Детектив. Один день штабс... полностью все 45 Глав

---------------------------------

Здесь –
публикация Моего философского Детектива
«Один день штабс-ротмистра в Петербурге» -
все 45 Глав
(без Моих Сонетов) –
по мотивам моей Поэмы
«7 апреля 1914 года в Санкт-Петербурге
на улице Гороховой в доме номер два»
(http://stihi.ru/2015/08/29/3817
http://proza.ru/2015/08/29/818);
Мои Сонеты из этих произведений
опубликованы отдельно в Моей Поэме
«Мысли о Человечестве -
в моих субъективных Сонетах»
(http://stihi.ru/2015/08/30/3769
http://proza.ru/2015/08/30/707)

---------------------------------

*

---------------------------------
Глава 1
---------------------------------

Весна 1914-го года в Санкт-Петербурге выдалась необычайно жаркой. Казалось, что всю столицу Российской Империи вместе с проспектами и горожанами переместили на юг, ближе к экватору.
Обычно, в апреле месяце только начинает капать с сосулек, а сегодня, 7 апреля 1914 года даже Нева настолько потеплела, что и льда не осталось, и ледоход уже прошёл, и черёмуха уже отцвела, и прямо за чертой города, за Обводным каналом пошли колосовки…

Утро не предвещало хоть какую-то прохладу, было только начало седьмого, а в кабинете штабс-ротмистра Ивана Ильича Берёзина дышать уже было нечем.

На его столе лежала телеграмма с указанием о выявлении всего подозрительного в среде участников Международного Шахматного турнира организованного Петербургским шахматным Собранием и проводимого по адресу: Литейный проспект, дом 10; первый тур объявлен на завтра – 8 апреля;
возможно большое скопление иностранных граждан, принять меры; о результатах доложить по телеграфу через 12 часов;
приложение –
газета «Речь» от 6 апреля 1914 года.

В газете красным карандашом были обведены строки статьи некоего господина Эм.Ласкера:
«На будущей неделе в Петербурге ... сойдутся 12 человек разных лет и разных национальностей и начнут играть в шахматы ... во все углы мира полетят телеграммы ... газеты будут помещать подробные отчёты о турнире ...»

Иван Ильич брезгливо отодвинул газету «Речь» и посмотрел на часы: телеграмму о проделанной работе надо отправить сегодня в начале седьмого часа вечера.

Он ещё раз мельком взглянул на газету и усмехнулся: неужели там, наверху, всерьёз относятся к этим газетёнкам?
Ведь в газете можно напечатать что угодно, всякую чушь!
Ещё можно понять простолюдинов, ведь для них и любая напечатанная листовка – истина, настолько они неграмотны и невежественны...

Иван Ильич налил в стакан из графина немного воды и, набрав её в рот, вышел из-за стола, взял в углу своего кабинета совок и веник, спрыснул веник водой, стал подметать пол.

Над его головой жужжала муха.
Это хорошо, подумал он и  поглядел на паутину в углу потолка, где паук,слившись с паутиной, наблюдал за мухой.
Да, милейший, мысленно обратился он к пауку, я не трону твою муху, ведь и тебе надо что-то кушать.

Ивану Ильичу припомнились слова своего бывшего, ныне покойного начальника:
«Всякий дом потолком крыт, но не во всяком паук сыт».
Так говорил один из его подчинённых – чиновник особых поручений при Министерстве внутренних дел Владимир Иванович Даль, служивший у него с 1841-го по 1849-й годы, мол, пауки всегда приносили русским людям добро в дом, что только нерадивая хозяйка убирает паутину с угла потолка.

Иван Ильич ещё раз посмотрел на паутину и продолжил подметать пол.
В дверь постучали.
Берёзин выпрямился: «Войдите!»

Вошёл унтер-офицер Прохоров и доложил: «Поручик СтрУгов просит войти!»


---------------------------------
Глава 2
---------------------------------

Вошёл унтер-офицер Прохоров и доложил: «Поручик СтрУгов просит войти!»

Иван Ильич, не выпуская из рук совок и веник, внимательно осмотрел вошедшего дежурного унтера.
«Вроде бы и мундир на нём ладно сидит,- подумал Берёзин,- вроде и вошёл, как положено, а вот здороваться его не научили, а ведь он только что заступил на службу и я его сегодня ещё не видел. А впрочем, зря я так! Ведь он простой русский мужик и не воспитывался в дворянской семье... Наверно старею, вот и цепляюсь ко всякой ерунде... Да ещё телеграмму надо составлять о том, о чём и понятия не имею...»

Иван Ильич вздохнул и мягким голосом поздоровался.

- Доброе утро, господин Прохоров!
- Здравия желаю, господин штабс-ротмистр!
- Вы только что заступили?
- Так точно! Сменил унтер-офицера Сидорова!
- Вот и хорошо, пусть господин Сидоров задержится!
- Слушаюсь!
- А господин Овечкин где?
- Унтер-офицер Овечкин находится в «Помещении для курения»!

От этих слов Иван Ильич побагровел и чуть не выпустил из рук совок с веником.

- Я же приказал, чтобы у нас никаких помещений для курения не было!
- Виноват, господин штабс-ротмистр!
- Жалкое наследие прошлых хозяев...

Иван Ильич запнулся, но, взглянув на вытянувшегося в струнку унтера успокоился, навряд ли до него дошло невольно вылетевшее оскорбление...

Совсем недавно в этом доме номер два по Гороховой улице располагались исключительно кабинеты Градоначальства Санкт-Петербурга, но дом просторный и Градоначальство решило потесниться.
Так, штабс-ротмистр Берёзин и переехал сюда, в необорудованные под Охранное отделение помещения, даже в его кабинете отсутствовал телефонный аппарат и он пользовался колокольчиком для вызова дежурного унтер-офицера.
И вот эта на двери комнаты для отдыха табличка «Помещение для курения» досталась от бывших хозяев этих помещений!

- Повторно прикажите господину Овечкину немедленно поменять табличку!
- Слушаюсь!
- Ведь у нас никто не курит, так ведь?
- Так точно!
- А то ещё, через такие помещения и в нашем цивилизованном отделе мы можем превратиться в тупых аборигенов!
- Вы понимаете, о чём я говорю?
- Никак нет!
- А Колумба Вы знаете?
- Это тот, что с Четвёртого Околотка у Сытного рынка?

«Да,- подумал Иван Ильич,- этот унтер ещё более дремучий, чем я мог предположить! А впрочем, он не виноват, это его мужицкое детство не предоставило ему приличного образования... Мне, как говорится, и карты в руки; сейчас я этот пробел и восполню!»

- Хорошо, братец, а не подскажите ли мне кто такие аборигены?
- Это собаки такие?
- Нет, братец, это такие люди, живут они дикарями на далёких островах около Америки, и совершенно неграмотные.
- Это мне понятно!
- Вот и хорошо, а Колумб – это капитан корабля, первым добравшийся до этих островов Америки и увидевший обычаи этих аборигенов. Это понятно?
- Так точно!
- Так вот, матросы Колумба заметили, что эти дикари-аборигены держат у себя во рту дымящие свёрнутые из листьев трубочки; дым пускали даже малыши дикарей.
Поначалу матросы думали, что это какой-нибудь дикий религиозный обычай, а когда попробовали сами затянуться дымом из свёрнутых листьев табака, то им это так понравилось, что они привезли эти листья в Европу. На европейских землях табак стал расти и скоро вся Европа, задымив табачными листьями, наслаждалась дурной привычкой дикарей!
Теперь Вам понятно, братец, почему я против всяких там комнат для курения?
- Так точно!
- И это почему же?
- Потому, чтобы мы не превратились в дикарей!
- Молодец!
- Рад стараться, господин штабс-ротмистр! Хорошо, что матросы Колумба больше никакой заразы кроме табака...
- Вот тут Вы ошибаетесь, братец, много что ещё привезли, например, болезни, да такие о которых в Европе и не слышали!
- Это, какие же?
- Венерические...
- Что это за болезни?
- Вот что, братец, на сегодня довольно!
- Слушаюсь!
- Скажите-ка лучше мне, что Вы там о поручике Стругове говорили?
- Их благородие просит войти!
- Пусть войдёт.
- Слушаюсь.

Унтер-офицер вышел, а Берёзин домёл остаток мусора в совок и высыпал его в камин.

В кабинет вошёл поручик Стругов.


---------------------------------
Глава 3
---------------------------------

Унтер-офицер вышел, а Берёзин домёл остаток мусора в совок и высыпал его в камин.

В кабинет вошёл поручик СтрУгов.

- Здравия желаю, господин штабс-ротмистр!
- Доброе утро, Афанасий Фёдорович!

Иван Ильич поставил в угол веник с совком и, сев за свой стол, указал Стругову на кресло для посетителей.
В кабинете ещё был ряд стульев, все их ножки были наглухо прибиты к полу, и ещё также с прибитыми к полу ножками один стул и стол для записи показаний, около окна.

- Присаживайтесь, Афанасий Фёдорович!
- Спасибо, господин штабс-ротмистр, в ногах правды нет!

От этой фразы Берёзин, словно кот, когда он случайно натыкается на что-то необычное, аж подпрыгнул, но, быстро овладев собой,  пристально вглядываясь в поручика, подумал:
«Ох и разболтались они там у себя в Полевой Жандармерии! Так и революцию можно прошляпить! И зачем мне такой помощник? Но делать нечего, его Перевод ко мне утверждён...»

- Вот что я Вам скажу, батенька, постарайтесь в моём присутствии говорить только то, о чём Вы понимаете!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр! Только-с, я действительно не понимаю-с, что я такого сказал?
- Во-первых, батенька, когда мы с Вами будем одни, то называйте меня просто, Иван Ильич.
Во-вторых, вы сказали, что правды в ногах нет; Вы хоть понимаете, что это значит?
- Так все говорят, господин штабс-ротмис..., простите, Иван Ильич!
- А Вы, господин поручик – не все, Вы - мой помощник, поэтому и извольте изъясняться не «как все»!
- Не понимаю-с, Иван Ильич!
- А что тут понимать? Вы знаете как велись допросы во времена Ивана Грозного?
- Виноват-с, с Историей я не очень-с в ладах...

Иван Ильич обхватил голову!
«Что же это за день такой! Начальство верит каким-то газетёнкам и требует об этом от него непонятную телеграмму! Унтер считает, что аборигены – это собаки! И даже назначенный ему помощник, поручик из Полевой Жандармерии  не знает даже Историю!»

Штабс-ротмистр посмотрел на паука в углу потолка, на муху, проявляющую к нему явное любопытство, и пришёл в себя; опустив руки на стол, он спокойно, как ни в чём не бывало, продолжил разговор.

- Значит так, во времена Ивана Грозного следователь вёл  допрос по специальному документу, где указывались разные методы получения различной ПРАВДЫ от допрашиваемого.
- Позвольте уточнить, Иван Ильич, это какой правды?
- Правдой называлось всё, что скажет допрашиваемый, эта ПРАВДА записывалась в Протокол допроса. Это понятно?
- Так точно-с!
- Например, требовалось узнать «Подлинную правду», тогда вымачивались «длинники»...
- Позвольте, Иван Ильич, а что такое-с – «Длинники»?

«Хоть бы иногда заглядывал в толковый словарь нашего бывшего сотрудника Даля,- подумал Берёзин,- вот помощника мне навязали!»
Отбросив дурные мысли, штабс-ротмистр спокойно продолжил объяснение.

– «Длинники» - это свежесрезанные прутья дерева. Допрашиваемого привязывали к лавке. Надеюсь, что такое «лавка» Вам известно?
- А то как же без лавки, рядом с Жандармерией стояла, правда мы эту лавку называли лабазом...

Глаза Берёзина округлились, но в его голосе это не почувствовалось.

- Лавка, будет Вам известно, Афанасий Фёдорович, это скамейка. Теперь понятно?
- Так точно-с, понятно!
- И что такое скамейка?
- Скамейка, Иван Ильич, это длинная табуретка!
- Хорошо, можно и так. Так о чём мы говорили?
- О мебели...
- Молчать!
- Слушаюсь!

Поручик вскочил и стал поправлять свой плотно застёгнутый мундир.

- Садитесь, батенька, это я погорячился! Жарко сегодня что-то...
- Так точно-с!
- Да Вы садитесь! Вспомнил, Вы сказали, что в ногах правды нет, а я Вам стал объяснять, что эти слова означают...
Так вот, если требовалось следователю узнать «Подлинную правду», то он привязывал допрашиваемого, как Вы говорите, к скамейке и бил его сверху вымоченными «длинниками». То, что допрашиваемый говорил находясь ПОД «длинниками» в Протоколе записывалась, как «Подлинная правда».
Если требовалось узнать «подноготную правду», то под ногти рук запихивались раскалённые...
- Гвозди или иголки! И это называлось «подноготной правдой»! Извините, что прервал Вас, Иван Ильич, а то вы заподозрите меня в полном непрофессионализме...
- Больше так не поступайте!
- Слушаюсь!
- Так вот, узнавали различную правду, не только подлинную или подноготную, но и голую и иную...
Но в этом Документе было чёткое указание о ногах: «В ногах правды нет!», то есть производить пытки на ноги бесполезно, правду допрашиваемый не скажет.
Теперь Вы понимаете, батенька, какую глупость Вы позволили в моём присутствии произнести: «В ногах правды нет»?!
- Прошу прощения-с, Иван Ильич, но я не привык так глубоко мыслить...
- А Вы привыкайте, батенька! Не знаю, как там у Вас в Полевой Жандармерии, а здесь придётся! Замечайте каждую мелочь, а заметите, немедленно докладывайте!

Поручик вскочил и жёстким командным голосом произнёс:
«Слушаюсь, Иван Ильич!»


---------------------------------
Глава 4
---------------------------------

Поручик вскочил и жёстким командным голосом произнёс:
«Слушаюсь, Иван Ильич!»

Штабс-ротмистр подивился такой прыти и подумал: «А мой помощник не так уж и прост, только что сидел передо мной разморённой на жаре мухой, а сейчас вскочил яки волк полярный, да и глаза волчьи, будто сверлят! Молодец, вот таким он мне нравится...»

- Вы что же это, батенька вскочили? Доложить чего хотите?
- Так точно, господин штабс-ротмистр, и немедленно!
- Ну, раз немедленно, так немедленно... Докладывайте!
- Слушаюсь! Докладываю немедленно: у Вас в руках, когда я вошёл, была метла и совок;
не изволили-с Вы сами подметать пол?!
- Вот Вы о чём... Да Вы садитесь, батенька, садитесь...
- Слушаюсь!
- Ну, так слушайте...
Во-первых, я держал веник, а не метлу.
Во-вторых, а кто Вам, господин поручик, подметает пол в Вашем кабинете?
- Дневальный!
- Не знаю, как там у Вас в Полевой Жандармерии, но у меня так не принято!
Дневальный, подметая Ваш кабинет, видит Ваш мусор, а ведь в нём могут оказаться Государственные секреты, которые положено знать исключительно Вам, а не дневальному!

Поручику в душном воздухе кабинета стало неимоверно жарко, он снова вскочил и вытянулся по стойке смирно.

- Прошу прощения, господин штабс-ротмистр! Исправлюсь! С сегодняшнего дня обязуюсь подметать свой кабинет только лично сам!
- Вот и замечательно, Афанасий Фёдорович! Да Вы садитесь, батенька, садитесь, вот так...
Вот что я Вам скажу, надо постоянно учиться, и не по учебникам, а у действительно толковых учителей, а учителей вокруг - много!
В марте прошлого года был арестован некий Иосиф Виссарионович Джугашвили, 1878 года рождения, кличка - Коба.
Перед тем как его из тюрьмы отправили по этапу в Туруханский край Енисейской губернии, мне удалось его допросить один на один.
Коба поразил меня своей дальновидностью и мудростью!
Когда я ему пообещал, что всё что он мне скажет, останется втайне, то он усмехнулся:
«Тайна, это когда знает один, когда знают двое, то это уже не тайна»!

Даже муха перестала жужжать и, сев на потолок, затаив дыхание, слушала рассказ Ивана Ильича.

- Ну, хватит лирики, время идёт, а у меня на столе срочная телеграмма, требующая срочного ответа через 12 часов!
И вот ещё приложение к ней – газета «Речь», ознакомьтесь!

Поручик Стругов читал быстро и, по мере прочтения всё больше бледнел.

- Помилуйте, господин штабс-ротмистр, телеграмма Государственной важности и необычайной срочности ответа, а мы с Вами, извините, уже целый час, скажу-с помягче, болтаем-с?
- Да, батенька, не знаю как там у Вас в Полевой Жандармерии, а у нас в отделе с кондачка Дела не делаются!
Во-первых, все бумаги, направляемые ко мне сверху, имеют статус Государственной важности.
Во-вторых, прошу заметить, работа у нас такая – «болтать»!
И чем больше мы между собой болтаем, тем больше мы понимаем, а значит, и узнаём, а, следовательно, совершаем возложенное на нас Российской Империей - дознание!
Вспомните, что говорил наш покойный Александр Васильевич Суворов о спешке?
- Не могу знать, господин штабс-ротмистр!
- А надо бы, господин поручик, почитайте на досуге книги Суворова, в нашей работе пригодиться!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр, обязательно прочту-с!
- Так вот, Александр Васильевич говорил, что на врага надо налетать столь стремительно и неожиданно, как снег на голову, при этом предупреждал, что поспешать надо – «неспешА»!


---------------------------------
Глава 5
---------------------------------

- Так вот, Александр Васильевич говорил, что на врага надо налетать столь стремительно и неожиданно, как снег на голову, при этом предупреждал, что поспешать надо – «неспешА»!

Второй час обсуждали полученную телеграмму начальник Охранного отдела и его помощник, но не могли понять, с чего же начать, а ведь отправить ответную телеграмму следовало сегодня же, в начале седьмого часа вечера.

И паук, затаившись на паутине в углу потолка, второй час с голодной жадностью наблюдал за мухой, ползающей по потолку и не мог понять, чем завлечь её в свою паутину.

Штабс-ротмистр, и поручик имели большой опыт в политическом сыске, но в шахматах у них не только не было опыта, но и даже представления какого-либо об этой игре, кроме того, что на шашечной доске ставятся затейливые деревянные фигурки, а одна из них, Конь, ходит буквой «Г».

Муха, ползающая по потолку, имела большой опыт розыска пищи на открытых пространствах, а здесь, в тесном для неё и жарком кабинете, ей даже летать было лень.
К тому же её раздражал паук, наблюдавший за ней; она не имела опыта общения с пауками, но генетическая память её предостерегала, что к пауку приближаться опасно.

Иван Ильич мысленно ползал по своей памяти, находя какие-то отрывки бесед со случайными шахматными игроками, перебирая «Шахматные Листки» Чигорина...
Этого было явно недостаточно, чтобы начать следствие, а тем более хоть как-то грамотно доложить начальству ответной телеграммой о проделанной работе.

В кабинете становилось всё более жарко, от этого поручик Стругов всё более краснел.
Недавно переведённый из Полевой Жандармерии в этот отдел, он привык ни к парадному облегающему мундиру, совсем не пропускающему воздух, а к лёгкой просторной полевой форме из хлопка.
Тоска по прохладному воздуху в затенённой палатке Полевой Жандармерии так разморила поручика, что он задремал прямо сидя в кресле напротив своего начальника.

Необычные звуки храпа возмутили не только муху с пауком, но и Берёзина.

- Господин поручик, Вы не забыли, что на службе?

Стругов вскочил и спросонья, вместо оправдания перешёл в наступление.

- Иван Ильич, давайте действовать! Время идёт, а у нас ещё ничего нет, а нам ведь отвечать на телеграмму!
- Без паники, Афанасий Фёдорович!
Не знаю как там у Вас в Полевой Жандармерии, а в моём отделе любая паника пресекается! Уяснили?

От этих слов, цвет щёк поручика стал превращаться из красного в оранжевый!
Это очень понравилось мухе, она даже подлетела поближе, но Стругов решительно отмахнулся.

Иван Ильич хотел возмутиться тому, что поручик махнул перед ним рукой, но решил не обращать на это внимание, а через некоторое время и сам махнул рукой.

«Ума не приложу, что же делать?» - размышлял Берёзин, находясь на грани паники, но из своего опыты он понимал, что решение здесь рядом, возможно за дверью, и оно, как волшебная палочка-выручалочка вот-вот постучит в дверь его кабинета.
Тогда, от неожиданности, он и поручик вздрогнут одновременно...
Но он, в отличие от поручика, быстро овладеет собой, шестым чувством понимая, что за дверью кабинета стучится к нему та самая ниточка, потянув которую распутается весь клубок!
Вот тогда-то, он, начальник Охранного отдела при Градоначальстве столицы Российской Империи города Санкт-Петербурга ровным и решительным голосом прикажет:
«Войдите!»

Возможно, Иван Ильич под прессом своих размышлений и реально сказал: «Войдите!», поскольку на него одновременно посмотрели трое: паук, муха и поручик.
В резко открывшуюся дверь кабинета вбежал дежурный унтер-офицер Прохоров!

- Вызывали, господин штабс-ротмистр?
- Пошёл вон, братец!
- Слушаюсь!

Унтер вышел из кабинета, а Берёзин, чтобы разрядить свои мысли сел за свой стол и  обратился к стоявшему по стойке смирно Стругову.

- Полноте, батенька, садитесь! Мы с Вами делаем одно общее дело, где самое важное – терпение.

Поручик опустился в кресло и сам не узнал своего дрожащего от внутреннего оскорбления голоса.

- Прошу Вас, Иван Ильич пояснить! Я с детства не понимаю этого нелепого слова – «Терпение»!
- А это слово редко кто понимает, люди хотят всё получить сразу, чтоб сразу был виден результат, дай им волю, так и младенцы бы рождались не через долгих девять месяцев, а на следующий день после зачатия.
Афанасий Фёдорович, а ведь у Вас в Полевой Жандармерии должны знать биографию светлейшего князя Михаила Илларионовича Кутузова!
- Как же-с не знать?
- Тогда вспомните выжидательные манёвры, постоянное отступление...
- Так всё во благо Отечества!
- Это Вы, батенька, сейчас так говорите, с высоты нашей колокольни 1914 года, а тогда, в 1812 году, терпения Михаила Илларионовича не понимал практически никто, слепо подчинялись, но в душе осуждали: даже семью Кутузова обходили стороной, соседи перестали с ней не только общаться, но и просто здороваться!
Великое терпение Великого полководца сломила даже армию Наполеона! Теперь вы понимаете, батенька, какая сила в терпении?
- Так точно, господин штабс-ротмистр! Начинаю-с понимать!

В воцарившейся тишине, нарушавшейся только жужжанием мухи, с любопытством летавшей возле паутины, раздался, как показалось Берёзину волшебный, так ожидаемый им стук в дверь.


---------------------------------
Глава 6
---------------------------------

В воцарившейся тишине, нарушавшейся только жужжанием мухи, с любопытством летавшей возле паутины, раздался, как показалось Берёзину волшебный, так ожидаемый им стук в дверь.

Всё живое в кабинете замерло:
- штабс-ротмистр, от надежды ухватиться за соломинку текста ответа на телеграмму;
- поручик, от чувства опасности пронзившего физически болью его руку;
- паук, от досады, что этот стук отвлёк муху от сближения с паутиной;
- муха, от любопытства вообще перестала махать крыльями и непонятно как застыла в воздухе.

Не прошло и секунды, всё встало на свои места:
- муха упала на пол;
- паук проглотил слюну голода;
- Афанасий Федорович стиснул зубы;
- Иван Ильич взял себя в руки и театрально-равнодушным голосом холодно приказал: «Войдите!»

В открывшейся двери ничего нового, кроме только что заходившего дежурного унтер-офицера Прохорова не появилось; хотя, уверенно вошедший унтер запнулся, увидев сверлящие его глаза господ офицеров.

«Ничего-ничего,- успокаивал себя мысленно Берёзин,- ничего! Всё уже не так, как было до этого: и мысли у меня другие, и унтера точно подменили! Не зря ведь говорит наш Великий и могучий русский народ: Таперича не то, что давеча! Ну, что же, вот мне судьба и послала весточку, надо только разговорить этого унтера, а то вошёл и на пустом месте, словно в рот воды набрал!»

- Так что ж Вы, братец, вошли и стушевались?
- Виноват, господин штабс-ротмистр! Вошёл с докладом!
- Ну, так докладывайте!
- Слушаюсь! Прибыла госпожа Никольская, просит аудиенции!
- И что же ей не спиться в такую рань?
- Осмелюсь доложить, госпожа Никольская желает с Вами поговорить тет-а-тет!
- Вот что, братец, здесь все свои! О чём она хочет говорить?
- О проведении внеочередной инспекторской проверки медикаментов в психоневрологическом институте господина Бехтерева Владимира Михайловича.

Иван Ильич был неравнодушен к Аграфене Яковлевне, но тщательно это ото всех скрывал, даже от себя, поскольку служение Отечеству ставил выше всего, тем более, личного, а Российская Империя находилась, как ему казалось, на краю пропасти, так кто как не он обязан подать Ей руку помощи!
Поэтому штабс-ротмистр, сделав вид, что не расслышал, спросил унтера.

- Скажите, братец, а унтер-офицер Сидоров ещё не ушёл?
- Так точно, не ушёл! Вы приказали ему задержаться, и он ждёт в коридоре!

Сообщение, что к нему пришла Никольская Аграфена Яковлевна и ждёт в коридоре, так внутренне разволновало Берёзина, что он даже сбился с мысли... О чём это он?
И тут, чтобы не было видимой другим паузы, Иван Ильич напустил на себя гнев, вспомнив, что на территории Охранного отдела выделенных ему помещений Градоначальством имперской столицы Санкт-Петербурга висит позорящая вообще человеческий образ табличка - «Помещение для курения»!
От одной только мысли об этом, глаза Берёзина покраснели от гнева.

- А унтер-офицер Овечкин заменил табличку «Помещение для курения» на табличку «Помещение для отдыха»?
- Никак нет!
- Это как так, никак нет?
- Не успел, господин штабс-ротмистр!
- И это почему?
- В настоящее время унтер-офицер Овечкин вместе с писарем изготавливает такую табличку!
- Так пусть поторопятся!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

«Вот так-то лучше,- подумал Берёзин,- а то распустил я их тут, ещё подумают, что служба мёдом намазана...
Ура! Вспомнил! Вспомнил, о чём я хотел его спросить! А то сбил он меня госпожой Никольской...»

- Вот что, братец, Вы унтер-офицера Сидорова хорошо знаете?
- Не так чтобы очень, как товарища по службе...
- А не знаете ли Вы, не поигрывает ли он в  шахматы?
- Так точно, поигрывает! Я ему всегда говорил, что до добра это не доведёт! Разве это русская игра? Играл бы лучше в шашки...
- Остановитесь, братец!
- Виноват!
- Вот что, пригласите ко мне унтер-офицера Сидорова!
- Слушаюсь! А как же быть с госпожой Никольской?
- Ах, да... Там же ещё Никольская... Пусть подождёт...
- Будет исполнено, господин штабс-ротмистр!

Поручик перевёл свой взгляд с закрывшейся за унтером двери на начальника, до него стала доходить страшная догадка! Неужели штабс-ротмистр, только что распинавший его за дневального, способен сам открытым текстом доверить Государственную тайну первому встречному унтеру?

- Иван Ильич, Вы хотите озвучить текст секретной телеграммы простому унтеру?
- Терпение, Афанасий Фёдорович, терпение!

Дверь открылась, в кабинет вошёл с заспанным лицом унтер-офицер Сидоров, всю ночь дежуривший в коридоре. Сидоров вытянулся по стойке смирно и хотел доложить о прибытии, но Берёзин его опередил.


---------------------------------
Глава 7
---------------------------------

Дверь открылась, в кабинет вошёл с заспанным лицом унтер-офицер Сидоров, всю ночь дежуривший в коридоре. Сидоров вытянулся по стойке смирно и хотел доложить о прибытии, но Берёзин его опередил.

- Господин Сидоров, если я правильно помню, Вы хорошо играете в шахматы?

От такого неожиданного вопроса не только у унтер-офицера Сидорова на какое-то время остановилось дыхание, но даже муха перестала жужжать.

Стрелки на часах показывали ещё только 8 часов 9 минут утра, но в кабинете было довольно жарко, а Сидорову – особенно!

Он лихорадочно перебирал в мозгу всех, кто мог его заложить, что он позавчера, когда спустился в подвал конторки Сытного рынка и увидел мужиков, играющих на деньги в шахматы, не только не разогнал их, но и сам уселся играть с ними и после нескольких побед унёс честно выигранных три целкОвых!
Кто же мог донести? Грех-то, какой! Чего доброго разжалуют, а то и переведут куда-нибудь в Тьму-Таракань...

Казалось, Сидоров заснул с открытыми глазами прямо стоя по стойке смирно.
Видя это, Берёзин пожалел унтера, что прямо после ночного дежурства вынужден расспрашивать его, поэтому повторил вопрос с более человечной интонацией.

- Господи Сидоров, братец, понимаю, что Вы после дежурства, но будьте любезны ответить мне, Вы хорошо играете в шахматы?

«Буду отпираться, сколько смогу,- решил Сидоров,- а может, и уведу разговор, куда подальше от Сытного рынка...»
Унтер-офицер собрал всё своё мужество и железным голосом чётко ответил.

- Никак нет! Я – слабый любитель!
- Но Вы слышали, что у нас в столице проводится какой-то шахматный турнир?
- Так точно! Международный шахматный турнир!
И не на Сытном рынке, а на Литейном проспекте!
Об этом только и говорят; сегодня у них – жеребьёвка, а завтра – первый тур.
- Это что же, братец, они сегодня со своими жеребцами приедут?
- Никак нет! На жеребьёвке каждый участник турнира определит свой номер, под которым он будет играть.
- А что это завтра за какой-то тур, да ещё первый?
- Тур – это день игры, когда в соответствии со своими номерами участники садятся за шахматные столики и начинают играть; завтра первый тур – начало турнира, в следующий день будет – второй тур и так далее, по расписанию.
- Надо же, сколько премудрости, братец; и сколько же у них этих самых туров будет?
- Одиннадцать участников, значит, десять туров, сам с собой шахматист не играет.
Но это только в Предварительном турнире;
кто займёт первые пять мест, тот переходит в следующий Основной турнир, а там уже каждый сыграет с каждым два раза: один раз белыми фигурами, другой раз – чёрными.
- Сколько же ты всего знаешь, братец!
- Рад стараться, господин штабс-ротмистр!
- Так и сколько же этих самых «туров», сколько дней они будут играть?
- Получается, ещё восемь туров, а с учётом Предварительного турнира, выходит – восемнадцать туров, то есть восемнадцать игровых дней, естественно, для той счастливой пятерки шахматистов, которая будет играть в Основном турнире; для оставшихся шести участников, турнир закончится с окончанием Предварительного турнира...

Иван Ильич изрядно утомился от всего этого перечня мало понятных ему мероприятий, но не прерывал Сидорова, в надежде услышать что-то ценное для ответа на телеграмму.
А унтер-офицер, довольный, что может в дОсталь высказаться, строчил как из пулемёта.

- МестА участников всего турнира будут определяться так,
для мест с шестого по одиннадцатое – в соответствии с местами Предварительного турнира, а для мест с первого по пятое - для каждого участника Основного турнира - суммированием очков набранных ими в двухкруговом Основном турнире и в Предварительном турнире.
По расписанию есть и дни отдыха...

Как гром среди ясного небо, прозвучала команда поручика Стругова:
«Молчать!»

Унтер-офицер Сидоров от неожиданности чуть не проглотил язык:
«Виноват, господин поручик!»

Поручика Стругова, до сих пор молча слушавшего всю эту галиматью, как ему казалось, от жары и от монотонной речи унтера так разморило, что он на какое-то мгновение не выдержал и, закрыв глаза, уснул.
Ему представилось, что он по-прежнему служит в Полевой Жандармерии, что он лежит в своей полевой палатке, плотный тент сдерживает палящие лучи солнца, а рядом стрекочет кузнечик, его стрекотание постепенно превращается в человеческую речь: «По расписанию есть и дни отдыха»...

Вот в этот момент поручик  и открыл глаза и, увидев перед собой без умолку  говорящего унтер-офицера, в гневе крикнул: «Молчать!», да так сильно крикнул, что не только сам испугался, а даже муха со страха чуть не угодила в паутину.
Окончательно проснувшись, он понял, что нарушил субординацию – перебил подчинённого, докладывающему старшему по званию, да не просто старшему по званию, а непосредственному его начальнику!
Поручик был в замешательстве! Что делать? Извиняться перед штабс-ротмистром в присутствии унтера?

А Иван Ильич, жалел о том, что так и не научился играть в шахматы, иначе бы сейчас не выслушивал бы эту занудную речь унтера...

Муха летала около паутины, проявляя к ней всё больший интерес, и жалела, что невнимательно слушала уроки Мамы-мухи, а ведь она что-то говорила и про паутину...


---------------------------------
Глава 8
---------------------------------

Муха летала около паутины, проявляя к ней всё больший интерес, и жалела, что невнимательно слушала уроки Мамы-мухи, а ведь она что-то говорила и про паутину...

