Свидетельство

Овраг засыпан Доковый
в младенчестве моём.
Здесь Даши Севастопольской
был прах упокоён.
А всё вокруг по-новому
за девяносто лет,
мелькнувших между войнами.
Следов могилы нет.
Сестрица милосердия
и мужества пример,
от выживших в последнюю
прими-ка в память сквер.
Года шестидесятые,
героев имена.
Полковники с лопатами,
сержанты, старшина…
Уже моих ровесников,
платанов тесный строй
волнует синь небесную
над здешней сиротой.
Южак над Корабельною
пронзителен, хоть режь:
ветрами или временем
в строю пробита брешь.
Вот здесь не стало дерева…
Вон там пробел в строю.
Над этими потерями,
поникшая, стою.
А у Марии Карповны
взошёл побег весной.
А вот на фотокарточке,
склонившись надо мной,
она, мои родители:
мы в загсе городском.
И я в руках, невидима,
матерчатым кульком.
Когда двумя Мариями
земной начертан путь,
держись за это имя и
беспамятной не будь.
Мой город в мае месяце
цветеньем напоён.
И подпись «Байда» светится
в свидетельстве моём.
У бастиона пятого
теперь её плита.
И тень ложится пятнами
от ближнего креста.
Заботясь до последнего
о тех, кого спасли,
они уходят в землю - и
растут из-под земли.
И в дымке абрикосовой,
выравнивая ряд,
солдатами, матросами,
медсёстрами стоят.
И золотом – купальница
среди геройских звёзд.
А юный ствол качается
и продолжает рост.