Серго

   Опять  пришло  утро,  солнечное,  морозное.  Оно  разорвало  тяжёлые  цепи  мрака  и  холода,  охватывающие  каменную  громаду  города,  разбило  их  своими  первыми  лучами, вернуло  город  к  жизни.  Громада  глубоко  вздохнула,  выпустила  из  чёрных  ноздрей  заводских  труб  белое  облако.  Оцепенение  прошло;  нужно  было  продолжать  жить  для  того,  чтобы  жить  и  ни  для  чего  более:  город  построили,  наполнили  артерии  улиц  живой  и  мёртвой  кровью,  дали  ему  голос  и  глаза  -  и  он  существует,  поскольку  не  знает,  как  надо  умереть…
   -Серго,  вставай,  иди  завтракать!  -  он  открыл  глаза  и  увидел,  как  видел  миллионы  раз,  морщинистое,  серое  от  пыли  лет,  с  глубоко  запавшими  глазами  прозрачное  лицо  матери.   
-Завтрак  стынет,  иди!
   О,  этот  вызывающий  приток  слюны  ароматный  запах  мчади,  стакан  горячего,  терпкого,  обжигающего  рот  чая,  и  опять  лицо  матери  напротив,  а  во  взгляде  -  вечное  молчание  и  вечная  тоска.  Он  пачкает    руки  и  рот,  проливает  на  голую  волосатую  грудь  горячий  чай,  что-то  мычит,  и  мать  в  миллионный  раз  вытирает  лицо  его  и  тело  белым  и  чистым  полотенцем,  и  он  снова  и  снова  спрашивает  себя:  почему  белым  и  чистым,  раз  так  повторяется  всегда?
   -Иди,  Серго,  Тбилиси  зовёт  тебя!  -  слышит  он  глас  Божий,  -  неси  людям  святое  имя  моё,  -  и  он,  оставив  еду,  бежит,  надевая  на  себя    что-то,  в  глухой  колодец  двора,  на  тихую  старую  улицу  города,  садится  на  холодный  тротуар и,  поддерживая  голову  огромными  руками, качается  из  стороны  в  сторону,  слева  -  направо,  и  поёт,  поёт  понятное  ему  одному:
                Тело  моё  -  только  моё,
                Голова  моя  -  моя  голова,
                Берите  меня,  любите  меня,
                Серго  меня  зовут,
                О,  Боже,  дай  мне  силы!
   Только  старая  обшарпанная  урна  слушает  его,  а  люди  нет.  Он  поворачивается  к  урне  и  поёт  только  ей,  только  ей,  понимающей  его  тоскующую  душу.
   -Молодец,  Серго,  -  говорит  ему  урна,  -  сладко  поёшь .  Держи  от  меня  подарочек,  -  и  перевернувшись,  выпростав  из  себя  мутную  жижу  вперемешку  с  окурками,  семечной  шелухой  и  смятыми  газетами,   выбрасывает к  его  ногам  ослепительную  красную  повязку  с  большими  красивыми  белыми  буквами  «Путевой  обходчик».  Он  берёт  подарок  дрожащими  руками,  единственный  в  его  жизни,  и  поток  благодарности  выливается  из  его  слюнявого  рта.
   -Иди,  Серго,  Тбилиси  ждёт  тебя! Неси  людям  святое  имя  моё!  -  слышит  он  приказ  с  небес.
   -Иду,  о  Великий,  иду!
   Он  натягивает  повязку  на  рукав  засаленного  пиджака  и  летит  в  город,  к  людям.
   -Люди,  я  здесь,  с  вами,  не  бойтесь  жить,  я  помогу  вам!
Он  живёт  во  весь  опор,  красная  повязка  прибавляет  ему  значимости  и  смелости,  он  горд  и  счастлив  и  вовсе  не  замечает  страшный  издевательский  хохот,  семенящий  на  цыпочках  за  ним  по  пятам :  -  Смотрите,  это  сумасшедший  Серго!  Вот  дурак  -  «Путевой  обходчик»!
   -  Не  бойтесь,  люди!
Он  заходит  в  магазин  и  кричит  очереди:
   -Не  ругайтесь,  всем  всё  достанется,  -  и  летит  дальше.
   -Курение  вредит  здоровью,  -  говорит  он  какому-то  мужчине,  выставив  тому  в  лицо  свою  волшебную  повязку.
  -  Билеты  Ваши,  покажите  билеты, -   требует  он  у  выходящих  из  троллейбуса.
   -Слышу  тебя,  Господи,  славлю  имя  твоё!  -  поёт  его  сердце.
   И  нет  времени  больше,  есть  только  бесконечное  лёгкое  счастье.
  -  Осторожнее,  не  прищемите  ребёнку  руку,  -  просит  он,  провожая  пассажиров  метро  до  дверей  вагона.    -  Поторопитесь,  а  то  дверь  закроется.
   Из  метро  -  на  привокзальную  площадь.  Мозг  пьян,  кровь  горит.
   -  Вещи  не  оставляйте  без  присмотра!  -  кричит  он  женщине,  побежавшей  разменять  деньги  в  кассе,  и  бросается  к  чемоданам,  чтобы  никто  и  пальцем  не  посмел  к  ним  прикоснуться.  Упирается  во  что-то  мягкое  и  потное,  поднимает  глаза  и  видит  лоснящееся  усатое  лицо  милиционера.  Взгляд  пуст.
  -  Чего  орёшь  тут ,  собачий  сын?  По  кулакам  соскучился,  обезьяна  безмозглая?  А  ну,  иди  отсюда!
    Хищная  рука  тянется  к  его  сокровищу,  хватает,  мнёт  белые  буквы,  с  треском  срывает  повязку.
  В  голове  темно.  Как  будто  свалился  в  колодец.  Откуда-то  сверху  слышит  глухой  голос:  -На  цепи  таких  держать  надо.
   Холодно.  Мир  разбился  от  слёз.  «Славлю  имя…»    Как  же  так?
  Он  падает,  встаёт,  идёт,  как  слепой,  по  стенке  к  размытому  пятну  выхода…
                Тело  моё  -  только  моё,
                Голова  моя  -  моя  голова,
                Серго  меня  зовут,
                Убей  меня,  город,  сил  моих  нету…
Нет,  не  можешь.  Ты  даже  себя  не  можешь  убить…

                1981  год