Иван Ильич сделал вид, что не заметил нарушение субординации в отношении его со стороны поручика Стругова и спокойно обратился к унтер-офицеру Сидорову.

- Вы, братец, извините господина поручика, он, как и Вы, только что с ночного дежурства, только его дежурство проходило не как у Вас в коридоре перед моим кабинетом, а в местах, где стреляют, в местах опасных для жизни...

Унтер-офицер Сидоров с глубочайшим уважением посмотрел на поручика Стругова.

- Виноват! Господин штабс-ротмистр, разрешите обратиться к господину поручику и извиниться!
- Да полно Вам, господин унтер-офицер, поручик Стругов на Вас не сердится.
Так ведь, Афанасий Фёдорович?
- Так точно, господин штабс-ротмистр!
- Да Вы садитесь, Афанасий Фёдорович!
- Слушаюсь!
- Не надо вскакивать, проехали...

На поручика Стругова страшно было смотреть, он сел в кресло, словно столетний старик, вид у него был похож на несчастного, только что вылезшего из-под колёс городского «обнИмуса».
Ещё бы! Из-за такой глупой неосторожности могла полететь вся его карьера...
Березин взглянул с внутренней усмешкой на своего подчинённого и успокоил его.

- Хватит об этом, Афанасий Фёдорович!
- Слушаюсь!

Иван Ильич вспомнил подчёркнутую красным карандашом строку текста из газеты «Речь» - «сойдутся 12 человек»...
Получалась несоответствие тому, что говорил Сидоров.

- А скажите-ка, братец, Вы не ошиблись? Участников турнира будет действительно одиннадцать?
- Так точно, одиннадцать!
- А не двенадцать?
- Никак нет! Позапрошлым днём я лично был на Литейном и читал справочную выписку Организационного комитета турнира...
- Охотно верю Вам, братец, но тогда постарайтесь мне объяснить несовпадение того, что Вы мне говорите с тем, что написано в газете.

Иван Ильич взял в руки со столешницы газету, предварительно перевернув под ней телеграмму, чтобы нельзя было прочитать её текс, и пристально посмотрел на унтер-офицера Сидорова.

- Вот, передо мной вчерашняя газета «Речь», в статье сказано, что участников двенадцать, а Вы говорите, что одиннадцать... Отчего же так?
- Не могу знать, господин штабс-ротмистр!
- А Вы подумайте, братец, задавайте вопросы, не стесняйтесь...
- Может, ошиблись в редакции?
- Всё может быть, а ещё вопросы есть?
- А кто подписался под этой статьёй?
- Некий – «Эм.Ласкер»!

Глаза Сидорова вспыхнули блеском шахматного фаната настолько ярко, что даже муха подумала, не полететь ли ей на этот огонёк света?

Окрылённый унтер-офицер Сидоров настолько осмелел, что запросто упрекнул своего начальника.

- Господин штабс-ротмистр, а Вы не ошиблись?

Поручик Стругов было возмутился, но взглянув на спокойно проглотившую эту наглость штабс-ротмистра Берёзина, промолчал.
Иван Ильич, наоборот, вдохновлённый тем, что ведёт беседу со своим подчинённым на равных, уверенный, что только так можно выудить из собеседника откровенные сведения, радушно продолжал держать перед глазами унтера газету «Речь».

- Так вот, братец, поглядите сами, я лично подчеркнул красным карандашом!
Видите? Подпись: «Эм.Ласкер»...

Сидоров вгляделся в подпись и весь засиял, словно прикоснулся к святыни...

- Да, «Эм.Ласкер»!
Именно так подписывается Эмануил Ласкер!
- И что с того?
- Как это «что»?! Да такие люди не ошибаются! Никогда не ошибаются!
- Но тогда, если Вам верить, ошибся Оргкомитет турнира в той справочной выписке, что Вы прочитали?
- Нет! И это никак невозможно! Там такие люди!

Поручик Стругов, не принимавший ни малейшего участия в разговоре своего начальника с унтером, слушал, как ему казалось, абсолютно бессмысленную беседу, находился на грани неимоверного желания заснуть, и пусть за мгновение такого сна катится под откос вся его карьера...
А диалог штабс-ротмистра с унтер-офицером, казалось, и не думал оканчиваться.

- Так в чём же тогда дело, братец? Вы – не ошибаетесь, Оргкомитет – не ошибается, Ваш Ласкер не ошибается, а вместо двенадцати участников – одиннадцать?
Одного участника, ещё до начала турнира не стало? Его может, убили?

Эти слова мгновенно смыли всю дремоту поручика Стругова.

- Убили?!
- Успокойтесь, господин поручик! Это я так пошутил... Никого ещё не убили... Надеюсь...
И всё-таки, сколько участников турнира, одиннадцать или двенадцать?
Кто ошибается?

Унтер-офицер Сидоров напряг всю свою смекалку, и его осенило.

- Мог ошибиться переводчик!
- Это ещё какой переводчик, братец?
- Да статьи этой с немецкого на русский.
- А откуда Вы, братец, знаете, что статья была написана на немецком?
- Так Эмануил Ласкер только по-немецки и говорит, и пишет...
- Точно?
- Так точно, господин штабс-ротмистр!
- Продолжайте, братец, я внимательно слушаю...

Сидоров понял, что это его звёздный час, что сейчас в кабинете начальника он – главное действующее лицо!

- Конечно, ошибся переводчик! И не только он один, ведь это – газета, а работники там – путаники, так иногда напутают, что всё вверх дном!
Вот на прошлой неделе на Греческом проспекте около Греческой церкви одного господина сбила лошадь, так на следующий день я читал об этом в газете «Копейка», там такое написали, что всё - неправда, я же с тем господином, которого лошадь сбила, рядом был...

Теперь уже Ивану Ильичу хотелось крикнуть так же, как недавно крикнул поручик: «Молчать!», но вместо этого, он похвалил унтера.

- Молодец, господин Сидоров!
- Рад стараться, господин штабс-ротмистр!

Паук, с высоты своей паутины со знанием дела наблюдал происходящее в кабинете и восхищался штабс-ротмистром, восхищался тем, насколько он ловко плёл паутину, обволакивающую унтер-офицера Сидорова.


---------------------------------
Глава 9
---------------------------------

Паук, с высоты своей паутины со знанием дела наблюдал происходящее в кабинете и восхищался штабс-ротмистром, восхищался тем, насколько он ловко плёл паутину, обволакивающую унтер-офицера Сидорова.

«Вот кончик ниточки из клубка и показался,- подумал Иван Ильич,- попробуем потянуть!»

- А не подскажете ли мне, братец, чего-то я запамятовал, кто такой этот Ласкер?
- О, Ласкер – это самый Великий шахматист, он – Второй Чемпион Мира!
- Если он такой великий, то, что же он - второй, а не первый?
- Так Первый Чемпион Мира, Вильгельм Стейниц, умер уж почти как четырнадцать лет; Эмануил Ласкер выиграл у Стейница в 1894 году матч, поэтому и стал Вторым Чемпионом Мира; он уж двадцать лет никому не проиграл матча на это звание!
- Если он такой сильный, так чего же его занесло к нам в Петербург?
- Так здесь же проводится самый Великий турнир в истории шахмат – «Турнир Чемпионов»!
- Это откуда же такое название?
- Я сам придумал, думаю, что так его и назовут…
- Это почему же?
- Да  потому, что все приглашённые участники, хоть раз в своей жизни, но были чемпионами какого-либо крупного шахматного турнира…
- И всё-таки, как Вы думаете, Ласкер не просто так сюда приехал?
- Конечно, Ласкер не просто был приглашён, для него выделили особый гонорар, за каждую партию – 500 рублей!
- А если проиграет?
- За каждую партию, независимо от результата!
- Вы говорите, братец, что 18 туров, а сколько они будут продолжаться?
- Весь турнир, так пишут газеты, продлится с 8 апреля по 9 мая.
- Это значит, что за какой-то месяц Ласкер получит девять тысяч рублей?
Нехило!

От цифры 9000 рублей, даже паук всколыхнул паутину, напугав муху, а поручик, начавший было вновь дремать, мгновенно проснулся.

Теперь уже не только штабс-ротмистр начал сильно сомневаться в том, что говорил унтер-офицер, но и до сих пор молчавший поручик.

- Ты что себе позволяешь, унтер? Перед тобой офицеры, не забывайся!
- Виноват, господин поручик!
- То-то же! Значит врёшь?
- Никак нет!
- Так откуда же такое богатство?
- Это всё определяет – Петербуржское шахматное Собрание, оно и устроило этот турнир, ведь Собранию исполнилось – 10 лет!
- И что с того? Оно так разбогатело со сбора нищенских членских взносах игроков?
- Не могу знать!
- Так и врать нЕчего! А может там одни воры? Вызови-ка ко мне в кабинет Председателя этого Собрания!
- Петра Александровича Сабурова?
- Это какого Сабурова?
- Тайного советника…
- Что?!
- Почётным Председателем Собрания избран – Тайный советник его сиятельство Пётр Александрович Сабуров!

При этих словах не только муха перестала жужжать, но, казалось, перестал дышать и поручик, и штабс-ротмистр…

Телеграмма о каком-то незначительном турнире, с мелкими и ничтожными фигурами превращалась в знАчимое событие и обрастала всё более знАчимыми людьми!

- Братец, подскажите, а есть ещё помимо Почётного Председателя  и Председатель?
- Так точно!
- И кто же?
- Председатель Петербуржского шахматного Собрания – Пётр Петрович Сабуров, сын Петра Александровича!
- И всё-таки, не очень ли разорительно проводить такой турнир, это сколько же денег надобно?
- Никак нет, неразорительно! Деньги собирались со всей России, сам наш Император Николай Второй пожертвовал на этот турнир свою личную тысячу рублей!

Услышав об Императоре, оба офицера соскочили с кресел и встали по стойке
смирно.
Иван Ильич первым опомнился и, сделав вид что захотел размяться, подошёл к унтеру.

- Я ведь для чего Вас спрашиваю, братец, мой двоюродный брат хочет научиться играть в шахматы, ищет учителя, желательно члена Петербуржского шахматного Собрания.
Так вот, братец, Вы сами не являетесь ли членом этого Собрания?
- Никак нет! Я очень слабо играю, пытаюсь в любительских турнирах получить пятую категорию, да вот не получается, а чтобы стать членом Собрания, надо иметь первую категорию!
- А не затруднит ли Вас подсказать мне того, кто имеет эту Вашу первую категорию и стал членом Собрания?
- Конечно, господин штабс-ротмистр, не затруднит!
В последнем турнире, где я играл, у нас был судьёй-секретарём турнира первокатегорник Юзоф Эрадзович Кашинский, может быть, он и согласится давать уроки Вашему брату?
- А Вы, братец, может и адресочек его проживания знаете?
- Конечно знаю, он снимает восьмую квартиру на девятой Рождественской в доме четыре.
- Благодарю за службу, господин Сидоров!
- Рад стараться, господин штабс-ротмистр!
- Можете идти отдыхать!
- Слушаюсь!

Унтер-офицер развернулся и строевым шагом вышел из кабинета.
Часы показывали начало десятого утра.


---------------------------------
Глава 10
---------------------------------

Унтер-офицер развернулся и строевым шагом вышел из кабинета.
Часы показывали начало десятого утра.

Как только унтер вышел из кабинета и аккуратно закрыл за собой дверь, штабс-ротмистр потёр руки от удовольствия, глаза его сверкали, ему хотелось от охватившей его радости объять необъятное или, по крайней мере, обнять ничего непонимающего  поручика Стругова, но он сдержал себя -  субординация этого не одобряет.

Радость переполняла Ивана Ильича, ещё бы, такая удача!
Всего лишь час назад он и не представлял себе, с какого конца подступиться к этой телеграмме, лежавшей у него на столе с шести утра, и вот, ему на блюдечке преподнесли возможного потенциально-готового сотрудника, который обязательно поможет ему в решении задачи, поставленной начальством.

У Ивана Ильича не было слов от счастья, да и ни к чему они!
Ничего ни говоря поручику, он кинулся к личной картотеке, стоявшей в углу его кабинета.

Над картотекой всё так же жужжала муха возле паутины на потолке, где, в предвкушении счастья затаился паук.

Конечно, Берёзин мог поручить копаться в картотеке тому же Стругову, но, во-первых, поджимало время, а во-вторых, штабс-ротмистр руководствовался для себя незыблемым правилом: хочешь сделать хорошо, сделай сам!

Но и ему это было непросто!
Не оттого, что перекошенные ящики, отягощённые карточками, иногда так заедали, что приходилось прикладывать немалое усилие, чтобы их выдвигать. И не оттого, что, выдвигая их, и в без того тяжёлый воздух кабинета, поднималась многолетняя пыль, источаемая залежалой бумагой.
Нет!
Ивана Ильича больше всего раздражало то, что ящики во время переезда, а переехали они сюда, в этот дом на Гороховой совсем недавно, были перепутаны местами!
Воистину говорят, два переезда равносильны пожару...

А в это время, поручик Стругов давно уже что-то объяснял своему начальнику, роющемуся в картотеке.

Поручик, до сих пор молчавший, был подобен пружине, находившейся долго в сжатом положении и, наконец, освободившейся от удерживающей её силы, распрямившейся и болтающейся из стороны в сторону.
Поручик расхаживал по кабинету рядом с картотекой и что-то говорил, говорил, говорил и не подозревал, что штабс-ротмистр, увлечённый поиском нужной ему карточки, просто его не слышит.

Афанасий Фёдорович говорил...
Иван Ильич молча рылся в картотеке...


---------------------------------
Глава 11
---------------------------------

Афанасий Фёдорович говорил...
Иван Ильич молча рылся в картотеке...

Молчание начальника, воспринимаемое Струговым за одобрение, было подобно смазки колёсам для телеги, которую только что толкнули вниз под гору, поэтому Стругов довольно быстро превратился из робкого офицера в наглого оратора.

Когда счастливый штабс-ротмистр наконец-таки нашёл нужную ему карточку и, выпрямившись, повернулся к поручику, то до его сознания стали доходить слова подчинённого:
«Это для того, чтобы раз и навсегда в корне прекратить подобное нарушение субординации, допущенное унтер-офицером Сидоровым!
И потом ещё, Иван Ильич, Вам следует позаботиться о нашем с Вами здоровье.
Вот у нас, в Полевой Жандармерии, в такую жару, вестовой мне в палатку приносил холодное молоко с мёдом из погреба.
А что у Вас, штабс-ротмистр, делается?
Рядом Нева, а Вы никого не пошлёте туда с бидончиком молока, чтобы подержали в холодной воде и потом на подносах в стаканчиках холодненькое молоко – к нам в кабинеты...»

То, что сейчас слышал Иван Ильич от своего подчинённого, казалось ему диким сном, его ушам не верилось в реальность происходящего, он даже потряс головой, закрыл и открыл глаза, но нравоучительная речь Афанасия Фёдоровича наращивала обороты:
«И потом, Иван Ильич, в Ваши годы носить погоны штабс-ротмистра - стыдно!
Да и какое у нас с Вами жалованье!
Напишите-ка Вы Заявление Обер-полицмейстеру, а я подпишу, о том, чтобы немедленно...»

Иван Ильич ужаснулся, с кем приходится работать!
На ум пришла теория Дарвина – одного из китов марксизма, что человек произошёл от обезьяны; вспомнил её он по той причине, что ему очень захотелось подрожать поручику, когда тот кричал на унтера: «Молчать!»,
но,
Иван Ильич, совладав с собой, остановился.

- Вот что, батенька, если я ещё раз услышу из Ваших уст что-то подобное, то немедленно напишу рапорт о необходимости Вашего перевода на новое место службы, куда-нибудь в непроходимые горы.

- Не губите, господин штабс-ротмистр!
Это точно-с, помутнение рассудка-с от жары-с!
Клянусь, больше никогда-с ничего-с подобного-с!

- Вы, батенька, говорили о Карьере, о денежном жалованье...
Меньше всего мои мысли заняты этакой безделицей, ведь я, как и Вы, Присягал самому Императору: за Веру, Царя и Отечество!
А Вы имеете наглость рассуждать тут о какой-то там карьере и деньгах?
Вы что, иноверец какой с Запада?
- Никак нет-с! Вот Вам истинный Крест! Православный я!
- Православный, говорите? А чего же несёте ересь?
У нас, Православных: «Бедность – не порок!»
Это там, на Западе кричат, что бедность Бог за грехи посылает...
А мы, Православные, так не думаем!
Мне стыдно за Вас, господин поручик!
- Каюсь, бес попутал, господин штабс-ротмистр!

Поручик Стругов хотел встать на колени, но Берёзин остановил его.

- Да полноте, батенька!
По мне лично, пусть с меня вообще снимут погоны, пусть обратят в нищету, лишив всех денег, но я буду делать всё, что в моих силах, чтобы не полилась снова кровь в моём Отечестве, чтобы не повторилась страшная революция 1905-го года!
И работа с этой телеграммой, что лежит у меня на столе, это одна из крохотных ступенек – к недопущению кровопролития в России!
- Умоляю простить меня, господин штабс-ротмистр!
- Бог простит, а Вы, садитесь!

Иван Ильич, с найденной карточкой из картотеки, сел за свой стол, а Афанасий Фёдорович, на цыпочках подошёл к креслу, напротив своего начальника и, задержав дыхание, медленно уселся.

«Классно,- подумал паук,- просто класс! Вроде и глядеть нечего на этого штабс-ротмистра, но как плетёт свою паутину! Любо-дорого посмотреть!»


---------------------------------
Глава 12
---------------------------------

«Классно,- подумал паук,- просто класс! Вроде и глядеть нечего на этого штабс-ротмистра, но как плетёт свою паутину! Любо-дорого посмотреть!»

Иван Ильич, сидя за столом и держа в руках карточку, найденную им в картотеке, почти забыл всё только что случившееся.
Переполнявшая его радость, мощной волной смыла мерзкий разговор, оставив в его руках  найденную карточку!
Было чему радоваться!
Телеграмма, лежащая с шести утра на его столе, требующая срочного ответа теперь его не пугала: он нашёл ниточку, так ему подсказывала интуиция, ведущую к тексту требуемого ответа!
И эта ниточка начиналась с той самой  карточки, что в его руках!

Иван Ильич посмотрел на часы, начало одиннадцатого утра...
После этого, он взглянул на поручика Стругова, до сих пор дрожащего от ужаса.

- Вот что, Афанасий Федорович, некогда нам ерундой заниматься, давайте всё мелочное отбросим!

Поручик мгновенно соскочил с кресла.

- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

Берёзин печально посмотрел на него, но тут же опомнился, и вновь засветился от радостных мыслей, переполнявших его.

- Да садитесь Вы, батенька, и довольно ребячества!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

Поручик мгновенно сел.

- Вот что я скажу, вопросы субординации достаточно серьёзны, их недопустимо пускать на самотёк, но в нашей службе бывает и так, что в интересах Государственного дела, иногда можно допускать и послабление.
Кроме того, унтер-офицер Сидоров нам оказал большую услугу!
Когда он заговорил о Кашинском, то я вспомнил, что некий Юзоф проходил у нас лет десять назад за мошенничество при игре в бридж, только был отпущен за недостаточностью улик, а карточка в нашей картотеке осталась, её я и искал, вот она, читаю:
«Юзоф Эрадзович Кашинский,
родился 2 февраля 1877 года в имении Кашиново,
по происхождению польский дворянин...»
Так вот, батенька, сейчас немедленно поедете по адресу, любезно указанному нам унтер-офицером Сидоровым и привезёте мне сюда в кабинет этого Кашинского.
- Прошу прощения, штабс-ротмистр, у нас в штатном расписании числится только гужевой кузнец для обслуживания экипажей и лошадей, а кузнец по кандалам отсутствует!
- Вы что, господин поручик, хотите привести ко мне в кабинет - Кашинского, закованного в кандалы?!

Поручик, как гимназист на экзамене, разволновался и не знал что сказать, а штабс-ротмистр, обхватил свою голову руками и сидел так с минуту, закрыв глаза.

- Вот что, батенька, не знаю, как там у Вас в Полевой Жандармерии делались дела, а здесь привыкайте к новой обстановке.
Постараюсь объясниться понятнее.
Для того, чтобы разобраться с этой телеграммой, нам необходим хотя бы один человек, разбирающийся в шахматах и являющийся членом Петербуржского шахматного Собрания.
Ещё раз повторяю, такого человека – Кашинского, нам нашёл наш унтер-офицер Сидоров, более того, даже указал адрес его проживания.
Теперь надо, чтобы Кашинский нам всё рассказал.
- Всё понял, Иван Ильич, Вы не хотите пачкать свой кабинет кровью! И правильно, кабинет начальника должен быть чистым! Так я охотно допрошу Кашинского, я буду его бить лично! Конечно, свой кабинет я тоже пачкать кровью не буду, я отведу Кашинского в наше допросное помещение...

Штабс-ротмистр заткнул уши ладонями, чтобы не слышать весь этот бред, закрыл глаза и прочитал мысленно недавно слышанный и сразу запомнившийся ему Сонет:
«Зачем с презреньем на людей глядишь?
Смешна твоя улыбка снисхожденья!
Ты только ведь один из них, глупыш,
Они как ты – небесные творенья.
По образу, подобию они!
Цвет кожи, пол и возраст – не различье.
Вы дАрите одной планете дни,
Единственно-родной в одном обличье.
А в каждом – вся Вселенная внутри
Далёких звёзд, планет и мирозданий!
Для тех, кто встал до утренней зари -
Набор от света-тьмы всех чувств и знаний!
Не думай, что живёшь среди ослов,
Знай, в каждом есть - сокровища миров».

Это успокоило Ивана Ильича, он опустил руки на стол и спокойно посмотрел на поручика Стругова.

Действительно, чего же на него злиться? Возможно, у него было такое тяжёлое воспитание в Полевой Жандармерии! А ведь и в нём, как и в любом человеке должны быть «сокровища миров», которые он, его начальник ещё не обнаружил.
Штабс-ротмистр вздохнул и заговорил голосом, преисполненным терпения.

- Вот что, батенька, повторяю ещё раз, слушайте внимательно и постарайтесь понять смысл мной сказанного.
- Слушаюсь…
- Не перебивайте!

Поручик снова резко встал и вытянулся по стойке смирно.

- Виноват, господин штабс-ротмистр!

Берёзин с сожалением посмотрел на поручика.

- Если Вы, батенька, без моего приказа ещё раз вскочите, то я немедленно отдам приказ о Вашем Домашнем аресте! Понятно?
- Так точно, господин…
- Довольно, чтобы я от Вас слова не слышал, пока не скажу! Молча садитесь и слушайте, слушайте внимательно, повторять не буду!

Стругов тихо, как мышь, опустился в кресло и впился глазами в своего начальника.

- Вот и хорошо, так внимательно и слушайте и постарайтесь понять каждое моё слово:
мне, в моём кабинете, нужен не замученный озлобленный человек, а человек, добровольно пришедший в мой кабинет и желающий без всяких с моей стороны физических усилий добровольно мне помогать разбираться в вопросах ответа на эту телеграмму.
Для этого, Кашинский должен добровольно подписать бумагу о Сотрудничестве с нашим Охранным отделом.
Обращаю Ваше внимание - именно добровольно!
То есть я хочу видеть в своём кабинете не арестованного Кашинского, а  нашего внештатного сотрудника Кашинского.
Подчёркиваю, он должен стать нашим сотрудником – добровольно!

«БашкА,- подумал паук,- вот это башкА!»
Паук сразу представил, что надо так воздействовать на муху, чтобы она не просто влетела, а посетила его паутину – добровольно!

Поручик Стругов даже представить себе не мог непонятной ему добровольности, он молча моргал ресницами и с трудом спросил штабс-ротмистра Берёзина:
«Да как же это возможно-с, Иван Ильич?»


---------------------------------
Глава 13
---------------------------------

Поручик Стругов даже представить себе не мог непонятной ему добровольности, он молча моргал ресницами и с трудом спросил штабс-ротмистра Берёзина:
«Да как же это возможно-с, Иван Ильич?»

Штабс-ротмистр пристально посмотрел на поручика и подумал:
«То, что он бывает искренен, это хорошо! Сработаемся... И даже неплохо, что он из Полевой Жандармерии, его взгляды возмущают меня, но это оттого, что я их не понимаю... И это тоже хорошо, расширяет горизонты моего понимания... От меня же никто не требует эти чужеродные мне взгляды воплощать в жизнь; понять, это не значит принять к исполнению... Во всяком случае, начальство мне прислало и не такого уж плохого помощника...»

В кабинете становилось довольно жарко, Иван Ильич взял карточку найденную им в картотеке и позволил себе к зависти поручика пару раз ей взмахнуть, подобно вееру.

- Не понимаете, как это возможно?
- Так точно-с!
- А вот при помощи этой волшебной палочки!

Иван Ильич ещё пару раз с наслаждением взмахнул на себя карточкой из картотеки и повернул её к лицу поручика.

- Понимаете?
- Никак нет-с!
- Эта карточка, Афанасий Федорович, содержит весьма ценную для нашего дела информацию...
- Позвольте-с, Иван Ильич, будьте любезны, что это Вы за слово произнесли такое диковинное – «Информация»?
- Это, батенька, иностранное слово.
- Так мы же с Вами русские люди, говорим по-русски, зачем нам иностранные словечки?
- Молодец!
- Рад стараться, господин штабс-ротмистр!
- Я с Вами, батенька, согласен, что патриотизма много не бывает, только в данном случае, никакого ущерба нашему Великому и Могучему Русскому языку это слово нанести не может!
Не пройдёт и ста лет, а слово «Информация» настолько обрусеет, что иначе как русским, называться не будет...
Что? Не верите?
- Виноват-с, но никак нет, не верю...
- А Вам, батенька, известно, что современники осуждали Александра Сергеевича Пушкина за то, что он в своих произведениях использовал иностранные слова?
- Никак нет-с! Это, какие же такие слова?
- Ну, например, слово «Парикмахерская»...
- А разве оно не русское?
- Нет, батенька, современники Пушкина пользовались привычным для того времени русским словосочетанием – «Изба для стрижки волос головы, бороды и усов»...
- Но это же так длинно! Не проще ли сказать: «Парикмахерская»? И сразу всем понятно!
- И я о том же!
- Так что же всё-таки означает Ваше, Иван Ильич, заграничное слово «Информация»?
- Информация в этой карточке означает, что на карточке записаны все сведения собранные о Кашинском, его биография, род занятий, увлечение, знакомства и тому подобное...
- И это всё в одном слове «Информация»?!
- Вот именно!
- Прямо иероглиф какой-то!
- Похоже, батенька, похоже, так что примите к сведению...
- Благодарствую, Иван Ильич, за науку! Обязательно приму! Так как же это при помощи этой Вашей Инфорации...
- Информации...
- Виноват, Иван Ильич! Так как же при помощи этой Информации записанной в этой карточки принудить Кашинского стать нашим внештатным сотрудником, да ещё добровольно?
- Очень просто.
Когда Вы будете разговаривать с Кашинским наедине в его комнате, если он будет отказываться подписывать бумагу о Сотрудничестве, напомните ему, что лет десять назад он чудом избежал каторги за недостаточностью улик.
- Да он же сразу потребует доказательств!
- А Вы, Афанасий Фёдорович, скажите ему, что теперь и доказывать ничего не надо, если конечно он не хочет отправиться на каторжные работы к своему другу детства Феликсу Эдмундовичу Джержинскому!
- А если он мне скажет, что не помнит никакого такого друга?
- А Вы ему напомните, что Феликс из имения Дзержиново, что рядом с его имением Кашиново.
Также напомните ему, что он учился в гимназии вместе с ним в 1895 году, что Феликс был арестован в 1898 году за революционную пропаганду, а вот его, Юзофа, тогда случайно не арестовали, что это несложно сейчас, в нашем 1914 году легко исправить.
- А если Кашинский всё равно потребует доказательств?
- А Вы ему тут же намекните, что Феликс Дзержинский в позапрошлом году арестован за нелегальное посещение Варшавы и отправлен на три года каторжных работ, где, возможно, дожидается своего друга детства, то есть его - Юзофа Кашинского, при желании можно организовать и очную ставку...
Думаю, что этого будет достаточно, чтобы господин Кашинский сам, добровольно, захотел с нами сотрудничать.
Не слушайте лгунов, говорящих, что у них не было выбора. Выбор есть всегда! Вот и у Кашинского будет выбор между каторгой и той жизнью, которую он сейчас ведёт в Петербурге, а для этого ему надобно будет выбрать добровольное Сотрудничество с нами.
- Гениально, Иван Ильич! У нас бы в Полевой Жандармерии до такого не додумались бы...
- Вот и хорошо, батенька, что Вы всё поняли, так что ступайте по адресу:
9-я Рождественская улица, дом 4, квартира 8, жду Вас в своём кабинете с нашим новым внештатным сотрудником Кашинским!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

Поручик, точно с цепи сорвавшись, убежал полный служебного рвения, а Иван Ильич посмотрел на часы, они показывали начало одиннадцатого утра...

Паук на паутине в углу потолка не шевелился, наблюдая за тем, как муха, сидящая на подоконнике чистила себе крылья.

«Вот у кого надо учиться выдержки и терпению!» - подумал Берёзин, взял со стола колокольчик и позвонил.
Дверь открылась и на пороге по стойке смирно замер унтер-офицер Прохоров.

- Чего изволите, господин штабс-ротмистр?


---------------------------------
Глава 14
---------------------------------

Дверь открылась и на пороге по стойке смирно замер унтер-офицер Прохоров.

- Чего изволите, господин штабс-ротмистр?

Иван Ильич хотел было поинтересоваться, не заменил ли ещё унтер-офицер Овечкин табличку «Помещение для курения» на табличку «Помещение для отдыха» как вспомнил, как же он мог это забыть, в коридоре же ждёт его аудиенции аж пару часов госпожа Никольская!
Берёзин, при одной только мысли об Аграфене Яковлевне так разволновался, что, чтобы себя не выдать перед вошедшим унтером, посмотрел на паука, затаившегося на паутине, да так, что паук дёрнулся, и паутина всколыхнулась, напугав жужжащую рядом муху.
Это небольшая сцена успокоила Ивана Ильича настолько, что он взглянул на стоящего перед ним унтера не только спокойно, но и равнодушным тоном, как бы зевая, спросил его.

- Скажите-ка, братец, госпожа Никольская ушла?
- Никак нет, ждёт!
- Тогда, пусть войдёт!

Госпожа Аграфена Яковлевна Никольская, была завербована в Охранное отделение по окончании Петербургских Специальных медицинских курсов в 1907 году и устроена на работу в только что основанный Бехтеревым Владимиром Михайловичем Научно-исследовательский психоневрологический институт младшей лаборанткой.
Никольская не только выдвинулась на работе, заняв должность старшей лаборантки, но и проявила инициативу и изобретательность в вопросах сыска и доросла от простого внештатного сотрудника до тайного агента.

- Доброе утро, Аграфена Яковлевна, чем обязан?
- Господин штабс-ротмистр, а я Вас вчера ждала, как договорились, у Греческой церкви в сквере, недалеко от Склепа!
- Тысяча извинений, Аграфена Яковлевна, но не мог – срочные служебные дела...
Если Вы только за этим, то прошу откланяться, в ближайший месяц буду настолько перегружен, что не до прогулок; и прошу Вас Аграфена Яковлевна, больше просто так сюда не приходить, Вас могут заподозрить в сотрудничестве с нами, тогда Вы провалите то основное задание, которое Вам поручено!

- Вы Иван Ильич неисправим, но я Вас понимаю, я тоже службу Отечеству считаю превыше своей личной жизни!
- Я понимаю, госпожа Никольская, что с внеочередной Инспекцией Вы всё придумали...
- Отнюдь нет, только моих обязанностей, тем более Охранного отдела, это может и не касаться, но оправдание моего визита к Вам, вполне надёжно – о долге службы я понимаю!
- Очень ценю! И всё же, прошу прощения, у меня совсем нет времени; по крайней мере, на месяц, прощайте Аграфена Яковлевна!
- Вы меня явно недооцениваете, Иван Ильич, Вы же сами мне признались, что у меня к сыску – врождённый нюх! И как же Вы после этого могли так подумать, что личное я могу поставить выше служебного?

«Вот настырная,- подумал паук,- мне бы такую муху!», а штабс-ротмистр понял, что чем больше он будет препираться, тем дольше затянется бесполезная, так он думал, беседа для его нынешнего задания.

- Внимательно Вас слушаю, Аграфена Яковлевна!
- У нас в институте вчера случился переполох: в пустой палате номер 44, из ничего – из воздуха, прямо на глазах самого Владимира Михайловича появилась пожилая женщина, цыганка, а на руках у неё был кот и кошка.
Рядом с Бехтеревым были ещё два лаборанта и я.
Цыганка осмотрела нас и сказала, что она – Хассандра, но её не надо путать с Петербуржской Кассандрой - с баронессой Юлией де Крюденер и что не надо звать санитаров, иначе она исчезнет.
Владимир Михайлович распорядился дать цыганке пищи, воды и закрыть палату.
Наш руководитель был в растерянности, я никогда Бехтерева не видела в таком замешательстве. В замешательство пришёл даже Дежурный, поэтому в Журнале вновь прибывших пациентов никакой Хассандры и никаких котов и кошек не числится, я лично это проверила.
Возможно, наш Руководитель это сделал умышленно и приказал Дежурному не делать никаких записей в Журнале, иначе его самого могут заподозрить в помутнении рассудка...

