В посёлке волненье, шумиха...

В посёлке волненье, шумиха,
хоть вечер, глухая пора.
Мальчишки довольные лихо
с известьем бегут по дворам.

Кричат, собираться всем в школе.
И все потянулись толпой.
Редчайшим событием вскоре
там петь будет песни слепой.

По радио бодрые марши,
звон славы, победных речей.
Держава салют в честь всех павших
зажгла в миллионы свечей.

Мы это в журнале видали,
когда нам крутили кино.
Война отгремела давно,
а жить мы полегче не стали.

Уселись плотнее друг к другу,
стояли вдоль стенок – битком.
Нельзя было двинуть и руку,
и слово сказать шепотком.

Мы все затаили дыханье,
смотрели, как возле окна
гармошка вздохнула мехами,
как будто очнувшись от сна.

Слепой, молодой ещё в общем,
но видом под сорок, иль за –
как две непроглядные ночи,
его неживые глаза.

Такое им было пропето –
простые, от сердца, слова,
каких не бывало в газетах,
а носит в народе молва.

Рыдало в них горе такое,
всех душ одиночки круша,
что нам, со своею бедою,
всем стало вдруг легче дышать.

Светлели мужчины тверёзо
всеобщей печалью святой,
и чистые женские слёзы,
светились в глазах добротой.

Всё наше ушло в день вчерашний
(казалось мне – стал я взрослей)-
у нас-то не так уж и страшно,
а где-то вот горе - страшней.

Слепой гармонист глуховато
простуженным голосом пел.
И чувствовал я виновато
себя – и стыдливо сопел.

Так мне и запомнилось это,
и память о том не отнять.
…Однажды, в погожее лето,
его я увидел опять.

Я с дочкою был на базаре,
вёл нежно её под плечо.
Вдруг слышу – гармоника шпарит,
да так, что в груди горячо.

Напев всенародный, таковский,
гармошка рыдала взахлёб.
А сам он – почти Исаковский, -
красивейший мыслящий лоб.

Где жил он, где пел он, скитаясь
с гармошкой, подругой своей,
и как его горе кидало
средь гор и лесов, и полей?

Да, он постарел, но не очень, -
смотрелся моложе годков.
Взгляд тёмный как будто бы зорче
глядел через темень очков.

Дочурка, смущаясь, за папу,
со мной мою память деля,
подбросила рубль в его шляпу,
ко всем безымянным рублям.

О, скромность немого пошиба
всегда обойдётся без слов!
Спросить бы – устроен, здоров?
Сказать благодарно – спасибо!

От всех, - через дали и шири,
ему и всем многим слепцам,
что горем от горя лечили
народ по полям и лесам…

Но акт его воли вершился,
он пел – вдохновение весь.
И я оборвать не решился
его всенародную песнь.