Ничего, - сказал он.
- Сейчас мы живы, и мы с тобой вместе,
а что нам еще нужно?..
  Наградой ему было слабое мурлыканье.
  - Спасибо, Питер, - сказала Дженни.
  - И вообще, - продолжал он,
- раньше или позже нас заметят и спасут.
  - Кто, люди? - горько спросила Дженни.
- Если бы ты их знал, как я...
  - Я их знаю, - сказал он. - Давай-ка я
покричу, чтобы нас скорее заметили.
  Он истошно замяукал и мяукал долго.
По улицам бежали машины, по мосту
шли пешеходы; шли они и по набережным и
по ближним улицам, но никто не взглянул
вверх, на башни, до самой ночи.
  К утру, заметно ослабев, Питер погру-
зился в забытье. Быть может, он спал,
не разжимая лап, потому что и крики,
и звон, и шум каких-то машин услышал
внезапно. Открыв глаза, он увидел
множество людей у самого въезда на мост.
Люди эти кишели, как муравьи, и среди
них сверкали медью и сталью автомобили,
грузовики и пожарные машины.
  - Дженни! Дженни! - закричал Питер.
- Погляди вниз! Смотри, что творится!
  - Наверное, машины столкнулись... -
проговорила она.
  Однако темную толпу усеивали белые
пятна лиц: люди глядели вверх. Полицей-
ские расчищали место и ставили лестницы.
Что-то зашумело совсем рядом, прямо на
кошек вылетел самолетик и покружил около
них, а какой-то человек, высунувшись
из окошка, чуть не тыкал в них странной
коробочкой. Дженни слабо вскрикнула:
  - Ой, что это?
  - Фотографируют для газет, -
ответил Питер.
  - Боже мой, - сказала Дженни, - а я
так плохо выгляжу!.. - И, с трудом удер-
живаясь на весу, она попыталась умыться.
  Тем временем оказалось, что башни
аварийных машин до Питера и Дженни
не достанут. Пожарные машины выдвинули
самую высокую лестницу, и на нее полезли
два пожарника. Медные каски и пряжки
красиво сверкали на солнце; красив был
и карабкавшийся с ними красномордый
полисмен в синей форме. Питер вообще
себя не помнил от восторга. Правда,
полисмен и пожарники окончили путь
ярдов на двенадцать ниже, чем нужно, и
Дженни снова впала в отчаяние, но Питер
заверил ее, что этим дело не кончится.
  И впрямь - на башни полезли два
верхолаза. Толпа ободряла их криками:
"Давай, Чарли!", "Том, вперед!",
"Эй, Томас, не сдавайся!", "Сейчас ее
Чарли схватит!", "Браво, Том!",
"Ура, Чарльз!", "Молодцы!".
  - Ах, господи, господи! - причитала
Дженни. - Ничего не могу поделать,
буду царапаться!.. Нервы, понимаешь...
Тут еще этот самолет... Ф-ф-ф-фффф!
  Томас, держась на ремне, протянул
к ней руки, оторвал ее от насеста, ловко
кинул в мешок. Питер крикнул ей:
"Держись!", но Чарли уже кидал в мешок
его самого.
  В мешке было плохо, спускаться
страшно, но Питер беспокоился за Дженни
и перевел дух лишь тогда, когда услышал
радостные крики. Том и Чарли вытащили
кошек за шкирку. Полисмены и пожарники
окружили их, мужчины широко улыбались,
женщины умилялись вовсю. Налетели
фотографы, но Дженни была по-прежнему
печальна. Том отвечал репортерам:
"Да ничего, только когти выпустила...",
а Чарли: "Ну, чего там, ерунда!"
Приключение подходило к концу. Пожарники
убрали лестницу, и все машины, громыхая,
отправились по своим делам. Том и Чарли
кончили позировать, выпустили кошек
и уехали куда-то на своей машине. Толпа
таяла. Кое-кто гладил на ходу Питера
или Дженни, бросая: "Ну как, полегче
стало?", но никто не догадывался
покормить их.
  Когда мимо них уже проходили те,
кто ничего не знал о случившемся, Дженни
тяжело вздохнула.
  - Что с тобой? - спросил Питер.
- Разве ты не рада?
  - Мне очень плохо, - ответила она.
- Господи, что я натворила!
  Питер подсел к ней так, чтобы
касаться ее боком.
  - Почему ты так грустишь
последнее время? - спросил он.
  Дженни нервно лизнула себя раза два.
  - Питер, - сказала она, - я хочу
вернуться к мистеру Гримзу, - и горько
заплакала, уткнувшись в его меховой бок.

--------


        16. КАК СТРАДАЛА ДЖЕННИ
  - Дженни! - воскликнул Питер. - Мы
поедем к мистеру Гримзу? Ох, как хорошо!
  Дженни перестала плакать и еще глубже
зарылась мордочкой в мех.
  - Неужели ты не сердишься?.. -
проговорила она.
  - Конечно, нет!.. - ответил он.
- Мне очень нравится мистер Гримз,
а главное - ему без нас плохо.
  - Не надо... - перебила его Дженни.
- Не говори, мне стыдно. Никогда
не забуду, как он стоял в дверях и звал
нас, и просил...
  - Чего ж ты злилась на него? -
удивился Питер.
  - Я знала, что ты прав, -
ответила Дженни. - Я поступила тогда
жестоко, не по-кошачьи. А ты был добрый,
и ты был прав... вот я и злилась.
Потому я и в Глазго сбежала... Я думала,
ты отвлечешься, забудешь... Да что там,
я сама надеялась забыть! И не могла!
  Дженни вынырнула из меха Питера,
перевела дыхание и лизнула себе бок.
  - Когда я упала в воду, - продолжала
она, - я решила, что это мне за грехи.
Я страшно испугалась за тебя, и больше я
ничего не помню... Но когда я очнулась,
и ты меня лизал, и я все узнала,
я решила вернуться к мистеру Гримзу,
только не решалась тебе сказать. А когда
мы застряли наверху, я дала себе слово:
останемся живы - скажу. Люди говорят,
у нас, у кошек, девять жизней. Какая
чепуха! Спасешься раз, спасешься два,
а когда-нибудь и не спасешься. Если бы
мы могли добраться до Лондона...
  - Да мы можем! - вскричал Питер.
- Бежим!
  - Куда? - спросила Дженни.
  - На корабль! Я его видел сверху.
Сегодня утром из трубы валил дым.
Он вот-вот отчалит.
  Дженни глубоко вздохнула от радости.
  - Как хорошо, когда с тобой мужчина! -
сказала она. - Бежим.
  И они побежали, не по-кошачьи, не пе-
ребежками, - а впрямую, понеслись вскачь
и подоспели к самому отплытию. Корабль,
собственно, уже отчалил, но они взбежали
по сходням, меховыми птицами перелетели
с разгона несколько ярдов и опустились
прямо на грудь судовому плотнику.
  - Вот это да! - закричал он, падая
навзничь. - Вернулись!
  Питер и Дженни кинулись в камбуз. Кок
тут же налил им молока, приговаривая:
"Успели? Заголодали? А где билеты,
крыски-мышки?" - и кормил их и кормил,
а потом бросил им кость, в которую они
вгрызлись с двух сторон.
  До самого Лондона они только и делали,
что ели и спали. Работы почти не было.
Должно быть, кто-то из уцелевших расска-
зал, какой террор царил на корабле,
и мышиная братия решила воздержаться
от плавания в столицу.

