Зарницы памяти

Ну, почему мы дуемся беззлобно?
Зачем по каждой мелочи ворчим?
Поставь на стол с начинкой крендель сдобный
И чайник электрический включи.

Присядь напротив молча у окошка.
Я чай из трав лечебных заварю.
Давай-ка вспомним прошлое немножко,
Любуясь на вечернюю зарю.

Не так уж все по жизни было плохо,
В чем нас хотят сегодня убедить.
По крайней мере, нынешним пройдохам
Ту жизнь не так-то просто очернить.

Не скрою, во общем, разное бывало.
Прожить свой век - не поле перейти.
Но то, что в нас заложено сначала,
Нам удалось по жизни пронести.

              I

Что мог запомнить пятилетний парень
В тот, сорок первый, сатанинский год,
Когда от самых западных окраин
Вся нечисть злая ринулась в поход.

Давно лежит на кладбище дед Миша,
Но я-то помню, как под осень, в ночь
Сквозь сон глубокий выстрелы услышал,
Как дед старался искренне помочь.

В одном белье исподнем, словно призрак,
Он от окна к окну переходил
И всем соседям объяснял вслух признак
Беды пришедшей, хрипло говорил :

"Я знаю немцев, факт, еще по первой,
Большой на горе, мировой войне.
У них к разбоям крепко шиты нервы
И много бед достанется стране.

Вон, видишь, небо все в огнях висячих?
Враг для того нас ночью осветил,
Что скоро бомбы с визгом поросячим
Накроют все на много десятин.

Давай-ка, дочка,  жизнь всего дороже,
Стрелой - в овраг, что за селом пролег,
А ты, пострел, мне, старику, поможешь -
Буди соседей, не жалея ног."

И я кричал, стучал, что было силы,
По пояс голый, пересилив страх.
Не помню, как нас ноги уносили
От рева жгучего в крутой овраг.

И до сих пор стоит в глазах уставших
В туманной дымке вздыбленный простор,
Взмывают вверх осколки тучной пашни
И догорает с ревом скотный двор.

И дед своей шершавою рукою,
Мой волос тормоша на голове,
Разбой кровавый заслонив собою,
Прижал меня к дурманящей траве.

"Прижмись к земле, земля -всему начало!
Она встречает, кормит и растит,
А на добро - добром и отвечала,
Карала тех, кто лжет и много спит.

Запомни парень! Так оно и будет!
Кто к нам с мечом, как предок говорит,
Тот тем мечом и сам себя погубит.
На том страна стояла и стоит!"

Ты, дед, был прав! Народ не дал в обиду
Свою Отчизну, как родную мать.
Он против дьявола внутри и с виду
Поставил гордую сознаньем рать.

И враг разбит, как и бывало раньше.
Но сколько бед обрушилось тогда -
Следы боев господствуют на пашне,
Стоят в руинах села, города.

А мы, мальчишки, глупые, босые,
Уже познавшие соленый пот,
От радости победы голосили
У школьных неотесанных ворот.

Еще значений слов не понимая,
Гордились очень тем, однако, мы,
Что, на себя удары принимая,
Спас СССР народы от чумы.

И эта гордость, как волна цунами,
Да вера - все дороги молодым -
Гасила горечь прожитого нами
И слезы по потерянным родным.

Жизнь продолжалась. Лишь воспоминанья
Тех страшных лет высвечивали сны.
Страна, сжав зубы, на одном дыханье
Залечивала раны от войны.

Народ в трудах, как пчелы спозаранку,
Ложил для жизни светлой кирпичи,
Чтоб мы, войны вчерашние подранки,
Смогли в душе все раны залечить,

Чтобы в плену прекрасных увлечений
Смогли мы молча слушать тишину
И в памяти грядущих поколений -
Последними быть, знавшими войну.

Но и тогда в нас вовсе не угасли
Людская тяга к вечным небесам,
К лугам, что свежестью своей прекрасны,
И в золото наряженным лесам.