Штабс-ротмистр, слушая эту сказочную историю, жалел о времени, которое безвозвратно уходит.
Недаром в Евангелие сказано, скажи кто твой друг и я скажу кто ты; может быть поэтому, полицейские, долгие годы общающиеся с преступниками, сами замечают у себя преступные мысли, а врачи психоневрологических больниц, становятся похожими на психов; неужели это коснулось и Никольскую, к которой он был неравнодушен, хотя и ни разу в этом не признался даже самому себе.
Иван Ильич был осведомлён о том, чем занимается Бехтерев в своём институте, что он считает, что жизнедеятельность людей основана на психической энергии, которая, по Закону сохранения энергии, открытого ещё Михайло Васильевичем Ломоносовым, никуда не может исчезнуть после смерти Человека, эта энергия трансформируется в другие виды энергии, то есть душа, представляющая эту энергию – бессмертна.
Таким мировоззрением Бехтерев отвернул от себя многих своих коллег-учёных.

«Да, занятная история,- подумал паук,- так и от меня многие пауки поотворачивались! И где они? Все попередохли, а я вот здесь, в углу потолка кабинета начальника Охранного отдела, на своей собственной паутине, пусть голодный, но живой!»

Иван Ильич готов был слушать Аграфену Яковлевну всю жизнь, но служба есть служба, да и Присягу Государю Императору никто не отменял.

- Аграфена Яковлевна, всё сказанное Вами весьма любопытно, только вряд ли имеет отношение к политическому сыску!


---------------------------------
Глава 15
---------------------------------

Иван Ильич готов был слушать Аграфену Яковлевну всю жизнь, но служба есть служба, да и Присягу Государю Императору никто не отменял.

- Аграфена Яковлевна, всё сказанное Вами весьма любопытно, только вряд ли имеет отношение к политическому сыску!

Никольская тоже была неравнодушна к Берёзину, поэтому она вместо того чтобы разозлиться на его дерзость, решила пожурить его, как нашкодившего мальчишку.

- Я Вас не узнаю, Иван Ильич! Не опускайтесь в моих глазах! Как это понимать эти Ваши слова – «Вряд ли имеет отношение к политическому сыску»?
Ещё как имеет!

«Как она его,- подумал паук в предвкушении любопытного разговора,- ещё немного, и он сдастся!»
Действительно, штабс-ротмистр не нашёл ничего лучшего, как согласится.

- Хорошо, только поясните свои слова…
- Когда Владимир Михайлович пришёл в себя, то вспомнил, что не опечатал палату номер 44, где материализовались приведения.
Тогда он попросил меня опечатать эту палату.
Когда я подошла к двери палаты 44, то через слуховое окно, Хассандра мне сказала:
«Аграфена Яковлевна, передайте лично начальнику Охранного отдела штабс-ротмистру Берёзину Ивану Ильичу, что через 103 дня, а именно 19 июля 1914 года Германия объявит России войну!»
- Позвольте, но откуда эта цыганка знает мою должность, звание, фамилию, имя и отчество?
- Наверно оттуда же, откуда знает и моё имя, и отчество, ведь я Хассандре не представлялась!
Думаю, что этого одного достаточно для того, чтобы её допросить!
- Аграфена Яковлевна, я бы с Вами согласился, только ведь цыганка, или Хассандра, как Вы её там называете – приведение!
- Материализованное приведение, как и её кот и кошка, Хассандра сказала, что без них никуда не поедет.
- Аграфена Яковлевна, Вы что, серьёзно думаете, что возможно арестовать привидение?
Да над нами завтра же будет смеяться вся столица!
- А надо сделать так, чтобы никто не узнал!
- Да разве это возможно?
Бехтерев нам это не позволит, да и наши жандармы, коль Хассандра материализована и видима, то и они тоже увидят эту цыганку!
Да и как изволите заполнить Журнал задержаний, чтобы отвести Вашим приведениям камеру?
А самое главное, Ваш Руководитель всполошится ещё больше, увидев пропажу. А что если он напишет Заявление в Полицию о пропаже психически больной некой Хассандры?
- Я всё обдумала, Иван Ильич, когда ещё направлялась к Вам.
Бехтерев не будет подавать Заявление в Полицию, у него и так трения со своими коллегами-учёными, не хватало ещё, чтобы его объявили сумасшедшим!
- А если...
- Никаких если!
Чтобы окончательно пресечь его мысли о расследовании исчезновения Хассандры, я предложу ему свои услуги; скажу, что я, время от времени, общаюсь с Вами по поводу Инспекторских проверок полиции, поэтому, именно мне удобнее всего рассказать об этом похищении начальнику Охранного отделения, то есть Вам; мол, розыск будет вестись тайно и никакой огласки не будет.
- А кто же возьмётся эти приведения реально похитить?
- Похищение я беру на себя, для этого мне нужен крытый экипаж и трое конвойных жандармов.
Жандармам скажете, что некая цыганка Хассандра, замешанная в революционной агитации, выдаёт себя за сумасшедшую, поэтому её следует немедленно конвоировать из палаты 44 института Бехтерева в камеру Охранного отделения.
- А что же делать с журналом?
- В Журнале так и напИшите, что задержана цыганка - Хассандра, подозревается в революционной пропаганде.
- Ну, Аграфена Яковлевна, Вы молодчина, так быстро разработать такую непростую операцию!
Я горжусь, что у нас в отделе такой одарённый тайный агент!

Иван Ильич взял со стола колокольчик и позвонил.


---------------------------------
Глава 16
---------------------------------

- Ну, Аграфена Яковлевна, Вы молодчина, так быстро разработать такую непростую операцию!
Я горжусь, что у нас в отделе такой одарённый тайный агент!

Иван Ильич взял со стола колокольчик и позвонил.

- Вот так, Аграфена Яковлевна, недавно переехали, даже ко мне в кабинет ещё не провели телефонный аппарат.

Иван Ильич ещё раз потряс колокольчиком.
В дверь вбежал унтер-офицер Прохоров.

- Виноват, господин штабс-ротмистр, помогал снимать табличку «Помещение для курения»!
- Вызовите мне унтер-офицера Овечкина!
- Унтер-офицер Овечкин ещё изготавливает с писарем табличку «Помещение для отдыха»!
- Немедленно ко мне унтер-офицера Овечкина, табличку доделает после!
- Слушаюсь!
- Вот видите, Аграфена Яковлевна, что значит переезд, даже таблички ещё не сменили.

Никольская, может, сочувствуя ужасам переезда, а может, от взгляда Ивана Ильича глубоко вздохнула.

Вздохнул и паук под потолком, события в кабинете становились настолько скучными, что даже муха, уткнувшись в угол подоконника, заснула.

- Иван Ильич, в Ваших интересах и в моих тоже, о приведениях ни слова!
- Конечно, Аграфена Яковлевна!
- Смотрите, не проговоритесь случайно...

Дверь кабинета открылась.

- Господин штабс-ротмистр, унтер-офицер Овечкин по Вашему приказанию явился!
- Вы что, братец, первый год служите?
- Никак нет!
- Тогда запомните, являются только приведения, а жандарм – прибывает!
- Виноват, господин штабс-ротмистр, по Вашему приказанию прибыл!

Никольская посмотрела на Берёзина и покачала головой.
Иван Ильич понял, что вероятно от жары, он косвенно проговорился.

- Знаете, братец, о приведениях я, конечно, преувеличил, ведь никаких приведений не бывает, так ведь?
- Так точно, надо докладывать: «Прибыл»!
- Вот и хорошо!
У меня к Вам, братец, ответственное поручение!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!
- Это госпожа Никольская, она работает старшей лаборанткой в институте Бехтерева. Знаете такой?
- Так точно!
- Вот и хорошо, братец! Отправитесь туда, там, в палате номер 44, находится  подозреваемая в революционной агитации цыганка Хассандра. Она притворяется психически больной.
Госпожа Никольская откроет эту палату 44, а вы, братец, отконвоируете эту цыганку в нашу камеру Охранного отделения!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!
- Аграфена Яковлевна, я ничего не перепутал?
- Всё правильно, Иван Ильич, хочу добавить, что цыганку надо арестовать не одну, а с котом и кошкой...
- С котом и кошкой? Это как же госпожа Никольская, где же я их искать буду?
- А их искать не надо, цыганка с ними не расстаётся и держит у себя на руках.
- Тогда ещё ничего...
- Вот и хорошо, братец! Госпожа Никольская правильно говорит, цыганку возьмёте с её котом и кошкой.
- Господин штабс-ротмистр, а я один справлюсь? Эти же кошки разбежаться могут...
- Верно говорите, братец!
Когда будете ехать туда, то по пути загляните в Петербуржский Жандармский дивизион на Кирочной, вот эту записку отдадите Дежурному, он Вам выделит ещё двоих конвоиров, Вы – старший сопровождения.
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!
- Успешной Вам дороги, госпожа Никольская!

Когда Аграфена Яковлевна в сопровождении унтера вышла из кабинета, Иван Ильич ужаснулся:
часы показывали начало двенадцатого часа!


---------------------------------
Глава 17
---------------------------------

Когда Аграфена Яковлевна в сопровождении унтера вышла из кабинета, Иван Ильич ужаснулся: часы показывали начало двенадцатого часа!

Только начало двенадцатого часа утра, а Иван Ильич уже чувствовал себя не просто утомлённым, а обессиленным и измождённым. Перед ним лежала телеграмма, на которую ему надо ответить в начале седьмого вечера, а что отвечать – представлялось весьма туманным.
Да ещё эта необычная для столицы жара!

Муха жужжала около паука, но совсем не собиралась попадаться в его паутину.
Берёзин с сочувствием посмотрел на паука в углу потолка.
«Да, братец,- подумал он,- сегодня мы с тобой до вечера точно будем голодные...»

Неожиданно в  кабинет без стука, подобно порыву ветра, влетел поручик Стругов!
Вид у него был взъерошенный, его рука была нАспех перевязана окровавленным бинтом.

Профессиональный нюх штабс-ротмистра сразу же подсказал, это – удача, лёд тронулся, ответ на телеграмму будет и в срок!

Поручик, запыхавшись, не мог сказать ни слова, Иван Ильич решил помочь ему.

- Успокойтесь, батенька, раз Вы в моём кабинете, то за Вами уже никто не гонится, тем более с девятой Рождественской...
- Иван Ильич, а Юзоф на 9-й Рождественской отсутствовал!
- Это почему же?
- Мне доложили, что он со вчерашнего дня он направился на обследование в только что открытую Дорожную клиническую больницу!
- И Вы направились в эту больницу, не посоветовавшись со мной?
- Виноват, господин штабс-ротмистр!
- Ну и что же, батенька, произошло в больнице?
- В регистратуре мне сообщили, что господин Кашинский не только находится у них в отдельной 5-й палате, но и, заплатив немалые деньги наличными, зарезервировал сорок девять койко-мест...
- Сорок девять мест? Я не ослышался?
- Никак нет, господин штабс-ротмистр, сорок девять!
- И Вы опять мне ничего не доложили?
- Виноват, Иван Ильич, исправлюсь!
- Надеюсь, батенька, надеюсь... И что же, Вы вот так запросто, без всякой подготовки пошли в палату к Кашинскому?
- Никак нет! Мы подготовились, надели поверх формы халаты...
- Халаты, говорите?
- Так точно!
- Ну, если надели халаты, то это, конечно, совсем меняет дело... И что же дальше?
- Когда мы пришли в 5-ю палату к Юзофу...
- Надеюсь, поговорили о погоде, расспросили его, как он себя чувствует?
- Никак нет! Чего тянуть-то, я сразу от него потребовал подписать бумагу о Сотрудничестве...
- И что же Кашинский, обрадовался?
- Никак нет! Он отказался подписывать, а я ему сразу напомнил о его Деле десятилетней давности о мошенничестве при игре в бридж, а он, не сможете себе представить, нагло расхохотался, заявив, что это Дело закрыто за недостаточностью улик...
- Да, действительно, батенька, мне всё это сложно представить... И что же дальше?
- Тогда я, в соответствии с разработанным Вами планом, стал говорить о его приятеле по гимназии – Феликсе Дзержинском...
- И это подействовало?
- Ещё как! Кашинский тут же извинился!
Он так разволновался, что попросил разрешения принять лекарство...
- И Вы ему разрешили?
- Конечно, что же плохого в лекарстве! Он налил себе воды, наклонился к тумбочке и стал оттуда, «что-то» доставать, запихивать себе в рот и быстро жевать...
- И это «что-то» было явно не лекарство?
- А Вы откуда знаете, Иван Ильич?
- Уж очень Вы, батенька, образно рассказываете, Вам бы романы писать!
- Правда? А я пробовал! Бывало в Полевой Жандармерии, когда...
- Батенька, извольте продолжать, Вы отняли у Кашинского это «что-то», что он жевал?
- Находящиеся со мной конвоиры попытались это сделать, почти схватили Кашинского, но он...
- Он открыл беглый огонь из спрятанного в халате револьвера!
- Иван Ильич, Вы просто провидец, так оно и было!
- И что же Вы предприняли?
- Мне пришлось достать свой наган и застрелить мерзавца!
- А нельзя было ему выстрелить хотя бы в ногу?
- Виноват, господин штабс-ротмистр! Я растерялся...
Я готов ответить по всей строгости Закона!

- Успокойтесь, Афанасий Фёдорович! Садитесь в кресло...

Штабс-ротмистр налил из графина воды в стакан, и подал его поручику.
Стругов схватил здоровой дрожащей рукой стакан и залпом выпил всю воду.

- А что у Вас, Афанасий Фёдорович, рука забинтована?
- Это ответ Кашинского, пулю мне вынули сразу же в клинике.
Там же я оставил в тяжёлом состоянии одного конвоира, другого – Кашинский убил.
- Афанасий Фёдорович, а что же всё-таки он жевал? Вам удалось это определить?

Стругов поставил пустой стакан, порылся рукой в кармане своей шинели и протянул Берёзину маленький комочек белой бумаги.

- Это всё, что удалось вытащить изо рта мерзавца!


---------------------------------
Глава 18
---------------------------------

Стругов поставил пустой стакан, порылся рукой в кармане своей шинели и протянул Берёзину маленький комочек белой бумаги.

- Это всё, что удалось вытащить изо рта мерзавца!

Муха, спящая на подоконнике, даже сквозь сон поняла, что в кабинете происходит что-то любопытное; она не только успела, проснувшись взлететь что называется с места в карьер, но и чуть было не села на руку поручика, чтобы насладиться очаровательным запахом.

Иван Ильич, обладавший мгновенной реакцией, молниеносно взмахнул рукой: «Прочь отсюда! Тебя только здесь не хватало!»

Поручик застыл от ужаса!

- Господин штабс-ротмистр, я понимаю, что виноват, но...
- Это не к Вам, батенька, не к Вам, это к мухе!

Взгляды поручика и паука сошлись на жужжащей мухе.

- Виноват, господин штабс-ротмистр! Я уже не знал, чего подумал...
- Это хорошо, Афанасий Фёдорович, что Вы думаете!

- А давайте, Иван Ильич, я её сейчас одной рукой шлёпну!
- Кого?
- Да муху эту надоедливую...
- Вот этого не надо, у всех свой путь на нашем свете...
- Это у мухи-то?
- И у мухи, так говорят легенды и мифы!

Поручик с удивлением посмотрел на своего начальника.

- Как же можно-с верить всяким сказкам?
- Мифы и Легенды не сказки, а зашифрованная информация потомкам!

Поручик всё понял, его начальник перегрелся. В комнате действительно было необычайно душно и жарко, а открывать окна и двери запрещала Инструкция по отделу.

- Иван Ильич, мы с Вами живём в 1914 году, когда наука каждый день добывает новые факты, опровергающие эти мифы...
- А скажите, батенька, у Вас в Полевой Жандармерии никогда к задержанному не подбрасывали фактов, чтобы на суде всё было чисто?
- Так мы же задерживали преступников, как же их без фактов обличить?
- Значит, подбрасывали?
- Да ради святого дела...
- Вот видите, батенька, ради... Вот и учёные что только не сделают ради науки!
- Это Вы на что намекаете?
- Да на подброшенные факты!
- В науке это невозможно...
- Ещё как возможно, на подброшенные факты глаза открыть и себе и публике, а на реальные факты, но неудобные науке, глаза закрыть, пройти мимо! Поэтому наука так и воюет с Мифами и Легендами, уж слишком много в них необъяснимого...
Молчите? Давайте сюда то, что не дожевал Кашинский, что Вы успели вытащить из его рта.

Косясь на жужжащую муху, поручик повторно протянул своему начальнику жёванный с запёкшейся слюной комочек бумаги.

Иван Ильич аккуратно развернул комочек – это оказалась папиросная бумага, исписанная карандашом.
Порывшись в ящике стола, штабс-ротмистр извлёк из него увеличительное стекло и стал изучать запись на папиросной бумаге.
Затем, он обмакивая перо в чернильницу, переписал содержимое прочитанного им текста на плотный лист чистой бумаги, промокнул сделанную им запись пресс-папье.

Хорошую штуку придумали, пресс-папье, а то, до недавнего времени, приходилось, как во времена Пушкина, каждый лист исписанной бумаги пересыпать песком, да ещё ждать, пока песок пропитается чернилами, пока сам подсохнет, а после, обратной стороной гусиного пера сметать эти комочки песка в урну.
То ли дело сейчас, двадцатый век всё-таки, и перо не гусиное, а стальное, и промокнуть  текст можно легко тяжёлым пресс-папье со свежей вставленной промокательной бумагой, и - никаких забот!

Иван Ильич ещё раз прочитал получившийся текст:
«Н-7,10.5-1 Б-8,08.1-31 Л-9,14.4-6
Ф-10,13.3-7 В–11,52.2–4»
и передал его поручику.


---------------------------------
Глава 19
---------------------------------

Иван Ильич ещё раз прочитал получившийся текст:
«Н-7,10.5-1 Б-8,08.1-31 Л-9,14.4-6
Ф-10,13.3-7 В–11,52.2–4»
и передал его поручику.

Муха, заинтересовавшись, перестала жужжать, а паук чуть не сполз вниз, чтобы лучше рассмотреть, но вовремя спохватился и остался в центре паутины.

Одной рукой Стругову было неудобно поворачивать лист бумаги одними пальцами, поэтому он вопросительно посмотрел на своего начальника.

- Ничего не понимаю, Иван Ильич, что означают эти цифры, да ещё какие-то буквы?
- Нам, батенька, чрезвычайно с Вами повезло, что Кашинский не успел съесть эту важную для нас часть текста!
А расшифровываются все эти буквы довольно просто, это прямо шарада для гимназистов  младших классов! Мы с Вами в каком городе живём?
- Что за вопрос, Иван Ильич? Не просто в городе, а в столице Империи Российской – в Санкт-Петербурге!
- А сколько у нас железнодорожных вокзалов?
- Пять!
- Вот видите, батенька, Вы и сами всё знаете! Теперь взгляните на буквы в записке слева направо... Первая буква, какая будет?
- Буква «ЭН»!
- А на эту букву начинается название, какого у нас вокзала?
- Николаевского?
- Верно, батенька! Ведь можете, когда захотите!

Поручик был настолько польщён, что даже забыл про боль в руке, если бы он был котом, то наверняка от наслаждения замурлыкал бы.

- А какая у нас, батенька следующая буква?
- Буква «БЭ»!
- А тогда как будет называться вокзал?
- Балтийский!
- Прекрасно, батенька, просто прекрасно! А как называется следующая...
- Всё, Иван Ильич! Всё! Я догадался! Можно я дальше сам?
- Конечно!
- Дальше идёт буква «ЭЛЬ», на эту букву начинается Ладожский вокзал!
Затем бува «ЭФ», это – Финляндский вокзал!
А буква «ВЭ» означает – Витебский вокзал!
Правильно?
- Вернее не бывает!

Муха, хоть и была большой и жирной, но ещё мало прожила на свете и мало что видала.
А вот паук, много что повидал, он даже спросил себя, а не перепутал ли он кабинет, так обычно разговаривали учителями с гимназистами.

- Иван Ильич, скажу честно, я горжусь, что мне выпала честь служить под Ваши началом! У нас в Полевой Жандармерии, вряд ли бы кто об этом додумался!

Теперь, в свою очередь, польщён был штабс-ротмистр, ему тоже подобно коту, захотелось замурлыкать, но он быстро взял себя в руки.

- Давайте не отвлекаться, Афанасий Фёдорович!
- Слушаюсь, Иван Ильич! С буквами мы разобрались, а что означают цифры, следующие за буквами?
- Это, батенька, ещё проще! Они означают время прибытия: часы и через запятую -  минуты.
- А через точку, что за цифра?
- Думаю, это – номер вагона...
А последняя цифра?
- Вероятнее всего, она обозначает число прибывающих в этом вагоном...
Если Вы слОжите все последние цифры, то у Вас получится число сорок девять.
- И что с того? Не понимаю, Иван Ильич!
- А Вы вспомните, батенька, что только что доложили мне о Кашинском? Что Вам о нём сказали в Дорожной клинической больнице?
- Что он зарезервировал сорок девять койко-мест? И что с того?
- А то, батенька, что эти сорок девять койко-мест предназначены для тех сорока девяти, кто прибудут по этому списку.
- Не может быть!
- А Вы сами всмотритесь ещё раз внимательно:
«Н-7,10.5-1» - это означает, что поездом с Николаевского вокзала в 7 часов 10 минут прибывает в вагоне номер 5 один человек.
Смотрим дальше: «Б-8,08.1-31» - поезд прибывающий в 8 часов 8 минут на Балтийский вокзал доставит нам в первом вагоне тридцать одного человека...
- Всё понял, Иван Ильич! Всё понял! Сейчас сосчитаю последние цифры... Действительно, в сумме получается 49!
- Ровно столько койко-мест зарезервировал и оплатил Кашинский...
- Неужели для них?
- Поверьте моему опыту, батенька, таких совпадений на пустом месте не бывает!
- А почему тогда с Николаевского вокзала только один человек?
- Возможно, это инкассатор бандитов, везущий деньги за оплату их услуг.
- А не проще ли эти деньги снять в каком-нибудь нашем столичном банке, чем везти их на поезде из провинциальной Москвы?
- Понимаете, батенька, у нас, в Санкт-Петербурге, им легче засветиться, а когда они снимут деньги в Москве и увезут их оттуда, то и найти их след будет намного сложнее.
Да и сам Список составлен грамотно:
деньги – в начале шестого вечера, так безопаснее;
основная банда в количестве тридцати одного человека прибудет в первом вагоне на Балтийский вокзал в начале девятого вечера, когда много народа, легче раствориться в толпе;
а с трёх остальных вокзалов, попозже, подтянутся провокаторы.
И все они разместятся как пациенты Дорожной клинической больницы.
- Но здесь в тексте нет даты прибытия! Откуда Вы решили, что бандиты пребывают вечером, а не утром?
- Эти даты, и много ещё что другое желудок Кашинского уже успел переварить, ведь внутренние органы у покойников ещё работают около часа, волосы прорастают на лице вообще несколько суток; необходимо было немедленно извлечь остатки текста из желудка!
- Виноват, господин штабс-ротмистр!
- Ну, ничего, по часам и минутам прибытия, легко установить и дату прибытия, а то, что часы указаны вечерние, а не утренние, подсказывает мне моё чутьё на подобную публику, им всегда проворачивать свои делишки сподручнее вечером.
- И это всё организовал сам Кашинский?
- Нет, конечно...
- Тогда надо немедленно брать в оборот его приятеля – Дзержинского!
- Конечно, Юзоф в 1895 году вступил вместе с Феликсом в литовскую организацию социал-демократов, когда учился в гимназии, но потом их политические пути резко разошлись.
Думаю, что Дзержинский не посвящён в эти планы Кашинского.
- И что же тогда?

В кабинете воцарилась тишина, если не считать стука часов, да жужжание мухи.

Штабс-ротмистр аккуратно положил текст, сделанный карандашём на папиросной бумаге и немного повреждённый зубами Кашинского, в конверт, запечатал его сургучом и протянул поручику.

- Этот конверт передайте нашему дежурному унтер-офицеру для комнаты улик, а вот с этого листа, что у Вас в руке прикажите писарю немедленно снять три копии: одну – в комнату улик, одну отдадите в Жандармское Управление с пометкой срочно, а одну – в Мариинский дворец.
Да не забудьте этот лист, что у Вас в руке,  мне вернуть!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!
А куда изволите отправиться сначала, в Управление или в Мариинский?
- Отправитесь сначала на Очаковскую улицу к Начальнику жандармско-полицейского Управления железных дорог Петербуржского Губернского Жандармского Управления, отдадите ему копию и объясните на словах, что означает её текст.
Далее, в Мариинском дворце в комнате 52 найдите Николая Васильевича и ему также передадите копию и не только расскажите о содержимом текста, но и всё, что знаете о Юзофе Эрадзовиче Кашинском!
Всё ясно?
- Так точно!
- Тогда отправляйтесь!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

Иван Ильич вышел из-за стола и потянулся, часы показывали ровно полдень.


---------------------------------
Глава 20
---------------------------------

Иван Ильич вышел из-за стола и потянулся, часы показывали ровно полдень.

Несмотря на необычайную жару, случившуюся этой весной в столице Российской Империи, в Охранном отделе не позволялось открывать окна, и они были плотно закрыты.
Шум Гороховой улицы практически не заглушал жужжание мухи, неизвестно каким образом попавшей в кабинет начальника отдела, но уже признанной им частью текущего быта его кабинета.

И вот, ровно в двенадцать часов дня стёкла окон содрогнулись, и без того тяжёлый воздух кабинета наполнился гулом выстрела пушки с Петропавловской крепости.

На Ивана Ильича этот привычный для столицы полуденный выстрел пушки особенно не подействовал, разве что он ещё раз посмотрел на часы и подумал, что завтра обязательно постарается подвести минутную стрелку, а то спешит на полминуты вперёд.

На этот выстрел не обратил особого внимания и паук, привыкший к нему и плавно качающийся от этого выстрела на своей паутине, словно в гамаке.

А вот на молодую неопытную муху, этот выстрел пушки с Петропавловской крепости подействовал ошеломляюще!

Муха, не осведомлённая об этой диковинной традиции Санкт-Петербурга, спасаясь от возможного, как она подумала, катаклизма, пыталась срочно эвакуироваться из кабинета на улицу.
Она разгонялась и летела на свет в окне что есть силы и, неимоверно больно ударяясь о стекло, помятая, с пылинками крови, падала на пол, где, немного поползав и очухавшись, вновь взлетала, и вновь и вновь с отчаянием жестоко билась о стекло.

Чтобы изменить привычки поведения заложенные в генах, требуется время, лет тысячу, не меньше.

Над мухой довлели, как ей казалось, знания всех её предков. Эти знания заключались в генах мухи и подсказывали ей: впереди солнечный свет, значит – там выход, если этот выход загромождён пылью, то надо сильно разогнаться, и путь будет свободен.

Но, люди совсем недавно, по сравнению с тысячью лет, изобрели стекло, которое невозможно вот так просто пролететь, как пыль, стекло – твёрдое.

Но гены-то этого не знали, а муха, слепо доверяя своим генам, слепо верила в своё, проверенное всей предыдущей историей дело, и продолжала с остервенением фанатика биться о стекло.

В дверь кабинета постучали.

- Войдите!
- Господин штабс-ротмистр, унтер-офицер Овечкин доставил цыганку Хассандру с котом и кошкой в отделение!
- И где же они?
- Задержанные помещены в отдельную камеру!
- А животные не сбегут?
- Никак нет! Эта камера с мелкой сеткой, не то чтобы кот, мышь не проскользнёт!
- Вот и хорошо... А что там с госпожой Никольской?
- Госпожа Никольская осталась в институте Бехтерева!
- А конвоиры?
- Конвоиры сопровождения отпущены в Жандармский дивизион на Кирочной!
- Вот и хорошо, братец... А табличку сменили?
- Никак нет! Унтер-офицер Овечкин продолжает работу совместно с писарем над изготовлением таблички «Помещение для отдыха»!

Иван Ильич раздражённо вздохнул, никто в его отделе не курил, а эта табличка путается у него под ногами.

- Надеюсь, табличку «Помещение для курения» сняли?
- Никак нет, новая же ещё не изготовлена!
- Так сорвите её и разбейте, чтобы у меня в отделе даже и духу табачного не было, даже от этой таблицы!
- Слушаюсь! Немедленно...
- Вы уж меня, братец, извините, сорвался... А вообще я Вашей службой доволен! Ступайте!
- Рад стараться, господин штабс-ротмистр!

Унтер-офицер Прохоров вышел из кабинета, а Иван Ильич зевнул и ещё раз потянулся.

Муха, изрядно обессилев, сидела на подоконнике и, растопырив крылья, зализывала свои раны.

Все мысли Ивана Ильича были связаны с текстом телеграммы, лежавшей на его столе. Телеграмма лежала перевёрнутой обратной стороной, чтобы посторонний взгляд не мог её прочесть, сам же Берёзин этот текст выучил наизусть.

В дверь опять постучали.

- Войдите!
- Господин штабс-ротмистр, городовые доставили к нам в отдел двух подвыпивших господ!
- А к нам-то зачем? Пусть и ведут их к себе в полицейский участок.
- Городовые привели этих господ с Литейного от десятого дома, прямо с шахматного Собрания, где скопилось сейчас много народу, есть и иностранцы, а эти двое на весь проспект орали: «Царь - мироед»!
- Так прямо и орали?
- Так точно!
- Ну, если так... Одного – в общую камеру, другого – ко мне в кабинет.
- Слушаюсь!

Только Иван Ильич наполнил стакан водой из графина, как в его кабинет городовые втащили прилично одетого, крепко подвыпившего связанного господина.

- Вот что, братцы, развяжите его и посадите на эти стулья!

Городовые сняли верёвки с задержанного и, не без усилий, посадили его на стул.
Нетрезвый господин, крепкого телосложения покачивался на стульях подобно маятнику,  цинично щурился и нагло улыбался...

- А теперь, господа городовые, выйдите и подождите в коридоре!
- Ваше высокородие, может быть, мы останемся?

Иван Ильич глотнул из стакана воды и пристально посмотрел на городового, сказавшего это.

- Виноват, Ваше высокородие, выходим!

Берёзин отпил ещё немного воды и со стаканом в руках подошёл к задержанному.

- И как же Вас, господин, величать?
- А, это ты? Держиморда!


---------------------------------
Глава 21
---------------------------------

Берёзин отпил ещё немного воды и со стаканом в руках подошёл к задержанному.

- И как же Вас, господин, величать?
- А, это ты? Держиморда!

Иван Ильич выплеснул весь стакан воды в лицо господина, подошёл к своему столу, поставил стакан, взял в руки графин с водой и обернулся к задержанному.

- Как себя чувствуете, господин? Может ещё водички?
- Нет, нет! Больше не надо!

Иван Ильич поставил на место графин с водой и медленно подошёл к ничего непонимающему задержанному.

- Повторяю вопрос, господин, как Вас величать?
- Григорий Иваныч я, лавочник со второй Рождественской! А где я?
- Вы находитесь в Охранном отделении жандармерии.
- О, Господи! Что же я такого натворил? Не со зла! Не со зла, господин хороший! Вот Вам Крест! Помилуйте, господин офицер!

Задержанный сполз со стула, встал на колени и стал креститься.

- Ну, полно Вам, Григорий Иванович, вставайте с пола! Вот так, садитесь на стул и ответьте мне на несколько вопросов.
- Всё что надо! Всё что надо отвечу, господин офицер!
- Что Вы сегодня делали у дома десять на Литейном проспекте?
- Так как же, там все, все сегодня! Там же, как её, жеребьёвка! Там же межнародный турнир шахматный, там сейчас все! Я даже лавку свою закрыл! Ну и хлебнул немного по этому случаю!
- Видать, сверх нормы хлебнули!
- Видит Бог, не со зла, господин офицер!
- И на Литейном орали не со зла?
- Вот Вам Крест, не со зла! Ежели что не то ляпнул, так не со зла! Простите меня, господин офицер!
- Я-то прощу, а простит ли Отечество?
- Отечество?! Господи, помилуй! Да что же я такое натворил?
- Городовые докладывают, что Вы кричали: «Царь – мироед!», так ли это?
 
Задержанный, в ужасе, медленно сполз со стула, рухнул на колени и, со всего размаха, как муха о стекло, стал биться головой о прибитую к полу ножку стула…

- Сядьте на стул! Немедленно! Вот так! Вы же – мужчина! Надо отвечать за свои слова и мужественно переносить наказания за них: на каторгу, значит – на каторгу!

Задержанный опять упал со стула в образовавшуюся на полу лужу собственной крови, тёкшей с его лба. В истерике, он бил свой лоб и продолжал пачкать пол кабинета своей кровью.

- Григорий Иванович, или Вы садитесь на стул, или сейчас же отправляетесь по этапу в Сибирь!

Задержанный замер, осознавая слышанное и кряхтя, рыдая от жалости к самому себе вскарабкался на стул. Его слёзы, перемешанные с кровью,превратили лицо в кровавую маску.

