В этом гуле и гаме, и шуме...

В этом гуле и гаме, и шуме,
меж тяжелых, томительных снов,
разве место для тихих раздумий,
нежной грусти, жалеющих слов?

Разве можно, очнувшись от плена
холодов и снегов, и ветров,
унестись сквозь круженье вселенной
в сумасбродство незримых миров?

Но стоит, устремленная в небо,
по колена в снегах утонув,
и стоически, нощно и дневно,
не склоняется в зимнем плену, –

все ж жива в этом холоде роща.
Обнимается с каждым лучом,
не грустит, не жалеет, не ропщет,
словно беды ей все нипочем.

Ветер шалый задует над рощей,
и настанут весенние дни.
Истончатся сугробные толщи,
обнажатся высокие пни.

Новый круг начиная в природе,
каждый ствол от тепла задрожит.
Сок в стволах сладострастно забродит,
по ветвям в торжестве побежит.

Неприглядностью боль обозначит
равнодушья бездумного зло.
Каждый пень сладким соком заплачет,
закраснеет меж белых стволов.

Выпьют сок светлолистые травы,
стайкой быстрой синицы попьют.
Нету зла средь берез благонравных,
зло лишь люди себе создают.

Только люди,  бесшумно иль шумно,
по привычке, что с рук все сошло,
безоглядно, бездарно, безумно
продлевают невечное зло.

...Не спеши в маете беспредметной,
в нетерпеньи, себя отобрать
у лучей животворного света –
под вселенским сияньем добра.