Гамельнский крысолов

Боже правый стал Дьяволом во плоти.
Я хотел, я хотел бы детей спасти, я плевал бы на плату за честный труд, ведь известно давно: бургомистры врут. Только я здесь слабее, невольней крыс, это – словно заложник своей игры. Песня дудки – не песня за просто так, я не шут, не бродяга и не простак, под лохмотьями странный и сильный дар, и не крысы для вас здесь одна беда.
Город Гамельн богат был и славен век.
Не одну знаю песню – их знаю две.
Крысы слышат, как сыплется в щель зерно. Я зову их – бегут со всех крысьих ног, я веду их к реке – и идут к реке. Плащ двухцветный, но, вообщем-то, налегке, даже флейта старинная вряд ли в счёт. Город Гамельн – сплошь сало и липкий мёд.
Город Гамельн, где масло желтее солнц, шпили ратуши выше любых высот, вина рейнские – полные погреба. Если б знали бы бюргеры, что судьба уже вьёт свою нить изо льна во тьме – и тогда-то играть вновь на флейте мне: это музыка лета, зелёных рощ, босиком по брусчатке, из дома прочь, зарывайся в багульник, беги в луга, моя дудочка детям не станет лгать. Слышен топот их маленьких башмаков, за щекой у них сласти, бегут легко. Впереди всех – я, Гамельнский крысолов, то ли божия кара, а то ли зло. Я и сам-то не рад, только дар сильней, и нести мне его до скончанья дней.
Город нынче затих – ни детей, ни крыс, помутнели в нём стёкла и скаты крыш, город старцев и горьких, полынных трав.
Я же снова на флейте своей играл.