- Только не Сибирь! Только не Сибирь, господин хороший! Конечно же, на стул! Уже сижу!
- Если я ещё раз увижу Вас на полу, то лично тресну по Вашей голове графином с водой! Уяснили?
- Уяснил, господин офицер, всё уяснил!
- Тогда скажите, Григорий Иванович, Вы шахматы любите?
- Чего?
- Мне дважды повторять один и тот же вопрос?
- Нет, нет! Всё уяснил! Конечно, люблю!
- А я вот не знаю что такое шахматы; вот Вы мне и объясните, как можно любить шахматы? За что вообще их можно любить? Ведь это просто деревяшки на доске! Так?
- Позвольте с Вами, господин офицер, не согласиться...
- Вот и хорошо, Григорий Иванович, и не соглашайтесь, только объясните, за что же их можно любить?
- Да у меня и слов таких нет, да разве могу я это своими словами рассказать?
- Не можете своими, расскажите чужими!
- Тогда, только уж не серчайте, я это выучил наизусть:
«Человека, который не знает, что такое шахматы, мне жаль ничуть не меньше, чем человека, который не знает, что такое любовь. Точно также, как в любви, как в музыке, в шахматах кроется нечто такое, что приносит человеку счастье»!
- Красиво! И кто это сказал?
- Господин Тарраш, он завтра будет играть на этом межнародном турнире, на Литейном.
Мой сосед бывает часто в Германии, знает немецкий, он и перевёл мне эти слова Тарраша из его учебника шахмат.
- Любопытно бы было взглянуть на этого Тарраша.
- И я о том! Я же с чего впал в гнев, они же там билеты продавали...
- «Они» - это кто?
- Да, Собрание шахматное на Литейном, билеты продавали на этот межнародный турнир! Можете себе представить, господин офицер,
один билет на один день – целых два рубля! А когда купил, мне сказали, будешь в других  трёх комнатах, в тех, где нет шахматистов!
А где же будет господин Тарраш, спрашиваю, а они мне отвечают, мол, Тарраш будет в других трёх комнатах, где шахматисты, но билет туда стоит, Вы не поверите, пять рублей!
Ну, тут я и озверел, ведь в Германии, мне сосед рассказывал, можно стоять в кафе и смотреть на того же Тарраша, как он играет в шахматы - бесплатно!
И до того мне сделалось обидно, что в Германии можно, а у нас, в России - нет, что я и ляпнул во всё горло совсем не подумавши, как попугай, ведь нынче многие так говорят, что ежели и у нас бы как в Германии...
- Всё, хватит! Вот что, Григорий Иванович, слушайте и запоминайте, если не хотите на каторгу, дважды повторять не буду:
я от Вас никаких высказываний о нашем Императоре не слышал, а Вы, ничего подобного никогда не говорили и даже думать о таких высказываниях впредь не посмеете!

Задержанный опять рухнул на колени.

- Клянусь Господом, господин офицер, никогда, никогда таково не повторится! Господу за Вас буду молиться! В каждый Праздник – свечи в церкви ставить...

Иван Ильич сел за свой стол, взял колокольчик и позвонил.

- Господин, унтер-офицер, пригласите господ городовых ко мне в кабинет!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

Вошли городовые и взглянули на задержанного, стоящего на коленях в луже собственной крови.

- Господа городовые, будьте любезны, возьмите этого господина, умойте ему лицо от крови и отпустите, он больше – не задержанный.
А ко мне в кабинет попрошу привести второго задержанного.
Но чтобы без всяких верёвок!

«Время поджимает, уже начало второго,- думал Иван Ильич оставшись в кабинете один,- начало второго, а я, вместо того чтобы отвечать на телеграмму, занимаюсь глупостью, воспитываю пьяниц...»


---------------------------------
Глава 22
---------------------------------

«Время поджимает, уже начало второго,- думал Иван Ильич оставшись в кабинете один,- начало второго, а я, вместо того чтобы отвечать на телеграмму, занимаюсь глупостью, воспитываю пьяниц...»

Штабс-ротмистр брезгливо посмотрел на лужу крови на полу, аккуратно обошёл её, чтобы не запачкать сапоги и сел за стол, посмотрел на паука.
«Завидую тебе, братец,- подумал он,- мне бы твоё терпение: столько дней голодный, муха летает рядом, а ты даже не шелохнёшься...»

Когда городовые привели в кабинет второго задержанного, посадили его на стул, на котором до него сидел предыдущий задержанный, Иван Ильич ещё раз посмотрел на часы и вздохнул, вместо того, чтобы работать над телеграммой, он допрашивает пьяниц! Вот уж действительно, курам нА смех!
Но делать нечего, затронуто имя Императора, придётся, для очистки совести, добросить и этого задержанного, окончательно протрезвевшего, при виде лужи крови на полу под своими ногами.

- Спасибо, братцы, оставьте нас одних!
- Слушаемся, Ваше Высокоблагородие!

Когда городовые вышли, задержанный побледнел ещё больше.

- Господин, если я не ошибаюсь, судя по Вашей форме, Вы – студент училища Правоведения?
- Да, господин штабс-ротмистр!
- Не подскажите ли Ваше имя и отчество?
- Вам достаточно будет знать и одно моё имя Александр!
- Если считаете достаточно, то, как скажите, Александр...
- Больше я Вам ничего не скажу! Я буду говорить только в присутствии моего адвоката! Тем более что эта лужа крови свидетельствует о том, что Вы применяете во время допроса пытки, что запрещено Международной Конвенцией от второго фе...

Задержанный говорил бы ещё долго, но Иван Ильич резко оборвал его.

- Прекратите, молодой человек, Вы не на лекции у себя в училище с Вашим новомодным Западным революционным бредом!
- Но позвольте...
- Даже и не мечтайте! Не позволю! И прекратите меня перебивать, будете говорить только тогда, когда я буду спрашивать, и только!

Берёзин мельком взглянул на паука и сразу успокоился.

- Запомните, Александр, Вы - в кабинете Охранного отдела политического сыска, а обвиняетесь - в оскорблении имени нашего Императора!
Поэтому, для Вашего же блага: во-первых, забудьте студенческий бред про адвоката, во-вторых, не ссорьтесь со мной, ведь я к Вам пока вполне доброжелательно отношусь, ценИте это!
Ваше молчание расцениваю как условное согласие. Итак, Вас, Александр, доставили с Литейного проспекта, где сегодня у дома десять собралась толпа зевак поглазеть на чудаков, приехавших со всего света поиграть в ... эти ... Как там называют эти деревяшки?
- Не смейте так говорить о Великой игре! Да что Вы в ней понимаете?
- Вот и я о том же, Александр! Полностью с Вами согласен, не понимаю в шахматах ничего! Вот и помогите мне, расскажите о них то сокровенное, что сами понимаете, поделитесь этим! Вы же любите свою Родину?

Задержанный посмотрел на лужу крови у себя под ногами, набрал полные лёгкие затхлого кабинетного воздуха, встал, вытянулся по струнке смирно и, пронзив Ивана Ильича твёрдым презрительным взглядом, сказал: «Люблю! Очень люблю свою Родину! И готов отдать за неё всю свою кровь, до последней капли, всю свою жизнь!»

Берёзин откинулся на спинку кресла и несколько раз похлопал в ладоши.

- Браво! Браво! Браво, Александр! Я горжусь, что в моём кабинете среди допрашиваемых встречаются не только прохвосты, но и патриоты Отечества!
Замечательно!
Да Вы садитесь, Александр, вот так. Крови мне Вашей не надо, тем более жизни! Но и шахматы, чувствуется, Вы любите, да и как играют шахматисты на Международном турнире, жаждите посмотреть.
Просьба у меня к Вам будет, посещайте Литейный во время этого турнира каждый день, но не только смотрите за шахматистами, но и приглядывайтесь ко всем подозрительным в толпе, а потом мне сообщайте об этом, договорились?
- Да как Вы смеете мне такое предлагать? Доносить на своих товарищей? Любящих шахматы и восторгающихся фантастическими сражениями на шахматной доске?
Да что я такое говорю? И кому? Вы всё равно в шахматах ни чуточки не понимаете!
- А я Вам только что об этом говорил, рад, что Вы это понимаете, что я ничего не понимаю в шахматах!
Вот Вы мне, Александр, и дайте хоть каплю такого понимания, а я, глядишь, и обеспечу Вашим шахматистам условия для их игры! А то, не дай Бог, какая провокация случится! Закроют ведь тогда весь Ваш турнир!
Вы же не хотите, чтобы этот турнир остался неоконченным? А я помогу, чтобы этого не произошло!
Вот и расскажите мне, прямо сейчас, хоть немного о шахматах, этим – Вы поможете Вашим шахматистам!

Задержанный с подозрением посмотрел на Ивана Ильича, но, не увидев в лице штабс-ротмистра и тени лукавства, решил продолжить общение.


---------------------------------
Глава 23
---------------------------------

Задержанный с подозрением посмотрел на Ивана Ильича, но, не увидев в лице штабс-ротмистра и тени лукавства, решил продолжить общение.

- Только сейчас! И только о шахматах! Вербовать я себя не позволю!
- Ну что Вы, Александр, какая вербовка? Слушаю Вас внимательно.
- Шахматы – это спорт!
- Что Вы такое говорите, там швыряются деревяшками? Кто точнее попадёт?
- Господин штабс-ротмистр, если Вы меня будете перебивать, то я отказываюсь продолжать свою речь!

«Чего он возмущается?- подумал паук,- хозяин правильно говорит! Уж я насмотрелся на этих шахматистов, когда плёл паутину на потолке в уборной шахматного клуба! Видел этих разгорячённых игроков, когда они вдоволь накидавшись фигурами и досками, пока не пришли городовые, бежали ко мне в уборную, где начинался бокс без правил!  Шахматы – это спорт!»

- Прошу прощения, Александр, только поясните, о спорте, до меня никак не доходит!

Задержанный, самодовольно хмыкнув, снисходительно продолжил.

- Если Вы поднимаете гирю, спорт это или нет?
- Конечно, спорт!
- Поднятие гири будет лишь тогда спортом, когда будут соревнования по поднятию гири, будут очки и местА участникам.
- Это понятно, это не фигурки деревянные поднимать…

Задержанный возмущённо фыркнул.

- Мне продолжать или будем Вас слушать?
- Прошу прощения!
- То-то же! Так вот, если Вы просто так поднимаете гирю, то это уже не спорт, а физкультура. Физкультура, в большинстве случаев, если Вы не надрываетесь, полезна для здоровья, а спорт, в большинстве случаев, вреден, поскольку очки добываются любой ценой, даже ценой здоровья, всё для рекорда и места!
- А я об этом и не задумывался…
- Вы опять?!
- Никак нет, Александр, продолжайте…

Задержанный вздохнул и продолжил.

- Так и в шахматах, когда речь идёт о соревнованиях, о турнирах, то там обязательно присутствуют очки, местА – все атрибуты спорта, поэтому шахматы, когда проводится турнир, являются спортом, причём с таким же вредным последствием для здоровья человека, как и в любом другом виде спорта!

Иван Ильич чуть не разочаровался, неужели он столько времени потратил впустую, беседуя с этим самовлюблённым юнцом?

- Вы меня пугаете, Александр! Если я правильно Вас понимаю, Вы не любите шахматы?
- Ничего подобного! Я очень люблю шахматы! Но люблю эту Великую игру, а не соревнования, изматывающие людей, играющих в шахматы!
- И всё-таки, Александр, Вы не хотите смотреть этот Международный турнир?
- Хочу, очень хочу!
- Тогда выражайтесь конкретнее, чтобы я понял!
- А Вы, штабс-ротмистр, на меня не повышайте голос!
- Виноват, Александр, виноват, слушаю внимательно!
- Вот так уже лучше… И так, на чём я остановился?
- Вы остановились…

Задержанный с ухмылкой посмотрел на Берёзина и снисходительно продолжил.

- Вопрос риторический, отвечать на него не надобно. Я остановился на том, что хочу видеть людей, которые так беззаветно любят шахматы, что готовы пожертвовать ради них не только здоровьем, но и всей своей жизнью – таковы все участники Петербуржского Международного шахматного турнира!
- Восхищаюсь Вашим мышлением, Александр! Постараюсь больше не перебивать, слушаю Вас внимательно!
- Когда же в шахматы играют для удовольствия, для полезного времяпрепровождения, тогда шахматы, как и гиря, поднимаемая не ради рекорда, дают пользу здоровью человеку, они являются своеобразной физкультурой мозга человека.
Шахматы весьма демократичны в отличие от любой другой спортивной игры; за одной и той же доской могут встречаться соперники и разных весовых категорий и разного возраста, разного пола, даже говорящие на разных языках, а то и целые группы людей!
Шахматы очень дёшевы, для того чтобы в них играть не требуется специальный ринг, специальные дорогостоящие спортивные снаряды, дорогое поле или стадион, достаточно помещения, где будет шахматный столик с двумя стульями и с комплектом довольно дешёвых шахмат, и всё!
Возможно, конечно, и использование для шахматных соревнований некоторых дорогостоящих принадлежностей, но это исключительно для особо знАчимых соревнований, таких, как наш Петербуржский Международный шахматный турнир на Литейном. Тогда закупаются и специальные шахматные столики, шахматные часы, бланки для записи игры, демонстрационные доски...
В отличие от других настольных игр, шахматы обладают открытостью, поэтому и подлог и обман в них такой, какой возможен, например, в карточной игре, исключён!
Шахматы имеют не только свою науку, в которой тысячи книг написаны по теории дебюта, миттельшпиля, эндшпиля, планов игры, стратегии и тактики.
Шахматы имеют не только собственные разделы своей же игры, такие как игра очная, заочная, вслепую.
Шахматы не только имеют и свою композицию, где, подобно музыкантам или художникам, пишут бессмертные этюды и составляют вечно сверкающие задачи, подобно снегу в горах.
Шахматы не только имеют свою собственную археологию, своих учёных и исследователей, восстанавливающих историю шахмат.
Нет, не только...

В кабинете было жарко и душно.  Муха перестала летать и, подобно кошке в жаркий день распласталась на подоконнике; паук дремал в паутине, а Иван Ильич боролся с дремотой в кресле думая, как бы остановить задержанного от его нудной речи, вытекающей из него подобно фонтану нескончаемому и воодушевлённому, вдохновенно и искромётно.

- Шахматы также имеют и собственную литературу и поэзию!

Берёзин смирился, он понял, что ему необходимо слушать дальше, интуиция подсказывала, что за всем этим бредом он вот-вот услышит что-то важное.


---------------------------------
Глава 24
---------------------------------

- Шахматы также имеют и собственную литературу и поэзию!

Берёзин смирился, он понял, что ему необходимо слушать дальше, интуиция подсказывала, что за всем этим бредом он вот-вот услышит что-то важное.

- В шахматах есть множество увлекательных задач. Например, есть такая задача, обойти всю шахматную доску шахматным конём, дважды не ступая на одно и то же поле.
- Извините, Александр, один вопрос: вот Вы всё говорите задача, задача, а кто этими задачами занимается? Игроки? Без роду без племени? К тому же, я так думаю, ещё и необразованные?
- А на мой взгляд, это Вы, господин штабс-ротмистр, необразованны, если позволяете судить о том, о чём сами признаётесь, что ничего не знаете!
- Ну, знаете!.. Хорошо, назовите хоть одну фамилию реального учёного, кто шлёпал по клеткам шахматной доски конём, решая эту, с Вашего позволения, якобы задачу?
- Такую вот задачу решил впервые в мире Великий математик ЭЙЛЕР ещё в году 1759-м и описал маршрут КОНЯ.
- Это, извините, не понимаю! Как можно было описать маршрут шахматного коня сто пятьдесят лет назад, чтобы сейчас кто-то смог это прочитать?
- Очень просто, господин штабс-ротмистр!
В шахматах существуют различные способы записи ходов фигур во время игры. Наиболее распространёнными являются Описательная Нотация и Алгебраическая Нотация. Описательной Нотацией записывают свои  партии англичане, у нас же принято ходы фигур записывать Алгебраической Нотацией, где для обозначения вертикалей шахматной доски используют буквы латинского алфавита: «a, b, c, d, e, f, g, h», а для обозначения горизонталей – арабские цифры: «1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8».
Пересечение вертикали и горизонтали, даёт название клетке доски или, как её называют шахматисты, полю доски.
Перед началом игры, доску располагают так, чтобы чёрное поле «а1» находилась слева от играющего Белыми фигурами, а первая горизонталь была перед ним.
Маршрут Коня описывается, поочерёдно записывая название каждого поля, на которое Конь ступает. Понятно?
- Безусловно! Но это было давно, да и не в России, нашим математикам есть чем заняться, нежели гонять бедную лошадь по шахматным полям...
- Отнюдь нет, через сотню с лишним лет у нас в Санкт-Петербурге ЯНИШ, учёный и известный шахматист, издал математический трёхтомный труд, где разработаны различные маршруты КОНЯ, который скачет по доске, её обходит, но дважды не ступает на одно и то же поле.
- Но причём же здесь шахматная поэзия?
- Она привязана к запоминанию маршрута Коня непосредственно!
- Это, каким же образом?
- Запомнить маршрут Коня тяжело, если бы не специальная шахматная поэзия.
Вот описание кусочка одного из таких маршрутов в таких стихах:
«Егермейстер ОДИН. Цепенеет дружок.
Аварийный отток – беспредел тупика.
Цельногнутый обрез. Европейский должок.
Жёлтозубый осёл – холодней турника».
Здесь, открытым текстом указано только одно слово – «ОДИН», в следующем катрене этого специального литературного произведения, я не буду читать все его восемь катренов, так вот в этом следующим втором катрене открытым текстом пойдёт слово «ДВА» и так далее, а в восьмом катрене слово – «ВОСЕМЬ».
Это сделано для того, чтобы не перепутать катрены, поскольку в задании будет указано начало маршрута Коня, описание поля которого может находиться в любом катрене, с какого поля доски должен будет Конь начать свой маршрут.

«Да он просто сумасшедший,- думал Иван Ильич,- может его передать Бехтереву на опыты?»
А задержанный, не замечая расширенных от ужаса зрачков штабс-ротмистра, с вдохновением продолжал.

- Читаем по тексту и переводим на Алгебраическую Нотацию шахматной доски:
«Егермейстер ОДИН» - e1, «Цепенеет дружок» - c2, «Аварийный отток» - a1, «беспредел тупика» - b3, «Цельногнутый обрез» - c1, «Европейский должок» - e2, «Жёлтозубый осёл» - g1, «холодней турника» - h3.
То есть получился такой коротенький участочек маршрута Коня: e1, c2, a1, b3, c1, e2, g1, h3, поэтому...   
- Довольно, довольно, довольно! А что и среди этих шахматистов, что у нас на Литейном есть и математики?
- Конечно, есть! Наш нынешний Чемпион мира Ласкер, он – дважды доктор: доктор философии и доктор математики…
- Всё! Довольно!

Ивану Ильичу и так было жарко, а от этой монотонной речи задержанного, его глаза не только стали смыкаться, но и мысли в голове входили в гипнотический ступор!
Неимоверным усилием воли, штабс-ротмистр ещё раз повторил, чтобы навсегда прекратить это сумасшествие.

- Всё! Хватит! Довольно!
Вы меня, Александр, полностью убедили, что шахматы – игра серьёзная! Тем более мне непонятно, как такой серьёзный человек, как Вы, позволили себе несерьёзное высказывание в отношении нашего Государя Императора?! И это в присутствии народа на Литейном проспекте!
- Вот именно, в присутствии народа, ведь это я для народа объяснял, что Царь – мироед! И не думайте, что я был пьян, выпил немного, для храбрости. И, если представится возможность, то я буду говорить это на каждом углу и столько раз, сколько надо, чтобы до всех дошло, и чтобы все поняли, что Царь – мироед!
- А чего это Вы, пришли на Литейный? А не на рынок какой-нибудь?
- На Литейный проспект пришли люди, любящие шахматы, а их в помещение не пускают, не каждый может заплатить два рубля за вход! И до этих людей, любящих шахматы, вернее дойдут мои слова, чем до торгашей на рынке, которые такие же мироеды!
- Ах, вот в чём дело! Александр, Вы, возможно, думаете, что если бы не было Царя, то и вход бы был бесплатным?
- Конечно! Если бы не было Царя, то не было бы и нищих!
- И Вы серьёзно так думаете?
- Я в это – верю!

Иван Ильич позвонил в колокольчик.

- Задержанного, братец, отведите в камеру, а ко мне позовите старшего городового!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

Муха перестала жужжать, села на край лужи крови на полу и, как настоящий мироед, пьющий народную кровь, приступила к приёму пищи.


---------------------------------
Глава 25
---------------------------------

- Задержанного, братец, отведите в камеру, а ко мне позовите старшего городового!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

Муха перестала жужжать, села на край лужи крови на полу и, как настоящий мироед, пьющий народную кровь, приступила к приёму пищи.

«А ведь она такая же Божья тварь, как и мы, только честнее,- думал Берёзин, глядя на муху,- как и мы все она хочет кушать.
Все мы кого-то едим, и нас, возможно, мы и не подозреваем, но кто-то ест, может даже сейчас! Не тело, так нашу мыслительную энергию...
Не знаю, о чём думает эта муха, ведь я о ней могу судить только с высоты своего человеческого Я.
У каждого это Я разное, каждый поступает в соответствии со своим Я. Но все мы, человеки, сходны в одном, мы неискренние, мы всё время обманываем самих себя, все наши поступки обусловлены обманами, ими мы оправдываем своё поведение.
Вот я сейчас только что сказал будто ласково – Божья тварь, а на самом деле, если честно, давно бы шлёпнул эту муху. Но что меня останавливает? И не только останавливает, но и заставляет лукавить?
Не моё кажущееся добродушие! Нет!
Муха до сих пор жива исключительно из-за моей корысти, ведь мне нравится паук, что сплёл в моём кабинете паутину в углу потолка, а эта муха может быть для паука лаковым кусочком, то есть она просто вкусный и необходимый кусок для здоровой жизни моего любимца...»

Размышление Берёзина прервал вошедший городовой.

- Чего изволите, Ваше высокородие?
- Вы ко мне доставили двух пьяниц, первого отпустили?
- Как соизволили распорядиться, так и выполнили!
- Вот и хорошо!
И второго тоже отпустите!
- Ваше высокородие, его же только что отвели в камеру...

Берёзин внимательно посмотрел на смущённого городового и подумал, что этот старший городовой, подобно мухе, пьющей человеческую кровь из лужи его кабинета, пожалуй будет почестней его самого, может от этого он и не дослужился до моего звания?

- Всё верно, братец, задержанного только что я приказал отвести в камеру, поэтому его и отвели, а Вам приказываю его освободить, что же здесь непонятного?
- Почему же сразу не освободить?
- А вот это, братец, не Вашего ума дело!
- Виноват, Ваше высокородие!
- То-то же! Исполнишь так, слушай и запоминай: сейчас ты со своими городовыми заберёшь этого задержанного из камеры, коридорному скажешь, что я приказал его забрать для перевода к Вам в участок. Понятно?
- Так точно!

Берёзин и не заметил, как перешёл на ТЫ, а он себе обычно это не позволял, усматривая в этом нарушение субординации.
Вид вытянувшегося перед ним по стойке смирно городового быстро вернул Ивану Ильичу уверенность в себе и спокойствие.

- Вот и хорошо, дальше конвоируете его по улицам к месту, откуда взяли...
- К Литейному проспекту?
- Прекрасно, братец, прекрасно! Ваша сообразительность меня поражает!
- Рад стараться, Ваше высокородие!
- Когда доставите задержанного до места, то не освобождайте его сразу, а немного походите с ним... Туда-сюда... Потолкайтесь среди зевак, собравшихся поглазеть на шахматистов...
- И до каких пор?
- До тех, братец, пока не встретите товарищей задержанного, ведь Вы запомнили его товарищей?
- Ещё бы! Наглые такие! Сразу видно, революционеры...
- Вот и замечательно! Тогда, на их глазах и освобождайте!
- Как именно?
- Медленно развяжите ему руки, обязательно пожмите его правую руку, похлопайте по плечу и громко, чтобы его товарищи слышали скажите ему: «Это правильный выбор, господин! Это очень правильно, что Вы согласились с нами сотрудничать! Как только что узнаете, обязательно немедленно сообщайте, а мы – отблагодарим!»
- Виноват, но я всё и не запомнил...
- А что запомнили?
- Ну, развяжу ему руки, похлопаю по плечу и громко на весь Литейный проспект, чтобы его товарищи слышали, крикну: «Молодец, господин! Будешь нам доносить, мы тебя будем благодарить! Ты теперь – наш сотрудник!» Так? Всё правильно сказал?
- Всё верно!
- Рад стараться, Ваше высокородие!
- Не забудьте, братец, что Вы должны его отпустить на глазах его товарищей, чтобы они всё слышали...
- Всё понял!
- Вот и хорошо, а когда вернётесь к себе в Участок, то от моего имени, попросите Вашего Полицмейстера установить за этими «товарищами» негласный надзор.
Наш отдел в долгу не останется, мы ведь друг другу помогаем, верно?
- Так точно, Ваше высокородие!

Городовой вышел, а штабс-ротмистр предался размышлениям.


---------------------------------
Глава 26
---------------------------------

Городовой вышел, а штабс-ротмистр предался размышлениям.

Стрелки часов ползли, пошёл третий час дня, а ответ на телеграмму был так и неподготовлен.

Муху, от выпитой человеческой крови и душного жаркого воздуха изрядно разморило, ей больше не хотелось с жужжанием летать, и она, уютно забившись в углубление между стеклом и замазкой рамы окна, в блаженстве дремала.

А вот Ивана Ильича, лужица крови на полу, оставшаяся от допрашиваемого, не только не ввела в блаженную дремоту, но и что-то надломила в нём.
Его мысли трансформировались, его сознание обратилось в генную народную память.
От этого, он легонечко и тихо запел на манер стона, именно о таком пении русских народных песен говорил Некрасов: «Этот стон у нас песней зовётся».

Первую строчку песни Иван Ильич произнёс шёпотом, вторую, вполголоса, а дальше – пошло и поехало, словно штабс-ротмистр оказался на пьяном застолье и старался петь во всю  глотку:
«По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах!»

В это время, поручик Стругов постучал в кабинет, но, услышав непривычные слуху надрывно-болезненные интонации в голосе своего начальника, резко открыл дверь и вбежал в кабинет! Вдруг, нужна помощь?

Не замечая своего подчинённого, Берёзин, прикрыв глаза, неистово выл:
«Бежал из тюрьмы тёмной ночью,
В тюрьме он за правду страдал!..»
Это было криком его души, а поэтому настолько искренним, что ни муха не проснулась, ни паук не шевельнулся.

Поручик Стругов громко закашлял, Берёзин прервал своё пение и печально посмотрел на вошедшего.

- Всё передали, Афанасий Федорович?
- Так точно-с, господин штабс-ротмистр!
Копии текста с папиросной бумаги и сведения о Кашинском переданы мной лично:
в Петербургское Губернское Жандармское Управление - Начальнику жандармско-полицейского Управления железных дорог;
и в Мариинский дворец - Николаю Васильевичу!
- Вот и хорошо, Афанасий Фёдорович, присаживайтесь в кресло! Рука не беспокоит?
- Благодарствую, Иван Ильич, сейчас пойду на перевязку.
- А что это Вы, батенька, так на меня смотрите?
- Понимаете, как бы это сказать...
- А Вы так и говорите! Здесь, батенька, посторонних нет.
- Иван Ильич, не показалось ли мне, что когда я вошёл в Ваш кабинет, Вы пели, арестантскую песню?
- Не совсем арестантскую, скажем так, старинную русскую народную песню.
- Неужто, господин штабс-ротмистр, это при Вашей-то должности...

Поручик замялся, не зная как бы деликатнее продолжить…

- Да Вы говорите, батенька, спрашивайте если что не так, не стенсяйтесь!
- Иван Ильич, может я влезаю не в своё дело, но спрошу напрямую, Вас готовят к внедрению в среду арестантов?

Штабс-ротмистр рассмеялся. «А в принципе,- подумал он,- что ещё может подумать мой молодой помощник, чужая душа ведь – потёмки!»

- Да нет, батенька, не беспокойтесь! Да и Вас никто не будет внедрять, у нас есть для этого агенты. А что это Вы этим заинтересовались?
- Так Вы же, худую песню пели!
- Запомните, батенька, русская народная песня – не может быть худой!
- Может оно и так-с, но содержание? Там же, о побеге из тюрьмы, да и каторжник не чувствует своей вины! Как же можно-с?
- Батенька, а Вы думаете, что каторгу отбывать могут только одни виновные? Что так всегда было?
- А как же-с иначе?
- А было иначе, было! И народная память это помнит, об этом и слагает такие песни!

Поручик так разволновался, что вскочил с кресла.

- Поясните, господин штабс-ротмистр!
- Что ж, батенька, слушайте! Только садитесь, вот так, садитесь поудобнее и слушайте!


---------------------------------
Глава 27
---------------------------------

- Поясните, господин штабс-ротмистр!
- Что ж, батенька, слушайте! Только садитесь, вот так, садитесь поудобнее и слушайте!
- Я весь во внимании, Иван Ильич!
- Вот и хорошо... Начну с того, что у нас на Руси до пятнадцатого века тюрьмы отсутствовали!

От неожиданности не только поручик соскочил с кресла, но и паук подпрыгнул на паутине, лишь муха, не умудрённая жизненным опытом, спокойно спала.

- Да разве такое возможно-с, господин штабс-ротмистр?! Вы, наверное, шутить изволите-с?
- Никак нет, Афанасий Фёдорович... Да сядьте же Вы, и перестаньте вскакивать!
- Слушаюсь! Но как же-с судопроизводство?
- А судопроизводство, батенька, велось сразу же в тот день, когда человека заставали на месте кражи или чего подобного, или разбоя с оружием в руках…
- А если он невиновен, и помилования никакого не было?
- Помилование или казнь производились в тот же день по результатам разбирательства.
- Это, какого же-с? Судьи значит, всё-таки были?
- Был сход толпы, а Суд вершил Князь или наместник его, староста или даже старший вольнонаёмный крестьянин.
Если сход толпы и свидетелей оправдывал задержанного, то Князь, или представитель Князя признавал его невиновным и отпускал.
А если задержанного признавали виновным, то тут же и наказывали: секли плетьми или сажали на кол...
Поэтому, строить специальные дома, чтобы держать там людей под стражей, не имело смысла, раз сразу казнили или отпускали.
- И когда же, Иван Ильич, начался весь этот самосуд?
- Если вдуматься, то не такой уж это и самосуд, батенька, а началось всё это во времена, так называемого 300-летнего Монголо-Татарского Ига…
- А почему же «так называемого»?
- Да потому, батенька, что многие историки этому не верят!
- Это чему же, Иван Ильич, не верят?
- А тому и не верят, что было это самое Иго…
- Да как же этому не верить?
- А скажите, Афанасий Федорович, князь Александр Невский – святой?
- Конечно! Князь Александр, разбивший здесь, на Неве в 1240 году шведов, в 1242 году на Чудском озере немцев за свои подвиги в 1549 году был причислен к лику святых; в 1710 году в честь его у нас в Санкт-Петербурге основана Александро-Невская лавра, а в 1724 году по велению Петра Великого в лавру перенесены мощи князя Александра Невского…
- Замечательно, батенька, не ожидал от Вас такого глубокого познания истории!
- Рад стараться, господин штабс-ротмистр!
- Где же Вы такие познания приобрели, не в Полевой же Жандармерии?
- Никак нет, это в нас бестолковых вдалбливал наш Батюшка в Церковно-Приходской школе...
- Замечательно, буду иметь ввиду… Так вот, ответьте мне, батенька, на такой вопрос, если у нас было Монголо-Татарское Иго, а князь Александр систематически отвозил дань в Золотую Орду, то князь Александр Невский – монголо-татарский прихвостень?

После такого вопроса поручик настолько побледнел, что и вскочить с кресла не мог, он задыхался не столько от жаркого и душного воздуха кабинета, сколько от ужаса, охватившего его?