--------


       17. КАК УСНУЛ МИСТЕР ГРИМЗ
  До самого Лондона кошки говорили
о том, как обрадуется мистер Гримз.
Питеру казалось, что будет лучше, если
они проникнут в дом, когда никого нет,
а хозяин вернется и найдет их. Откроет
дверь, а они сидят на окнах, он с одной
стороны, она - с другой, под геранью.
Мистер Гримз не увидит их, войдя
со света, и они замяукают в два голоса.
Дженни это понравилось, и они постоянно
рассуждали, как будут жить все вместе
в маленьком домике.
  Питер как-никак был мальчиком, и ему
особенно нравилось представлять себе,
какие замечательные вещи есть во владе-
ниях мистера Гримза - коробки, ящики,
тюки, корзины, мешки бразильского кофе,
горы орехов, кипы табака. Домовитую
Дженни заботило другое: как устроить все
поудобней и поуютней, чтобы мистеру
Гримзу лучше жилось, и как приноровиться
к его жизни. Когда ты чья-нибудь кошка,
объясняла она, мало поймать мышь-другую
и съесть, что дадут. Нужно знать, когда
хозяин встает, и ложится, и работает,
и ленится, чтобы всегда быть у него под
рукой; нужно знать, что он больше любит:
чтобы терлись об его ноги, сидели у него
на коленях или спали с ним вместе, и сам
он хочет чесать тебя за ухом или ждет,
пока прыгнешь к нему и замурлычешь.
  И вот они бежали к докам. Железные
ворота уже заперли, был поздний вечер,
но кошки просочились сквозь узорную ре-
шетку у самой земли. Дженни вскрикнула:
  - Гляди!.. Нет, вот там!..
  Питер взглянул и увидел вдалеке
желтую точку огонька.
  - Это у него, - еле дыша, сказала
Дженни. - Он дома!
  Когда они поравнялись с лачужкой,
оказалось, что горит верхний свет, лампа
без абажура. Из-за домика слышались
голоса, словно кто-то спорил, но в окно
никого видно не было. Ящики алой герани
сторожили у дверей.
  - Это радио, - сказал Питер. - Навер-
ное, он ушел, а радио не выключил.
  Дженни странно заворчала,
и, обернувшись к ней, Питер увидел,
что хвост ее увеличился вдвое,
а пушистое жабо стоит торчком.
  - Что с тобой? - крикнул он.
  - Н-не знаю... - сказала она.
- Ой, Питер, я боюсь!..
  - А я не боюсь, - отвечал храбрый
Питер, хотя не был в этом уверен.
- Пойду-ка я первым. - И толкнул дверь.
  В комнате было чисто прибрано, на
столе ничего не стояло, словно у мистера
Гримза не было еды. Герани цвели вовсю,
цветы наполняли комнату сладким и острым
благоуханием.
  Когда глаза его привыкли к яркому
свету голой лампы, Питер увидел мистера
Гримза. Тот уже лег и лежал совсем тихо,
выпростав из-под одеяла узловатые руки.
Сердце у Питера дрогнуло, он едва
не заплакал, ибо никогда не видел
такого прекрасного лица.
  Питер не знал, долго ли смотрит,
но оторваться не мог. Когда радио замол-
чало, он обернулся к Дженни и сказал так
тихо, как говорят над спящим ребенком:
  - Видишь, спит... Мы его удивим.
Проснется - а мы здесь!..
  Но Питер был неправ. Мистер Гримз
не проснулся.
  Всю ночь напролет Дженни, забившись
в угол, плакала о том, что старичок не
узнает про их возвращение. Питер пытался
утешить ее, но она дрожала, и было
странно, что мистер Гримз спокоен
и радостен, когда ей так плохо.
  Лампочка светила, приемник снова ожил
в шесть утра, и почти сразу послышались
шаги.
  - ...иду я за ключами, -
сказал кто-то, - а у него свет горит,
радио играет...
  Десятник и два докера вошли в открытую
дверь.
  - Постойте-ка там! - сказал десятник.
- Что-то он не того... Эй, Билл!
Билли Гримз! Ты чего, захворал?
  - Помер он, бедняга... -
сказал первый докер.
  Все трое сняли шапки и нерешительно
подошли к кровати, хотя уже не могли
обеспокоить хозяина. Десятник обвел
печальным взором тихого старика, яркие
цветы, полосатую кошку с блестящими
глазами и белого кота. Потом он выключил
радио и погасил свет.
  - Умер, - сказал он.
- А были с ним две верные кошки...
  Питер даже обрадовался, что Дженни
не понимает этих слов. Тем временем
десятник бережно прикрыл одеялом плечи
и голову мистера Гримза. Один из докеров
нагнулся, почесал Питера за ухом
и сказал:
  - Вот какое дело, киски... Ну, мы вас
пристроим... Билл не хотел бы, чтобы
обижали его друзей.
  И все трое тихо ушли, а дверь
не закрыли.
  Дженни плакала, причитала и каялась.
  - Если б не я, он был бы жив... -
говорила она. - Он жил бы ради нас...
А заболел бы, мы бы сидели с ним...
или сбегали за помощью...
  Конечно, думал Питер, забыть
она не забудет, нельзя забывать о своей
жестокости, но нельзя же изгрызть себя
до смерти. Надо немедленно отвлечь ее,
и сделать это может только он.
  - Дженни, - проговорил он наконец.
- Я хочу домой... На Кэвендиш-сквер.
  - Иди, - сухо сказала она.
- Я тебя не держу.
  - Как же я пойду без тебя? - быстро
сказал он. - Я и дороги один не найду.
Помоги мне!
  Дженни выпрямилась, лизнула себя
несколько раз и нетвердо начала:
  - Если я нужна тебе...
  - Очень нужна! - поспешил он ответить.
  - Тогда я пойду с тобой,
куда хочешь, - закончила она.
  И они выскользнули из лачужки. Первым
двигался Питер, Дженни бежала следом.