Да, мы под осень по жнивью босыми
Бродили, собирая колоски,
И в школу, вместо полдника, носили
Оладьи под названьем дерунки.

А по весне, когда с лугов умытых
В Оку сходила полая вода,
Нас выручал от всех болезней скрытых
Лук луговой по кличке "скорода".

И радовались солнцу бесконечно,
Боготворили речку и цветы.
Нас бабушки без хитростей аптечных
Вводили в мир природной доброты.

Ах, бабушки! Знахарки, ворожеи,
Лечившие от ссадин и заноз,
За шалости - "учившие" по шее,
На радостях - любившие до слез.

Мы потому не огрубели вовсе,
Когда пожары души обожгли,
Что вашу неудавшуюся осень
Под вашим руководством провели.

И мудрости, что вы нам передали,
Хватило бы не только нам одним.
Вы на плечах своих перетаскали
Все, что по силам только молодым.

Но основная доля каравая
Кровавых бед, что черт придумать смог,
Легла на тех, кто сам недоедая,
Нам отдавал последний свой кусок.

Родные наши мамы! Слов не сыщешь,
Чтоб подвиг ваш достойно оценить.
И в сотнях книг, уверен, не опишешь
Того, что вам пришлось всем пережить.

Красивые и вечно молодые,
Уставшие от бремени забот,
Вы годы своей жизни золотые
Отдали в адский смерч-круговорот.

В тылу глубоком на полях унылых,
В лесах суровых и среди болот
Вы для земли израненной, но милой,
Повсюду были вера и оплот.

Когда исход борьбы во мраке силы
Висел на брате, муже и отце,
Вы для страны одновременно были
И дочь, и сын - в единственном лице.

И в этой обстановке необычной,
Где жизнь боролась яростно с свинцом,
Для нас, голодных, к шалостям привычных,
Вы были нежной мамой и отцом.

Родные наши женщины! Простите
За то, что вам увидеть привелось,
Спасибо, что дороги в рай мостите
Для тех, кому б в аду гореть пришлось.

Вам памятники бы повсюду ставить
За ваши благородные дела!
Да на Руси привыкли слезно славить
Лишь тех, кого к себе земля взяла.

             II

Летели годы детства, словно птицы,
Крылами задевая небеса.
Пришла пора всерьез остепениться,
На жизнь пошире приоткрыть глаза.

Деревни наши были по соседству -
Овраг служил единственной межой.
Там при бомбежках в недалеком детстве
Мы укрывались от беды лихой.

Хотя и в школах разных изучали
Азы начальных классов, но порой
В лугах приокских изредка встречались
В набегах за клубникой луговой.

Любовь внезапно вспыхнула, как спичка.
Я ясно вижу этот школьный день,
Когда ты в класс вспорхнула, как синичка,
Да так, что я вдруг онемел, как пень.

Коса тугая талию ласкала,
Колечки-кудри змейкою вились,
Игра походки взгляд не отпускала,
Глаза - в них будто черти завелись.

А на лице невинная улыбка
Заворожила таинством своим.
Я был подстрелен с нежностью навскидку
Навылет в сердце волшебством твоим.

Что дальше было? Помнишь наши зори
Вдвоем на лодке по ночной реке,
Когда замысловатые узоры
Рассвет рисует краской на песке,

Когда с туманом ластится протока,
В воде карась отсвечивает медь,
Когда с прохладой шепчется осока,
Стараясь наши чувства подсмотреть.

А хороводы летом под луною,
Когда гармонь вызвенивает трель
Над изнуренной сельской тишиною
Да так, что в ноги ударяет хмель.

И вперемежку с резвою частушкой
Несется к звездам русский перепляс.
Глядят в окошко древние старушки,
Себя такими узнавая в нас.