- Да как Вы смеете так говорить? Потрудитесь, господин штабс-ротмистр, немедленно объясниться, а то…
- А то, что? На дуэль вызовете? Так они же запрещены, да и не советую, в глаз белки попадаю легче, чем якутский охотник. А может, напишите Рапорт и донесёте? Так свидетелей нет, да и поверят мне, старшему по званию, а не Вам, поручик!
Молчите? Слов нет? Так нечего меня было заводить! В то, что не было никакого Монголо-Татарского Ига Вы легко мне не поверили, не поверили историкам…
Вот и вопрос отсюда, если Иго было, то князь Александр, прихвостень, а если Иго не было, а был военно-политический Союз, то князь Александр – Великий политик, связывающий этот Союз, прекративший на триста лет все внутренние братоубийственные войны между русскими князьями!
За одно это, князя Александра Невского следует причислить к лику Святых!
- Прошу прощения, господин штабс-ротмистр, за свою политическую близорукость, теперь я начинаю понимать…
- Начинаете, и хорошо… Довольно об этом… Мы ведь говорили, что до пятнадцатого века тюрем на Руси не было; вот  в те времена, когда по своему усмотрению любой Начальник из Орды мог легко достать свой ятаган и отсечь голову виновному, если он это считал необходимым.
Ведь это были наши военно-политические союзники, вот и все суды.
- Это ужасно, то ли дело следствие, суд, тюрьма…
- Вы так считаете, батенька? Вот так считали и на Западе, когда с пятнадцатого века на Русь пришло их Судопроизводство, где предусматривалось не только содержание подозреваемого под стражей, но и новые виды наказаний: тюремное заключение, каторжные работы... С тех пор и возникла необходимость в строительстве острогов, тюремных бараков...
Первоначально это были подвалы крепостей или просто земляные ямы, затем началось и строительство деревянных домов.
- Я всегда считал, Иван Ильич, что нет ничего хуже скоропалительных решений, другое дело солидное, тянущееся годами Судопроизводство!
- А Вы не задумывались, Афанасий Фёдорович, о второй стороне медали?
- Это Вы о Судопроизводстве?
- Именно, ведь в связи с новым Судопроизводством сразу же появились и двойные стандарты.
- Это каким же образом?
- А если задержанным оказывался дворянин, то он, вместо себя, имел право направить на суд своих крепостных крестьян, число которых определялось тяжестью совершённого дворянином преступления.
То есть за преступление, совершённое боярином, судили не его самого, а его крепостных крестьян.
- Не может быть!
- Именно так это и указано в документах того времени…
- А если задерживали купца?
- Если подозреваемым был купец, то он имел право откупиться от своего преступления деньгами.
- А если арестовывали вольного крестьянина?
- Если подозреваемым был вольный малоимущий крестьянин, то он имел право вместо себя на суд отдать свою жену или своих старших детей.
- Да что же это получается, Иван Ильич, преступление совершил один, а за него в тюрьме сидит другой, вовсе невиновный?
- Так и было, за преступление, совершённое вольным крестьянином, судили не его самого, а членов его семьи.
В рамки справедливости в сознании русского народа не укладывалось завезённый с Запада обычай, держать людей в клетках, словно зверей.
В итоге, на Руси, с 15 века, началось строительство необычных для русского человека домов – острогов.
При этом, тюремные бараки заполнялись теми, кто не совершал преступлений, в которых их обвиняли:
крепостные крестьяне, отбывали наказание за совершённые преступления их барином;
жена и старшие дети вольного крестьянина, отбывали наказание за своего отца;
купцы и вовсе откупались деньгами, чтобы совершать новые преступления.
Такого лицемерия и цинизма земля Русская ещё не знала!

От воцарившейся тишины муха проснулась.

- Теперь, Афанасий Федорович, Вы понимаете, что вот такая несправедливость и отложилась в памяти русских людей в старинных народных тюремных песнях?
- Если честно, Иван Ильич,  никогда об этом не задумывался…


---------------------------------
Глава 28
---------------------------------

- Теперь, Афанасий Федорович, Вы понимаете, что вот такая несправедливость и отложилась в памяти русских людей в старинных народных тюремных песнях?
- Если честно, Иван Ильич,  никогда об этом не задумывался...

В голове поручика, всё рассказанное штабс-ротмистром настолько перемешалось, что он, ничего не понимая, тупо смотрел на своего начальника.

- Ну что Вы, батенька? Успокойтесь! Это всего лишь наша история, а от неё, как от своих родителей, какими бы они нЕ были, грех отрекаться...
И потом, Афанасий Федорович, Вы позабыли: Вам пора на перевязку!

- Благодарю Вас, Иван Ильич! Действительно, запамятовал... А как же телеграмма?
- А что телеграмма? Мы же уже с Вами, батенька, кое-что сделали... Вы вот даже руку успели себе подстрелить... Ступайте на перевязку и не беспокойтесь, всё образуется!
- Слушаюсь, Иван Ильич!

Поручик вышел, а Берёзин почувствовал себя в новом качестве. Такое с ним бывало и не раз: стоило ему только поделиться чем-то сокровенным, накопившимся, нет, не новыми знаниями, что молниеносно устаревают, а знаниями, полученными после собственного переосмысления путём многолетних размышлений, так сразу он ощущал себя новой тварью!
Тварью в хорошем смысле слова, Божьей тварью.
Этот процесс перевоплощения представлялся ему ещё одной ступенькой к познанию мира, своего быта и самого себя. Эта лестница казалась бесконечной, уходящей за облака к звёздам, и шагать возможно по ней, сколь угодно долго, только было бы желание.
Вот и сейчас, поделившись своими выстраданными впечатлениями, он высвободил свою духовную ёмкость, и она была готова к заполнению новыми размышлениями, что позволят преодолеть в будущем ещё одну ступеньку.
В таком восхождении, возможно, и есть одна из сущностей жизни человеческой стремящейся к постоянному духовному совершенствованию.

«Закон и справедливость,- размышлял Берёзин,- это единство и борьба противоположностей основ любого Государства.
Закон стремиться к порядку, а справедливость, ущемляемая законом, к свободе, то есть хаосу.
Дай ей волю, и Государство обречено на гибель, поскольку все граждане разные, нету ни одного гражданина похожего на другого, с одними и теми же понятиями о справедливости.
Вот тут и говорит своё веское слово закон, ущемляя права граждан, но, защищая их путём сохранения Государства – вот в этом и заключается высшая справедливость!
И именно в этом моё мнение полностью совпадает с мнением моей совести...»

Эти размышления Ивана Ильича были прерваны, дверь открылась, и в кабинет вошёл дежурный унтер-офицер Прохоров.

- Господин штабс-ротмистр, к Вам на приём просится лаборантка господина Бехтерева – госпожа Никольская!

Берёзин перевёл взгляд с унтера на телеграмму, лежащую на столе, взглянул на ползающую по подоконнику муху, посмотрев на часы, показывающие ровно три часа дня, тяжело вздохнул.
Конечно, он не против ещё раз увидеться с Аграфеной Яковлевной, но как это всё некстати! Ведь говорил же, что не надо больше сюда приходить! И что она ещё хочет? Её цыганка с котом и кошкой сидят в камере... Может, она будет настаивать добросить их немедленно, так ему сейчас не до них! Но делать нечего.
 
- Вот что, братец, пусть госпожа Никольская войдёт!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!


---------------------------------
Глава 29
---------------------------------

- Вот что, братец, пусть госпожа Никольская войдёт!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

Унтер-офицер развернулся, но Берёзин его остановил.

- Братец!
- Слушаю, господин штабс-ротмистр!
- Вот что, давайте поступим так, пусть госпожа Никольская ещё посидит в коридоре... Ступайте!
- Слушаюсь!

Стрелки часов в кабинете Берёзина показывали четвёртый час дня.
Иван Ильич сидел практически безвыходно, без завтрака и обеда в своём душном кабинете уже десятый час. Десятый час он пытался осмыслить телеграмму, на которую ему необходимо было ответить уже через три часа, когда стрелки часов покажут начало седьмого вечера. А тут ещё эка досада, Аграфена Яковлевна! Иван Ильич надеялся, что Никольской надоест ждать и она, обидевшись, уйдёт; право не до неё, как она это только не понимает, что интересы Государственные много выше любых личных!

Никольской может быть и не надоело сидеть в коридоре, а вот мухе, до сих пор дремавшей на подоконнике, изрядно это надоело, она потянулась лапками, прогнула мохнатую спинку и, жужжа, затрепетала крылышками.
Её полёт, спросонья, был настолько неловок, что, подлетая к углу потолка, она угодила в паутину.
Если бы муха сообразила сразу о той оказии, в которую она попала, то, наверно, она бы порвала паутину и благополучно оказалась бы на полу. Но она ещё не отошла от сна, она явно сразу не представила всей опасности и какую-то секунду, наслаждаясь необычно комфортным своим положением, даже с удовольствием вытянула лапки.
Этой секунды промедления для паука, ожидающего такого момента в неподвижном состоянии девять часов, вполне хватило, чтобы молниеносно оказаться в центре паутины, вонзить в сочное тело мухи свои острые хелицеры и вспрыснуть в ранки мухи парализующий её яд.
Муха ещё попыталась сбросить с себя паука, но все её попытки высвободиться из паутины, были тщетны, действие яда с каждой секундой усиливалось, силы покидали её.

Иван Ильич с сожалением смотрел на это жестокое зрелище и думал, это – судьба.

В дверь постучали.

- Войдите...
- Господин штабс-ротмистр, лаборантка Бехтерева - госпожа Никольская настаивает на срочной аудиенции!

«И это судьба,- подумал Иван Ильич,- придётся впустить Аграфену Яковлевну, да ещё и выслушивать её упрёки, что я до сих пор не допросил её цыганку, как будто ему делать больше нечего!»
Иван Ильич посмотрел на довольного паука, представил довольную Никольскую, обречённо посмотрел на унтер-офицера Прохорова и, повинуясь судьбе, вздохнул.

- Пусть войдёт...
- Слушаюсь!

Фатализм происходящего немного раздражал Берёзина, ведь сколько раз говорил он Никольской, что не надо сюда лишний раз приходить; а не прошло и пяти часов, как расстались, она – вот, уже здесь, и даже без приглашения села в кресло перед его столом!
Наглости ей не занимать, но почему-то именно это его и успокоило, в конце концов, намётки на ответ уже есть, а этот отвлекающий разговор можно представить отдыхом перед сосредоточением над ответом.

Никольская не стала дожидаться, пока Берёзин заговорит с ней.

- Иван Ильич, наша с Вами операция прошла более чем успешно!

Ивану Ильичу удалось изобразить из себя заинтересованного слушателя.

- Неужели? И всё прошло гладко? И даже караульный ничего не спросил?
- Именно так! Когда мы подъехали к институту, то караульный ефрейтор отлучился, прямо перед нами, и нас не видел!
- А дежурный врач?
- Не поверите! Дежурный врач отсутствовал!
- Но ведь есть же ещё и санитары!
- А дежурные санитары, Вы себе не представите, пили чай у себя в каморке!
- А дальше?
- Сама не верю такому везению, всё шло так гладко, как по маслу!
- И цыганка не удивилась?
- Вот именно нет! Представьте, Хассандра уже ждала!
- И не возражала что её забирают жандармы?
- Какое там! Она и не думала сопротивляться и ничего не расспрашивала,
даже конвоиры удивились.
- А коты?
- Да это просто цирк какой-то! Кот с кошкой у неё такие дрессированные, что даже и глазом не повели, словно такое с ними происходит каждый день!
- Ну, а что сказали при выходе?
- Да ничего! Всё было так быстро, мы будто долетели по пустым коридорам от палаты 44 до экипажа! И никто навстречу нам не попался! Кот с кошкой сидели у неё на руках и не делали никаких попыток куда-либо удрать! У меня создалось впечатление, что они привыкли, когда их сопровождают жандармы!
- Это всё прекрасно, но что Вы сказали Бехтереву?
- А Владимиру Михайловичу вообще ничего не пришлось говорить! Вы представляете, как только он от меня узнал, что Хассандра с котом и кошкой исчезли из палаты 44, то он сам попросил меня ничего и никому об этом не рассказывать!
Более того, он меня ещё попросил срочно поехать прямо к Вам, чтобы Вы провели своё расследование без всякой огласки!

Берёзин смотрел на своего тайного агента и думал, что Никольская могла бы быть и полезна в составлении ответа на телеграмму, но, дополнительных людей он не хотел посвящать в это дело.

- Благодарю Вас, Аграфена Яковлевна за успешную операцию! Но не надобно так волноваться, говорите спокойнее, без восклицания, до меня так лучше доходит. Да, и к чему Вам надобно было сразу так вот сейчас приезжать?
- Да мне же Владимир Михайлович приказал...
- Он приказать Вам не мог, это не входит в Ваши служебные обязанности, а вот попросить мог, что он и сделал…
- Вот видите!
- Аграфена Яковлевна, просьба – не приказ, сказали бы что завтра будет попрохладнее, завтра и съездите…
- Да ну Вас,  Иван Ильич! Вы лучше похвастайтесь, что Вам рассказала цыганка? Я вся в нетерпении!
- Это Вы про задержанную Хассандру?
- Конечно!
- А я, её ещё и не видел…
- Это как же так?
- Да так! Так что поезжайте, через недельку я Вам весточку пришлю, Вы приедете, и мы вместе её допросим…
- Вы что, с ума сошли?

«Другую бы наглость испортила,- подумал Берёзин,- а вот её украшает! Ишь как разгневалась, аж глаза горят!»

- Аграфена Яковлевна, а Вы не забываетесь, что я – Ваш начальник?
- Нет, Иван Ильич, не забываюсь! Я удивляюсь Вашей халатности!
- Это в чём же?
- А где задержанная Хассандра? Может, она сбежала?
- Ничего подобного,  сидит в камере.
- И кот с кошкой на месте?
- Мне унтер-офицер недавно докладывал, что она спит в обнимку с котом и кошкой.

Никольская от этой новости из гневной женщины превратилась в ангела.
«Она всё-таки необыкновенна,- думал Иван Ильич,- в любом образе загадочна и необыкновенна!»
Аграфена Яковлевна, умилённая мысленной картиной спящей женщины в обнимку с котом и кошкой светилась, не  замечая восторженного взгляда Берёзина.

- Какая прелесть! Вот и замечательно, что уснула! Интересно, что Хассандра видит во сне?


---------------------------------
Глава 30
---------------------------------

Аграфена Яковлевна, умилённая мысленной картиной спящей женщины в обнимку с котом и кошкой светилась, не  замечая восторженного взгляда Берёзина.

- Какая прелесть! Вот и замечательно, что уснула! Интересно, что Хассандра видит во сне?

Пауку в углу потолка это было совсем неинтересно, ещё бы, почти год без еды и такая удача!
Муха ещё немного дёргалась в паутине, но яд паука уверенно действовал.
Паук, исходя слюной, ждал полного обездвиживания, чтобы до трапезы, плотно, в несколько слоёв её обмотать паутиной, иначе такая жирная муха сможет легко вырваться, когда очнётся.

Берёзину же было не до паука, он даже на некоторое время позабыл задание Государственной важности – ответ на телеграмму, и с удовольствием вошёл во вкус беседы.

- Аграфена Яковлевна, Вы удивительная женщина! Мне вот, например, совсем неинтересно, что там видит во сне какая-то цыганка, а Вас это так впечатляет!
- Иван Ильич, это не какая-то цыганка! Она неизвестно вообще откуда к нам явилась, а вот обладает даром человеческим – сном, возможно и сны видит...
- Да какой же это дар? Лично я никаких снов не вижу вообще!
- Этого не может быть, Иван Ильич, это я Вам заявляю ответственно, как специалист!
- А что, разве есть специалисты по снам?
- Да ёщё какие!
- Шарлатаны, небось! Их настоящие учёные за версту обходят…
- Ничего подобного! Вы знаете, я счастлива, что работаю под руководством именно такого гениального учёного, занимающимся не только сном, но и сновидением!
- Вы меня пугаете, Аграфена Яковлевна! Вы что же, подрабатываете тайно от нашего Ведомства, да ещё у какого-то самозванца? Не будете ли любезны подсказать фамилию этого лжеучёного?
- Его фамилия – Бехтерев!
- Владимир Михайлович?
- Именно! Бехтерев даже сам не подозревает, насколько он гениален! Он изучает не только душу человеческую, но и сон человеческий!
- Изучать то, что многие и не видят? Вот я например...
- Вы сами себя обманываете, Иван Ильич! Сны видят все здравомыслящие люди, только многие из них, просыпаясь, совсем свои сны не помнят.
- Так уж и все?
- Есть, конечно, исключение, но они – на Пряжке, в палатах для душевнобольных, это очень серьёзное заболевание нервной системы…
- А Вы уверены, что я не болен?
- Абсолютно уверена, иначе бы я с Вами сейчас так легко не разговаривала!

Никольская откинулась на спинку кресла и засмеялась. «И это штабс-ротмистр, начальник охранного Отдела политического сыска Российской Империи,- подумала она,- а наивен, словно ребёнок!»
Берёзин реально немного покраснел.

- И что, действительно вполне здоровые люди в большинстве своём снов не помнят?
- Не помнят, Иван Ильич! Вот и Вы не помните!
- А если я спал недолго, то сон обязательно должен быть?
- У здорового человека - обязательно!
- А вот я читал роман «Три мушкетёра», так там Дюма пишет о Д`Артаньяне: «Он спал здоровым крепким сном младенца, без сновидений!»
- Так это же роман! А в художественном произведении в отличие от публицистики, обязана быть выдумка, иначе это уже не художественная литература, а мемуары.
- Так Дюма и не отрицает, что его архивариус нашёл старую рукопись «Записки Лейтенанта Королевских Мушкетёров»…
- Ну и что? Не переписал же Дюма эти мемуары?
- А почему бы и нет?
- Да хотя бы потому, что мушкетёры в романе Дюма постоянно пьяные, даже самый благородный из них Атос - «Чем больше пил, тем больше трезвел!»
- А так разве, с медицинской точки зрения, быть не может?
- Конечно нет! Да и любого мушкетёра-пьяницу выгнали бы, ведь все они были трезвенниками…
- Это с чего Вы взяли?
- Да у пьяниц руки трясутся! Они не то чтобы фехтовать, но и из пистолета выстрелить бы не могли…
- А зачем же Дюма это всё сочинил?
- Да в угоду публике! В погоне за читателями! Ведь про трезвенников в мемуарах читать желающих не нашлось; так и со сном без сновидений!
- Теперь понятно… Но всё же, Аграфена Яковлевна, если я уснул всего на час, сновидение всё равно должно присутствовать?
- Повторяю, Иван Ильич, обязательно! Даже если Вы спали всего несколько минут, то снов у Вас было – тысячи, а за ночь человек видит - миллионы снов, но помнит, если вспомнит, только последний сон – перед пробуждением!

Штабс-ротмистр чуть не раскрыл рот от удивления, вот уж действительно, век живи, век учись.

- Аграфена Яковлевна, а не поясните ли Вы мне всё сказанное, а то в голове не укладывается – миллионы снов!
- Охотно, Иван Ильич, слушайте. Недавно к Бехтереву приходил господин Биттнер, он рассказал Владимиру Михайловичу в моём присутствии такую историю, происшедшею с ним, когда он навестил одного приятеля в больнице и застал его спящим.
- Извините, в больнице спал приятель Бехтерева или Биттнера?
- Биттнера…
- Это я для ясности, Аграфена Яковлевна, продолжайте.
- Так вот, Биттнер положил на тумбочку яблоки и уже хотел уйти из палаты, чтобы не будить своего больного приятеля, как одна из тонких стальных спиц спинки железной кровати, случайно соскочила с места своего крепления и упала...
- Прямо на шею?
- Прямо на шею... А как Вы догадались, Иван Ильич?
- Да Дело у меня такое недавно было, спица упала прямо в кадык шеи и нАсмерть! И здесь так же?
- Упаси Боже! Вы такие страшные истории рассказываете! Слава Богу, здесь было всё не так: спица была достаточно лёгкая и не причинила спящему никакого вреда, даже синяка никакого не осталось, но разбудила его.
- Легко отделался!
- Очень даже легко!
- И всё? А причём здесь сновидение?
- А Вы слушайте внимательно, я про сновидение и говорю. Когда больной открыл глаза, то рассказал Битнеру длиннющий сон, который он  видел.
Рассказывать?
- Заинтриговали, Аграфена Яковлевна, так что рассказывайте!
- Приятель во сне видел революция во Франции! Он сам был участником её, сражался на баррикадах с королевскими войсками…
И всё-таки, Иван Ильич, рассказ длинный и утомительный, поэтому весь его пересказывать не буду...
- Хотя бы фрагменты этого сна!
- Ладно... Когда баррикады были обстреляны из пушек в упор картечью, то он, этот больной во сне, перебежками, обошёл почти все проходные дворы Парижа, подробно описывая каждую ступеньку подземных переходов. Он также подробнейшим образом рассказывал что творилось на улицах города, более того, он запомнил не только название названия улиц, но и выражение лиц бесчисленных окровавленных трупов, облепленных мухами и лежащих прямо на мостовых...
- И это всё Биттнер пересказал Бехтереву?
- Пересказывал различные ужасные сцены, я слушала это несколько часов, поэтому всё пересказывать не буду, скажу только, что за ним во сне непрерывно гнались солдаты, эта погоня продолжалась ведь день до вечера, а он всё запомнил и приводил и приводил подробности…
Продолжать?
- Только без подробностей, вкратце.
- Ладно, постараюсь. Он вспоминал свой сон и всё время повторял, что на самом деле сновидение было более обширным, что описание всех этих событий во сне заняло бы несколько томов исторического романа, поэтому и он пытался упускать длиннющие подробности.
Когда, уже ближе к ночи, солдаты его схватили, то долго допрашивали, и он просидел несколько недель в тюрьме, а описание каждого этого дня так же составило бы не одну книгу...
Потом суд, длительный во времени и мучительный… Представляете, его обвинителями в суде были лично Марат и Робеспьер!
- Нашёл чем хвастаться!
- Видимо, больной был таким человеком, что ему это польстило. В завершении сна, его, в ободранной окровавленной одежде, очень медленно и долго везли в телеге к месту казни.
Везли по запруженным толпами людей улицам, он смотрел в лицо каждого из толпы, а описание каждого лица – целая повесть...
И вот место казни, он взбирается на эшафот, нож гильотины стремительно падает вниз и он ощущает, холод лезвия стали на своей шее!
И в этот момент приятель Биттнера проснулся, в тот самый момент, когда холодная спица спинки кровати упала и коснулась его шеи!
Вы представляете?
- Не совсем... Поясните свою мысль, Аграфена Яковлевна!
- А это значит, все события сна произошли только в момент пробуждения!
Весь этот длинный сон - в момент, когда шея спящего ощутила холод кроватной спицы!
- Это что же получается, сновидение, которое не уложилось бы и в нескольких томах книг, сжато во времени до доли секунды касания спицы?
- Вот именно!
- Да наврал всё Ваш больной!
- Бехтерев считает, что нет, не наврал, у него на эту тему есть даже научный труд...
- Действительно, загадочно…
- Я до сих пор нахожусь под впечатлением, мне самой не верится, что весь этот длиннющий сон, настолько сжат во времени, что больной его видел только в мгновение касания холодной спицы его шеи, то есть в момент пробуждения!
- Погодите-ка, Аграфена Яковлевна, до меня начинает доходить, что такое сжатие происходит с каждым нашим сновидением?
- Почувствовали, Иван Ильич? И так в каждом мгновении нашего сна – множество объёмных сновидений, только мы ничего не помним! Если мы, проснувшись, и вспоминаем о сновидении, то это только о последнем нашем сне, последним перед пробуждением. Вот и получается, что таких снов за одну ночь – несколько миллионов!

Иван Ильич заслушался Никольскую, он так редко её слышал!
Мысленно он смирился, что потеряет ещё час времени, что как-нибудь ответит на телеграмму, лежащую у него на столе. В конце концов, когда он ещё побеседует с такой очаровательной и восхитительно-умной женщиной!

- Аграфена Яковлевна, очень любопытно! А скажите, кто-нибудь ещё, кроме Вашего руководителя, Владимира Михайловича, интересуется сновидениями?
- Конечно, и многие! Это только легкомысленные люди думают, что сон – исключительно для восстановления сил. Например, сам Гиппократ, родоначальник диагностики в терапии, использовал для диагностирования болезней сновидения пациентов, он многие годы посещал древние храмы, где хранились таблички с описанием болезни и сновидений больного.
Великий врач систематизировал эти таблички и по сновидениям своего пациента, не только производил диагностику болезни, но и из сновидений больного определял пути исцеления, ведь давно известно, что одно и то же лекарство, одному поможет, а другому нанесёт серьёзный вред.
К сожалению, современная медицина пошла другим путём и полностью отбросила все работы Гиппократа о сновидениях, оставив только для студентов – «Клятву Гиппократа».
- Вам бы, Аграфена Яковлевна, Сонеты писать, так поэтично Вы об этом говорите!
- Вы угадали, Иван Ильич, я действительно пишу Сонеты...
- И о сновидении?
- И о сновидении, о том, для чего человек спит, у меня выработалось своё воззрение...
- Будьте любезны, прочтите Ваш Сонет!
- Ладно, слушайте!

Наш сон – Отчёт наш перед Богом!
Во сне нет сил у нас, солгать,
Мы излагаем в сне итогом
Всё то, кем днём смогли мы стать.
Так, день за днём; сны – откровенья,
В них не подбросишь ложный факт,
В них только Истины мгновенья,
К чему что было с нами так.
Сон не исследован, поскольку,
Небесной мыслью наделён!
Сон для науки, отдых только,
И не понять учёным сон.
Не отдыхать, все спать ложатся,
А чтоб пред Небом - отчитаться!

- Очень понравилось, Аграфена Яковлевна! Мне трудно даже представить, сочинить Сонет! А у Вас как это получается?
- У меня об этом тоже есть Сонет, прочесть?
- Конечно!
- Тогда, слушайте!

Чтоб радость мы и ужас испытали,
Во сне приходит звук к нам иногда,
И раскрывает он нам дверь туда,
Где предстают нам сказочные дАли!
Глаза котов там, словно звёзды в небе,
Там рифы оживляют океан,
Чтоб рыбы говорящие - в стакан,
Где рассуждают о мечте и хлебе!
Душа, как пёс, коровой чтоб мычала,
Там скачет по осколкам босяком,
С жирафами и крысами бегом,
Искать кусочек счастья у причала!..
Когда Поэту выпадет везЕнье,
Проснувшись, он - запишет сновиденье!

- Прекрасно! И всё же, насколько я знаю, Бехтерев занимается бессмертием, бессмертной душой человека...
- Это верно…
- А что, у Вас и об этом Сонет есть?
- Есть и об этом!
- Будьте любезны!
- Слушайте!

Мир Земли во всём Закономерен,
Кто рождён, живёт и - в землю вновь.
Но есть Вечность, в этом я уверен,
Вечен каждый, в ком из плоти кровь.
Сохранения Закон энергий,
Ломоносов нам открыл его,
Тот Закон нам утверждает: Верьте,
Что не исчезает - ничего!
Знать, энергия переживаний,
Что за жизнь свою в сердцах храним -
Сохранится в ИНФО-ОКЕАНЕ,
Мы бессмертны в нём, как ХерувИм.
Телу быть навозною пусть кучей,
Но Душа – бессмертна и могуча!

Паук завершал обматывание паутиной мухи полностью обездвиженной под действием его яда, и, посматривая на хозяина кабинета и его посетительницу, вспомнил, что нечто подобное он уже видел за окном, когда две влюблённые птахи щебетали друг перед другом.

Возможно, что это воркование продолжалось бы долго, но в дверь кабинета внезапно постучали.


---------------------------------
Глава 31
---------------------------------

Паук завершал обматывание паутиной мухи полностью обездвиженной под действием его яда, и, посматривая на хозяина кабинета и его посетительницу, вспомнил, что нечто подобное он уже видел за окном, когда две влюблённые птахи щебетали друг перед другом.

Возможно, что это воркование продолжалось бы долго, но в дверь кабинета внезапно постучали.

Иван Ильич словно очнулся ото сна, он не успел даже сказать: «Войдите!», а в кабинет ворвался после перевязки поручик Стругов.

Нарушая все правила субординации, Афанасий Фёдорович подслушивал, стоя в коридоре под дверью начальника.
Гнев переполнял его, он не мог понять легкомыслия штабс-ротмистра, не занимающегося делом Государственной важности – составлением ответа на телеграмму, а, тратя, драгоценные минуты служебного времени на пустую болтовню с этой дамой, да ещё вообразившей себя поэтессой!
Когда же поручик, достал часы и увидел, что стрелки на циферблате показывали пятый час, то он оцепенел. Пусть уж лучше его сейчас немедленно отправят в горы, но он не допустит такого халатного отношения к исполнению своих обязанностей, скреплённых воинской Присягой!
Прямо сейчас в лицо своему начальнику он скажет всё, что думает об этом безобразии!

И вот, поручик Стругов, доведённый до бешенства, стоял перед штабс-ротмистром Берёзиным и госпожой Никольской и, размахивая своей раненой, только что перебинтованной рукой, сверкая глазами, не знал, с кого же начать?

Это всё было настолько живописно, что даже паук оторвался от своей трапезы!
«Смело, смело!» - подумал он в восхищении.

Поручику вспомнились слова ефрейтора, обучавшего его, когда он был юнкером: «В поле полно ослов, зачем же нападать на льва?»

Афанасий Фёдорович, самодовольно улыбнулся, что нашёл такое прекрасное решение и обрушил свой гнев на Аграфену Яковлевну, которую он видел первый раз в жизни.

- Вы, госпожа, воображающая себя поэтессой, отвлекаете господина штабс-ротмистра от выполнения срочного задания Государственной важности! К тому же, Ваши хилые сонетики, не выдерживают критики! Вы – женщина, а пишите от лица мужчины! Это – недопустимо даже для гимназистки...

Госпожа Никольская встала, а поручик Стругов стал приходить в себя, он молниеносно понял, что просчитался с выбором лёгкой добычи, ноги его подкосились, и он сел на стулья для допрашиваемых.

- Господин поручик, не суйте свой нос в то, что не понимаете! Я пишу Сонеты от имени своего лирического героя – мужчины! И потрудитесь извиниться, иначе я потребую удовлетворения: я не промахнусь в муху и с десяти метров!

Берёзин выскочил из-за стола, чтобы разнять Никольскую и Стругова.

- Господа, прекратите сейчас же! Я вам приказываю, как старший по званию! Только дуэлей мне и не хватало!

Поручик, почувствовав поддержку, вывалил остаток своего гнева на поддержавшего его: «Господин штабс-ротмистр, смею заметить, что время работает не на нас, ведь на телеграмму – ответа так ещё и нет!»

Никольская с удивлением повернулась к Берёзину: «Какую телеграмму, Иван Ильич?»

Паук забыл про пищу и с интересом наблюдал этот спектакль.

- Чем меньше знаете, матушка, тем лучше спите!
- Матушка? Это что-то новенькое!
- Простите, Аграфена Яковлевна, мою фамильярность, но Ваша мудрость меня так поражает, что мне давно Вас хотелось назвать «Матушкой»!

Никольская села в кресло, а Стругов соскочил со стула и раздумывал, может надо опуститься перед этой нахалкой на колени?
Берёзин почувствовав это, решил пресечь все неуставные отношения.

- Афанасий Фёдорович, познакомьтесь, это – госпожа Никольская Аграфена Яковлевна, старшая лаборантка Великого учёного - Бехтерева Владимира Михайловича!
Аграфена Яковлевна, познакомьтесь, это - поручик Стругов Афанасий Фёдорович, мой новый помощник, недавно направлен ко мне из Полевой жандармерии!
Вот и познакомились, а теперь...

И без того нагретый воздух кабинета содрогнулся и между Берёзиным, Струговым и Никольской, прямо из воздуха материализовалась цыганка Хассандра с котом и кошкой на руках.

Внезапное появление в кабинете начальника Охранного отдела цыганки Хассандры с котом и кошкой на руках, так наэлектризовало воздух, что паук внутренне засветился, а неподвижная муха встрепенулась.
 
Наэлектризация подействовала и на Берёзина, и на Стругова и на Никольскую, парализовав их волю; они почувствовали, что подчиняются бессловесным указаниям цыганки.

Паук оставил муху в покое и отполз в угол, а муха вообще исчезла.

«Пришла беда, открывай воротА» - так говАривал бывший сотрудник Охранного отдела Даль, составляющий сборник Русских народных пословиц.

В соответствии с этой пословицей дверь опять отворилась и в кабинет вломились унтер-офицеры Прохоров и Овечкин, они держали за руки хрупкую щуплую молодую девушку, одетую в дорогой мужской костюм.


---------------------------------
Глава 32
---------------------------------

«Пришла беда, открывай воротА» - так говАривал бывший сотрудник Охранного отдела Даль, составивший сборник Русских народных пословиц.

В соответствии с этой пословицей дверь опять отворилась и в кабинет вломились унтер-офицеры Прохоров и Овечкин, они держали за руки хрупкую щуплую молодую девушку, одетую в дорогой мужской костюм.

И хозяин кабинета штабс-ротмистр Берёзин, и его помощник поручик Стругов, и даже посетительница госпожа Никольская под действием чар цыганки Хассандры были парализованы, они стояли как вкопанные, вращали своими головами и глазами, всё слышали, но ничего не могли сказать.
Дежурный унтер-офицер Прохоров принял это молчание за требования объясниться.

- Господин штабс-ротмистр, эта гнида проникла к нам в коридор, мол, давайте я вам повешу эту табличку, всего за две копейки! Ту самую табличку, изготовленную писарем под руководством унтер-офицера Овечкина - «Помещение для отдыха», а сама табличку-то и уронила, и разбила!
Я ей приказал убрать стёкла, так она, гнида, стала ругаться матом и кричать, что оставит нас без работы, что все наши тюрьмы разрушит, как французы Бастилию!

Под действием чар цыганки Хассандры унтер-офицеры выпрямились, отпустили руки приведённой ими девушки в мужском костюме, и встали по стойке смирно.
Цыганка с ног до головы осмотрела девушку.