--------


             18. В ЛОНДОНЕ
  Кошкам нелегко пройти через огромный
город, а Дженни не видывала Кэвендиш-
сквера и не могла бы дойти туда - усы
помогали ей находить лишь те места, где
она побывала хоть раз. Но Питер понимал,
что говорят люди, и читал надписи на ом-
нибусах. Так добрались они до тех мест,
откуда он дорогу найдет.
  Но прокормиться и защититься он бы
без Дженни не смог. Она рассказала ему
по пути, что надо знать о собаках.
Собак на поводке и замечать не стоит,
сколько бы они ни ярились, - они потому
и злятся, что им стыдно гулять на повод-
ке. Бежать от собак нельзя, потому что
видят они плохо, склонны к истерии и по-
гонятся за кем угодно. Если же ты стоишь
неподвижно, они часто проходят мимо,
особенно те, кто имел дело с кошками.
  - Те, кто вырос вместе с кошкой, - по-
ясняла Дженни, - не лают на нас, просто
подходят и обнюхивают, виляя хвостом.
У них это означает не раздражение, а
удовольствие. Кто как, а я все же даю им
лапой по носу, чтобы знали свое место.
А еще можно делать вот что. Смотри!
  И она стала раздуваться, не переводя
дыхания. Питер попытался сделать то же
самое и почувствовал, что превращается
в неровный меховой шар. Однако ему было
неловко, и он сказал Дженни: "По-моему,
это глупо..."
  - Нет, - отвечала она. - Это совсем не
глупо, это очень мудро. Зачем драться,
если можно победить без драки? Чаще
всего враг бежит, а не сбежит - что ж,
вреда от этого нет, попытаться стоит,
даже с нашими, с кошками. Все мы знаем,
что это один мех, а страшно, ничего
не поделаешь!..
  Питеру припомнился грозный вид
распушившегося Демпси.
  - Кроме того, - завершила Дженни,
- полезно вдохнуть столько воздуха:
боевой клич становится просто жутким.
Собаки его очень боятся.
  Пробираясь на сей раз сквозь Лондон,
Питер обнаружил, что кошки очень похожи
на людей. Одни были сварливые и придир-
чивые, как вежливо к ним ни обратишься,
другие, приветливые и благодушные,
успевали пригласить их к себе прежде,
чем Дженни попросит о приюте.
Попадались и снобы, не желавшие водиться
с беспризорными, и бывшие беспризорные,
искренне жалевшие собратьев. Кто-то
просто лез в драку, но многие кошки,
жившие при магазине или при кафе,
радушно угощали чем могли.
  Не только от Дженни, но и на собствен-
ном опыте Питер научился остерегаться
детей, особенно тех, кто слишком мал,
или тех, кто склонен к жестокости.
  Один мальчик ласково поманил его
и, прежде чем Дженни успела вмешаться,
Питер побежал на зов, припоминая, как
самого его тянуло к уличным кошкам.
Ожидая, что сейчас его почешут за ухом,
он подставил голову, но тут же ощутил
острую боль, заорал и понял, что мальчик
со всех сил дернул его за хвост.
  Питер вырвался с диким криком, не со-
мневаясь, что хвоста у него больше нет.
Только в конце квартала он решился
посмотреть. Тогда же он понял, что кошек
очень легко обидеть, и они боятся
унижения больше, чем боли.
  К счастью, Дженни это знала и не стала
утешать его. Очень нескоро, когда боль
и обида затихли, она обернулась к нему
и заметила:
  - Наверное, дождь пойдет...
Как по-твоему?

--------


         19. НА КЭВЕНДИШ-СКВЕР
  Когда они добежали до места,
Питер чуть не кинулся к своему дому,
но Дженни удержала его.
  - Помни, - сказала она, - мы тут
чужие. Иди за мной потихоньку. Настроим-
ся как следует и разберемся, что к чему.
Другая кошка что-нибудь подумает, а ты
это сразу почувствуешь усиками, точнее -
вибриссами, волосками, которые торчат и
на месте бровей и в других местах. Поду-
маешь что-нибудь в ответ - поймут тебя.
Действует это лишь на малых расстояниях,
надо подойти почти вплотную.
  Первая кошка сидела на окне дома 2-а.
Собственно, то был кот, знакомый Питеру
черный кот, принадлежащий здешнему
сторожу. Вдруг Питер понял, что кот
сообщает ему сквозь стекло, не пропуска-
ющее звуков: "Меня зовут мистер Блейк.
Здесь я самый главный. Вы бродячие кошки
или просто из другого квартала?"
  Дженни вежливо и беззвучно ответила:
  - Бродячие, сэр.
  - Мимо идете или задержитесь? -
радировал мистер Блейк.
  Питер не выдержал и, нарушая прежние
просьбы своей подруги, послал сообщение:
  - Я Питер Браун, из дома номер один.
  Мистер Блейк прервал его:
  - Питер Браун? Странно... У Браунов
кошек нет. У них был мальчик, но пропал.
  Тут вмешалась сообразительная Дженни:
  - Это он играет, сэр, фантазирует.
Он у нас большой выдумщик!..
  - Да?.. - протянул мистер Блейк.
- Что ж, мы не звери, только слишком
много развелось бродячих кошек... Все же
можете остаться у нас. Почти все живут
в доме N38, он пустой. Скажите, что
я разрешил. Только не нарушайте наших
правил, а то выгоним! Главное, не шуми-
те, наши люди этого не любят и жалуются
моему хозяину, а он, надо вам сказать,
владеет всеми здешними садами. У нас тут
тихо, прилично. Вон там живут две старые
девы, они дадут молока, если пожалобней
мяукать. Как вас зовут?
  - Дженни Макмурр, - представилась
Дженни. - Я наполовину шотландка...
А друг мой и вправду Питер. Он...
  - Так, так, - прервал ее черный кот.
- Что ж, идите... -
И принялся озабоченно мыться.
  - Вот видишь! - со спокойным
удовлетворением сказала Дженни, когда
они медленно двинулись дальше. - Теперь
мы знаем, что у нас есть пристанище.
Приветствую вас, дорогие мои!..
  Фраза эта предназначалась двум серым
кошкам с замысловатым узором, сидевшим
на окне дома N5. Как и тогда, когда
Питер глядел на них, гуляя с няней, они
следили взглядом за всеми, кто проходил
мимо.
  - Ф-ф-ф!.. Поистине не знаешь, с кем
придется рядом жить!..
  - Подумать, уличные кошки!
  - Всего вам хорошего, - вежливо пере-
дала Дженни, а немного отойдя, добавила:
- Дуры и воображалы.
  Из окна N5 донеслись волны
сердитого урчания.
  - Приветствую вас! - сказал Питер
зеленоглазой рыжей кошке, сидевшей у
решетки дома N11. Эту кошку он всегда
гладил. Сейчас они коснулись друг друга
носами.
  - Прекрасно сказано, юноша, -
одобрила кошка. - Я рада, что хоть
у кого-то сохранились хорошие манеры.
  Дженни назвала их имена, лопаясь
от гордости за Питера.
  - Макмурр? - повторила кошка.
- Звучит по-шотландски... С виду ты
очень хорошей породы... Самая такая
смесь, ничего не разберешь... Устро-
итесь, приходите ко мне, посудачим...
  - Вот видишь!.. - снова сказала
Дженни. - Замечательная кошка!..
Надо будет подольше с ней поговорить...
  Они пошли дальше и увидели в окне
дома N18 черепаховую кошку.
  - Подождите, - попросила она. - Мне
так скучно! У моих хозяев нет детей...
  - Ах ты, господи!.. - посочувствовала
Дженни. - Наверное, это очень тяжело...
  - Да, - сказала кошка,
- вы уж мне поверьте. Сплю я в корзине
с голубым бантом, на подушке, у меня
целый шкаф игрушек и мячиков, а меня от
этого просто мутит... Мне бы вырваться
на минутку, сбегать в пустой дом...
  - Вот видишь, - сказала Дженни,
попрощавшись с нею. - И домашним кошкам
не все молочко да печенка...
  Дальше они увидели розовую персиянку,
которая говорила только о выставках
и наградах, и пушистого серого кота,
заверившего их, что лучше жить
у холостяков, и трех полосатых кошек,
которые сказали, что, если смиришься
с некоторыми запретами, лучше всего
и спокойней жить у старых дев.
  Питер и Дженни обошли всю площадь, пе-
резнакомились со всеми домашними кошками
и только после этого свернули в тупичок.
Сам тому удивляясь, Питер не торопился,
он даже остановился ненадолго и сказал:
  - Дженни, вот наш дом.