А помнишь, как по узенькой тропинке,
Что пролегла меж сосен и берез,
Гуляли мы, счастливые, в обнимку,
Мечтая сладко на виду у звезд.

Секреты наши роща охраняла,
Тревоги ветер уносил в кусты,
От сплетни подлой ночка защищала,
Луна, как тайны, прятала мечты.

А соловьи, напротив, голосили
Хмельные в стельку песенки свои
На все четыре стороны России
О нашей верной, искренней любви.

В полях шептала тучная пшеница,
Склонив колосья к нежным василькам,
Играли в прятки летние зарницы,
Грозой не став совсем по пустякам.

Судьба и нам устроила проверку,
Тебя послав в далекий Казахстан,
Меня - в солдаты для мужской примерки,
Чтоб я терпимей, мужественней стал.

Мы выдержали серую разлуку.
Костер любви не только не угас,
Наоборот, воспоминаний муки
Еще сильней в любви сближали нас.

Ты помнишь день, когда к тебе уставшей
От сельских дел, которых масса тут,
Я прилетел на место встречи нашей
И вымолвил, что принят в институт.

Я убежден, лишь несколько событий
Запомнится живущему навек,
Которыми, как истиной открытий,
Всю жизнь гордится каждый человек.

Студенческие годы! Мне ль не помнить
Всю прелесть незатейливых картин,
Когда желаний столько,что исполнить
Их смог бы только славный Алладин.

Осенняя поездка на картошку
Нас сблизила и подружила всех.
По вечерам, уставшие немножко,
Любили шутку, обожали смех.

А в клубе сельском под баян с гитарой
Мы танцевали вальс до петухов.
И до рассвета на соломе старой
Заслушивались спорами сверчков.

Хмельной, ядреный деревенский воздух
Не только тело по утрам бодрит,
Пустив вперед колодезную воду,
Он нагоняет зверский аппетит.

И со стола дубового, что в печке
Хозяйка утром ранним испекла,
Исчезнут мигом сдобренная гречка
И крынки три парного молока.

Студенческие годы! Грызть науки
Нам приходилось просто на гроши.
Но все равно для тела эти муки
Ничто в сравненьи с пустотой души.

А пустота порою налетала,
Когда весною да под звездный дождь
В прохладе ночи мысль одолевала,
Что ты на встречу снова не придешь.

Ты говорила: "Нам нельзя встречаться,
Что надо все экзаменам отдать,
Стипендиатом на семестр остаться,
Чтоб по полгода впредь не голодать."

Но молодость и разум побеждала.
Когда душа печалилась насквозь,
Хмельное тело молнией бежало
К тебе, в село, в объятия берез.

И никакие импульсы рассудка
Не в силах были чувства победить.
Мы в юности подвержены поступкам,
Что может только старость осудить.

Нам нечего подобного стесняться,
Себя под старость в чем-то осуждать.
Любовью в жизни надо наслаждаться
И с нею все невзгоды побеждать.

Мир потому так мил и интересен,
Что принуждать не надо никого
Любить до слез и петь лихие песни,
Учиться жить для блага своего.

Студенческие годы! Мир веселья,
Походы, свадьбы, танцы, КВН,
Серьезные и просто увлеченья,
Пора дальнейших всяких перемен.

Ты помнишь, как в июне, после сдачи
Весенней сессии, мы группой всей
Два дня да ночь - проказницу в придачу
Раскрепощались, радуясь красе.

Прозрачный воздух с ароматом мяты
И всяких здешних луговых цветов
Внедрялся в нас, на берегу распятых
По воле солнца и волшебных снов.

Река прохладой тело освежала,
Смывая дрему, перегрев ума,
Ухой на ужин вдоволь награждала,
А в ночь - дурманом веяла сама.

Лягушки ночью встречи назначали,
Стараясь всех в борьбе перекричать.
Лишь перепелки стойко убеждали,
Что всем давно настало время спать.