- Вот что, Флоза Луксымпурк, с этой секунды, ты навсегда забыла все матерные выражения! Даже в мыслях своих забыла!
И вы все, находящиеся здесь в кабинете, поступите с этой секунды также, даже в мыслях!
Подобные слова, матерные слова – это проклятия, а человек, произносящий их – сам себя проклинает, то есть занимается самопроклятием!
Оно приведёт к тому, что его проклянут его же праправнуки, а памятники, которые он так любил - осквернят!

Кошка на руках цыганки выгнула спину, а кот провёл лапой по своим усам.

- Познакомьтесь, это – Великая поэтесса – кошка ФасилИса, а это – Великий комментатор строк Фасилисы – кот Элисей.
Что там у тебя, Фасилисушка о матерных выражениях, давай прочту этим господам.

Хассандра развернула лист бумаги, исписанный округлым каллиграфическим почерком, и вслух прочла текст:

«Ругаться матом – проклинать себя,
Болезнь желать себе, жене и детям!
Без мата что ли, жить совсем нельзя?
Без мата быт наш нам неинтересен?
Без мата Русский жил, его не знал,
С Орды на Русь обрушен мата вал.
Сам мат, что месть, летит как бумеранг,
Обратно возвращает нам проклятье,
За это прапотОмки проклянУт...»

Хассандра отдала стихи Фасилисе и взяла лист бумаги от кота, исписанный грубыми, но понятными, почти печатными буквами.

- А вот что пишет наш Элисеюшка, комментируя этот стих:

«Известно, что матерных слов на Руси до 300-летнего Монголо-Татарского Ига не ведали.
Золотая Орда за годы военно-политического Союза с Русью за дань защищала русские земли с юга от набегов кочевников, пресекала все междоусобные войны русских Князей: за 300 лет ни разу ни один русский город не ходил войной на другой русский город!
За 300 лет было построено множество дорог, одна из дорог – «Иркутский тракт» до сих пор служит нам верой и правдой.
За 300 лет вдоль дорог было построено много гостинец именуемых «Ямъ» для путников, чтобы кучера, курсирующие между гостиницами, могли поменять уставших лошадей на свежих, этих кучеров стали у нас называть – «Ямщик».
И, казалось бы, всё хорошо, чего же тогда князь Дмитрий Донской вывел русское войско на Куликово поле? Неужто, князь решил разрушить столь «прекрасный» военно-политический Союз Золотой Орды и Руси во имя собственных амбиций? В чём тут дело?
А дело - в Патриотизме!
Известно, чтобы не просто разрушить, а окончательно ликвидировать Государство, надо полностью разрушить его язык, а самый эффективный путь разрушения, не законодательный Сверху, а внедрённый червь разрушения Снизу, который, подобно паразиту источит язык ненавистной страны внутри.
Таким червём, запущенным на Русь Золотой Ордой был мат и все матерные выражения легко усваиваемые простолюдинами.
И это понимал Великий князь Дмитрий Донской, поэтому его битва на Куликовом поле была не просто битва за освобождение Руси от Монголо-Татарского ига, но и за восстановление и укрепление Руси путём прекращения внутреннего разрушения Русского языка недопущением новых злокачественных червей в Русский язык, таких как матерные выражения!»

Цыганка потрепала за ухо кота и вернула ему лист с комментарием.

- Вот так, господа хорошие, вы наивно думаете, что если это кара Небесная, то не везде Небо видит вас, а тем более слышит.
Всё не так, за вами постоянно наблюдают глаза и уши Неба глазами и ушами своих помощников.
Вот, в углу потолка на паутине сидит паук, всё что он видит и слышит, сам того не ведая передаёт на Небо, точно также и кот с кошкою у меня на руках всё что видят и слышат от вас людей передают на Небо…
За вами Постоянно наблюдает Неба, даже через флюиды воздуха, читая ваши мысли, и всё фиксирует, и за каждый миг вашей жизни вам придётся держать ответ!
А матерные слова, это не только проклятия тому, кому вы это произносите, бумерангом летящее к вам, но это и само-проклятие, путём даже мысленного произношения матерных выражений!
Это само-проклятие не просто подрывает ваше собственное здоровье, не просто вызывает проклятие на вас и ваших праправнуков, но и вносит свою лепту в разрушение Великой земли Русской!

Все присутствующие, кроме Хассандры с котом и кошкой, рухнули на колени! Наперебой, на разные голоса они залепетали:
«Мы любим своё Отечество! И никогда, никогда, даже в мыслях, никаких матерных слов не произнесём!»


---------------------------------
Глава 33
---------------------------------

Это само-проклятие не просто подрывает ваше собственное здоровье, не просто вызывает проклятие на вас и ваших праправнуков, но и вносит свою лепту в разрушение Великой земли Русской!

Все присутствующие, кроме Хассандры с котом и кошкой, рухнули на колени! Наперебой, на разные голоса они залепетали:
«Мы любим своё Отечество! И никогда, никогда, даже в мыслях, никаких матерных слов не произнесём!»
 
Цыганка с удовольствием смотрела на созданный ей спектакль, осознавая, что спектакль благородный, идущий всем участникам на пользу.

- Довольно, господа! Тихо!
Вот ты, Флоза Луксымпурк, зачем ты хочешь завтра, 8 апреля 1914 года, на первом же туре Международного шахматного турнира, проходящего на Литейном проспекте, организовать беспорядок, да ещё и поджечь бланки турнира?

Девушка встала с коленей и гордо выпрямилась.

- Я вас всех ненавижу! Мы, интеллигенция России, будем добиваться разрушения всех тюрем! А здесь, в Питере, мы разрушим Кресты и выпустим всех заключённых на свободу, точно так же, как это сделали наши братья французы, когда разрушили ненавистную им Бастилию, а на месте, где она стояла, поставили столб с надписью – «Здесь – танцуют!», и танцевали, и радовались своему счастью!

Цыганка хмыкнула, от этой речи даже кот с кошкой удивлённо переглянулись.

- Ты, Флоза Луксымпурк, думаешь, что произнесла пламенную речь? Но ведь не может быть счастья, если оно построено на несчастье другого, даже если для построения счастья придётся замучить, хотя бы одну маленькую птичку, то счастья не будет – таков Закон природы!
Ты говоришь, что твоя интеллигенция радеет за народ, а если так, то пусть эта интеллигенция хотя бы вспомнит русскую народную пословицу - «На чужом горе счастье не построишь».

Хассандра почесала за ухом кота и потрепала голову кошки.

- Давай-ка, Фасилиса, своё творение о птичке! Спасибо! Слушай, гражданка Флоза Луксымпурк:

«Сидит на яйцах крохотная птичка,
А в клюве ей самец несёт зерно;
В Бастилии, для птиц родной - привычка:
Через решётку их кормить в окно.
Как хорошо под крышею тюремной
Высиживать птенцов: в дождь – есть вода,
И у решёток корм всегда отменный!
Казалось птицам, счастье – навсегда!
Но радостный народ в тюрьму ворвался,
Бастилию разнёс на камни он,
На месте этом танцевал, смеялся,
Не слыша, хруст яиц и птичий стон.
Недолго люди радовались воле,
Ждала их гильотина, море крови...»

Унтер-офицеры Прохоров и Овечкин, стоя на коленях, рыдали, им было жалко птичку.
Цыганка, не обращая на это внимание, вернула лист с Сонетом Фасилисе, а Элисей протянул ей лист с комментарием.

- Вот какой комментарий написал для нас на этот Сонет Элисеюшка:

«И полились под гильотинами, баррикадами и сменами властей такие реки человеческой крови, которые Франция ещё не видела!
Сам будущий Наполеон, будучи ещё только капитаном артиллерии, в упор из пушек картечью расстреливал безоружных парижан, среди которых были старики, женщины, дети...»

Девушка сверкнула глазами.

- Всё равно я вас всех ненавижу! Мы, интеллигенты России, устроим вам завтра такой первый тур Международного турнира, что вы навсегда позабудете, как играть в шахматы!
- Это за что же такая ненависть, Флоза Луксымпурк?
- А за то, что там будут люди, ненавидящие свою Родину!
- Это как же понимать?
- А так:  мы, интеллигенты-атеисты, выяснили, что среди зрителей-зевак, в  большинстве будут – православные христиане!
- Ну и что?
- Как это «что»?
Да их же Иисус у себя в Евангелие открытым текстом говорит: «Возлюби врага!» А это значит, придёт к нам враг, оккупант  нашей Отчизны, так мы должны его любить?
- Вот что, Флоза Луксымпурк, сначала прочти Евангелие, а потом говори о его тексте; в Евангелие от Матфея в Главе 5, в стихе 44 написано: «А Я говорю вам: любИте врагов ваших…»! Поняла? Ваших личных врагов, то есть твоих личных врагов, а не врагов Отечества!
Фасилисушка, дай-ка мне об этом прочесть для гражданки твой вдохновенный Сонет! Спасибо, Фасилиса! Читаю:

«Мы, в кабале воображений,
Но в нас, реально кровь течёт
От собственных всех впечатлений
Что составляет личный ГНЁТ.
Нет сволочЕй в домашнем свете,
У каждого свой добрый свет,
Мы, порожденье ГНЁТА дети,
Врагов, среди домашних – нет!
Наш быт – творение сознанья,
Воображений муляжи,
Мы, жертвы ГНЁТА воспитанья,
Враги нам наши – миражи!
Полюбим ГНЁТ врагов всех личных,
То будем жить тогда – отлично!»

Хассандра отдала стихи Фасилисе и взяла комментарий у Элисея.

- Вот что пишет об этом Сонете, наш мудрый кот: 

«В Евангелие сказано, возлюби врага своего!
Особенно атеисты, невнимательно читающие, злорадствуют: «Это как же понимать? Придёт враг на нашу Родину, так его надо любить?»
А ведь если просто внимательно прочесть, то и сказанное в Евангелие станет ясным – возлюби врага своего!
Понимаете?
СВОЕГО!
Именно СВОЕГО врага, а не врага Родины.
А далее в Евангелие разъясняется, что враги человека – домашние его!
ДОМАШНИЕ!
То есть, родственники: жена, муж, дети, тёща, свекровь, братья, сёстры и так далее.
Вы спросите, какие же они враги? А вот по статистике полиции, абсолютное большинство убийств совершаются не где-нибудь при ограблении или бандитских разборках, а именно в быту, дома, среди домашних, когда родственники, повздорив за чашкой чая, хватаются за ножи...
А в Евангелие чётко говорится,  что возлюби врага своего!
То есть, своего родственника!
А не врага своего Отечества, так Иисус призывал любить своих домашних, своих родственников!»

Хассандра отдала коту его текст, посмотрела на сконфуженную девушку и взяла у кошки ещё один лист со стихами.

- И вот что я ещё тебе скажу, девочка, у тебя недавно умерла мама, а ты ведь с ней очень не ладила, но только стоило ей тебя навсегда покинуть, так ты сразу осознала, что ты потеряла, ты поняла то, что раньше не понимала – что значила для тебя твоя мама!
И так во всём, так люди устроены, они редко ценят то, что всегда под рукой, но, как только теряют, то оказываются в глубоком горе; пока не потеряют – не ценят!
Вот что откровенно написала в своём Мини-Сонете Фасилиса:

«Чтоб осознать, что мы имеем,
Нам надо это - потерять,
Тогда, навряд ли мы посмеем
Творца за что-то упрекать!
Мы неудобства не любили,
Они ж, заслон злой силе были.
И не войти нам дважды в реку,
Ведь в прошлое, нам нет пути,
Но тень несчастий вновь нас учит...»

Фасилиса забрала лист у Кассандры и взглянула на смущённую Флозу Луксымпурк.
Цыганка подошла к девушке и ласково потрепала её волосы на голове.

- Ступай девочка!
Я знаю, что ты имеешь огромный авторитет среди своих товарищей, они тебя слушают, так убеди их, что не надо устраивать на Международном турнире никаких провокаций!
Не надо терять мирное расположение шахматных болельщиков, иначе о содеянном придётся горько жалеть, как о пропаже того, что раньше не ценили.

Только что недавно приведённая в кабинет гордая и наглая смутьянка превратилась в растерянную и искреннюю девушку.

- Спасибо, Хассандра!
Вы меня убедили, я поспешу к своим товарищам!


---------------------------------
Глава 34
---------------------------------

Только что недавно приведённая в кабинет гордая и наглая смутьянка превратилась в растерянную и искреннюю девушку.

- Спасибо, Хассандра!
Вы меня убедили, я поспешу к своим товарищам!

Когда Флоза Луксымпурк ушла из кабинета, то унтер-офицеры вскочили с коленей.

- Госпожа цыганка Хассандра, Вы её отпустили?
- Вы же сами видели, отпустила!
Ты, Овечкин, иди, делай новую табличку, а ты, Прохоров, подежурь в коридоре у двери кабинета, и никого сюда не пускай!
- Слушаемся Вас, Хассандра!
- А вы, господа, тоже вставайте с колен, работать пора, будем составлять проект ответа на Вашу телеграмму.

Прохоров с Овечкиным вышли из кабинета, а Берёзин, Стругов и Никольская растерянно переглядывались между собой, они походили на провинившихся детей, неспособных выдавить из себя от волнения ни единого слова.

Цыганка с удовольствием оглядела их и села на стул с котом и кошкой на руках,
за стол допрашиваемых у окна.
Она положила на столешницу перед котом и кошкой по чистому листу бумаги, под правую руку Элисея поставила чернильницу, а другую чернильницу поставила Фасилисе под левую руку, на каждую чернильницу положила по ручке со стальным пером, а пресс-папье с перочисткой - протянула Никольской.

- Аграфена Яковлевна, когда лист бумаги Фасилиса или Элисей заполнит, промокнёшь его пресс-папье и отдашь мне для прочтения вслух, а на освободившееся место перед Фасилисой или Элисеем положишь новый чистый лист бумаги.

Никольская, как и штабс-ротмистр с поручиком, всё понимала, им всем очень хотелось возразить и воспротивиться действиям цыганки, но все они находились под необъяснимым и подавляющим их волю жёстким психологическим воздействием. Они усваивали всё сказанное Кассандрой и ничего поделать с собой не могли, она управляла ими словно марионетками, дёргая за невидимые ими нити.

- Слушаюсь, госпожа Хассандра, этим пресс-папье буду промокать каждый заполненный Фасилисой или Элисеем лист!
- И ещё, возьми вот эту пачку чистой промокательной бумаги, вОвремя меняй её на пресс-папье! Да, и не забывай время от времени чистить свежей перочисткой стальные перья ручек Фасилисе и Элисею, а, при необходимости, поменяй им перья на новые!
- Слушаюсь, госпожа Хассандра!

Цыганка с удовольствием посмотрела на Никольскую и, не поворачивая головы, обратилась к хозяину кабинета.

- Ты, ротмистр, иди и садись за свой стол, положи рядом с собой стопку чистой бумаги, в запасную чернильницу налей свежих чернил, запасись перьями и перочисткой, положи рядышком промокательную бумагу и пресс-папье.

Иван Ильич был вне себя от гнева, как эта цыганка, да ещё в присутствие младших по званию позволяет его, штабс-ротмистра, называть ротмистром?!
Берёзин был в ярости, что редко с ним бывало, но послушно поплёлся к своему столу выполнять указание.

- Слушаюсь, госпожа Хассандра!

Цыганка обернулась и, убедившись, что Иван Ильич выполнил её требования, посмотрела на забинтованную руку Афанасия Фёдоровича.

- А ты, поручик, будешь курьером между моим столом и столом ротмистра. Будешь носить бумаги после моего прочтения, да не забудь, после того, как ротмистр напишет проект ответа на телеграмму, все переданные мной листы забрать и вернуть их: со стихами – нашей Великой поэтессе Фасилисе, а с комментариями – нашему Великому комментатору Элисею!

Стругов так вытянулся, что в кабинете послышался хруст его позвонков, он так ещё никогда не стоял по стойке смирно, даже на строевых смотрах в Полевой Жандармерии.

- Всё будет-с исполнено, госпожа Хассандра!
- Совсем забыла, я вылечила твою руку, так что можешь снять повязку и больше не симулировать!
- Премного-с благодарен!

Поручик разбинтовал руку и глазам не поверил, от пулевого отверстия не осталось и следа!
Тем временем, цыганка щёлкнула пальцем и телеграмма, лежащая на столе Ивана Ильича перевёрнутой, чтобы её никто не смог случайно прочесть, а вместе с ней и вчерашняя газета «Речь» от 6 апреля 1914 года плавно переместились по воздуху и оказались: газета – в лапах Фасилисы, телеграмма – в лапах Элисея.

- Прочти Элисеюшка вслух всем эту телеграмму, а то Никольская не в курсе!

Штабс-ротмистр и поручик пришли в ужас от предстоящего разглашения Государственной тайны, но не проронили ни слова, а Кот раскрыл свою пасть и скрипучим человеческим голосом прочитал текст секретной телеграммы, полученной Иваном Ильичём сегодня, 7 апреля 1914 года, в начале седьмого часа утра:
«Срочно выявить всё подозрительное средь участников Международного Шахматного турнира организованного Петербургским шахматным Собранием проводимого по адресу Литейный проспект дом 10.
Первый тур объявлен на завтра 8 апреля.
Возможно большое скопление граждан.
Принять меры для их безопасности.
О результатах проделанной работы доложить по телеграфу через 12 часов.
ПРИЛОЖЕНИЕ - курьером - газета «Речь» от 6 апреля 1914 года; на текст, подчёркнутый красным карандашом обратить особое внимание!»

Кот, дочитав телеграмму, посмотрел на часы висящие над камином, они показывали половина пятого вечера.
Хассандра погладила кота по голове.

- Надеюсь, господа, дикция у Элисея вполне достаточная, чтобы понять содержимое телеграммы, да и для ответа на неё осталось полтора часа, так что сосредоточьтесь, послушаем несколько строк статьи господина Ласкера из газеты, приложенной к этой телеграмме.
Надеюсь, вы знаете, что Ласкер – Второй Чемпион Мира по шахматам и удерживает своё звание после выигрыша матча у Первого Чемпиона Стейница - двадцать лет подряд!
К тому же Ласкер не только шахматист, но и имеет два учёных звания: Доктор философии и Доктор математики.
Фасилиса, будь добра, прочти нам строчки, обведённые автором телеграммы красным карандашом.
Тебе ротмистр и тебе поручик будет полезно ещё раз послушать этот текст, а Никольская его ещё и не читала.

Фасилиса замурлыкала и чистым человеческим голосом почти пропела:

«На будущей неделе в Петербурге откроется зрелище, за ходом которого будут с напряжённым вниманием следить во всех странах света. В помещении клуба на Литейном проспекте сойдутся 12 человек разных лет и разных национальностей и начнут играть в шахматы.
Немедленно придёт в движение множество других людей: во все углы мира полетят телеграммы; между многими крупными городами заработает телефон; газеты будут помещать подробные отчёты о турнире; эти отчёты будут жадно читаться публикой, вокруг них пойдут споры и будут заключаться пари...»

Цыганка осторожно погладила носик кошки.

- Спасибо, Фасилисушка!
Вот господа, сразу отвечу вам на первый вопрос, который может у вас возникнуть после услышанного, если вы, конечно, ознакомились с регламентом турнира: почему Ласкер написал о двенадцати участниках, когда сегодня жеребьёвку проходили все участники в составе только одиннадцати игроков?


---------------------------------
Глава 35
---------------------------------

Цыганка осторожно погладила носик кошки.

- Спасибо, Фасилисушка!
Вот господа, сразу отвечу вам на первый вопрос, который может у вас возникнуть после услышанного, если вы, конечно, ознакомились с регламентом турнира: почему Ласкер написал о двенадцати участниках, когда сегодня жеребьёвку проходили все участники в составе только одиннадцати игроков?

Кот и кошка в предвкушении, что им дадут высказаться, что Элисей сможет блеснуть своей поэтической эрудицией, а Фасилиса сверкнуть своей эрудированной поэзией, одновременно замурлыкали, держа в своих лапах ручки с перьями.

- Так вот, господа, Ласкер хоть и Чемпион Мира по шахматам, хоть и дважды Доктор, но он – человек, а людям свойственна излишняя самоуверенность, так называемая уверенность в завтрашнем дне, раз сказали, значит, так оно и будет.
А реально так не бывает, наш быт постоянно корректирует наши планы, поэтому обычный смертный не ведает, что с ним будет в следующую минуту, тем более, завтра и уж конечно, что будет не с ним, а с его планами, насколько они изменятся.
Поэтом Великие смертные, такие как Сократ говорили: «Я знаю только то, что ничего не знаю», от этого редко и ошибались.
А здесь произошёл ряд ошибок.
Ошибся Ласкер, не перепроверив список участников; ошибся редактор газеты «Речь», доверившийся Ласкеру, а ведь мог бы и лично узнать у организаторов турнира; ошибся хозяин типографии, слепо доверившись заказу...
И вот результат, уйма обманутого народа, кто доверился чтению этой статьи Ласкера, «точно знавшего», что участников будет двенадцать.
Если прочесть статью Ласкера полностью, то в ней будут приведены две фамилии игроков, которых вообще нет в сегодняшнем Списке участников, это Дурас и Тейхман.
А вот фамилии Нимцовича вы в статье Ласкера не найдёте.
Так что же произошло? А вот что!
В последний момент, по загадочным, а возможно и политическим причинам двое из шахматистов: Дурас и Тейхман – отказались от участия в турнире. А так как между Алехиным и Нимцовичем велись разногласия на основе недоброжелательства друг к другу, а это явление на шахматном олимпе сплошь и рядом, то Петербуржское шахматное Собрание вместо двух отказавшихся участвовать шахматистов, приняло в турнир представителя России Нимцовича, надеясь, чисто по-человечески, что с Алехиным Нимцович померится.
Вот так участников стало - одиннадцать.

Цыганка повернула голову и, посмотрев в ошалевшие от нахлынувших и малопонятных сведений глаза Берёзина, Стругова и Никольской, погладила Кота по голове.

- Элисей, напиши на всякий случай справку о двух отсутсвующих: Дурасе и Тейхмане, зачитывать их не буду, может быть, ротмистру эти сведения и пригодятся.

Кот, чувствуя свою значимость, удовлетворённо хмыкнул, стиснул лапой ручку, обмакнул перо в чернила чернильницы и молниеносно заполнил чистый лист бумаги почти печатными буквами.
Никольская только успела промокнуть чернила с помощью пресс-папье и положить новый чистый лист бумаги, как и тот, был молниеносно заполнен.

Поручик передал листы штабс-ротмистру, на одном были сведения о Дурасе:

«Дурас Ольдржих,
родился 30 октября 1882 года,
место рождения – Гумны близ Слан;
шахматный профессионал,
взял четыре первых места
в Международных шахматных турнирах:
в 1905 году - в Бармене,
в 1908 году - в Вене и в Праге,
в 1912 году – в Бреславле»;

на другом на листе были сведения о Тейхмане:

«Тейхман Рихард,
родился 23 декабря 1868 года,
место рождения – Ленич, Саксония;
шахматный профессионал,
взял три первых места
в Международных шахматных турнирах:
в 1909 году – в Мюнхене и в Берлине,
в 1911 году – в Карлсбаде».

Пока штабс-ротмистр недоумённо рассматривал тексты на двух листах, принесённые поручиком, Хассандра удовлетворённо смотрела на паука.

Цыганке было чему радоваться, ей удалось реализовать любимую её пословицу - «И овцы целы, и волки сыты»:
сытый паук наслаждался пищеварением в углу своей паутины,
а совершенно целая и невредимая, ошалевшая от неожиданной свободы воскресшая муха была уже далеко за пределами стен этого кабинета, она уже пролетела Гороховую улицу и подлетала ко вкусно пахнувшим тухлой рыбой торговым рядам Сытного рынка.


---------------------------------
Глава 36
---------------------------------

Пока штабс-ротмистр недоумённо рассматривал тексты на двух листах, принесённые поручиком, Хассандра удовлетворённо смотрела на паука.

Цыганке было чему радоваться, ей удалось реализовать любимую её пословицу - «И овцы целы, и волки сыты»:
сытый паук наслаждался пищеварением в углу своей паутины,
а совершенно целая и невредимая, ошалевшая от неожиданной свободы воскресшая муха была уже далеко за пределами стен этого кабинета, она уже пролетела Гороховую улицу и подлетала ко вкусно пахнувшим тухлой рыбой торговым рядам Сытного рынка.

Цыганка вспомнила, что она здесь в кабинете начальника Охранного отдела Политического Сыска Российской Империи не одна.

- Так на чём мы остановились?
Ах, да, вспомнила, на участниках турнира. Их мы рассмотрим по трём источникам, ведь мы с вами сейчас в трёхмерном мире? Так ведь?

Никольская, не задумываясь, кивнула головой, а цыганка продолжала, гладя Кота и Кошку.

- Одну сторону, субъективную, нам предоставит сам Великий Ласкер,
своим мнением высказанным им во вчерашней газете «Речь».
Вторую сторону, объективную, поскольку речь пойдёт о реально свершившихся событиях, нам покажет в своих комментариях мудрейший Элисей.
А третью сторону, духовную, отображающее женское сердце, а оно, пусть и нелогичное, но много вернее мыслящее любой мужской логики, нам изобразит в своих Мини-Сонетах прекрасная Фасилиса.

Цыганка почувствовала недоумение в душах своих слушателей.

- Понимаю... Но, как говорит ваш Великий бессмертный Козьма Прутков, необъятное – не объять! К тому же мы с вами договорились, что рассмотрим каждого участника турнира с трёх сторон.
Поэтому, другие мнения я во внимание брать не буду, например, мнение толпы шахматных болельщиков.
Судите сами, чего только от них не услышишь!
Так, о Великом английском шахматисте они говорят, что Блэкберн почернел от пьянства! И так далее и тому подобное! Даже петербуржские газеты пишут всякую чушь! Не верите? Тогда полюбуйтесь! Сегодня у нас какое число? Правильно, 7 апреля 1914 года, а вот что напишет газета «День» 17 апреля.
Элисеюшка, будь добр, воспроизведи отрывок статьи о Капабланке, будущем Третьем Чемпионе Мира по шахматам.

Кот обмакнул перо в чернильнице, прикоснулся им к листу бумаги и текст мгновенно был готов.
Никольская тут же промокнула свежие строки пресс-папье и передала лист с текстом Хассандре.

- Вот образец чудовищного пренебрежения к человеческой личности допускаемого журналистом, опубликовавшим эту статью, слушайте:
«Алехин проиграл первую партию из шести игранных им. Победителем его оказался Капабланка. Этот чёрный кубинец с задорным, несколько петушиным складом черепа, весёлый, хвастливый и задорный, подавил Алехина именно этой своей задорностью, обыграл его тем, что заставил его растеряться... И чёрный кубинский петушок гордо омочил свои шпоры в крови врага и весело кукарекнул на всё Шахматное собрание»
Разве можно доверять таким свидетельствам?
Конечно, нет!
Итак, с кого начнём? С кого из участников турнира?

Иван Ильич ощутил, что с него немного сняли обет молчания.

- Хорошо бы узнать, кто займёт первое место, с него и начать...
- Да, ротмистр, хиловатое твоё мышление!
- Ну, как же, госпожа Хассандра, у нас в Жандармерии на всех заседаниях так принято: сначала говорит Главный начальник, а потом уж выслушивают мнения всех других, кто младше по чину, так и здесь, сначала – победитель турнира, затем – второй призёр...
- От этого у вас в Жандармерии и такой бардак: не находите правильного решения, а его, возможно, знает простой унтер, а может даже и рядовой писарь, а вы его даже не пригласите на своё заседание!
А уж если и пригласите, да дадите слово сказать, то обязательно после начальства, а что он может сказать после слов Главного начальника?
Если он согласится с мнением Главного, то это значит, что он и ничего не сказал, а если выскажет своё мнение, отличное от мнения Главного, то ваше заседание тут же осудит этого писаря, посчитает, что он подрывает авторитет Главного!
И что же получается?
Цирковое представление, а не заседание!
- Госпожа Хассандра, а разве возможно проводить заседания иначе?
- Ещё как возможно!
Посмотри, ротмистр, как это делают, например, пираты, когда их маленькую шхуну с горсткой корсаров атакует несколько десятков огромных правительственных кораблей с целой армией наёмных профессионалов.
И кажется, что шхуну ждёт неминуемая гибель.
Тогда Капитан шхуны немедленно бьёт склянку и на юте проводит экстренное заседание, повестка дня одна: план спасения!
И кто начинает это заседание?
- Естественно, Капитан...
- Это так бы у вас в Жандармерии было бы, и вы точно бы погибли, а у пиратов всё иначе, первое слово предоставляется самому младшему - Юнге!
И он, не опасаясь никак опозорить мнение Капитана, ведь Капитан его ещё не высказывал, предлагает свой план выхода из создавшегося положения.
Дальше говорит младший Матрос и так далее, а последним, выслушав и осмыслив все мнения, говорит Капитан, и это – его мнение, даже если он повторяет слова Юнги.
И шхуна, вырывается из окружения и спасается!
- Извините, госпожа Хассандра, но я не интересуюсь какими-то морскими разбойниками...
- Да ты, ротмистр, не любишь свою Родину!
- Позвольте, госпожа Хассандра...
- Не позволю!
Ты же, ротмистр, не просто чиновник, а чиновник, обязанный выводить из тупиков, подобно той шхуне, людей, охрана безопасности которых тебе доверена!
Ты же, русский офицер, так как же можно не знать, например, русские народные сказки?
- Так я же не ребёнок...
- Ты, ротмистр, по отношению к своей Родине, подлец, если не знаешь русских истоков!
Тебе и не надо ничего знать про пиратов, достаточно было вдуматься хотя бы в крохотную русскую народную сказку «Репка»: кто эту репку только не тянул, а вытащить не мог, а помогла маленькая мышка – и сразу вытянули репку!
Это ли не тот Юнга, слова которого озвучил Капитан?
- Ну, знаете, госпожа Хассандра, так вникать в сказки...
- Вспомни, ротмистр, ты уже нечто подобное слышал сегодня утром от своего помощника поручика Стругова!
- Не может быть...
- Ещё как может! Все вы, смертные, судите друг друга, а вглядитесь в себя и увидите свои зеркальные отражения, их и судите!
- Да в моём кабинете вообще нет зеркал...
- Что с тебя взять, ротмистр, лучше вникай в свои записи: перечислим всё известное по трём источникам, начинаем, принимай бумаги, делай пометки у себя, ведь все записи после моей аудиенции будут возвращены Фасилисе и Элисею.
Повторяю, начнём с того участника, кто займёт последнее место и, по мере возрастания занятого места, постепенно дойдём до первого!
- Помилуйте, госпожа Хассандра, но кто же знает, кто какое место займёт?
- Я знаю, и этого достаточно, ротмистр!
Сейчас тебе дадут Список участников, в соответствии с местами, которые они займут в турнире.
Господа, обращаюсь ко всем, вы сейчас будете посвящены в будущее, поэтому надеюсь на вашу порядочность, что никаких пари заключать вы не будете!

Цыганка погладила Кота по голове.

- Элисей, будь добр, напиши Список участников турнира в порядке итоговых занятых ими мест, с первого по одиннадцатое.

Кот, обмакнув перо в чернила и, едва прикоснулся к бумаге, как Список был готов; Никольская промокнула этот Список пресс-папье и отдала его в руки Хассандре; та передала Список поручику, который стремглав бросился к штабс-ротмистру и положил Список ему на стол.

Иван Ильич взял лист бумаги и прочитал:

«СПИСОК участников Петербуржского Международного шахматного турнира в порядке завоёванных ими мест
(день жеребьёвки - 7 апреля, заключительный день игры – 9 мая 1914 года)

1.  Ласкер
2.  Капабланка
3.  Алехин
4.  Тарраш
5.  Маршал
6.  Бернштейн
7.  Рубинштейн
8.  Нимцович
9.  Яновский
10. Блэкберн
11. Гунсберг».

Цыганка, погладив Кота и Кошку, посмотрела на переписывающего этот Список штабс-ротмистра Берёзина.

- Поторопись, ротмистр!
Начинаем освещать участников, начиная с последнего места, пойдём вверх до первого места.


---------------------------------
Глава 37
---------------------------------

Цыганка, погладив Кота и Кошку, посмотрела на переписывающего этот Список штабс-ротмистра Берёзина.
- Поторопись, ротмистр!
Начинаем освещать участников, начиная с последнего места, пойдём вверх до первого места.
- Но позвольте, госпожа Хассандра! Почему же с последнего места, а не с первого?
- Да, ротмистр, мне казалось, что ты сообразительнее: чего только тебе не говорила, и о шхуне, и о сказках, а тебе всё трын-трава!
Да неужели ты не понимаешь, что в любом спортивном соревновании главное – участие, а не выигрыш соревнования, что главные в таких мероприятиях именно – последние, поэтому с них и начнём!
- Помилуйте, госпожа Хассандра, не понимаю!
- Эх, горемычный! Уж не знаю, как тебе и объяснять? Вот ты, хочешь собрать отличный урожай, кто в нём будет главный?
- Урожай...
- Первым будет тот, кто остался в тени, но благодаря которому выращен урожай? Это кто?
- Кто или что?
- А какая тебе разница, ротмистр? Кто или что? Тяжело с вами, людьми! Да, всё – живое! Всё, что вокруг тебя – живое!
- Осмелюсь спросить, госпожа Хассандра, Вы – язычница?
- Да что же вы за существа такие, всюду вам надобно ярлык навесить!