--------


              20. ВСТРЕЧА
  - Вон тот, - пояснил он, - маленький.
  Дом и вправду был очень мал, в два
этажа, и лепился к другому, большому.
Однако он был красив, а над черной
дверью, окаймленной светлым деревом,
обычно висела сверкающая медная таблич-
ка. Но сейчас еще с угла Питер увидел,
что таблички больше нет, а на окнах
гостиной нет занавесок. Больше того, в
уголку окна белело маленькое объявление,
сообщавшее, что домик сдается.
  Питер сел перед дверью и часто замор-
гал, чтобы скрыть слезы. Он знал, что
сейчас его не утешит и умывание. Ему так
хотелось показать Дженни, какая красивая
у него мама, а маме и папе - как сам он
ловок, не то что прежде, когда няня
переводила его за ручку через улицу.
  Дженни подсела к нему и сказала:
  - Ох, Питер, люди всегда так!..
Уходят, бросают нас...
  Она сама чуть не заплакала,
но сдержалась и принялась умывать его
так нежно, что Питер разрыдался. Ему
стало невыносимо больно, что он напомнил
ей о ее беде, он принялся умывать ее,
и тогда разрыдалась она. Так нарушили
они повеление мистера Блейка: жалобное
и громкое мяуканье потревожило местных
жителей. В большом доме открылось окно.
  - Не надо, киски!.. - сказал кто-то.
- Идите отсюда, не могу...
  Из окна высунулась хорошенькая девуш-
ка, длинные каштановые волосы свесились
вниз. Это увидел сквозь слезы Питер; но
Дженни увидела что-то другое и вздрогну-
ла, словно то был призрак. Потом она
застыла с поднятой лапкой, глядя вверх.
  Глаза у девушки округлились,
засветились, и она закричала:
  - Дженни! Дорогая моя! Подожди!
Не уходи, я сейчас...
  Головка исчезла, по лестнице
простучали шаги, дверь распахнулась,
девушка схватила кошку и стала
ее целовать, громко причитая:
  - Дженни, Дженни!.. Это ты!.. Я тебя
нашла... Нет, это ты меня нашла...
Какая ты умная... Дорогая моя, дорогая,
миленькая...
  Дженни обвилась вокруг ее шеи живой
горжеткой и замурлыкала громче самолета.
В доме открывались окна,
Бетси кричала кому-то:
  - Мама, мама! Дженни ко мне вернулась!
Она меня нашла! Иди сюда, посмотри!..
  Высокая женщина спустилась вниз.
Питер снова вспомнил свою маму, и сердце
у него сжалось. Из окон глядели люди, и
Бетси им кричала, как Дженни потерялась
три года назад, а теперь нашлась.
Питер слушал ее, и боль его сменялась
радостью. Насколько он понял, дело было
так: пока здесь кончали ремонт, семья
жила в гостинице. В то самое утро, когда
они должны были въехать в квартиру и
собирались пойти за Дженни, Бетси тяжело
заболела, ее увезли в больницу, а мать
была при ней. Когда же опасность минова-
ла, Дженни в покинутом доме не нашли.
  Питер стал переводить это Дженни,
но рассказ не произвел на нее особого
впечатления.
  - Мне все равно, - сказала она.
- Главное, что мы с ней вместе. Понима-
ешь, я могу простить ей что угодно...
  Питера удивила такая поистине женская
точка зрения, и на секунду кольнуло
предчувствие одиночества, но он подавил
его, не желая думать ни о чем, кроме
счастья своей подруги. И тут Дженни
сказала ему:
  - Нам будет хорошо, они тебя
полюбят...
  Однако ни Бетси, ни ее мама его не
замечали. Когда первое волнение улеглось
и девочка пошла в дом, Питер двинулся
за нею, но мать ее, увидев большого
белого кота, мягко подтолкнула его
обратно и произнесла:
  - Нет, нет, ты уж прости... Мы
не можем взять всех кошек. Беги домой!
  И, как тогда, вначале, дверь захлопну-
лась, а Питер остался один на улице.
Правда, на сей раз из-за двери донесся
крик: "Питер, Питер!.." - и вслед за ним
потекли волны Дженниных мыслей:
"Не уходи, подожди! Иди в дом 38 и жди
меня. Они не понимают про нас. Главное,
не беспокойся".

--------


      21. ДЖЕННИ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
  Воробьи щебетали в кустах и прыгали
по дорожкам. Гудели клаксонами такси.
С Оксфорд-стрит доносился уличный шум.
День склонялся к вечеру, но солнце
еще сияло, воздух был теплым и мягким. В
Лондоне царила весна, но не для Питера.
  Он думал о том, как хорошо Дженни у ее
любимой хозяйки. Теперь ей не надо забо-
титься ни о еде, ни о ночлеге, а ему,
Питеру, лучше исчезнуть из ее жизни.
Тогда она не будет беспокоиться о нем.
  Чем больше он об этом думал, тем проч-
нее становилось его решение. В сущности,
только убеги с Кэвендиш-сквера, и город
поглотит тебя навсегда. Дженни потоску-
ет, но скоро забудет тебя: ей ведь так
хорошо с Бетси. Забыла же его мама...
  Конечно, он боялся одиночества, но ему
очень нравилось, что он так благородно
поступит. Он и поступил бы, но ведь
Дженни просила его встретиться с нею.
Еще в самом раннем детстве он прочно за-
помнил, как тяжело и обидно, когда тебя
обманут. Мама обещала ему провести с ним
весь день рождения, а куда-то ушла.
Сейчас он это вспомнил, и ему стало
так больно, что он встряхнулся, пытаясь
отогнать боль. А потом, спасаясь
от соблазна, пошел к дому N38.
  Там его ждала Дженни.
  Вокруг лежали и сидели самые разные
кошки, однако, не глядя на них,
Питер кинулся к подруге и целовал ее,
тронул ей носиком носик. Он начал было
умывать ее, но она сказала, избегая
чувствительной сцены:
  - Познакомься с кошками. Это Гектор,
он жил когда-то у шахтера и ходил с ним
в шахту.
  Рыжеватый кот с печальным взором обра-
довался и оживился, а Питер, поздоровав-
шись с ним, оглядел кошачье пристанище.
Кошки сидели и на полу и на лестнице,
откуда глядели вниз зелеными и желтыми
глазами. Еще лучше устроились те, кто
сидел внизу, - обломки перегородок
создавали как бы маленькие комнатки,
и каждый мог забиться в свой угол.
Для бродячих кошек это очень важно.
  - А это Микки, -
представила следующего кота Дженни.
- Его выбросили на улицу маленьким ко-
тенком. Он и не знает, что такое семья.
Зато город он знает лучше всех.
  Огромный тигровый кот с квадратной
головой слегка поклонился.
  Какая она молодец, подумал Питер,
знает, что кому сказать,
чем кого обрадовать.
  - Вот Негритяночка. -
И Дженни подвела его к худой, черной
кошке. - Красивая, правда? Ни одного
белого пятнышка, ни волоска. Это редко
бывает. Ее хозяйка умерла, и вот уже во-
семь лет она одна. Тяжело ей пришлось...
  Негритяночка высунула розовый язык
и быстро лизнула себя раз-другой.
  - А вот он, - представила Дженни пыш-
ноусого кота, похожего на Деда Мороза,
- жил в лавке у мясника, и в гостинице,
и в доме, но мясник разорился, дом раз-
валился, гостиница сгорела. Сам знаешь,
как суеверны люди, особенно с нами, с
кошками. Пошли слухи, и никто, ну никто
его не берет.
  - А это сестры Пуцци и Муцци, -
продолжала Дженни. - Их привезли
из Вены. Хозяева уехали обратно, никто
их не взял. И как они тут прижились,
ума не приложу...
  Сестры скромно замурлыкали.
  Таким образом Питер перезнакомился
со всеми, в том числе с домашним котом,
который иногда убегал сюда проветриться.
Кошки были просто очарованы его подругой
и уступили им самое уютное местечко. Еды
было вдоволь, каждый что-нибудь принес.
Микки раздобыл кость, Гектор - довольно
свежую мышь, Дед Мороз - рыбью голову,
а сестры извлекли из ближней помойки
скорлупу от омара.
  После ужина все умылись, а потом
одни улеглись, другие вышли на промысел.
Пробило одиннадцать, и Питер загрустил.
Чтобы не томиться слишком долго, он сам
сказал:
  - Дженни, тебе пора!
  Она не ответила, только подняла
голову, и он увидел в лунном свете
ее блестящие глаза и ярко-белую манишку.
  - Питер, - сказала она наконец,
- я останусь с тобой, если ты
не возражаешь...
  - А как же твоя хозяйка? - спросил он.
- Неужели кому-то из нас непременно
нужно страдать?
  Глаза у Дженни заблестели еще ярче,
она отвернулась, умылась и тихо сказала:
  - Бетси уже не девочка, Питер.
Ей скоро пятнадцать лет. Она немного по-
плачет и забудет... А главное, ей важно,
что я вернулась... Да, - повторила она,
и Питера испугала ее мудрость, - больше
всего она боялась, что я ей не верю.
Так и было, пока не явился ты и не пока-
зал мне, какие вы, люди... Ладно, хватит
об этом. Мы с тобой вместе, вот и все.
  Питер вздохнул от счастья.
Они легли рядом, свернулись клубком
и крепко заснули.