А облака - ночные тихоходы -
На встречу с солнцем вовсе не спешат.
И лишь закат не встретится с восходом,
Но и об этом хочется мечтать.

Какая ночь нам выдалась в ту пору!
Мечты - мечтой, но и прекрасна явь!
Хмельные телом, с молодостью споря,
Мы беса все одолевали вплавь.

И спозаранку бодрые, босые,
Смахнув с себя учености нагар,
Мы вместе с юркой чайкой голосили,
Любуясь на хмельной зари пожар.

Пугливый чибис, устали не зная,
Пытал дотошно, чьи мы и зачем,
Его покой степенный нарушая
Своим присутствием, мешаем всем.

Спокойно, чибис! Мы народ веселый!
Но мы умеем сердцем уважать
Что хорошо и городам, и селам,
И вас, пернатых, верь, не обижать.

Еще денек под солнцем порезвимся,
Траве душистой вручим телеса
И к вечеру в хоромы возвратимся,
Где будут сниться эти чудеса.

И не мешай, пожалуйста, нам слушать
Божественную эту тишину,
От тайн которой замирают души
И волк не воет грубо на луну.

И ширь лугов приокских на рассвете
Каймой тумана очарует глаз.
В таких просторах, зеленью одетых,
Тебе придется тосковать без нас.

А эта гладь речная - лучезарна!
Недаром месяц смотрит с высоты,
Стремясь узнать ее ночные тайны,
И скрыть свои в прибрежные кусты.

Но тайну скрыть не часто удается,
Тем более - любовь и от друзей.
Иная тайна свадьбой обернется
Такой, что все гудят немало дней.

Вот и у нас дней пять в селе гуляли,
Забыв про сон, не забывая пить,
Не уставая нам напоминали,
Что - "горько!" и что надо - подсластить.

Закат июньский по земле стелился,
Как рябь в глазах от пляски и вина -
День, захмелев от счастья, веселился,
Не смела спать ночная тишина.

А поутру - все тоже и сначала.
И так - пять дней, до чертиков в глазах.
Луна - и та, не выдержав, плясала
В речной воде, как резвая коза.

Та свадьба всем запомнилась надолго,
А нам - навечно, коли в день сырой,
Когда здоровье осенью отволгло,
Мы вспоминаем это с теплотой.

И начались семейные уроки.
Медовый месяц кончился не враз.
Мы не искали грязные пороки,
Мы берегли все, что сближало нас.

Мы по крупицам создавали счастье
Семейного уюта и тепла.
Нас от раздора, сплетни и ненастья
Любовь, как фея, всюду берегла.

Мы постарались с самого начала
По мелочам друг друга не терзать,
Чтоб ты поменьше на меня ворчала,
Чтоб я не смел по пустякам кричать.

Чтоб никакой животной неприязни
У нас и в мыслях не было на миг,
Чтоб никакие внешние оказии
Не вызывали домыслов пустых.

С любовью наш очаг оберегала
Моя, все понимающая, мать.
А в день, когда и бабушкою стала,
Была готова ангелом летать.

Родился внук, любимый, долгожданный!
Ну, как тут не подняться до небес,
Когда он, как котенок, после ванны
Ручонкой нежной в волосы залез.

Сыночек - чудо первенец желанный!
Ведь я, не скрою, этого хотел.
И ты сдержала тайну ожиданий -
Родился обаятельный пострел.

Мы все души не чаяли в нем сразу.
Он в жизни стал естественным звеном.
Сменялись ночи, не сомкнувши глаза,
От детских слез пошатывался дом.

Наутро дед с опухшими глазами,
Помятый весь, спешил на свой завод.
И ты, рыдая горькими слезами,
Поглаживала пухленький живот.

А бабушка - крестьянская знахарка -
Настой давала из лечебных трав
И, завернув искусно в одеялку,
Баюкала внучонка на руках.

Шептала сладко сказочные песни
Из непонятных и волшебных слов,
Пока лихие боли не исчезли
И внук не погружался в царство снов.