Фасилиса так громко фыркнула, что не только вздрогнули от неожиданности господа офицеры с Никольской, но и цыганка. Один только паук, наслаждаясь пищеварением, не шелохнулся на своей паутине.
Хассандра ласково погладила Фасилису.

- Спасибо, милая, что напомнила мне басню Эзопа! Басня эта к вам, к людям относится, сюжет её прост. Когда к царю зверей Льву без стука вбежала Мышь и нагло развалилась на его любимом тюфяке, то Лев от гнева чуть её не проглотил, но Мышь показала ярлык, повешенный на её шею. Лев прочитал надпись на ярлыке: «Царица всех львов», надпись была не только заверена непонятно чьей подписью, но и скреплена неведомой печатью, да ещё имела номер внесения неизвестно в какой реестр.
Лев тут же описался со страху и пал ниц перед этой Мышью.
- Госпожа Хассандра, а я-то причём здесь?
- А притом, что ты, ротмистр – человек, а вы, люди – такие же львы, как в этой басне!
- Это почему же?
- Да потому, что вас хоть вовсе не корми, но дай навесить ярлык, сотворить себе кумира, а потом этому ярлыку-кумиру и поклоняться!
Довольно об этом! Я ведь о массовости спорта говорила.
Так кто же главный, кто создаёт урожай?
- Виноват, госпожа Хассандра, но Вы мне так мозги запудрили, что не представляю что и отвечать...
- Да всё просто, ротмистр! Это – земля! Она – главная! Не будь земли, не будет и щедрого урожая! Чем богаче земля и жирнее, тем больше будет урожай!
Так и в спортивном соревновании, чем больше будет участников, чем больше будут занимать последние места, тем больше и значимее будут первые места!
Да не будь участников, занимающих последние места, не было бы и Чемпионов!
Дошло?
- Вроде бы, понемногу...
- Эх, горе ты моё луковое! Ладно, поехали, начинаем с Гунсберга!

И процесс пошёл:
- Хассандра зачитывала об участнике турнира субъективное мнение Ласкера
из газеты «Речь»;
- Элисей писал объективный комментарий об участнике турнира;
- Фасилиса о том же участнике сочиняла Мини-Сонет:
- Никольская промокала исписанные листы пресс-папье и передавала их цыганке; меняла листы для Кота и Кошки; чистила перья их ручек перочисткой, при необходимости меняла и сами перья; меняла и промокательную бумагу в пресс-папье; подливала чернила в чернильницы:
- поручик Стругов с трудом успевал исполнять свои курьерские обязанности, передавая прочитанные вслух цыганкой листы на стол начальнику;
- штабс-ротмистр Берёзин ещё никогда так много не писал, снимая копии с полученных от поручика бумаг.

- Итак, господа, слушайте субъективное мнение Ласкера о Гунсберге, который займёт в соответствии с моим Списком последнее место.
Читаю:
«Гунсберг, английский журналист. Его успехи в шахматном деле относятся к далёкому прошлому. Перешагнул шестой десяток. Стиль игры, как и все манеры его, отличается чрезвычайной гибкостью».

Цыганка взяла из рук Никольской лист, исписанный Котом и так погладила его, что Элисей закрыл глаза и замурлыкал.

- Теперь слушайте объективное мнение, составленное Элисеюшкой, читаю:
«Исидор Гунсберг родился в Будапеште 2 ноября 1854 года.
Гунсберг занял Первое место в двух Международных Шахматных турнирах: в Гамбурге в 1885 году и в Брэдфорде в 1888 году».

Никольская взяла лист из рук Хассандры и передала ей текст со стихами Кошки.

- А вот поэтическое мнение нашей Фасилисушки, в нём её женское сердце, а оно выше всякой объективности.
Читаю Мини-Сонет Фасилисы:

«Он деньги презирал играя.
Взаимна холодность была.
Он в клетках доходил до края.
Жизнь, долголетье принесла.
Он видел взлёты и паденья:
Две стороны медали зренье.
Салют и фейерверк утихли.
Толпа ушла к себе домой.
Он не сводил концы с концами...».

Если вы будете на Литейном, то увидите, что костюм Гунсберга давно требует ремонта, а сам он уже много лет недоедает, а голодный человек опасен – обрати на это внимание, ротмистр!


---------------------------------
Глава 38
---------------------------------

Если вы будете на Литейном, то увидите, что костюм Гунсберга давно требует ремонта, а сам он уже много лет не доедает, а голодный человек опасен – обрати на это внимание, ротмистр!

Теперь перейдём к с следующему, кто там у нас займёт предпоследнее место?
Блэкберн!
Ну, что же, мои дорогие кошечки, время поджимает, так что давайте поработаем поинтенсивнее!

Вот, молодец, Элисеюшка! Настрочил сразу два листа: один - слова Ласкера из газеты, другой – его шахматные успехи.
Итак, читаю лист первый, субъективное мнение Ласкера:

«Блэкберн, представитель Англии, 74 лет. Сильный коренастый человек, обладающий сверкающим юмором. Имеет за собою очень славное прошлое. Будет интересно убедиться, не пострадала ли от возраста сила его игры»»

Теперь, лист второй, объективные отпечатки прошлого Блэкберна, читаю:

«Джозеф Генри Блэкберн родился в Манчестере 10 декабря 1841 года. В Международных Шахматных турнирах четыре раза брал Первое место:
в 1880 году в Висбадане,
в 1881 году в Берлине,
в 1885 году в Херфорде,
в 1886 году в Лондоне».

А вот и моя умница, Фасилисушка, так...
Изумительный Мини-Сонет, читаю:

«Призы игры за красоту,
Когда и выдавались раньше,
То доставались Блэкберну,
Изящней видел он и дальше!
Делился виденьем своим,
Любовь к игре дарил другим!
Исколесил он всю страну,
И не сменил, как бы ни звали!
Он честность проявлял во всём…»

Кто следующий? Яновский?
Читаю листы Элисеюшки, сначала субъективный:

«Яновский, родом из Польши, 46 лет. Живёт в Париже. Вероятно, наиболее элегантный по костюму из всех шахматных маэстро. Большой элегантностью отличается и стиль его игры».

Теперь прочту объективную статистику:

«Давид Маркелович Яновский родился в Волковыске Гродненской губернии 25 мая 1868 года. Пять раз добивался Первых мест в Международных Шахматных турнирах:
в 1896 году в Вене,
в 1901 году в Монте-Карло,
в 1902 году в Ганновере и в Париже,
в 1904 году в Бармене».

Читаю лист Фасилисушки:

«Изящество и натиск! В этом сила!
Своеобразие игры ЕГО!
Так шахматный Мир это покорило,
Что и ЕМУ не страшно ничего!
Была фортуна слишком благосклонна
В ЕГО пути до шахматного трона.
ОН рвался к матчу с Чемпионом Мира!
Матч состоялся, даже дважды... Но!
Как дальше жить в крушенье ожиданий?»

А дальше, Нимцович?
На этом господине следует остановиться более подробно.
Для начала прочту, что нам предоставил Элисей, сперва субъективный лист:

«... хитроумный Нимцович ...», это всё, что смог о нём сказать Ласкер.

Теперь, реальные спортивные достижения Нимцовича:

«Арон Исаевич Нимцович родился в Риге 7 ноября 1886 года. Опыта игры в Международных Шахматных турнирах не имеет. В 1913-1914 годах в Петербурге во Всероссийском турнире мастеров разделил с Алехиным Первое место»

Прочту и Мини-Сонет Фасилисы:

«Он возмущал на Западе
Авторитетов мнения,
И плыл в такие заводи,
Где нет в других терпения.
Мысль защитил на практике
В стратегии и в тактике.
Мысль проросла открытием
Позиций неизведанных,
Всю жизнь свою он в них вдохнул!»

Есть о чём поразмышлять, поговорим о Нимцовиче, и поподробнее!

Цыганку никто не перебивал, а она говорила, говорила и говорила...
Вдруг, опомнившись, что всё это превратилось в бесконечный занудный монолог, Хассандра обратилась к штабс-ротмистру Берёзину.

- А что это ты, ротмистр, молчишь?


---------------------------------
Глава 39
---------------------------------

Цыганку никто не перебивал, а она говорила, говорила и говорила...
Вдруг, опомнившись, что всё это превратилось в бесконечный занудный монолог, Хассандра обратилась к штабс-ротмистру Берёзину.

- А что это ты, ротмистр, молчишь?
- Так Вы же, госпожа Хассандра, слова не даёте вставить! К тому же у меня рука не железная, столько писать, так и все чернила можно извести...
- Ну что, ротмистр, поплакался?
- Да как Вы... Извините меня, госпожа Хассандра!
- То-то же, на первый раз прощаю!
- Премного благодарствую...
- Довольно, некогда нам кашу по тарелке разводить, продолжаю!
- Это о Нимцовиче?
- О нём самом, ротмистр!
- А что о нём говорить-то, госпожа Хассандра, опыта игры в Международных турнирах не имеет! А в регламенте указано, что в этом турнире каждый из участников, хоть раз, но занимал первое место, а он – нет... Постойте-постойте... Я начинаю догадываться... Так за Нимцовичем и надо в первую очередь присматривать!
- Вот видишь, ротмистр, а говорил, что о нём и говорить нечего?
- Госпожа Хассандра, ведь Вы видите будущее, так к чему устраивать весь это спектакль с сообщением о каждом игроке? Скажите прямо, Нимцович – шпион?
- Вот ты, ротмистр, это и будешь выяснять, я у тебя твой хлеб отбирать не буду!
И прекрати паясничать! Мол, «к чему устраивать весь это спектакль»?
- Виноват, госпожа Хассандра! И всё же...
- А то же! Работать надо, ротмистр! Вот сиди и пиши, это всё тебе самому и пригодится, когда из твоего Министерства прибудет Дознаватель и станет требовать, чтобы ты обосновал каждое слово в твоём сегодня ответе на телеграмму, вот ты и покажешь ему сообщение о каждом участнике, глядишь, и тебя не лишат ни должности, ни звания!
- Виноват, госпожа Хассандра! Я об этом даже и не подумал! Храни Вас...
- Остановись, ротмистр, некогда! Скажу о Нимцовиче, чтоб ты правильно воспринимал эту фигуру.
Да, он действительно не имеет опыта игры в Международных турнирах, а в этом займёт только восьмое место, да и вообще он никогда не станет Чемпионом Мира, как это в будущем сделают и Капабланка, и Алёхин.
Но значимость Нимцовича в шахматах, не ниже ни одного Чемпиона Мира, ни прошлого, ни настоящего, ни будущих, если не выше!
Это только организаторам турнира мерещится, что они пригласили Нимцовича, чтобы померить с Алехиным, а на самом деле всё иначе! Неведомые им силы Небесные ими руководят и движут их мыслями, и выдают им эти мысли за свои!
 
Никольская, до сих пор молчавшая, не выдержала.

- Госпожа Хассандра, но ведь в шахматах, как и в жизни, бОльшую знАчимость имеют только те, кто занимают первые места, кто становятся Королями...
- Это глубочайшее людское заблуждения! То, что ты сейчас перечислила – сиюминутный туман, ветер истории его легко развеет и потомки не увидят даже Королей, не вспомнят их, а будут помнить только знАчимые фигуры, которых современники даже не замечали!
- Да разве такое возможно?
- Ещё как возможно!
- Госпожа Хассандра, будьте любезны, удовлетворите моё женское любопытство, приведите хотя бы один пример, но не из шахмат, а из нашей жизни!
- Уговорила, приведу, только очень коротко. Ты театр посещаешь?
- Дороговато, но стараюсь, очень люблю спектакли!
- И спектакли Мольера?
- Конечно!
- И можешь вспомнить точно название хотя бы  одного из этих спектаклей?
- Легко! «Скупой», «Проделки Скопена», «Мещанин во дворянстве»...
- Довольно!
- А также легко ты вспомнишь точно имя Короля, во времена правления которого он сочинял свои пьесы и ставил свои спектакли?
- Это было в 17 веке, во Франции, там правил, наверно, Людовик?
- А какой именно Людовик, ведь их было много?
- Госпожа Хассандра, я точно не помню!
- Вот и получается, Короля, при котором падали ниц современники Мольера ты не помнишь, а Мольера, спектакли которого современники освистывали, а хоронить вообще не пришли, если не считать вдовы Мольера и двух его собутыльников, ты помнишь и безошибочно!
- Я не виновата, госпожа Хассандра!
- А я тебя и не виню! Тобой управляют Небесные законы, противиться не в силах им не один смертный; вот в соответствии с этими законными, для тебя, живущей всего лишь через двести пятьдесят лет после жизни Мольера, названия его спектаклей, более знАчимы, нежели имя Короля, во времена которого Мольер сочинял эти спектакли!
- Это Вы к чему, госпожа Хассандра?
- А это к тому, глупышка, что ты просила привести пример из жизни, когда Король менее знАчим чем его подчинённый в глазах последующих поколений.
Доходит?
- Вроде, доходит...
- А теперь представь, что пройдёт не 200 лет, а две тысячи лет, тогда и вовсе забудут имя этого Короля, а имя Мольера помнить будут!
- Да разве так бывает?
- Но ты же помнишь басню «Лиса и виноград»?
- Как же не помнить? Его не так уж и давно написал Крылов...
- Не написал, а перевёл! И спасибо ему за это! Отличный литературный перевод!
- А кто же её написал?
- А написал басню «Лиса и виноград», «Ворона и сыр», «Волк и ягнёнок» и ещё более восьми сотен басен древнегреческий раб ЭзОп!
Эти басни за пару тысяч лет переведены на многие языки народов Мира; их знают, а вот даже имя Царя, правящего во времена, когда раб Эзоп сочинял эти басни, никто и не помнит, разве дотошные историки!

У поручика Стругова от всего услышанного закружилась голова, он чуть не рухнул на пол посреди кабинета, но цыганка так на него взглянула, что Афанасий Фёдорович, мгновенно пришёл в себя и вытянулся по стойке смирно.

- Виноват-с, госпожа Хассандра! Больше не повториться!
- Надеюсь, поручик... Ну что, Никольская, я удовлетворила твоё любопытство?
- О, госпожа Хассандра, ещё как! Так и Нимцович знАчимее шахматных Королей? Он как и Мольер сочиняет пьесы?
- Нет, господин Нимцович пишет книги, его книга «Моя система», а не книги сочинённые, шахматными Королями, будет настольной книгой многих будущих Чемпионов Мира по шахматам!
- И что же в книге Нимцовича особенного?
- Вечные вопросы Человечества, вот что в его книге!
Можно изложить в книге множество эффективных вариантов, но со временем найдутся контр-варианты, ещё более эффективные.
Можно обучить новейшей тактики и стратегии, но со временем найдётся более современная тактика и стратегия.
Можно многому обучить, но всё со временем морально устареет.
Ничего такого в книге Нимцовича «Моя система» нет!
В этой книге изложены вечные философские проблемы быта Человека, ведь в шахматы играют люди...
- Госпожа Хассандра, а можно подробнее?
- Подробнее, это то же, что я сейчас начну по полочкам раскладывать стихи Фасилисы, весь аромат от её строк, вся поэзия испарится...
Скажу общими словами, Нимцович в своей книге учит радоваться жизни, как бы плохо тебе в ней не приходилось, он учит Читателя великому Человеческому искусству – оптимизму!
Например, он говорит, что проходная Пешка противника для вас, большая неприятность, но и в этой неприятности вы можете найти для себя светлые стороны! Присмотритесь к этой Пешке, она выглядит очень грозной, она может родить, если дойдёт до поля превращения даже Ферзя...
Но заметьте для себя, что это горе для вас, пока ещё в будущем, оно ещё, пока не случилось, так живите настоящим!
А что же вы видите в настоящем?
А то, что этой Пешке, во-первых, ещё шагать и шагать, во-вторых, уничтожить её пока не представляется возможности, она надёжно защищена многими фигурами противника.
Но если приглядеться повнимательнее, то сама Пешка может бить наискосок вправо и влево, а вот поле перед собой для неё - слепое пятно!
Представляете? Это поле не только не может быть атаковано самой Пешкой, но и никакой фигурой противника, укрепляющей эту Пешку!
А это означает, что если на это поле перед Пешкой поставить своего Коня, то он не будет атакован не только самой вражеской Пешкой, но поддерживающими эту Пешку вражескими фигурами!
И на фоне нашего горя, вырисовывается красочная и радостная для нас картина!
Наш Конь, занявший поле перед вражеской проходной Пешкой, не только воспрепятствовал её продвижению вперёд, но и парализовал силу вражеских фигур, защищающих эту Пешку и упирающихся в неё, а сам к тому же, не может быть атакован фронтально врагом, надёжно защищённый от таких атак их же Пешкой!

Цыганка перехватила мудрые взгляды Элисея и Фасилисы и поняла, что увлеклась; она повернула голову и с сожалением посмотрела на недоумевающих офицеров и Никольскую.
«Жаль,- подумала Хассандра,- но они ещё не доросли до этих понятий...»


---------------------------------
Глава 40
---------------------------------

Цыганка перехватила мудрые взгляды Элисея и Фасилисы и поняла, что увлеклась; она повернула голову и с сожалением посмотрела на недоумевающих офицеров и Никольскую.
«Жаль,- подумала Хассандра,- но они ещё не доросли до этих понятий...»
 
- Вот что, господа, отвлекаться на философию больше не будем, у нас совсем мало времени!
Поэтому чётко и быстро, зачитаю субъективное мнение Ласкера, затем объективное мнение Элисея, а напоследок - Мини-Сонет Фасилисы.
И так о каждом участнике, с седьмого места по первое, которое займёт Ласкер.

Перья в лапах Кота и Кошки заскрипели!

Никольская едва успевала промокать чернила своим пресс-папье, менять листы кошкам и передавать тексты цыганке.

Хассандра с такой скоростью зачитывала текст, что Берёзин, Стругов и Никольская, не будь они в состоянии транса, ничего бы не расслышали, а так, услышанные ими тексты на всю оставшуюся жизнь впечатывались им в мозг.
 
Поручик бегал между цыганкой и штабс-ротмистром, передавая ему новые и новые листы, исписанные почти печатными мужскими буквами Кота Элисея и каллиграфическим женским почерком Кошки Фасилисы.

Штабс-ротмистр, сам того не понимая, как это у него всё выходит, мгновенно заполнял чернилами лист за листом снимая копии текстов, поставляемых ему поручиком.

Цыганка Хассандра зачитывала вслух лист за листом преобразившись в образ механической заведённой куклы.

Субъективное мнение Ласкера:
«Рубинштейн, представитель России, лет 30. Живёт в Варшаве. В игре прежде всего обнаруживает свойства истинного мыслителя. Трудолюбив и энергичен. Осенью мы играем с ним матч в 20 партий на первенство мира»

Объективное мнение Элисея:
«Акиба Кивелевич Рубиншнтейн родился в Стависки Лодзинской губернии 30 сентября 1882 года. В Международных Шахматных турнирах шесть раз брал Первое место:
в 1907 году в Остенде и в Карлсбаде,
в 1909 году в Санкт-Петербурге,
в 1912 году в Сан-Себастьяне, в Пештьене и в Бреславле»

Мини-Сонет Фасилисы:
«В зародыше увидеть старика,
Ну, а в дебюте – эндшпиля границы!
Кто мог реально и наверняка?
Во сне и то, такое не приснится.
А он, в ладейном эндшпиле насквозь
Сквозь мышцы, нервы - видел мозга кость.
Стратегией неведомых нам сил,
Он в глубине, где омут непроглядный,
Средь чёрно-белых клеток видел что?»

Субъективное мнение Ласкера:
«Бернштейн, московский адвокат; 30 с небольшим лет. Человек крепкого и плотного сложения. Очень умён и жизнерадостен. Сильный, здоровый, богато одарённый маэстро»

Объективное мнение Элисея:
«Осип Самойлович Бернштейн родился в Житомере 20 сентября 1882 года. Взял Первое место в Международном Шахматном турнире в 1907 году в Остенде»

Мини-Сонет Фасилисы:
«Скрыть невозможно сущность духа,
Чем бы не занят Человек,
Какая укусила муха,
Таков у бегуна и бег.
Ещё и отношенье к мухе,
Как к созиданью иль разрухе.
Он в жизнь влюблён, в нём всё светилось,
Здорова муха, знать, была;
ПолЯ, фигуры – подчинялись!»

Субъективное мнение Ласкера:
«Маршалл, американский боец, лет 35, высокого роста и стройного сложения. Смел  и изобретателен в игре»

Объективное мнение Элисея:
«Френк Джеймс Маршалл родился в Нью-Йорке 10 августа 1877 года. В Международных Шахматных турнирах шесть раз брал Первое место:
в 1904 году в Кембридж-Спрингсе,
в 1905 году в Схевенингене,
в 1907 году в Париже,
в 1911 году в Нью-Йорке,
в 1913 году в Нью-Йорке и в Гаване»

Мини-Сонет Фасилисы:
«Любимец Бруклинского клуба
Непознанных никем полей,
В душе романтик, в жизни грубо
Швырял на доску королей.
Его загадочная личность
Узрела в клетках безграничность!
Он уголки Земного шара
Своей любовью заражал,
Каисса всходы одобряла...»

Субъективное мнение Ласкера:
«Д-р Тарраш, врач из Нюрнберга. Под 50 лет. Очень образованный человек. Хорошо известен как теоретик и практик шахматного дела. Имеет немало шансов на первый приз»

Объективное мнение Элисея:
«Зигберт Тарраш родился в Бреславле 5 марта 1862 года. В Международных Шахматных турнирах семь раз брал Первое место:
в 1889 году в Бреславле,
в 1890 году в Манчестере,
в 1892 году в Дрездене,
в 1894 году в Лейпциге,
в 1898 году в Вене,
в 1903 году в Монте-Карло,
в 1907 году в Остенде»

Мини-Сонет Фасилисы:
«Все говорили: он – догматик,
К тому ж, циничный врач с ножом...
А он, волшебный был романтик,
В игре поэзию нашёл.
Он видел в радуге – гимн красок,
Где звуки – чистые, без масок!
Он ненавидел лицемеров
И лжи предвыборную речь,
И запах денег вне закона...»

Субъективное мнение Ласкера:
«Алехин, москвич по происхождению, 21 года. Оканчивает училище Правоведения. Стройный, красивый молодой человек; весьма интеллигентен, обладает большой силой воли. Несомненно, сделает карьеру»

Объективное мнение Элисея:
«Александр Александрович Алехин родился в Москве 19 октября 1892 года. В Международных Шахматных турнирах четыре раза брал Первое место:
в 1912 году в Стокгольме и в Петербурге,
в 1913 году в Петербурге и в Схевененгене»

Мини-Сонет Фасилисы:
«Когда силён, то нет предела силе,
Предел решает Небо над тобой,
Таков он был, ведь он служил России,
Хоть был оторван от неё судьбой.
Когда на фронте наши отходили,
Его фигуры насмерть немцев били!
В одной шинели, но Король – реально!
Среди двухразовой бесплатной пищи,
Непобеждённым умер за столом...»

Субъективное мнение Ласкера:
«Капабланка, кубинец, 25 лет, хорошо сложенный, красивый человек испанского типа... Предстоящий турнир ставит перед ним трудную задачу, так как его поклонники ждут от него многого, быть может, слишком многого»

Объективное мнение Элисея:
«Хосе-Рауль Капабланка родился в Гаване 19 ноября 1888 года. Завоевал Первое место в Международном Шахматном турнире в 1911 году в Сан-Себастьяне»

Мини-Сонет Фасилисы:
«Шептались тайно: бАловень судьбы,
И славы он такой зря удостоен...
Сквозь зависть восторгающей толпы
Он шёл в поля, где и один был - воин.
Когда он рыцарем железным стал,
То лесть разъела панциря металл.
И над могилою, его враги
Рыдали откровенно, словно дети,
От славы исходящей от него!»

Субъективное мнение Ласкера:
«Ласкер - ваш покорнейший слуга. Родился в Германии, много лет странствовал, теперь живу в Берлине. 45 лет. Приехал в Петербург, чтобы встретиться с молодыми маэстро, столь шумно заявляющими свои мировые притязания»

Объективное мнение Элисея:
«Эмануил Ласкер родился в Берлинхене, в Польше 24 декабря 1868 года. В Международных Шахматных турнирах шесть раз брал Первое место:
в 1893 году в Нью-Йорке,
в 1895-96 годах в Петербурге и Нюрнберге,
в 1899 году в Лондоне,
в 1900 году в Париже,
в 1909 году в Петербурге.
В 1894 голу Эммануил Ласкер победил в матче Чемпиона Мира по шахматам Вильгельма Стейница;
с того времени и до сегодняшнего дня, то есть до 7 апреля 1914 года Ласкер носит титул Чемпиона Мира непрерывно, не проиграв ни одного матча на мировое Первенство!»

Мини-Сонет Фасилисы:
«Кому мыслители нужны отныне?
Нужны всем только результаты.
Нет золотых тех дней теперь в помине,
Где жили Понтии Пилаты.
Бездельники-патриции до неба
Кричали власти: «Зрелищ нам и хлеба!»
Ораторам, философам, учёным,
Поэтам – ни к чему отчёты...
Искусства и науки процветали!»

Хассандра, после этого сообщения из образа  механической куклы превратилась в обычную цыганку.

Часы в кабинете штабс-ротмистра показывали начало шестого часа вечера.


---------------------------------
Глава 41
---------------------------------

Хассандра, после этого сообщения из образа  механической куклы превратилась в обычную цыганку.

Часы в кабинете штабс-ротмистра показывали начало шестого часа вечера, Хассандра зевнула, ей это всё стало надоедать.

- Ну, что, ротмистр, написал свой ответ на телеграмму?
- Что Вы, госпожа Хассандра, не успеваю!
- А ты погляди на два листочка, что у тебя под руками: на одном – ответ, на другом – приложение к ответу...
- Верно, госпожа Хассандра!
- Возьми эти листы бумаги, переверни их, чтобы текст никто не видел и положи на телеграмму.

Цыганка, с кошками на руках, встала из-за стола для допрашиваемых и прошла в середину кабинета; из-за своего стола встал Берёзин и подошёл к цыганке; к ней также подошли Стругов и Никольская.

- Вы думаете, зачем я вас посетила? Чтобы ответ на телеграмму сочинить?
Нет!
Для такой бы безделицы я не покинула бы свой мир!
Вы живёте в примитивном трёхмерном мире, а из нашего мира, когда гляжу на вас, мне иногда становится вас настолько жалко, что думаешь, а не отправится ли к вам, не помочь ли вам избежать бед, что вас ожидают впереди?
Меня предупреждали, ничего хорошего из этого не выйдет, а я вот всё-таки решила попробовать и предупредить вас о предстоящей Первой Мировой войне что начнётся 19 июля 1914 года, когда Германия объявит войну России –  такой кровавой и жестокой бойни вы ещё не видели!
Но кому сказать об этом?
Императору?
Так он охотнее выслушает Распутина, нежели меня.
Министрам или генералам?
Те, и вовсе меня не отпустят, а прямиком отправят в сумасшедший дом.
Может быть, рассказать об этом Бехтереву?
Ведь Владимир Михайлович напрямую связан с исследованием тайных тропинок в мой мир!
Но когда я материализовалась из воздуха у него на глазах, то я поняла, что и он, хоть и гений, но такой же смертный, как и вы все!
Что же делать?
И я вспомнила пиратов, когда шхуна в опасности – об этом я вам уже говорила, тогда я и подумала подыскать Юнгу, но такого, какой смог бы доложить о предстоящей войне министрам.
Тогда выбор пал на тебя, ротмистр, чин у тебя небольшой, за Юнгу сойдёшь, а в то же время, как начальник Охранного отдела по политическому сыску, ты запросто можешь войти в кабинет любого министра, а тебе министр может и поверит, а мне, Приведению, не поверит никто.
Так я и оказалась, в твоей камере, ротмистр!
А ты, вместо того, чтобы заинтересоваться, оставил меня в камере на пять часов! А ведь Никольская сообщила тебе мои слова о начале Первой Мировой войны!
Тогда уже у меня самой терпение лопнула и я, исчезнув из камеры, материализовалась у тебя в кабинете.
Каких энергетических затрат это стоит, вам трёхмерным и не понять!
Да, ладно!
Главное, осознав, что меня никто толком слушать не будет, я парализовала волю у всех, кого здесь застала.
И я ужаснулась, взглянув на ваши волеэнергетические воспринимательные чувстволинейки!
Это как же, вы смогли себя довести до того, чтобы не слышать другого Человека, если он вам сообщает непонятные вам сведения?!
Может быть с того момента, когда, будучи ребёнком, вы говорите: «Я взрослый!», а потом и вовсе стесняетесь быть детьми?
А ведь что Иисус вам всем говорил?
Ну-ка, Элисеюшка, подскажи мне!

Кот пригладил лапой свои усы и произнёс человеческим голосом:
«В Евангелие от Матфея, Глава 18, Стихи 2, 3 написано:
"Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное",
на эту же тему я видел у Фасилисы Сонет КРАХ!»

- Прочти, Фасилисушка, я разрешаю!

Кошка достала лист с Сонетом и прочла:

«Один спросил, другой ответил,
А третьи – слушают беседу,
Но подступает КРАХ в пикете,
Чтобы прервать их диалог...
Учитель очень много знает,
Учил учеников прилежных,
Вокруг летало много чаек,
Но КРАХ уже к ним подошёл...
За пару тысяч лет все эти
Повергнуты в пучину нашу,
У римлян было всё на свете,
У КРАХА не было любви...
Ведь были все они не дети,
И КРАХ Империи настал...»

Хассандра одобрительно погладила Фасилису, и обернулась к слушателям.

- Вот и получается, что, вырастая во взрослого Человека, вы не имеете своего мнения, обязательно оглядываетесь на толпу.
Послушайте, что об этом написала Фасилиса, я запомнила эти слова наизусть:

«Никто из нас ни прав, ни виноват,
Все смертны мы и нами Время правит:
Так Жанну Д`Арк то в рай несут, то в ад;
Толпа то проклинает, а то – славит!
Расслабься, Человек, по мере сил,
Во всю вглядись ты красоту Господню,
Смотри на звёзды, Он - их сотворил,
Ни две, ни три, ни десять и ни сотню!
Нам в дар дана вся эта красота!
Она превыше величайшей склоки,
Ведь наши склоки - просто суета,
Истории не учим мы уроки!
Хоть рядом с нами старая река,
Но дважды не войти, во все векА...»

Берёзин, Стругов и Никольская воспринимали, что говорила цыганка, но что-либо возразить не могли – они были почти парализованы.

- И ко всему прочему, вы, взрослые люди, чтобы не случилось, обязательно начинаете искать виновного, как будто вы всё друг о друге знаете, а ведь каждый из вас – индивидуальность!
А что делаете вы?
Вы, чаще всего, обезьянничаете, стараясь, копировать друг друга!
О, как я понимаю господина Дарвина, назвавшего вас всех обезьянами!
Фасилиса, будь добра, прочти об этом!

Кошка достала свой Сонет и человечьим голосом пролепетала:

«Никто не знает, почему,
Хоть удавись, хоть лезь из кожи:
Что помогает одному,
Другому, это – не поможет!
Бывает, смотрит Человек,
Что вот другой так поступает,
Поступит так же, и весь век
Себя за это проклинает.
К чему ж завидовать другим?
У всех на всё совсем другое!
Твой отпечаток, он – один,
Не отражение тупое.
Одно и то же, не для всех,
Имеет радость и успех».

Хассандра посмотрела на накормленного ею паука, вздохнула и перевела взгляд на офицеров.

- Что вам ещё сказать?
Вот ты, ротмистр, борешься с бунтами, вроде бы хочешь, чтобы их не было, не было бы всяких революций, а ведь они не возникают на пустом месте!
Твои преступники-марксисты вкалывают на каторжных работах, а ты, сидя в тёплом кабинете, даже не удосужился прочитать книгу «Капитал» Карла Маркса!
Гениальная книга, об этом поймут лет через двести, не раньше.
Будь добра, Фасилисушка, прочти на эту тему свой Сонет, а ты, Элисеюшка, прокомментируй его.

Неутомимая Фасилиса, достала свой очередной Сонет и прочла:

«Семь суток, а часов – двадцать четыре,
В труде без - СМУТЫ, даже не присесть!
Коль голодовку Вы не объявили,
То каждый день обязаны Вы - есть.
Семья, порой, есть даже у бездомных,
Во что-то её надо одевать,
Не будет СМУТЫ, коль с доходов скромных,
Найдётся крыша, стол, да и кровать.
«И это всё важней - любых династий,
И это правит всё - любой страной
Без СМУТЫ, политических пристрастий...» -
Карл Маркс открыл для нас Закон такой.
По Марксу, СМУТА вовсе не в Палате,
От крыш нехватки, хлеба и кроватей»

Слегка мурлычущий Кот, выслушав Фасилису, прочитал свой комментарий:
«Карл Маркс в своём сочинении «Капитал» посмотрел на историю мира, как на обязанность людей, чтобы не умереть,- иметь крышу над головой, во что-то одеваться и что-то кушать!
Это был принципиально новый взгляд на историю, не как на историю смены правителей и бесконечных войн, а как на историю производительных сил и производственных отношений!»

