Жребий и туман

По узким, вымощенным неровным булыжником улицам Старого города неторопливо шла молодая дама. С гордо поднятой головой и широко расправленными плечами, под тихие пересуды людей. Народ поспешно расступался, уступая дорогу, без стыда и совести опасливо шептался за спиной девушки, смотря ей вслед со страхом и ненавистью, а порой и с презрением. Но были и те, кто громко и смело кричал из толпы, не пытаясь скрыть свою неприязнь:

«Ведьма! Проклятая ведьма!»

После каждой колкой фразы она лишь сдержанно улыбалась и натягивала капюшон плаща посильнее. Иногда украдкой бросала мимолётный взгляд на жителей, без малейшего труда примечая на лицах собравшихся неотвратимо приближающуюся прискорбную участь, которая настороженно притаилась почти у самых ворот городка.

Будущее никогда не было для чаровницы величайшей тайной или загадкой этого несчастного мира.

В тот самый роковой день, наконец-то дождавшись решающего, победоносного часа, она — трагическая судьба — начала безжалостно наступать на пятки отчаявшихся жителей погибающего городка, вспыхнув огнём предопределённой и неизбежной смерти.

Она осторожно и неторопливо подкрадывалась к уже издавна обречённым людям, чтобы раз и навсегда стремительно пробиться на улицы поселения и молниеносно уничтожить сотворённый смертными уют и покой, разрушить их счастливое и безмятежное существование, словно воздавая жестокую дань богу, расплачиваясь бесчисленными невинными человеческими жизнями.

И сама женщина была как чёрное зловонное дыхание, переползающее из города в город, опустошающее каждый дом и закоулок, не щадящее ничьей жизни: ни бедных, ни богатых; ни детей, ни взрослых, — не оставляющее ни одной живой души на земле обетованной.

Без сострадания и сожаления.

Люди умирали под натиском жестокого и горького рока. Без капли надежды и веры в лживое спасение и рассыпающееся на глазах счастье.

Судьба несла им, подобно ветру, разгоняющему пушистые облака, нескончаемые страдания, беды, несчастья и всего одну-единственную из самых смертельных и страшных болезней Средневековья, что шквальной волной обрушивалась на жителей этого маленького обречённого селения.

Если бы только смертные могли узнать, какая же им в ближайшее время уготована участь, то содрогнулись бы от леденящего кровь ужаса, а их тела оцепенели бы от мнимого холода и безотчётного кошмара, от которого, казалось бы, нельзя проснуться. Они с мольбой падали бы на колени перед ликами святых и слёзно молились бы своему нынешнему богу, горячо прося лишь об одном — помощи и спасении их жизни и души.

Дама продолжала идти по дорогам, смотря украдкой на перешептывающихся меж собой женщин и мужчин. Но стоило только ей взглянуть на играющих и бегающих по улицам детей, недобро сверкнув зелёными глазами, как тотчас же с их губ срывался крик от дикого испуга, и они со страхом в невинных детских глазах бежали к матерям. Маленькие детишки, прячась за родителей, цеплялись крошечными ручонками за подолы материнских платьев и юбок, с осторожностью выглядывали из-за них, глядя большими глазами на проходящую мимо девушку.

Дама продолжала сдержанно улыбаться. Конечно, она прекрасно знала о своей повинности, которую безропотно и смиренно несла на плечах, исполняя веками одну-единственную и неизменную роль. Со дня на день именно по её вине улицы опустеют. Лишь изредка чья-нибудь тёмная и безликая тень проскользнёт по безлюдным улочкам и закоулкам Старого городка, словно бесплотный призрак из старинной легенды.

Девушка неспешно шла вдоль центральной улицы, почти не замечая мелькающих перед собой людей, а их приглушённый шёпот больше не слышался ей, будто роковой час расплаты уже давно наступил на грешной земле, — и постепенно, капля за каплей жизнь начала покидать это злосчастное поселение. Лишая мир очередного маленького селения, чтобы год за годом стирать из памяти человечества воспоминания о его существовании.

Позади неё клубились едва заметные хлопья серебристо-голубого тумана, за спиной оставались обречённые смертные и медленно пустеющий город, накрывающийся пепельно-серой непроглядной мглой. Та поглощала величественный готический собор и непримечательные крестьянские дома, тихие, ухоженные улицы и красивые парки с багряно-золотистыми деревьями, которые были окружены тонкими стебельками пожухлой травы.

Все люди казались даме осенними пёстрыми листьями, сорвавшимися под натиском октябрьского ветра с пушистых крон деревьев. Листья медленно кружились в воздухе и опускались на землю прямо ей под ноги. Они умирали, гния на твёрдой холодной почве, как и несчастные жители, над которыми давным-давно нависла чёрной тенью неминуемая гибель.

Молодая девушка была не более чем всего лишь простой колдуньей для толпы крестьян. Обычной зеленоглазой и рыжеволосой ведьмой с чернокрылым вороном на хрупком женском плече и потёртой книгой под мышкой. Но люди совершенно не знали, какой она была настоящей, и не хотели знать, разглядев в ней лишь безымянную прислужницу дьявола. Поэтому они быстро возненавидели её всем сердцем, каждый день видя перед собой обманчиво очаровательную наружность юной чаровницы и ничего больше.

Простым смертным не суждено увидеть, что скрывается за привлекательной внешностью и изысканным нарядом. Они оказались этого лишены по рождению. Им просто не дано разглядеть подлинное лицо древнегреческой богини судьбы и её истинную природную сущность.

Дама ещё немного прошла вперёд и остановилась под золотистой кроной дерева. В парке, устало опустившись на ступеньку лестницы, она потихоньку раскрыла книгу на середине и глубоко вздохнула, едва заметно усмехнувшись неожиданно промелькнувшим мыслям.

Она устремила взгляд зелёных глаз в небесную высь и внимательно посмотрела на пушистые безмятежно-багряные облака, среди которых пролетали чернокрылые вороны — её извечные спутники на протяжении всей многолетней земной жизни.

***

Из городка постепенно уходили мир и покой. Улицы пустели. Страшная болезнь медленно иссушала жизненную энергию. Она забирала одного за другим, как малых, так и старых. Чёрная мучительная смерть была коварна и беспощадна. Она не щадила ни единого живого человека.

И только зеленоглазая дама, Лахесис, неустанно продолжала коротать время в молчании и одиночестве.

Она сидела под обнажёнными кронами деревьев, где высоко среди тонких ветвей заунывно свистел холодный ноябрьский ветер, и кружащимися воронами, а вокруг неё были усыпанные гниющими коричневыми листьями дорожки из серого камня и поредевшая, увядшая трава. И она, днями и ночами не смыкавшая глаз, ожидала скорого прихода своей безликой старшей сестры — Атропос.