Повесть о встрече с Гекатой

Дельфийский склеп. Души моей – безбрежный лабиринт.
Редеют звёзды в полости китовой, да сопит один просвет.
Иона шепчет: “смерти нет”, а в горле склянки – манускрипт, –
Светящийся как встарь каймою путеводной, ждущий свой брегет.

Заветами, сонетами авгурских мастаков иль сердобольных слизней;
Среди безликих воинов, беглых трубачей, слащавых узников и мора;
Испокон век вздымается из пустоши морской, хватая воздух жизни,
Необузданное чудовище, чьё марево ночей, холит художника-изгоя.            

Но вот разверзнется забвения сосуд, струей вальсирующих капищ,
Так содрогнётся втуне, воспротивясь чреву, неродившийся на свет,
И разорвёт шестью крылами жгут! Не завлечёт его мирская светоч,   
Не сгубит быль замёрзших рек, коль Посейдону рознь упалый Кифаред! 
 
Сердечности придавший лик, узрит он за хрустальною мембраной,
Подводный мир бессчётных анфилад, дворцов, хребтов и пучеглазых.
Изыди, демон, в свой парник! – отрежут мешкоротые нежданно, –
Ты посягнул на тайнописный лад, так получи ж чернил кровавых!

Раздастся крик, пронзающий знаменья. Наступит тьма наперекор,
Слезам трёхглавой примадонны за портьерой, что полюбила мой тенор.   
Она распустит косы грациозно над геенной, троим злодеям дав отпор,
И всепронырливые щупальца вселенной, уже несут меня в шатёр.

Прольётся лунная корона – я увижу, веленьем девичьего сердца в тайнике,   
Как восседает бледная царица, на волкодавах ярости, нежась дезабилье.
При всей красе – язык наружу, – колюр проклятья проступает в мундштуке,
Но мне подвластна колесница, покуда сила невесомости на нашей стороне.

Скорей в Содом – пучину страсти! Невиданный сюжет амурных снов.
Где заарканится твоя змеиная порода и вьестся жалом в устье набекрень,
Где скарабеи врассыпную у запястья, пульсируют над твердью в унисон
Где нас не будет после скоро восхода – где будем помнить наш апрель...