А как мы были несказанно рады,
Какой потом возник восторг и гвалт,
Когда он под столом, как у ограды,
Нетвердою походкой прошагал.

И первое осмысленное слово
Он так с улыбкой четко произнес,
Что ты в тот миг почти была готова
От радости расплакаться до слез.

И это все, естественно, впервые
Случалось и для сына, и для нас.
Неповторимы годы молодые,
Особенно, когда прошел их час.

Студенческие годы - не работа?
Мне нелегко достался этот год -
Экзамены, проекты и зачеты,
И сын ночами на ухо ревет.

Но тем приятней сознавать удачу
И внешним обаяньем, и умом,
Когда с рукопожатием в придачу
Тебе вручают синенький диплом.

На радостях мы так разбушевались,
Что даже телеграфные столбы
От выпитой энергии шатались,
Собою подпирая наши лбы.

Всю ночь гудела роща городская
И не один березку обнимал,
И клен уставший, в путь нас провожая,
Хмельные лица наши целовал.

Охрипшими, хмельными голосами
Мы продолжали радостно шуметь.
И соловьи, разбуженные нами,
Пытались что-то внятное пропеть.

             III

Рассвет забрезжил радугой волшебной,
Который белый свет оповестил,
Что я вчера походкою степенной
На путь самостоятельный ступил.

И начались просоленные будни
В стенах без крыши, окон и дверей.
Я этот день июньский не забуду
И потому, что повстречал друзей.

Нас шестеро приехало с Рязани,
Молоденьких, как и завод родной,
Который перед нашими глазами
Стоял среди пшеницы яровой.

И краны журавлиною походкой
Сновали, выгнув шеи, между свай.
Вовсю кипела заводская стройка,
А рядом зрел пшеничный каравай.

Мы вынуждены были только сами
Умом освоить деловую жизнь,
Чтоб через год участками, цехами
Родился вновь единый организм.

Один из нас возился с чертежами,
Другой внедрял рабочий техпроцесс,
У третьего - по точности с часами
Поспорить мог в работе сложный пресс.

Четвертый - контролировал на прочность
Отобранные виды образцов,
А пятый - разрабатывал поточность
Изготовления деталей и узлов.

Шестой - не долго выдержал разлуку
С родными и родною стороной.
Он предпочел стабильность в жизни мукам
В приспособлении к среде иной.

Крепчал завод и мы мужали тоже.
Учились сами, обучали тех,
Кто лет на пять собою был моложе
И кто на шахтах не имел успех.

Задиристыми были мы в то время,
Настойчивыми были в правоте. -
Посеянное институтом семя
Не уживалось с дрянью в борозде.

Мы говорили так, как понимали,
Что думали и видели вокруг,
Мы не шептались тихо за углами
И не таили в рукавице дух.

Мы диссидентов просто презирали,
Которые для западных " друзей "
Блевотину с помоек поставляли,
Черня страну перед Европой всей.

Нельзя страну, что Родиной считаешь,
Одновременно жить и предавать,
Нельзя людей, которых почитаешь,
В глаза - любить, поодаль - презирать.

Мы тоже из живых шестидесятых,
Но не из тех, предавших свою мать,
Кого в стране, пожарами объятой,
Сегодня приучают уважать.

Мы тоже замечали недостатки
И не боялись громко говорить,
И с совестью мы не играли в прятки,
И продолжали Родину любить.

Мы отличались тем от “миротворцев”,
Кто нынче вдрызг заговорил экран,
Что были все среди первопроходцев,
Осваивавших неба океан.

Мы не жалели сил, ума и страсти,
Чтобы страна мужала и цвела,
Чтоб всякие заморские напасти
Она, как нечисть, отмести могла.

Гордились тем, что будущее знаем,
Что все народы - дружная семья,
Что все для честной жизни получаем
И все равны: и он, и ты, и я.