Хассандра приласкала Кота и Кошку.

- Устали, милые мои? Если откровенно, то и я устала, но ничего, потерпите ещё немного, скоро пойдём домой!
Вообще-то, ротмистр, не только ты, но и твои арестанты-марксисты путаются в простых понятиях, от этого у вас и такая неразбериха в головах.
Например, для вас что Правда, что Истина – одно и то же, даже в некоторых ваших толковых словарях так и написано, мол, Правда, это примерно то же, что и Истина.
Мне даже приходилось слышать мнение одного учёного мужа о какой-то «Окончательной истине»!
Полный бред!
А ведь всё так просто, Правда - это то, что говорит субъект искренне, то есть говорит Человек, ведь человек всегда субъективен и объективным быть не может в силу своей физиологии; а Истина – это то, что непреложно, что является Законом Творца, например, любой Закон физики, открытый Человеком.
Ведь создать Закон физики Человек не в состоянии, изобрести что-либо, пожалуйста, но не создать Закон физики созданный Творцом ещё задолго до появления самого Человека, как Закон земного притяжения.
Человек в силах только открыть Закон природы, но не создать его.
Именно поэтому, математический язык, в отличии от человеческого – язык Истины.
У нас даже кошка это понимает! Так ведь, Фасилисушка? С твоего разрешения я прочту этим господам твой Сонетик:

«Оправдать можно всё. Обвинить можно всё.
Ближе к ИСТИНЕ то, что с любовью.
ПРАВДА - в каждом своя. Оправданье своё.
Совесть редко стоит в изголовье.
ИСТИНУ ведь никто не поймёт ни за что!
ПРАВДА может всегда быть другою,
В ней холодный расчёт и формальный зачёт,
Факт, что светит одной стороною.
Факты – ПРАВДА в глаза, ИСТИНА ж - далекА;
Голый факт без одежды – пустышка!
В небе чёрном - гроза, утром ясным - роса,
На столе - с опечатками книжка...
Математик привык: формула - вот язык,
Не берут в ней на крик, в ней есть – ИСТИНЫ миг!»

Часы тикали, но слушатели с парализованной волей и открытым для восприятия сознанием впитывали всё сказанное Хассандрой, как сухая губка впитывает влагу, хотя очень многого не понимали.


---------------------------------
Глава 42
---------------------------------

Часы тикали, но слушатели с парализованной волей и открытым для восприятия сознанием впитывали всё сказанное Хассандрой, как сухая губка впитывает влагу, хотя очень многого не понимали.

- Вот я сейчас распинаюсь перед вами, говорю вам, говорю, а вам уже и лень слушать, поскольку человек так устроен, что ему кажется, что так будет продолжаться вечно.
Да ничего подобного, иногда бывает только миг, пропустив который, не встретите больше никогда за всю свою оставшуюся жизнь.
Так что пользуйтесь моментом, воспринимайте то, что я вам сейчас говорю!
Фасилисушка, надеюсь ты не будешь возражать, что я прочту ещё один твой Сонет именно об этом?
По глазам вижу, что согласна, спасибо!
Тогда слушайте:

«Хватайте МИГ, он Вам не снится,
Всё это происходит с Вами!
Не то, он улетит как птица,
Грызть локти будете годАми.
Что было в Вашей жизни горше?
Не проявили силу воли?
Вам МИГ тот не увидеть больше,
Хоть и съедите тонну соли.
Напрасно дёргаетесь снова
Когда свой МИГ Вы проморгали,
Ведь время поездом сурово
Ушло, Вас бросив на вокзале.
Свой МИГ хватать устали, вроде?
Знать, время Ваше - на исходе».

Хассандра подошла к столу Берёзина и посмотрела на бумаги, разбросанные по столешнице.

- Молодец, Никольская, все бумажки вернула Фасилисе и Элисею!
А вот ты, ротмистр, лентяй!
Я же тебе говорила, переписывай всё, кроме стихов, а вот Список участников турнира ты и не переписал!
Элисеюшка, давай подарим ротмистру наш Список, он нам вроде бы и не нужен? Молодец, добрый Кот!
Вот, ротмистр, от кошачьей щедрости кладу тебе на стол бумагу, а на ней написано:

«СПИСОК
участников
Петербургского Международного шахматного турнира
в порядке завоёванных ими мест
(день жеребьёвки - 7 апреля,
заключительный день – 9 мая 1914 года)
1.  Ласкер
2.  Капабланка
3.  Алехин
4.  Тарраш
5.  Маршал
6.  Бернштейн
7.  Рубинштейн
8.  Нимцович
9.  Яновский
10. Блэкберн
11. Гунсберг».

Цыганка аккуратно положила на стол Список.

- Это мой подарочек, ротмистр, для того, чтобы ты поверил в то, что я тебе говорю о начале Первой Мировой войны!
Я понимаю, что ты мне ни на грош не веришь.
Но сейчас вечер седьмого апреля и никто не знает, какие места займут участники Петербуржского Международного шахматного турнира.
Так вот, когда турнир окончится, ротмистр, поинтересуйся, кто из участников какое место занял и сверь это со Списком, подаренным тебе самим Элисеем, может быть, тогда ты поверишь и побежишь уведомлять об этом своё начальство и министров?
Может быть, тебя они и послушают?

Цыганка щёлкнула пальцем, и к Ивану Ильичу вернулся дар речи.

- Премного благодарен, госпожа Хассандра!
Но в Списке указаны одиннадцать участников...
- Понимаю, ротмистр, тебе этого мало, ты хочешь, чтобы я тебе указала самого подозрительно! Так ведь?
- Буду премного благодарен!
- Пользуйся, ротмистр, на твоём месте, я бы серьёзно побеседовала бы с господином Гунсбергом...
- Немедленно велю его арестовать!
- Ротмистр, так дела не делаются, дайте Гунсбергу побыть в роли участника турнира, а когда он проиграет и выпадет из первого круга, тогда его и арестуйте, но тоже не сразу, чтобы ни у кого не вызывать подозрений, а на границе, мол, что-то в документах не так...
- Премного благодарен, госпожа Хассандра!
- Ну, мне с моими кошечками пора...
- Так сразу и уйдёте?
- А ты прав, ротмистр, у меня же ещё есть немного времени в вашем трёхмерном пространстве! Поэтому перед своим уходом скажу, что через три года вас ждёт ещё больше крови, чем вы прольёте в Первую Мировую войну, но это ещё, может быть, можно и предотвратить, если устроить чистку генеральского командного состава армии!
- Госпожа Хассандра, если Вам верить и действительно начнётся какая-то Мировая война, то некоторая кровь, возможно, и прольётся, но о какой крови Вы говорите у нас, да ещё что её можно предотвратить, более того какой-то чисткой генеральского командного состава армии?
Да Вы в своём уме? Что Вы себе позволяете, госпожа Хассандра?

Цыганка пропустила мимо ушей вопросы штабс-ротмистра и снисходительно продолжила.

- Эта огромная народная кровь польётся после так называемого Отречения Императора от Престола!
- Да быть такого не может, госпожа Хассандра!
- Никольская, а ты тоже также думаешь?
- Я думаю, госпожа Хассандра, почему Вы сказали «Так называемого»?
- А потому что никакого Отречения и не будет!


---------------------------------
Глава 43
---------------------------------

- Я думаю, госпожа Хассандра, почему Вы сказали «Так называемого»?
- А потому что никакого Отречения и не будет!
Ты, Никольская, понятия не имеешь о Порядке процедуры Отречения Императора, а вот господа офицеры знают о ней!
Так ведь, ротмистр?
- Так точно, госпожа Хассандра!
- И даже ты, поручик, знаешь о такой процедуре?
- Каждый офицер-с знает, госпожа Хассандра!
Процедура Отречения Государя Императора возможна-с исключительно по строго указанным правилам-с и только в столице Российской Империи в Санкт-Петербурге, и ни где-нибудь, а торжественно-с в Тронном зале по строго определённому этикету-с...
- Довольно, поручик!
Видишь, Никольская, процедуру Отречения Государя Императора знают даже младшие офицерские чины, не говоря уже о господах Генералах и Адмиралах!
Так ведь, ротмистр?
- Так точно, госпожа Хассандра!
- А если на Императора где-нибудь в вагоне, вдали от Санкт-Петербурга наведут револьверы и заставят подписать Отречение от Престола?
- Да такого быть не может, госпожа Хассандра!
- Да как Вам-с такое-с может и на ум-с прийти?
- А если, господа офицеры, такое липовое «Отречение» из этого вагона, где на Императора наведут револьверы, разошлют в войска по телеграфу, да ещё опубликуют этот  текст «Отречения» в какой-нибудь газетёнке?

Госпожа Никольская хлопала глазами, а штабс-ротмистр Берёзин и поручик Стругов закипали под своими мундирами от негодования и всем своим видом показывали: «Да как Вы смеете, госпожа Хассандра озвучивать такую ужасную и неправдоподобную крамолу, пришедшею невесть откуда в Вашу голову?!»

- А тогда последний вопрос, ротмистр, к тебе: Генералы и Адмиралы поверят в такое липовое «Отречение» по телеграфу?
- Такого Отречения Государя Императора быть не может!
- Я тебя не об этом спрашиваю, ротмистр! Может, не может... Не твоего ума дело! Отвечай на вопрос, когда тебя спрашивают, Генералы и Адмиралы поверят в такое липовое «Отречение» по телеграфу?!
- Никак нет, госпожа Хассандра, иначе это будет заговор генералов, прямая измена Присяге и Российской Империи!
- Ты прав, ротмистр, что генералы не поверят, но только прав в отношении двух генералов, только два генерала на всю Армию и весь Флот в это не поверят.
Только два генерала, современники этой провокации, честно признаются, что «Отречения» от Престола по телеграфу не бывает!
Это русские генералы от кавалерии:
генерал-адъютант Гусейн-хан Нахичеванский (1863-1918)
и командир 3-го корпуса Фёдор Артурович Келлер (1857-1918).
Генерал Гусейн-хан Нахичеванский, не поверив в Отречение Николая Второго, тут же, 2 марта 1917 года, пошлёт телеграмму в Ставку, заверяющую в верности Присяге!
Генерал Фёдор Артурович Келлер 3 марта 1917 года, после получения телеграмм об Отречении Императора от Престола и о Временном Правительстве, объявит общее построение и огласит:
«Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то там Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить армию и Россию!»
Эти единственные два генерала, не поверившие в Отречение по телеграфу и не нарушившие Присягу были отстранены от службы Временным правительством и вскоре убиты при невыяненных обстоятельствах.
А вот все остальные Генералы и Адмиралы – «поверят», и не только поверят, а призовут своих подчинённых подчиняться бунтовщикам, так называемому «Временному правительству»!
- Это же генеральский бунт! Госпожа Хассандра, я отказываюсь в это верить!
- Это твоё право, ротмистр, но ты слишком плохо знаешь людей, особенно карьеристов, перед которыми открываются неограниченные возможности овладением властью!
- Неужели, госпожа Хассандра, это возможно?
- Не только возможно, но и произойдёт именно так через три года!
К вашему царю Николаю Второму в железнодорожный вагон ворвутся заговорщики и приставят к его голове револьверы, Император подчинится им и подпишет Отречение от Престола.
Подпишет не потому, что Императора можно будет запугать смертью, нет, смерти он не боялся, он испугается, что если его убьют, то Россия останется без царя, что её покроют реки крови, да и русская армия в такой ответственный момент останется без Главнокомандующего!
Поэтому Николай и подпишет фиктивное Отречение, веря, что генералы, присягнувшим ему: «За Веру, Царя и Отечество!», всё поймут и спасут его, ведь каждый генерал знает, что по телеграфу отречения не бывает!
Но произойдёт великая измена, от своей Присяги, от своего Императора отрекутся генералы и адмиралы, каждый из них захочет сам стать царём!
Вряд ли тебе, ротмистр, удастся провести чистку среди генералов…

Хассандра нежно потрепала кота с кошкой и попрощалась взглядом с пауком.

- Фасилисушка, будь подругой, прочти последний раз ещё одно своё произведение – Мини-Сонет об Отречении от Престола!

Кошка достала лист бумаги и внятно, человеческим голосом прочитала:

«По телеграфу Отреченье? Курам нА смех!
Все генералы это ясно понимали:
Ведь быдло глупое не разберётся нАспех,
Что Отречение прошло не в Тронном зале.
И генералы, страстно рвавшиеся к власти,
Забыв Присягу, рвали Родину на части...
А Император ждал! Он верил подчинённым,
Когда наганы на него в лоб направляли:
Меж строк контекста "Отреченья" – "Помогите!"»

Хассандра помогла убрать Фасилисе её лист с Мини-Сонетом.

- А теперь, Элисей, твоя очередь, прокомментируй, пожалуйста, подробно!

Кот встряхнул своими ушами и начал читать медленно, но выразительно:

«Каждый царский генерал был знакОм с процедурой Отречения Императора от Престола, поэтому каждый генерал понимал, что Отречение Императора Николая Второго по телеграфу – фикция!
Это понимал и Император, когда под дулами револьвером заговорщиков он подписывал своё "Отречение" в вагоне поезда, а не в Тронный зале, как того требует процедура Отречения, Император понимал, что это – фикция, что это поймут Присягнувшие ему доблестные генералы и адмиралы и спасут его от заговорщиков.
Но!
Многие генералы захотели стать Царями; забыв про Присягу, тем более про верность Императору, белогвардейцы начали делить Россию между собой на части...
Привожу текст из газеты (Экстренный выпускъ. Телеграммы газ.
"Казанскiй Телеграфъ" ПЕТРОГАДСКАГО ТЕЛЕГРАФНОГО АГЕНСТВА,
второй выпускъ, пятница 3 марта 1917г.),
тот самый текст, который был воспринят неграмотным населением Царской России за подлинный документ Отречения Царя от Престола.
Привожу текст этого лжедокумента полностью:
«Отреченiе Государя Императора отъ Престола.
Командующимъ войсками округа кзъ
Ставки Верховнаго Главнокомандующа получена телеграмма:
"Его Величеством подписаны Указы Правительствующему Сенату о бытiи предсЪдатем совЪта мянистровъ Князю Георгiю Евгеньевичу Львову и Верховнымъ Главнокомандующимъ Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу. Государь Императоръ изволилъ затемъ подписать актъ отреченiя отъ Престола съ передачей такового Великому Князю Михаилу Александровичу.
Его Величество выЪзжаетъ- сегодня, примЪрно, въ 2 часа на нЪсколько дней въ Ставку черезъ Двинскъ.
Манифестъ и Указы передаются по телеграфу дополнительно. 3 марта в 1 часъ.В.В.Даниловъ".
Настоящую телеграмму прошу срочно передать во всЪ части войскъ Округа.
По полученiи по телеграфу Манифеста, таковой долженъ быть также по телеграфу переданъ въ части войскъ Округа и кромЪ того напечатанъ и разосланъ, 3 марта 1917 года:
Генералъ-адъютантъ АлексЪевъ».
И эта заговорческую галиматью, опубликованную в мелкой газете не одну сотню лет будут преподносить людям за официальное ДОБРОВОЛЬНОЕ Отречение Императора Николая Второго от Престола!
Не для того ли чтобы выбелить белых генералов?

Воцарившееся в кабинете молчание нарушил штабс-ротмистр.

- Если всё это может произойти, то, что же нам делать?!
- Да ничего, ротмистр, никому из вас делать не надо. Я к вам прибыла в ваше трёхмерное пространство из сострадания, чтобы предупредить о Первой Мировой войне, которая начнётся через сто два дня.
У вас, людей, говорят, предупреждён, значит вооружён.
Может быть ты, ротмистр, имея доступ в кабинеты Министров, сможешь предупредить о предстоящей беде, может тебя послушают и Россия подготовится к великим горестным испытаниям...
- А как же, госпожа Хассандра, всё сказанное Вами об Императоре?
- Ну, это произойдёт не через сто два дня, а через три года, поэтому об Императоре все мои слова вы все сейчас же забудете...
- Так зачем же Вы нам тогда их говорили?
- Виновато в этом моё тяжёлое детство, оно проходило в вашем трёхмерном пространстве, поэтому на меня и до сих пор действует информационный Закон вашего пространства!
В соответствии с этим Законом, каждый из вас, получивший информацию обязан с ней поделиться! Иначе в организме получившего информацию на уровне кислотно-щелочного обмена возникнут процессы, приводящие не только к серьёзным болезням, но и к летальному исходу...
Ну что же, помните о начале Первой Мировой войны и прощайте!

Цыганка Хассандра обошла кабинет, ещё раз посмотрела на всех присутствующих, не забыв взглянуть и на паука, с улыбкой вспомнила о спасённой мухе и, вместе с Котом и Кошкой на руках - растворилась в воздухе.


---------------------------------
Глава 44
---------------------------------

Цыганка Хассандра обошла кабинет, ещё раз посмотрела на всех присутствующих, не забыв взглянуть и на паука, с улыбкой вспомнила о спасённой мухе и, вместе с Котом и Кошкой на руках - растворилась в воздухе.
 
Часы в кабинете штабс-ротмистра показывали пять часов тридцать минут вечера.

Штабс-ротмистр, поручик и госпожа Никольская понемногу приходили в себя, всё, что с ними происходило в присутствии Хассандры, походило на сон.

- Это что же получается, Иван Ильич, нас разыграла какая-то цыганка? Да как она вообще имела право исчезнуть?
- Откровенно сказать, Афанасий Фёдорович, я сам ничего не понимаю!
- А что здесь понимать, господа! Сам Бехтерев ничего не понял, когда эта цыганка материализовалась из воздуха прямо у нас на глазах в психоневрологическом институте! А ведь Владимир Михайлович понимает в этих делах побольше любого учёного в мире!
- Иван Ильич, надо срочно объявить розыск, чтобы выставили наряды на всех вокзалах!
И кошек тоже ловить! И кошек и котов! В возрасте старше двух лет, умеющих писать и читать!

Никольская и Берёзин переглянулись и рассмеялись!

- Господин поручик, на Пряжке Вас уже ждут!
- Да, батенька, остаётся только руками развести...
- Так что же, и ловить не будем?
- Нет, батенька, не будем! Меньше всего желаю быть помещён в психиатрическую лечебницу; поручик, давайте договоримся, что ничего не было! Вы, Аграфена Яковлевна, согласны со мной?
- Полностью согласна, Иван Ильич! Люди, услышав про говорящих котов и кошек, в лучшем случае – посмеются, как мы с Вами! Так уж устроен мозг человеческий:  он верит любой лжи, если она логична и обставлена подброшенными фактами, но совсем не поверит правде, если она покажется нелогичной. А ведь нелогичным, людям представляется всё, чего они не знают, с чем никогда не встречались…
- Госпожа, Никольская, потрудитесь объясниться, откуда-с у вас такое неверное-с представление-с о людях?
- Всё просто, господин поручик, мышлением Человека я уже занимаюсь ни один год под руководством Бехтерева.
- Тогда-с, пускай сам Владимир Михайлович потрудится объяснить...
- Довольно, поручик! Нам ещё не хватало, между собой поссорится! А с Вами, Аграфена Яковлевна, я согласен! Нас здесь только трое видели эту цыганку с котом и кошкой, поэтому, для всех остальных, мы – ничего не видели и ничего не слышали!
- И оставить безнаказанно-с...
- Вы что, не поняли, поручик?
- Никак нет-с, всё понял-с: ничего не видел и ничего не слышал!

В дверь постучали.

- Да кто там ещё, входите!

Вошёл унтер-офицер Прохоров, ища глазами цыганку.

- Господин штабс-ротмистр, а где госпожа Хассандра?
- Ты же видишь, унтер, что мы ничего не видели и ничего не знаем!

Никольская покраснела, а Берёзин сверкнул глазами на поручика.

- Господин унтер-офицер Прохоров, а зачем Вам цыганка?
- Унтер-офицер Овечкин, стал отрезать стекло для новой таблички, да порезался, кровь не остановить, а цыгане могут, вот я и подумал...
- Всё понял, братец, всё понял... Значит так, пусть писарь сопроводит унтер-офицера Овечкина в нашу амбулаторию, а в Журнале регистрации, где вписана цыганка, запишите, что освобождена за недостаточностью улик.
- Вы её освободили?
- Конечно, братец, освободил, раз улик недостаточно. А что Вас так удивляет?
- Так ведь она мне сама приказала, господин штабс-ротмистр, приказала при Вас, чтобы я стоял у двери и никого в кабинет не впускал, вот я никуда и не отлучался от двери, а чтобы цыганка выходила – не видел!
- Значит, отлучались!
- Виноват, господин штабс-ротмистр, по нужде, и только на пять минут!
- Вот видите, братец, в эти пять минут цыганка и вышла! И кошек своих забрала! Идите, братец, а то унтер-офицер Овечкин потеряет много крови, да и в Журнале не забудьте сделать запись об освобождении цыганки!
- Слушаюсь, господин штабс-ротмистр!

Когда Прохоров вышел, Берёзин ещё раз оглядел Стругова и Никольскую.

- Повторяю, мы ничего не видели и не слышали...
- А цыганка?
- Разъясняю для Вас поручик, отдельно, цыганку мы отпустили за недостаточностью улик. Поняли?
- Так точно-с!
- А Вы, Аграфена Яковлевна, отправляйтесь к себе в институт, доложите Бехтереву, что... Ну, сами знаете. Да загляните, на всякий случай в палату 44, а вдруг Хассандра вернулась?!
- Я пошла, Иван Ильич!
Прощайте, Афанасий Фёдорович!

Никольская ушла, а Берёзин сел за свой стол и посмотрел на стол для допрашиваемых. На столе лежала пачка чистых листов бумаги, две чернильницы, ручки, перочистка, запасная промокательная бумага и пресс-папье, а листов с творчеством Кота и Кошки не было.

- Значит, с собой забрали...
- Вы это о чём, Иван Ильич?
- Да так, батенька, так... Да Вы присаживайтесь!

Поручик сел в кресло напротив Берёзина, а штабс-ротмистр перевернул на своём столе лист бумаги, лежащей на телеграмме; на нём было что-то написано его же рукой; он быстро пробежал взглядом по тексту и глазам своим не поверил, перечитал ещё раз медленно-медленно, вчитываясь в каждое слово и, насладившись прочитанным, передал текст Стругову.
Поручик, взяв лист, пробежал по нему глазами, взволнованно вцепился в каждую букву текста и медленно, как только можно, прочитал про себя:

«Срочно, за 12 часов всё подозрительное средь участников Международного Шахматного турнира организованного Петербургским шахматным Собранием проводимого по адресу Литейный проспект дом 10 выявлено, а именно, убит в перестрелке местный главарь бандитов подготавливаемых беспорядков - польский дворянин 1877 года рождения из родового имения Кашино - Юзоф Эрадзович Кашинский.
1. Для выявления заграничных связей Юзофа сведения переданы Николаю Васильевичу в Мариинский дворец.
2. Для задержания 49 бандитов прибывающих Николаевским, Балтийским, Ладожским, Финляндским, Витебским вокзалами для пребывания с целью конспирации в палатах Дорожной клинической больницы сведения переданы Начальнику жандармско-полицейского Управления железных дорог.
3.Для безопасности граждан на время проведения турнира приняты меры:
- выявлены лица способные на провокации, за ними установлен негласный надзор,
- завербована Флоза Луксымпурк - авторитет интеллигентов России для пресечения беспорядков среди интеллигенции.
Характеристики на участников турнира, присланные приложением газеты Речь изучены и дополнены Списком личных данных.
Дополнительно, установлено негласное наблюдение за подозрительными шахматистами:
- Ласкером, в газете он указал, что родился в Германии, а на самом деле он родился Польше,
- Бернштейном, он взял в Международных турнирах только одно Первое место,
- Капабланкой, взял в Международных турнирах только одно Первое место,
- Нимцовичем, выдаёт себя за шахматного профессионала, но не взял ни одного Первого места в Международных турнирах,
- за Гунсбергом, он в молодости обманывал лондонскую публику, залезая в шахматный автомат «Мефистофель» немецкого владельца Гумпеля, поэтому при отъезде Гунсберга из России, необходимо на границе задержать его и негласно допросить.
ПРИЛОЖЕНИЕ - с курьером - Список личных данных участников»

Чем дольше поручик читал, тем ярче светлело его лицо, а при чтении последних строк он просто сиял и улывабался.

- Иван Ильич, так это же ответный текст телеграммы! Мы спасены!
- Это не текст телеграммы, батенька, а целый роман, такой телеграмма быть не может!
- Ну, почему же-с? Напряжённость создавшегося положения-с обязывает!
- Может Вы, батенька, и правы, времени-то у нас для ответа, почти совсем не осталось...
- Вот этот текст, Иван Ильич и посылайте! Начальство-с сразу увидит проделанную работу!

Вдруг, лёгкая тень проскользнула по безоблачному лицу поручика.

- А Приложение-с где? Приложение к телеграмме-с?

Берёзин перевернул на своём столе ещё один лист бумаги, лежащей на телеграмме, на листе его почерком было написано:
«Список личных данных участников турнира по алфавиту…»

Иван Ильич протянул Список поручику, тот обрадовался, точно ребёнок.
Да и штабс-ротмистр с облегчением вздохнул и даже заулыбался.
Доволен был и паук, ещё не до конца переваривший выкачанную им из мухи кровь.

Часы в кабинете Ивана Ильича показывали одну минуту седьмого вечера, пора отправлять телеграмму.


---------------------------------
Глава 45 – эта Глава - Эпилог
---------------------------------

Хассандру не надо путать с Петербургской Кассандрой, так называли баронессу Юлию де Крюденер, проживавшую в начале 19 века на Гороховой улице в доме номер два.

В начале 20 века, до Первой Мировой войны, на Гороховой улице в доме номер два Градоначальство выделило часть помещений для Охранного отдела Жандармерии.

Русский психиатр, невропатолог, физиолог, психолог, основоположник рефлексологии академик Владимир Михайлович Бехтерев в 1914 году уже семь лет руководил  основанным им в Санкт-Петербурге в 1907-м году Научно-исследовательским
психоневрологическим институтом, где активно занимался не только вопросами работы мозга человека, но и вопросами человеческого бессмертия, вопросами сновидений и души человеческой...

Участник Петербургского Международного шахматного турнира Исидор Гунсберг, не выйдя в основное соревнование, отъедет домой раньше других участников.
Вот что напишет об этом газета «Вечернее время» от 26 апреля 1914 года:
«Участник шахматного турнира Гунсберг задержан на границе. Собираясь уезжать из Петербурга, он обратился непосредственно в Градоначальство, справляясь, нет ли каких препятствий. Ему ответили, что нет. Между тем на границе Гунсберга арестовали. Он сидит уже три дня. Кое-какие меры для его освобождения приняты, но к чему они приведут - неизвестно».

Необычайно жаркая весна 1914 года преподнесёт необычайный сюрприз – на Санкт-Петербург нападут армады стрекоз, такого необъяснимого явления природы столица Российской Империи ещё не знала!

Петербургский Международный шахматный турнир 1914 года займёт почётное место в Мировой шахматной истории, этот турнир назовут - турниром Чемпионов!

Открытие  этого исторического турнира, поддержанного материально самим Императором Николаем Вторым,  организованного Петербургским шахматным Собранием – выпало на 7 апреля 1914 года.

А через 102 дня, 19 июля (по новому стилю 1 августа) Германия объявит войну России, начнётся Первая Мировая война, война с такими человеческими жертвами, которых Мировая история войн ещё не знала...

Для живущих тогда людей, всё их время, где бы они ни были, поделится пополам на Довоенное время и на Военное время, поделится вся их жизнь, весь быт, все мысли и спрятаться от этого будет некуда...

Но, вопреки всем невзгодам, вопреки всем переживаниям, вопреки самой смерти, жизнь - продолжится!

*

Расчёт и жизнь, одно и то же?
Жизнь поважней, чем все делА,
В расчёт никто принять не может
Когда любовь его ждалА.
Есть люди многих поколений,
Что лишь под старость слёзы льют:
Прошла их жизнь, но не заменит
Любовь им, денежный уют!
Мгновение не повторится:
Во времени, оно – Звезда;
Не распознал, что мог влюбиться,
Упала с неба, навсегда.
Во все века мечту лелеет
Ассоль, что парус – заалеет!

PS

Слухи о том, что при загадочных обстоятельствах Кот Элисей и Кошка Фасилиса посещали Санкт-Петербург за сто два дня до начала Первой Мировой войны, так и остались неподтверждёнными слухами.
Однако, в 1998 году в Санкт-Петербурге между Невским проспектом и Итальянской улицей улица Малая Садовая стала Пешеходной, а на ней установили две бронзовые скульптуры, одну – коту Елисею, другую – кошке Василисе...


---------------------------------

*

Ещё раз повторю,
здесь – публикация
Моего философского Детектива
«Один день штабс-ротмистра в Петербурге» -
все 45 Глав
(без Моих Сонетов) –
по мотивам моей Поэмы
«7 апреля 1914 года в Санкт-Петербурге
на улице Гороховой в доме номер два»
(http://stihi.ru/2015/08/29/3817
http://proza.ru/2015/08/29/818);
Мои Сонеты из этих произведений
опубликованы отдельно
в Моей Поэме
«Мысли о Человечестве -
в моих субъективных Сонетах»
(http://stihi.ru/2015/08/30/3769
http://proza.ru/2015/08/30/707)

---------------------------------

*

Уважаемый Читатель,
здоровья Вам
и счастья!

С уважением,
Сергей Владимирович Евдокимов,
Санкт-Петербург,
7 апреля 2018 года


Рецензии
Доброго времени Сергей!
Ну вот ещё одну Вашу
крупную работу прочла и
что очень важно не без
удовольствия! Как всегда
основа - информация, та
которую я бы ни где точно
не прочла! И за это я Вам,
нижайше кланяюсь! Правда
начинала до этого читать
ещё одну объёмную вещь, но
допустила непростительную,
техническую оплошность -
закрыла все закладки и в
том числе, то что читала,
увы названия не запоминала
и не смотря на все усилия -
поиски не увенчались успехом.
Вернуться, жаль - не получилось!
Но хотя бы это - хотя и уже в
курсе событий, но тем не менее,
иначе... хотя бы скомпоновано!
Достойный ТРУД! Новых вдохновений!

Татьяна Шиляева 8   01.07.2021 07:18     Заявить о нарушении
Татьяна,
низкий Вам поклон
за чтение моих объёмных произведений!

Скажу честно,
с некоторых пор я не только не пишу объёмные произведения,
но и не читаю всё то, что больше листа, возможно - это следствие информационного ПОТОПА!

А вот Вы -
один из редких ЧИТАТЕЛЁЙ,
способных на такие
подвиги!

Мой роман "Детектив. Один день штабс..." -
это сокращённый вариант моего романа- поэмы
"17 апреля 1914 года в Санкт-Петербурге на улице Гороховой в доме номер два",
сокращение коснулось всех глав путём исключения моих Сонетов,
представляющих собой - мои лирические отступления.

Не менее объёмный мой роман-поэма - "Суворова слова потомкам",
это моё любимое произведение, но обычно
авторам нравится то, что не нравится
читателям.

Самое моё крупное произведение,
которое я сочинял много-много лет - это роман-поэма
ТРИЕДИНАЯ ПОЛУЛОЖЬ.

По мотивам ТРИЕДИНОЙ ПОЛУЛЖИ -
очень большее по объёму произведение -
ВЕРНА ЛИ ФРАЗА МЫСЛЬ ИЗРЕЧЁННАЯ ЕСТЬ ЛОЖЬ?

Это произведение составлено мной по принципу БИБЛИИ,
где на одну и ту же тему - представлено
много разных свидетельств,
где каждое свидетельство - представляет собой отдельное произведение,
включая и выше перечисленные.

Этих свидетельств там, возможно - двадцать одно,
почему возможно, потому что я и сам не помню, а открыть это произведение -
у меня не получается, поскольку виснет мой компьтер...

Но это - неважно,
ведь у кого-то и получится открыть,
а если найдётся Читатель, способный вдумчиво прочитать всё это,
то значит моя задача Автора - выполнена: я с кем-то поделился своими мыслями!

Татьяна,
читать всего совсем не обязательно,
можно вообще не читать мои скромные строки - это дело добровоьное...

Берегите своё зрение!
Всего Вам самого наилучшего!

С уважением,
Сергей

Сергей Владимирович Евдокимов   01.07.2021 10:40   Заявить о нарушении
Все вещи перечисленные Вами Сергей,
даже сама удивляюсь, но точно прочла!
Как раз, когда искала закрытое мной
произведение, снова в этом убедилась,
ещё пожалуй попробую пройтись по списку,
- не сразу точно, а как у меня возникает
к этому желание...Но к подвигу это не
отношу - мне действительно интересно!
Но то, что потеряла, явно тема знакомая,
но как раз скорее Вами переработанная, в
строну сокращения... И ежели честно, то
как-то не могу сказать, что лучше, может
объёмные вещи более предпочтительны, чаще
те места встречаются, которые особенно
цепляют... Сердечно, всего Благого!

Татьяна Шиляева 8   01.07.2021 12:53   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.