--------


    22. ЛУЛУ, А ДЛЯ БЛИЗКИХ - РЫБКА
  Наутро Питер проснулся и увидел,
что Дженни лежит, прикрывая лапой глаза
от яркого солнца. Питер решил пойти
на промысел, чтобы Дженни, проснувшись,
обнаружила что-нибудь вкусное.
  Ступая помягче, он прошел мимо Пуцци
и Муцци и выскользнул на площадь в то
самое время, когда начали бить часы.
  Одновременно с последним, девятым уда-
ром Питер услышал ни на что не похожий
голос:
  - Ах, откуда вы взялись?..
  Он вздрогнул, обернулся и увидел
удивительную кошку. Она была маленькая,
меньше Дженни, на редкость изящная
и гибкая, а цветом походила на дымчатый
жемчуга; нет, шкурка ее отливала
кремовым, скорее то был кофе, сильно
разбавленный молоком. Нос у нее был
черный, голова - кофейная, ушки -
шоколадные, лапки и хвостик - черные,
как нос. А глаза синие и несказанно пре-
красные. Не фиалковые, и не сапфировые,
и не цвета морской волны, и не цвета
небес - синее всего, что есть на свете,
сама синева во всей своей красе.
Дивное видение так поразило его, что он
не мог двинуться с места.
  Чары сняла сама кошка - она сделала
три шажка вперед, три шажка назад,
распушила хвост и проворковала:
  - Ах, добрый вечер! Я знаю,
сейчас утро, но что мне за дело!..
  Очарованный Питер пробормотал:
  - Добрый вечер, мисс...
  Кошка подпрыгнула в воздух и сказала:
  - Какой смешной!.. Меня зовут Лулу,
а для близких я - Рыбка. Понимаешь,
я очень люблю рыбу... Вот, понюхай
сам... - И она подышала ему в мордочку.
Рыбой и впрямь запахло, и Питеру это
понравилось, быть может, потому, что он
все же стал котом.
  - Меня зовут Питер, - сказал он
и улыбнулся, но продолжать не смог,
ибо Лулу закричала:
  - Мя-а-у! - и кинулась куда-то.
  Наигравшись вдоволь, она присела
рядом с Питером и спросила:
  - Любишь ты чай? А кофе? Я обожаю
маслины! В будущий четверг была дивная
погода!
  Питер растерянно думал, что ответить,
но она закричала:
  - Ах, не отвечай! Давай попляшем!
Вверх, вниз, вбок, кругом и бегом!..
  Питер опомниться не успел,
как закружился вместе с нею, и прыгал,
и бегал, и веселился вовсю, пока Лулу
не повалилась на бок и не сказала,
сверкая синими глазами:
  - Конечно, ты понял, что я из Сиама.
Отец мой - король, мать - королева,
сама я принцесса. Ты польщен? - И снова,
не успел он кивнуть, как она вскочила и
стала прохаживаться взад-вперед. Наконец
она взглянула через плечо и спросила:
  - Идем?
  - Куда? - спросил Питер,
послушно семеня за ней.
  - Ах!.. - воскликнула она и подпрыгну-
ла еще раз. - Откуда же мне знать?
Придем - увидим...
  Идти с ней было непросто, хотя и дивно
хорошо. То она прыгала через ограды,
плотно прижав ушки, то останавливалась,
чтобы оплакать свою судьбу.
Разбередив Питеру сердце, она дождалась
робкой просьбы:
  - Лулу, расскажи мне про Сиам...
Тебе будет легче...
  - Кому, мне? - мило взвизгнула Лулу.
- Да я в Лондоне родилась! Это самое
лучшее место в мире! Родословная у нас
длинней хвоста! А у тебя? -
и, не дождавшись ответа, она шепнула:
- Хозяева мои ужасно богаты... -
И снова запрыгала, заплясала, мяукая
вовсю и заливаясь хохотом.
  Много раз останавливались они,
пока не добрались до какой-то лужайки,
откуда взору открывался весь Лондон:
и улицы, и дома, и шпили, и серебро
реки, и тысячи каминных труб, а вдалеке,
за серыми рядами домов, зеленые пятна
парков и скверов. Еще дальше
все сливалось в голубую дымку.
  - Мы в парке Хэмстед-хит, - возвестила
удивительная кошка. - Я часто прихожу
сюда помечтать... - Она упала на траву,
закрыла глаза и несколько секунд
не говорила ни слова. - Ну вот!
Помечтала, и хватит. Куда теперь идем?
  - Поздно уже, - несмело сказал Питер.
- Может, вернемся? Хозяева твои
волнуются...
  - Еще бы! - воскликнула она.
- С ума сходят! Иногда я три дня
не прихожу, чтобы их помучить...
О, слушай, там что-то играют!
  Действительно, где-то играла музыка
и слышался шум карусели. Они побежали
на звуки. "Ах, я никогда не видела
аттракционов!" - восклицала Лулу.
Питер их видел еще мальчиком, но тогда
его водили за руку. Совсем другое дело -
бегать здесь одному, то есть с такой
красавицей!
  Лулу сразу кинулась на разноцветные
шарики, ударила лапой по самому красиво-
му, и он лопнул с оглушительным треском,
а она перепугалась и заметалась
на месте. Рассердилась она почему-то
на Питера и стала его ругать за то,
что это он порвал шарик, ей назло.
Вконец завороженный, Питер стерпел
и это, хотя прежде ничто не ранило его
сильнее, чем несправедливый упрек.
  Отвлекло Лулу мороженое - она мгновен-
но смягчилась, заулыбалась, заурчала:
"Покор-рми меня мор-роженым..." -
и быстро добавила: "Вообще-то я его
часто ем, мы ужасно богатые".
  Они подлезли сзади под полу шатра -
сперва он сам, потом она - и принялись
подлизывать все, что падало на пол.
Вернее, подлизывала Лулу, а Питер ждал,
пока она перепробует все сорта,
какие только есть. Длилось это долго,
и Питер просто видел, как расширяются
у Лулу бока.
  Если бы он вспомнил про Дженни, он бы
удивился, что Лулу не делится с ним,
но, как это ни печально, он о Дженни
не вспоминал с самого начала прогулки.
Лулу тем временем пухла на глазах. Нако-
нец, глубоко вздохнув, она проговорила:
  - Ах, больше не могу...
  Именно в эту минуту вниз упал
кусок прекрасного мороженого, но Питер
не посмел задержаться и побежал за ней.
Однако, отбежав немного, сиамская
красавица свалилась на траву и заснула,
положив обе лапки ему на мордочку.
Он терпел, терпел, потом пошевелился
было, но она открыла глаза, крикнула:
"Мне так мягче!" - и положила лапки ему
чуть не в уши. Заснул и Питер, но часто
просыпался.
  Лулу проснулась поздно и заныла:
  - Я уста-ала... Идем куда-нибудь...
Ты что, дождя не любишь?
  День был серый, моросил дождик,
и Питер честно ответил:
  - Знаешь, к мокрому меху все липнет...
  - Очень жаль, - прервала его Лулу.
- Люблю дождь. Кошки его не любят,
но я - другое дело... И в дождь у меня
глаза ярче.
  Они пошли гулять, и на улице их застиг
настоящий ливень. Питер промок насквозь,
но терпел: глаза у Лулу и впрямь
стали ярче, дело того стоило.
  К полудню выглянуло солнце. Они в это
время пересекали парк и поиграли там
немного. К закату они достигли еще ка-
кого-то парка. Питер очень устал и про-
голодался, но Лулу восхищалась природой
и все не могла остановиться перекусить.
  Засверкали звезды, вышел месяц. На
Лулу он оказал самое сильное действие:
она взлетала на деревья, мелькая кремо-
вой полоской в серебристом свете. Питеру
приходилось носиться вместе с ней. Когда
он совсем замучился, Лулу закричала:
  - Ах, взбежим по лунному лучу!
  Взбежать по лучу ей не удалось, и она
свалилась у дерева. Питер лег было
рядом, но она вскочила и сказала:
  - Лунный свет наводит на меня
печаль!.. Давай я тебе спою...
  Однако сон сморил ее. Пробормотав:
"Стереги меня...", - она легла на бок
и засопела. Питер глядел на нее,
умиляясь ее изяществу и ее доверчивости,
пока и сам не заснул.
  Месяц нырнул за деревья, а там
и солнце показалось и разбудило Лулу.
Она потянулась, поморгала, изящно
лизнула себе лапку и вдруг села прямо,
глядя на Питера так, словно никогда
в жизни не видела его.
  - Куда вы меня завели? - спросила она,
и Питеру показалось, что она вот-вот
проведет лапой по лбу.
  - Мне кажется... - несмело начал
Питер, но Лулу с легким криком отскочила
от него.
  - Ах! - воскликнула она. - Как же это?
Я ничего не помню... Меня, должно быть,
опоили... Какой сейчас день?
  - Наверное, четверг или пятница... -
сказал Питер.
  - Что вы наделали! - совсем разволно-
валась Лулу. - О, мои бедные хозяева!..
Они совсем извелись...
  - Но вы же сами... -
забормотал удивленный Питер.
- Вы говорили, что хотите их помучить...
  - Что? - возмутилась она.
- Какая наглость!.. Завести меня в такую
даль, обкормить мороженым и потом...
говорить... Хватит. Я иду домой.
  - Лулу! - взмолился Питер.
- Не уходите, останьтесь со мной...
Я каждый день буду кормить вас мороженым
и умывать вас!
  - Как вы смеете?! - завопила Лулу.
- Скажите спасибо, что я не зову
полисмена! Все моя доброта... Многие
считают меня святой... Словом, я иду
к себе и в провожатых не нуждаюсь.
  И она скрылась среди деревьев.
Больше он ее не видел.