Бесплатные учеба, медицина,
Свободный труд и в выборе - простор,
И обижаться, во общем, нет причины,
А предавать - тем более позор.

Так думали, так жили, так мечтали.
И всем нам было вовсе невдомек,
Что нас кольцом колючим окружали,
Да и внутри - и вдоль, и поперек -

Такие царедворцы и иуды,
Как " царь " Борис и " немец " Горбачев,
Которые политикой паскудной
Нас предадут за ширмой сладких слов.

Не знали мы, что через четверть века,
Прорвавшись к власти, эти палачи
Ославят вольнодумство человека
И осквернят душевные ключи.

Тогда мы были, видимо, беспечны,
Не разглядели вовремя врага -
За диссидентской грязью бесконечной
Предатели набычили рога.

Не знали мы, что так народ доверчив,
Что серп и молот проедает ржа,
И, лишь услышав сладостные речи,
Начнет фундамент скрежетом дрожать.

Не знали мы и потому трудились,
Как-будто не случилось ничего.
Растили хлеб, по осени женились,
Послали в космос парня своего.

Страна трудом залечивала раны,
В чем и себя во многом превзошла.
Сегодня знают только ветераны,
Куда нас эта сволочь завела.

Уют семейный сглаживал заботы.
И жизнь текла природной чередой.
Такая уж была моя работа -
Я не гнушался чехарды ночной.

Иные дни такими были злыми,
Что дым табачный застилал глаза,
Кишки в утробе от бессилья ныли
И уходить, не победив, - нельзя.

И мы сидели, шаркая мозгами,
И не было такого никогда,
Чтоб выход нужный не был найден нами,
И не исчезла бесья чехарда.

Родился сын, второй, в больших тревогах.
Но он для нас стал смыслом жизни всей.
Какие мы изведали дороги!
Что проросло в семейной полосе!

На что нас только люди не толкали!
Каких советов слышать не пришлось!
Но мы судьбе ни в чем не изменяли,
Ее в догон ругать не довелось.

Мы сыновей растили, как умели,
Но, главное, чего хотели мы,
Чтоб выросли они на самом деле
Счастливыми и честными людьми.

Мы их не ограждали от царапин,
Не запрещали бегать босиком.
Никто не мог сказать, что первый - папин,
Второй - был просто маменьким сынком.

Росли они, по-будничному, просто,
Их разум пылкий все познать спешил.
И радовали нас по мере роста
Их чистота и доброта души.

На жизнь они смотрели не сквозь шторы,
А через растворенное окно.
Мир познавался ими в жарких спорах,
А не через разгульное вино.

Мы не ошиблись в них. И рады очень,
Что выросли они на радость всем,
Что наша затуманенная осень
Ну, скажем, серовата не совсем.

А годы шли. Мы, устали не зная,
Готовились перешагнуть рубеж,
Где возраст, бабье лето провожая,
Уже в долги осенние залез.

Когда рассветы летние тускнеют
И грустно дышит роща в сентябре,
Когда закат спокойствием не греет
И старый пес не лает во дворе.

            IV

И как-то сразу жизнь осиротела.
Чем жили мы, к чему стремились впрок,
Запудрил "немец" всем мозги умело,
Разрушил остов пьяница-царек.

Мы так привыкли бескорыстно верить
Генсекам и другим секретарям,
Что не смогли узреть за дымкой серой,
Как честь с умом и совестью сгорят.

Разбушевалось воронье над бором,
Пищат и жалят всюду комары,
Трещат границы и горят заборы.
И полетело все в тар-та-ра-ры.

Могучая, великая держава
Рассыпалась, как облако лузги, -
Заморская ехидная отрава
Царькам державным сдвинула мозги.

Вступили в моду суверенитеты,
Перевернули свой движенья путь.
Наутро встали - наголо раздеты,
Зато свободным так легко вздохнуть.

Остановились фабрики, заводы,
Не нужен стал стране колхозный труд,
Врагами стали целые народы,
Которых русским меньшинством зовут.

А, что - народ? Как-будто бы гипнозом
Его во сне волшебник окропил -
Торчит в груди колючая заноза,
А вытащить ее не стало сил.

А, что - завод? Хиреет шелудиво,
Ненужный труд станки остановил.
Магнат-директор с миною игривой
Строптивых всех на волю удалил.

В числе таких я оказался первым.
Но, видит бог, обиды - никакой.
Лишь только бы не заиграли нервы
И кое-что ни стало с головой.

Ему и тем, с кем я по жизни этой
Все тридцать лет в тревогах прошагал,
В тот день апрельский пасмурным рассветом
Я стих прощальный залпом написал.

"И вот настал тот скорбный час,
Когда с поддельною заботой
В бессчетный, но последний раз,
Ты проводил нас за ворота.

Родной завод - как дом родной,
Где все твоим пропахло потом!
И так безжалостно за мной
Закрыл навек свои ворота.

И невдомек тебе и тем,
С кем я за правду честно дрался,
Что горько мне терять совсем
Все то, чем жил и восхищался.

Придут другие? - Может быть!
Но вряд ли ты подобных встретишь,
Кто будет так тебя любить
И ты взаимностью ответишь.

Ты нечто кровное мое,
Испитое из полной чаши,
Мое земное бытие
В победах и ошибках наших.

Седые стены с первых лет
Впитали в порах массу истин
И, среди прочих, тусклый свет
И нить моих уставших мыслей.

Случалось всякое в пути -
На то оно и время роста!
Порою истину найти
Бывает, ведь, совсем не просто.

Но мы росли под детский смех
С надеждой, с верой, смело, просто...
Другие силы взяли верх
И вот мы оба у погоста.

Пускай их совесть загрызет,
Во что, по правде, я не верю.
Но больно видеть, что грядет
В твою бетонную аллею.

И в этот серый, скорбный час
Всплакнуть всухую остается.
И все же - будут помнить нас,
Как помнят всех первопроходцев!"

Мой слезный стих редактор не воспринял.
Все знать хотел, кого имел ввиду.
А я его внимательно окинул
И сразу понял, что ни с чем уйду.

Как все же люди свой покров меняют!
Вчера был красным, за ночь побелел.
Я знал, что птицы к осени линяют,
Но чтобы люди - сразу! Беспредел!

Пусть бог простит им злое искушенье!
Прощу ли я ? - Вот истины вопрос!
Ведь грех не в их ошибочном решеньи,
А в том, что слишком много бед и слез.

А что ж главком - хранитель интересов
Страны родной, живущей в море слез? -
Наш президент давно лежит на рельсах,
Все ждет, когда поедет паровоз.

И так с тобой мы стали ветераны.
Карпим, сгорбясь, над грядкой овощной.
Иначе быть в экстазе полупьяном
От голода и пенсии такой.

Донашиваем то, что сохранили
От тех, нелегких, но счастливых лет
Страны родной, которую любили,
И уж которой, по несчастью, нет.

Копаемся, а мысли, словно струны,
Бренчат уныло старческий романс -
Когда сгорим мы, как Джордано Бруно,
Что станет с грешной Родиной без нас?

А молодежь? Неужто мир блошиный
Ее желанный до костей предел?
Неужто мир с прекрасным и любимой
От них в далекий космос улетел?

Смотрю я изучающе и трезво
На двух своих любимых сыновей
И верю, что развергнутая бездна
Затянется над Родиной моей.

Пока такие парни, их немало,
Живут и, я уверен, будут жить,
Чуму чужую свергнем с пьедестала
И не позволим совесть загубить.

               V

"А внуки, внуки! Что же ты о внуках,
Хрычь старый, ничего не говоришь!" -
О внуках наших да при этих муках
Особый сказ! Садись! Чего стоишь?