--------


          23. СПЛЕТНИ И ПОИСКИ
  Когда темный хвостик исчез в кустах,
раненный в сердце Питер побежал
через парк к одинаковым серым домам,
но на улице уже не было и следа его
вероломной подруги. Она не подождала, не
передумала - она и впрямь покинула его.
  Тогда, внезапно очнувшись, Питер
вспомнил про Дженни, и ему стало
страшно.
  Он представил себе, как она просну-
лась, не нашла его рядом. Не умываясь
и не завтракая, он побежал рысцой
на юго-запад, чувствуя, что Кэвендиш-
сквер именно там.
  Бежал он весь день, истоптал лапы, но,
достигнув цели, припустил к дому 38.
Сердце у него страшно билось. Он вбежал
в подвал, оглянулся и не узнал никого.
В их закутке сидел большой сердитый кот.
Завидев Питера, он грозно зарычал.
  - Простите меня, - сказал Питер, - я
ищу одну кошку... Это было наше место...
  - А теперь не ваше, - оборвал его кот.
  - Я понимаю, - продолжал Питер.
- Я просто ее ищу. Вы ее часом
не видели? Дженни Макмурр...
  - Не слыхал! - ответил кот.
- Я тут со вчерашнего дня.
  ...Питеру становилось все хуже.
Ни одна кошка не слышала про Дженни,
и ему уже казалось, что он отсутствовал
не трое суток, а три года или три века.
  Когда это чувство стало особенно не-
стерпимым, в дом скользнули две кошки,
и, хотя было полутемно, он сразу
узнал их.
  - Пуцци, Муцци! - воскликнул он.
- Как хорошо! Это я, Питер!
  Они остановились и переглянулись.
Потом Пуцци холодно сказала:
  - Ах, вы пришли?..
  - Да, - не унимался он. - Я ищу
Дженни. Вы не могли бы сказать, где она?
  Они переглянулись снова,
и Муцци ответила:
  - Нет, не могли бы.
  Питеру стало совсем страшно.
  - Почему? - спросил он.
  - Потому, - отвечали они хором,
- что мы вас видели!..
  - Меня? - не понял он.
  - Вас и эту... иностранку. -
И обе высоко задрали носы, что было
удивительно, ибо ни Пуцци, ни Муцци не
могли похвастаться английским происхож-
дением. - Мы сразу сообщили все Дженни.
  - Ну зачем это вы! - вскричал он.
- А что она сказала?
  - Она не поверила, -
признались сестры.
  - А эта ваша... - оживилась Пуцци.
- Тут ее знают как облупленную. Нет,
только мужчина может быть таким дураком.
Наутро Дженни ушла: значит, поняла, что
мы правы.
  - Вероятно, вы ее ищете? -
спросила ехидно Муцци.
  - Да, - сказал Питер, не заботясь
о том, что эти праведные сплетницы
видят его горе.
  - Что ж, - пропели они дуэтом, - вы ее
не найдете. - И отвернулись, высоко
задрав хвосты, подрагивающие от гнева.
  А он уселся под окном у Бетси и про-
сидел там всю ночь. В окнах загорались и
гасли огни, однажды он увидел каштановую
головку в желтом сиянии света, но волосы
не сливались с кошачьим мехом -
Дженни на плече не было. Потом все огни
потемнели. Когда гореть остался лишь
уличный фонарь, Питер стал нежно звать
подругу, но не услышал в ответ ни звука
и не принял ни одной волны. Наконец
кто-то крикнул "Брысь!" и хлопнул рамой.
  Больше взывать он не смел, тем более
что вспомнил запреты всесильного
мистера Блейка. Но с места не ушел на
тот случай, если Дженни молчит, а к утру
смилостивится.
  Пришел молочник, небо на востоке
посерело, потом стало перламутровым, и
наконец утро началось. Но жители здешних
домов просыпались позже, чем солнце.
  Когда вышли Бетси и ее мама, Питер
кинулся к ним, взывая:
  - Бетси, Бетси! Где же она?
Я ее обидел, я ее ищу...
  Но Бетси ничего не поняла, она
просто увидела, что крупный белый кот,
истошно мяукая, несется к ней. Он ей
что-то напомнил, она приостановилась,
но не узнала его и пошла дальше. А Питер
услышал, как она говорит матери:
  - Мама, ты думаешь, она вернется?
  - Бетси, - сказала мать,
- уверена ли ты, что это она?
  - Что ты!.. - воскликнула Бетси.
- Другой такой кошки нет на свете!..
  Сердце у Питера мучительно сжалось.
Да, другой такой кошки нет, а он ее
потерял.
  Больше здесь делать было нечего.
Он понял, что Дженни покинула эти места,
и отправился через город, к докам. Думал
он только о Дженни и не замечал, каким
бывалым уличным котом стал за это время.
Теперь его не пугали ни шум, ни люди:
опасностей он избегал инстинктивно,
мог исчезнуть и безошибочно угадывал,
где спрятаться. А мысли его были заняты
другим - он принимал за Дженни
каждую кошку.
  То он решал, что пропустил, не узнал
ее, то ему казалось, что надо завернуть
за угол и застать ее врасплох. Он совсем
измучился, он ведь не ел, не пил,
не умывался, и мех его утратил свой лоск
и даже белизну.
  День сменялся ночью, ночь сменялась
днем; он плохо это замечал, спал мало,
где придется и видел лишь улыбку Дженни,
ее заботливый взгляд, ее ловкие
движения. Все умиляло его, даже ее
смешная гордость, когда она говорила
о своих предках.
  Добравшись до лондонских доков,
он побежал туда, где могла стоять
"Графиня Гринок". Действительно, она
была в порту. На палубе сидел черный кок
и пел печальную песню. Завидев Питера,
он крикнул:
  - Эй, котята! Где ж ты был? Где твоя
девица? Ее тут не было... Шли бы оба
к нам, у нас мышки-крыски развелись...
  Питер глядел на него, онемев от горя.
Негр его понял. Он встал, покачал
головой и сказал:
  - Не гляди на меня, кот! Сказано тебе,
я ее не видел. Может, придет еще...
А ты поработай пока, чего там!
Ну, как? Исхудал ты...
  Но Питер кинулся прочь, ничего не видя
от слез. Он не знал, куда бежит, и
не думал об этом. Он бежал, бежал, бежал
и нигде не останавливался. Вдруг
у какой-то дырки он остановился.
Он почему-то понял, что туда непременно
надо нырнуть.
  В темноте ему стали мерещиться оконце
под потолком, складки желтого шелка,
овальный медальон. Питер полз по трубе и
видел маленькую корону под буквой "N".
Чтобы удержать эти видения, ему хотелось