Иль нет, постой! Поставь-ка чайник снова,
Остыл, поди! Да он уже пустой!
Ну, вот теперь, коль слушать ты готова,
Давай продолжим разговор с тобой.

Мечтать - не грех! А что нам остается! -
Надеяться, что красная заря
Наутро синим небом обернется
И день грядущий проживем не зря.

Когда сын первый по любви женился,
Ты помнишь, как мечтали по ночам,
Чтоб поскорее кто-нибудь родился,
Крепыш-малыш на радость закричал.

О внучке ты загадочно мечтала,
О внуке шустром вслух я говорил.
Потом пришли к единому началу -
Неважно - кто, но только чтобы был.

Родился внук! Как гордость ликовала!
Какое счастье привалило нам!
Ты помнишь, как невестку приучала
Кормить ребенка строго по часам.

А помнишь, как купали эту крошку,
Как звездочку, качали на руках.
Все баловали первенца немножко,
Он был улыбкой, искоркой в глазах.

А как его, младенца, закаляли,
Купая, как моржа, в такой воде,
Что на руках твоих гопак плясали
Мурашки, словно кони в борозде.

А внук наш, как котенок ясноликий,
Барахтался и радостно шалил,
Ручонками в игрушки нежно тыкал,
Мурлыкал и улыбку всем дарил.

А помнишь, как мы оба испугались,
Когда объелся винограда внук,
Как по врачам по городу таскались,
Больное тело не спуская с рук.

Какую радость все мы испытали,
Когда пошел он, "мама" - произнес.
И боль его мы тоже ощущали,
Порой почти-что до соленых слез.

Теперь - большой! Уже второй десяток
Он разменял в холодном октябре.
Но по весне следы от босых пяток
Хранят, как память, липы во дворе.

А славные соседские бабули
Ему напоминают до сих пор,
Как он, по-обезьяньи, на ходулях
Перелезал детсадовский забор.

Настанет день, когда ему придется
Дорогу в жизни зримо выбирать.
А нам с тобою только остается
Ему добра и счастья пожелать.

             VI

Опять весна с грачиной перепалкой
В края родные радость принесла.
Щебечут громко воробьи и галки,
Встречая время света и тепла.

Ручьи в луга стремительно сбегают,
Река вот-вот свой панцирь унесет,
Скворцы в борьбе хоромы занимают
И жаворонок в небесах поет.

Давай-ка, мать, заранее наметим:
Как только все посадим по весне,
Возьмем с собою внука и поедим
Поклонимся любимой стороне.

Покажем ему старые воронки
От бомб на неприметном бугорке,
Места побед и славы нашей громкой
С времен сражений на Воже  - реке.

Покажем дом, в котором народился
И голышом в саду курей гонял
Его отец, которым так гордился
Наш прадед, гордость чью я перенял.

Покажем луг, изрезанный Окою,
Болотца, где щурят рукой ловил,
Где по весне за луком - скородою
С ребятами соседскими ходил.

Пройдемся по лощинам и пригоркам,
Есенинским прославленным местам.
Быть может смысл и правду жизни горькой,
Увидя все, поймет и примет сам.

И не такой, какой ее сегодня
Нам преподносят их говоруны,
Которые вниманий недостойны
Лишь потому, что лживы до слюны.

А нам сторонка наша сил прибавит
И часть болезней в космос унесет,
На время старость позабыть заставит,
Годам ушедшим свой предъявит счет.

И успокоит тишиной приокской.
А луг, набросив на заре вуаль
Туманной дымки, красотой неброской
Разгонит прочь тревоги и печаль.

И мысли вновь своею чередою
В спокойном русле потекут опять.
Мы будем грезить доброю снохою
И внучку-крошку терпеливо ждать.

Вот  только бы совой не закричала
Жизнь наша у поломанных ворот,
Где зародилось честное начало,
А под конец - совсем наоборот.