остановиться, но что-то гнало его
вперед. У входа в комнату он снова
остановился и одним прыжком прыгнул
на кровать.
  - Дженни! - кричал он. - Дженни,
Дженни!.. Неужели я нашел тебя?..
  - Здравствуй, - сказала Дженни.
- Я тебе рада. Я долго тебя ждала.
  Она поднялась, тронула носиком его нос
и тогда уж закричала:
  - Господи, какой ты тощий! Поешь
скорей!.. Сейчас...
  Спрыгнув на пол, она подтащила к
кровати хорошую мышь. Глаза ее светились
гордостью, когда Питер, осторожно сойдя
на пол, не спеша съел половину
и остановился.
  - Нет, - сказала она. - Ешь, я сыта.
  Когда он начал умываться, она сказала:
  - Ты устал. Дай-ка лучше я!..
  Питер лег на бок, закрыл глаза,
и шершавый язычок стал заботливо смывать
с него усталость, грязь и вину.

--------


       24. ДЖЕННИ, ВЫЙДИ КО МНЕ!
  И так - ну, почти так - словно ничего
не случилось, Питер и Дженни стали жить
на мебельном складе.
  Не упоминая о том, почему она убежала,
Дженни рассказала, что сразу направилась
сюда и с удивлением увидела всю мебель
на прежнем месте. Вероятно, ее забирали
на выставку. У Питера хватило чутья и
мудрости промолчать: пусть не знает, что
он забыл об этом складе, и неизвестно
почему нырнул в отверстие трубы.
  Зато он передал ей слова Бетси
и изобразил черного кота, а Дженни ахала
и смеялась.
  И все же что-то ее заботило. Иногда
ни с того ни с сего она два-три раза
лизала его, а потом смотрела с любовью
и печалью. Что-то тревожило ее, но Питер
никак не мог угадать, что это такое.
Ведь не всегда решишься спросить
другого, о чем тот думает.
  Однажды Дженни куда-то отлучилась
и пришла совсем расстроенная. Ласково
поздоровавшись с ним, она забилась
в угол кровати, поджала передние лапки
и уставилась в стену. Питер знал, что
именно так сидят и смотрят кошки, когда
им не по себе.
  Больше выдержать он не мог. Он подошел
к ней, лизнул ее, ощутив соленый вкус,
и сказал:
  - Дженни, что с тобой? Скажи мне...
Может, я помогу...
  Дженни долго плакала и не отвечала.
Потом она встряхнулась, лизнула себе
спинку и бока и повернулась к Питеру.
  - Не обижайся, - сказала она.
- Я должна тебя бросить.
  Питер ощутил такую боль в сердце,
словно туда всадили нож.
  - Зачем? - спросил он.
- Если ты уходишь, я уйду с тобой.
  - Нет, - ответила Дженни.
- Меня уводит Демпси.
  Питер не сразу понял, о ком она
говорит; а когда понял, страшно зарычал
и хвост его заметался из стороны в сто-
рону. Он ясно увидел огромного наглого
кота, угрожавшего ему когда-то.
Но при чем тут Дженни?
  Тем временем она продолжала:
  - Такой у нас закон. Когда тебя зовет
кот, ты должна с ним идти. Теперь Демпси
сказал, что больше ждать не хочет.
  - Неужели ты хочешь с ним уйти? -
спросил он.
  - Что ты! - вскричала она.
- Я его ненавижу!.. Я его молила и про-
сила меня отпустить. Он не соглашается.
  Питер почувствовал, что она что-то
скрывает. Он знал почти все кошачьи
законы, они казались ему хорошими,
умными и понятными. И он спросил:
  - Что я могу сделать, чтобы ты
осталась со мной? Если ты не скажешь,
я спрошу Демпси.
  И Дженни поняла, что он уже взрослый.
  - Ты можешь сразиться с ним, -
сказала она и снова заплакала.
  - Что ж, - сказал Питер.
- Ты научила меня сражаться.
  Но Дженни все плакала.
  - Понимаешь, - проговорила она в конце
концов, - ты должен убить его, а он
такой огромный и сильный... Если он тебя
убьет, я умру. Лучше мне с ним уйти.
  - Я тоже сильный, - сказал Питер.
  - Конечно, - подхватила Дженни,
- но у тебя есть тайна... ты не кот...
Наверное, потому я тебя и люблю...
А он кот из котов, он знает всякие
подлые приемы... Не надо, не иди!..
Ты меня забудешь, все пройдет...
  - Нет, - сказал Питер. - Я тебя
не пущу. Я сражусь за тебя, как велит
закон, и убью Демпси. Я его не боюсь.
  Сам он не вполне в это верил,
но Дженни воскликнула:
  - Я знаю!.. Ты ничего не боишься!..
Как хорошо, когда есть защита...
  И от этих слов Питер стал спокоен.
  - Ну, Питер, - сказала она совсем дру-
гим тоном, - я могу тебе помочь только
одним. Давай тренироваться. У нас еще
три дня. Потом он позовет меня ночью,
с улицы.
  - А выйду я, - сказал Питер.
  - Помни, - снова начала Дженни,
- он не будет биться честно.
  - Знаю, - сказал Питер. - А я буду.
  Дженни глубоко вздохнула. Все-таки она
не совсем понимала людей.
  - Что ж, - сказала она,
- давай тренироваться.
  Так начались страшные дни. Питер
учился защищать себя и убивать другого.
Когда он увидел в первый раз красную
полоску на белой манишке, он чуть
не отказался от своего замысла и горько
плакал. Но Дженни была тверда. Она
не давала пощады ни ему, ни себе, и они
бились целый день, а ночью на император-
ском ложе зализывали друг другу раны.
  ...На третий день занятий не было,
и Дженни не позволила Питеру есть. Он
спал до вечера, она его грела, а иногда
вылизывала всего, целиком. Уже совсем
стемнело, когда Питер вскочил. Голова
у него была ясная, он ощущал свою силу.
Скорее чутье, чем зрение, подсказало
ему, что Дженни рядом. Не оборачиваясь
к ней, он обратился в слух.
  Тогда и услышал он приглушенный голос
и узнал его.
  - Дженни, выйди ко мне...
ко мня-я-у!..
  Питер глухо зарычал и пополз к отвер-
стию. Дженни что-то причитала ему вслед,
а он, весь подобравшись, полз на брюхе
туда, откуда слышался истошный крик.
  ...Уже рассвело, когда Дженни
спрыгнула наконец с кровати и закричала:
  - Питер, Питер! Что он с тобой сделал?
  Питер сказал ей:
  - Я его убил. Кажется, и он меня убил.
Прощай.
  Она лизала его и поливала слезами.
Он сказал еще:
  - Где ты, Дженни? Я тебя не вижу...
  - Питер, Питер! - взывала она.
- Не оставляй меня, не надо!

--------


       25. КАК ЭТО ВСЕ КОНЧИЛОСЬ
  - Питер, Питер, - слышал он сквозь
тьму. - Не оставляй меня, не надо...
  Ему было бы легче уплыть туда, где нет
ни боли, ни битвы, ни бездомных ночей.
Он очень устал. Но голос не отпускал
его:
  - Питер... Питер... вернись ко мне!..
  На секунду он увидел белый потолок
и какие-то лица. Он закрыл глаза -
свет был слишком ярок, а когда он снова
открыл их, он увидел почему-то
не Дженни, а маму.
  - Питер, Питер!.. - взывал все тот же
голос. - Ты меня узнал?
  Он узнал ее, но как же она его узнала?
  В глазах, глядевших на него, отража-
лись толстые белые лапы и белая голова.
Кто принес его домой, почему плачет мама
над чужим котом? Сердце у него упало:
где Дженни? Почему ее не принесли?
А может быть, мама мерещится ему и сей-
час он увидит Дженни?.. Слезы - ее ли,
мамины ли - падали ему на щеки; и он
опять закрыл глаза.
  Тогда с ним случилась странная вещь.
Серая светящаяся мгла была пропитана
Дженни, нет, просто была ею, словно он
погрузился в нежный рыжевато-серый мех.
Он расслабился от счастья, но другой мир
не отступал. Какие-то люди склонились
над местом, где он лежал. Он открыл гла-
за, оба были в белом. Ну, это понятно:
он ранен, и к нему позвали доктора,
а с ним пришла сестра. Да, конечно,
он ранен в бою. Левая задняя лапа
не двигается, и передняя правая, ведь
Демпси прокусил их.
  У сестры, склонившейся над ним,
была на груди блестящая булавка.
В ней отражался белый кот с мальчишеским
лицом. Питеру стало очень страшно.
  Доктор заглянул ему в глаза
и произнес:
  - Ну, все позади. Теперь он
поправится.
  Мама заплакала снова, причитая:
"Питер, Питер!.." Был здесь и отец,
очень бледный, в форме. Почему-то он
знал об его сражении с Демпси.
  - Молодец, - сказал он.
- Ты хорошо сражался.
  Питер поднял левую переднюю лапу
и увидел, что на ней нет когтей.
Больше того, он увидел пальцы. Тогда он
пощупал ими другую лапу, неподвижную,
и ощутил не мех, а что-то жесткое,
знакомое... сейчас, сейчас... И тут он
понял: это бинт.
  Теперь он все знал. Он больше не кот,
он мальчик. Он горько заплакал.
Сквозь слезы видел он, как няня вошла
в комнату, держа на руках худого беспо-
койного котенка, черно-белого, с пятном
на мордочке. Она склонилась над кроватью
и положила котенка рядом с ним.
  - Забери его! - плакал он.
- Где Дженни? Дженни, Дженни, Дженни!..
  Ничего не понимая, мать утирала ему
слезы и целовала его. И снова ему
показалось, что все вокруг - это Дженни.
Теперь он знал, что не увидит белых
лапок с породистыми черными подушечками,
маленькой серой головки, светящихся глаз
и той неповторимой нежности, которой
дышало в ней все. Но вместо этого с ним
осталось странное ощущение добра, тепла
и счастья.
  Черно-белый котенок, отвергнутый им,
жалобно мяукнул, и Питер понял его.
Нет, он больше не понимал по-кошачьи,
он просто узнал самый звук, самый крик
бездомных, ненужных, нелюбимых, столь
знакомый ему. Он вспомнил все места,
где побывал, все свои страхи и беды.
Он увидел грязные улицы, почуял запах
сырости, услышал злые крики, словно
жалобный писк приоткрыл на минуту уже
закрывшуюся дверь, за которой шумел без-
жалостный город. Потом дверь закрылась,
котенок мяукнул снова, и писк его
пронзил Питеру сердце.
  - Няня, не забирай его! - крикнул он.
- Дай его мне!..
  Няня положила котенка на место.
Он сразу пополз Питеру на грудь, сунул
голову ему под подбородок, как делали
потом столько котов и кошек, словно
узнавая своего, и замурлыкал так громко,
что задрожала вся кровать. Питер поднял
ту руку, которая двигалась, и пальцами,
вылезающими из бинтов, почесал котенка
за ухом, именно там, где и надо. Котенок
мурлыкал вовсю, прижимаясь к нему
в самозабвенном восторге.
  - Да он совсем ничего, - сказала мама.
- Как ты его назовешь? Верней ее,
это кошка.
  Питер ответил не сразу. Он пытался
вспомнить, он ведь знал какое-то
дивное кошачье имя не хуже, чем свое
собственное... Но имя не вспомнилось.
Быть может, он его и не знал.
  Все ужасы остались за дверью.
Здесь с ним были покой и любовь.
Он больше не боялся одиночества, словно
какой-то долгий сон, который он уже
не мог припомнить, поглотил страх
и подарил ему радость.
  - Назовем ее Кляксой, - сказал он
матери. - Можно, она поспит у меня?
  И он улыбнулся всем, кто стоял
у его кровати.

--------